Алексей Гришин
Решение офицера

Узнала. Узнала, но продолжает играть. Зачем? Мысль о внезапной любви к уроду отметаем сразу, как дурацкую. Влюбленная Колетт? Конечно, возможно, но не так и не в того. Если она работает на графа или графиню, в сторону полицейских сержантов ей и смотреть неинтересно – не тот доход. А если продолжила работать на кастильцев? У них к сержанту Ажану счет серьезный.

С другой стороны, если засада – зачем такие хитрости? В ночном городе всадить нож в спину можно и по дороге домой – благо адрес ни для кого не секрет. Тогда что? Интересно, а значит…

– Разумеется, Николь! Такие красавицы не должны ходить одни. Не дай бог украдут – город такой потери не переживет. Позвольте предложить вам руку.

Дальше начался обычный треп молодых людей – веселый, полный намеков, но ничего не обещающий. Попытки Жана выяснить причину полученного приглашения были отвергнуты с изяществом, достойным опытной интриганки, – под болтовню вроде как недалекой простушки, уверенно, но совершенно не обидно.

Зимний амьенский вечер, звездное небо, полная луна, освещающая узкие кривые улицы, в романтическом свете которой скрывается грязь, но подчеркивается строгая красота средневекового города. И милый щебет очаровательной девушки, каждый жест, каждая интонация которой буквально кричат, что ты ей небезразличен.

Так никогда не было в этом мире. Лишь в том, оставшемся бесконечно далеко. Когда лейтенант с эмблемами связиста шел по вечернему минскому парку, не думая ни о прошлом, ни о будущем, просто наслаждаясь бесконечно прекрасным настоящим. Та девушка… потом жена… как она там? Что с ней, с дочерьми?

Воспоминания о семье выручили, вернули способность думать, анализировать происходящее.

Итак, нас охмуряют, это очевидно. Стоит ли принимать эту игру? Мозг говорит, что не стоит. Тело… да, с этим сложнее. С другой стороны, почему нет? Мы целибат не принимали… В общем, решим потом, пока что сохраним возможность будущей встречи. В конце концов, играть мы тоже умеем. Поэтому уже на подходе к замку в лунной тени высокого дома, где их не могли увидеть случайные прохожие, Жан обнял девушку за плечи.

– Николь, смогу я увидеть вас завтра? – именно так, добавив в голос жар влюбленного идиота.

– Ой, завтра – не знаю, я ведь своим временем не располагаю… Если только в воскресенье, я буду сопровождать госпожу на молитву в Нотр-Дам. Найдите меня в церкви, – в темноте не видно лица, но никаких сомнений – Николь смотрит самым очаровательным своим взглядом.

– Воскресенье, еще три дня, да я с ума сойду! – и попытка поцелуя, от которого девушка очаровательно уклонилась.

– До воскресенья, господин сержант!

Да, если бы на месте Жана был обычный молодой человек, у него шансов не было. Влюбился бы по уши, до полной потери мозгов, как четыре года назад влюбился в нее юный граф де Бомон. Да что там молодой человек, у Жана бы шансов не было, если б не помнил он эти глаза тогда, в Клиссоне, не видел трупа несчастного офицера, племянницей которого представлялась эта самая Колетт.

Что же, еще одна загадка, которую будет интересно разгадать. Только это потом. Сейчас главное – завтрашняя встреча с мадам де Ворг. Все еще мадам де Ворг, хотя Прекрасная Марта еще перед Рождеством, разумеется, по большому секрету, передала свежую сплетню о том, что сам шевалье разоблачен как шпион, но сумел сбежать от правосудия. В этом случае можно было легко добиться развода, однако графиня с этим не торопится. Связано ли это с предстоящим разговором? Интересно, черт побери!

В полдень Жан подошел к заднему входу таверны. Тому, которым пользовались слуги, через который вносились на кухню продукты и выносился мусор. О том, чтобы войти через главный вход, не могло быть и речи. И не только потому, что Ажан простолюдин. В данном случае главным было то, что он мужчина. Ибо это была та самая таверна Прекрасной Марты, где собирались дамы высшего света. Будь ты барон, граф, да хоть герцог – в это заведение тебе ходу не было. Может быть, для его величества было бы сделано исключение, и то не факт. Во всяком случае, до сих пор король Галлии не пытался зайти в это здание.

Жана встретила сама Марта и повела каким-то темным и узким коридором. Еще предыдущим вечером она сказала, что в таверне имеются кабинеты для приватных бесед. Обслуживала таких посетителей трактирщица лично, и только она знала, кто здесь и с кем встречается. Тайна кабинетов была самым охраняемым секретом и одним из главных источников ее дохода.

Кабинет, где обедала мадам де Ворг, был, собственно, небольшой, но богато украшенной комнатой с длинными узкими окнами, расположенными вверху. Они давали достаточно света, но разглядеть сквозь них что-то с улицы было совершенно невозможно. В кабинете был лишь изящный обеденный стол и четыре стула. Обстановка напрочь отметала любые мысли о возможном неподобающем поведении гостей – просто удобное помещение для обеда и доверительного разговора.

Графиня сидела за столом, на котором стояла бутылка вина и два стакана.

– Жан, заходи, присаживайся. Попробуй вино – оно превосходное. Я заказала обед на двоих. Надеюсь, ты не откажешься пообедать со мной?

– Благодарю за честь, ваше сиятельство. Поверьте, я рад вас видеть.

Рапиры извлечены из ножен, участники словесной дуэли приготовились к схватке.

Да, эти двое через многое прошли вместе, они верят друг другу, всегда готовы помочь, но сейчас, очевидно, отдельная ситуация. Должно прозвучать что-то необычайно важное и, вероятно, опасное для обоих. Иначе зачем эта таинственность?

А начать такой разговор тяжело, потому и чувствуют себя собеседники, как фехтовальщики в смертельном поединке.

Первой решилась графиня.

– Ты знал, что Идальго – мой муж? Тогда, в таверне Этампа. – Взгляд прямой, твердый, от такого не увернешься уклончивым ответом, не потеряв навсегда доверия собеседника.

– Не знал, но догадывался. Если бы тогда вы потребовали доказать – я бы не смог, – также твердо ответил Жан, глядя прямо в глаза. Такой взгляд для простолюдина недопустим, но сейчас этим двоим, по-видимому, было не до этикета.

– Тебе все надо доказывать, – горько усмехнулась графиня. – Даже на дороге из Тулузы, когда на тебя напали, ты ждал доказательств, прежде чем начать защищаться.

– К счастью, не всегда. В частности, мне не нужны доказательства, чтобы верить друзьям.

– К числу которых, разумеется, не может относиться графиня, – мадам де Ворг скорее констатировала факт, чем задала вопрос.

– Разумеется, – Жан кивнул. – Но вы всегда можете рассчитывать на мою помощь. У вас что-то случилось?

Оказалось, действительно случилось. После того как известие об измене де Ворга просочилось в общество и стало самой обсуждаемой темой светских сплетников, графиня замкнулась в себе – не было ни желания, ни сил терпеть сочувствующие, а порой и ехидные взгляды знакомых. Сказать что-то едкое дочери графа – таких смельчаков не нашлось, но вот взгляды… За них не вызовешь на дуэль, не отдалишь от двора. Но от них и не спрячешься, а жалят они безжалостно, как наточенные клинки в опытных руках.

В результате у графини появилось свободное время, которое она посвятила девочкам мамаши Шантерель. Тем самым юным проституткам, вырванным из жуткого борделя, работа в котором всегда заканчивалась смертью несчастных. Сейчас они жили в приюте, обеспеченные едой и одеждой. Благочестивые монашки всеми силами пытались вернуть их к нормальной жизни, научить ремеслам, которые нужны девушкам, желающим жить достойной жизнью. Что-то получалось днем. Но девчонки искренне не понимали, почему ночью им нельзя заниматься делами привычными и, что греха таить, приятными.

Тогда следовали наказания, обычные в это суровое время. Но наказания не приводили к исправлению. Лишь к скрытности и озлоблению на этих ненавистных взрослых, вырвавших их из теплого и уютного мира. Словам о том, что все их подруги, якобы уехавшие в большой мир, были убиты, девочки не поверили, а эксгумацию трупов власти проводить не стали, чтобы не спровоцировать народ на самосуд.

В этот момент в их судьбе и появилась мадам де Ворг. Знатная женщина, богатая, красивая, образованная, запросто болтала, рассказывала интересные истории, обсуждала девичьи проблемы. Не с позиции Святого Писания, как это делали монахини, а просто из своего опыта.

И оказалось, что мир вокруг широк и прекрасен, труд может быть самым разным, только приложи силы и научись тому, что тебе интересно. А то, за что их ругали и наказывали, очень важно, но должно принадлежать одному человеку, самому главному, которого каждой из них еще только предстояло встретить.

Разговоры были долгими, непростыми, часто выматывавшими у графини все силы, а приносимые изменения маленькими, едва заметными, но они были! И еще в них рождалось доверие к этой госпоже, а доверие рождало рассказы. О гостях борделя, их манере говорить, двигаться, типичных фразах. О случайно подслушанных разговорах с Мэтью Серым. Мадам де Ворг узнала то, что не смогли вытянуть из девочек ни полицейские, ни люди старшего брата.

Она узнала о существовании в Амьене Организации. Именно так – Организации, с большой буквы, куда входили люди, не относящиеся к элите Амьена. Но, сплотившись, они легко могли контролировать всю жизнь этого города.

Это знание не пришло свыше. Вначале одна девочка рассказала, как Мэтью ругал одного из посетителей за то, что тот неверно рассказал об охране какого-то каравана. Затем другая – как двое посетителей обсуждали, сколько они получат за информацию о состоянии графской казны. После этого графиня уже начала задавать вопросы целенаправленно. И вот она знает об Организации, может что-то рассказать о ее участниках, хотя девочки и не знали имен своих клиентов. А толку?

Пыталась поговорить с отцом, старшим братом. Оба отреагировали одинаково – не надо фантазировать и лезть в мужские дела. Занимайся, дорогая, вышивкой и сплетнями. Или вон на бал сходи – давненько на балах не была. И не бойся косых взглядов – мы всем, кому надо, косоглазие навсегда вылечили.

Так что не удалось Миледи найти своего Ришелье. Осталось обратиться к Рошфору, на роль которого идеально подошел некий полицейский сержант. Или она и здесь ошиблась?

– Интересный разговор у нас получается, ваше сиятельство. Если бы эту историю мне рассказал кто-то другой, я бы однозначно согласился с вашим отцом и братом – слишком все театрально выглядит. Тайное общество, с не менее тайным руководителем, контролирующее город, где без ведома вашего батюшки, по-моему, куры не несутся. – Жан задумчиво пригладил волосы, взял свой бокал, полюбовался на игру света в вине и отставил в сторону – не до него. – Однако рассказываете вы, а значит, это не фантазии впечатлительной барышни. Надеюсь, располагаете временем? Тогда давайте с начала и подробно. Сейчас будет важна каждая мелочь.

К концу разговора нетронутый обед остыл, вино осталось невыпитым – собеседники о них просто забыли. Главным было другое – получена серьезнейшая информация, с которой неизвестно, что делать. Доложить по инстанции? Вроде как графы прошляпили, а мы в полиции такие молодцы? Интересно, в какую даль пошлет де Романтен? Короче – не вариант.

Заняться в порядке личной инициативы? Еще веселей – на оперативном поле один никогда воином не был, а здесь в противниках целая Организация, чтоб ее…

Остается, как всегда, искать третий путь. К счастью, хоть с этим проблем нет. В заведении мамаши Шантерель нашли украшения, похищенные лесными разбойниками. У адвоката Вержа – ткань от них же. Мэтью Серый ругал кого-то за неверные сведения о караванах. Так что связана Организация с лесом, это очевидно. Тогда основной остается работа в лесу, а информацию графини придется отрабатывать как резервную. Причем тихо – поспешность в таком деле до добра не доведет. Тем более что конкретики недостаточно.

Да, какие-то персонажи просматриваются, а что дальше? Какова их роль, цели, задачи, поставленные Организацией? Неизвестно. Одно хорошо – девочки рассказывали, что не раз слышали о каких-то встречах перед плахой. А не таверна ли это, принадлежащая господину, несколько месяцев назад выбравшему себе псевдоним «Фальстаф»? Если так, то госпожа Фортуна и в этот раз на стороне полиции. Так не будем же отворачиваться от ее сияющей улыбки! Сегодня же вызовем агента на срочную встречу.

Но вечером.

А днем Жан продолжил начатую с утра работу – организовывал эксперимент на мнимое благоприятствование, как это называлось в учебниках.

Вокруг города были выставлены скрытые посты разведчиков с задачей отмечать все необычное. Пойдет ли из какой трубы необычный дым, взлетит ли в неурочный час стая голубей или какой одинокий голубь стрелой помчится прочь из города – обо всем этом вечером следовало доложить.

В это же время сам шевалье де Ренард, глава купеческой гильдии Амьена, дал указание за три дня сформировать крупный караван на Кале, куда прибывает какой-то корабль, готовый забрать крупную партию великолепного амьенского сукна. Не беда, что собрать серьезную охрану не получится – разбойники за три дня не успеют подготовиться. А оплата пойдет через банки, там уже деньги будут в безопасности.

Решатся ли на самом деле бандиты напасть на такой караван – вопрос. Но их осведомители в городе направить информацию обязаны, они упустить такой случай не имеют права. Риск? Да, присутствует. Только вот уже четыре года их судьба милует. Бог, ну или демон, пронесет и на этот раз.

Ожидания Ажана оправдались в полной мере. В этот день были зафиксированы и черный дым, поднявшийся в холодное зимнее небо над одним из окраинных домов. И стая голубей, слишком долго кружившая над Амьеном, и телега, сломавшаяся на выезде из города. Только улетающий голубь замечен не был – то ли прозевали, а то ли и не было его вовсе.

В любом случае владельцы внезапно задымившего дома и голубятни были установлены. Ими оказались достойные амьенцы, близко не вхожие в высшие круги общества и уж, упаси Господи, никогда не появлявшиеся в заведении мамаши Шантерель.

С хозяином сломавшейся телеги все оказалось интереснее. Узнав о происшествии, Ажан под видом путешествующего бездельника проехал мимо. Ну не понравился ему возница, и телега не понравилась, и вообще настроение было гнусное. Короче, высказал он все, что думает об идиотах, мешающих честным людям по дорогам ездить. Выслушал в свой адрес не менее лестные слова, пошел разбираться. Но, как часто бывает, дело до драки не дошло. Более того, помог телегу убрать подальше на обочину. Причина поломки оказалась банальна – ось сломалась. Бывает, разумеется, но ось оказалась надпиленной, а, стало быть, не сама произошла поломка.

После этого Ажан уехал по своим делам, а возница остался ремонтировать телегу. Вот наверняка какой хахаль жены ось подпилил, чтобы муж подольше домой не возвращался – теперь ремонт на целый день затянется. Ругаясь на чем свет стоит, возница проклинал и свою судьбу, и этот день, даже не подозревая, что именно сегодня навеки вписал свое имя в историю амьенской полиции, став первым объектом профессионального наружного наблюдения под рабочим псевдонимом «Лопух».

Амьен,

конспиративная квартира «Теплая»

Квартира появилась в распоряжении амьенской полиции от щедрот главы амьенской купеческой гильдии, в прошлом мэтра, а ныне шевалье де Ренарда. Этим подарком сей благородный муж стремился не столько внести лепту в борьбу с преступностью, сколько загладить свою вину перед Жаном, коего из родительской ревности несколько месяцев назад пытался отдать в лапы своих костоломов. Показалось ему, что молодой полицейский подбивает клинья к любимой дочке.

Слава богу, вовремя одумался, все получилось даже великолепно, словно сам Всевышний сложил невероятный пасьянс, на какой Ренард не смел надеяться в самых смелых мечтах.

В самом деле, руки Эльвиры попросил целый барон! Да что там титул – этот де Безье принят семьей графов Амьенских, владетельный граф лично пожелал быть посаженым отцом на свадьбе!

В первый раз, когда дочь появилась при графском дворе, на нее обрушился залп язвительных колкостей и насмешливых взглядов благородного общества. Целых пятнадцать минут она держалась за локоть жениха, как за спасительный обломок палубы в грозном штормовом море. А потом граф лично выступил перед собравшимися и очень доходчиво объяснил, что мадемуазель Эльвира – невеста дорогого для него человека, милая, воспитанная и благонравная девушка, для которой всегда открыт его замок. А кто думает иначе – тому не следует впредь в этот замок приходить, пока не образумится. Подействовало моментально.

С тех пор дочь с женихом проводили в графском замке все вечера, что не мешало им днем работать с Ренардом над программой инвестиций в поместье де Безье, просчитывая варианты денежных потоков и оценивая риски. Причем на высочайшем профессиональном уровне.

Все сложилось удачно, кроме одного – Эльвира буквально требовала от отца компенсации Ажану за необоснованные подозрения. Причем оправдания, вроде как они теперь партнеры и папа тратит немалые деньги на борьбу с лесными разбойниками, в расчет не принимались категорически – то служба, а то личное. Да, научил доченьку на свою голову! А жених-то, жених… Нет, в семейные дела не лезет, но попробовал как-то Ренард пожаловаться ему на ситуацию, надеясь на естественную ревность. В ответ получил вежливое, но жесткое: «Ошибки надо исправлять. Особенно допущенные по отношению к друзьям Эльвиры». Точка. Пришлось самому идти, договариваться, не зная, что и наезд дочери и реакция де Безье были заранее срежиссированы Ажаном.

Тот ввязался в серьезную драку, победить в которой можно, только используя все возможности, которые предоставляли опыт и эпоха. Опыта было достаточно, но вот с возможностями была проблема. Не набила еще полиция необходимых шишек, искренне не понимала вещей, элементарных для бывшего чекиста.

В частности, зачем были необходимы безопасное место встреч с агентурой и тайная база наружного наблюдения. И что было делать? Просить руководство? Все равно, что объявить о своих планах прямо на городском рынке, да еще в базарный день. Потому и пришлось выкручивать руки будущему родственнику. Кстати, как по-русски зовется тесть брата? Забыл… Кажется свойственник… ну вот ему и выкрутил.

Наружка разместилась в небольшом приделе конторы. Мало ли что за работники там сидят и чем занимаются – люди любопытные у купцов долго не работают. А уютная квартирка, ранее использовавшаяся Ренардом для встреч приятных, но не афишируемых, получила название «Теплая». И принимал на ней Ажан только проверенную агентуру.

Сегодня на встречу пришел агент Фальстаф.

С того дня, как уважаемый владелец таверны «Перед плахой» начал сотрудничать с полицией, дела его пошли в гору. А как же – полиция в его заведение заходила редко, облавы проводились, но всегда безрезультатно – лихих людишек, на кого собственно и шла охота, хозяин всегда успевал вывести через хитрую дверцу, что располагалась на кухне и была замаскирована под старый шкаф. Тупые полицейские так и не смогли сообразить, куда исчезают люди, которые вот только недавно зашли в заведение. Впрочем, это и естественно – убийцы да воры куда как смышлёней этих служак, ни на что дельное отродясь не способных. Правда, в конце концов, эти рыцари кистеня и отмычки оказывались на скамье подсудимых, но вдоволь нагулявшиеся, уверенные в своей исключительности и не подозревающие, что облавы проводились с единственной целью – подкрепить легенду агента, исправно сообщающего об увиденном и, главное, об услышанном от клиентов. А уж с такой информацией принять их в теплые полицейские объятия где-нибудь подальше от таверны было делом техники.

Так и шла работа к взаимному удовольствию полицейского и агента. До этого дня. В этот же раз Ажан спросил о собраниях посетителей тихих, небедных и респектабельных. И впервые Фальстаф попытался уйти от ответа.

– Ой, ну что вы, господин сержант, какие такие господа? Вы же нашу публику знаете – их только в Зеленом квартале и уважают. А уж чтобы ко мне действительно солидные люди зашли, да еще чтобы дворяне… Нет, иногда молодежь заходит. Для куражу, мол, какие мы храбрые – готовы и на дно заглянуть – никого не боимся. Но такие компании сразу видны, постоянные посетители лишь посмеиваются – красть у них нечего, а связываться с такими, точнее – их родителями, себе дороже. Будет действительно интересно – обчистят за милую душу, а так… Но чтобы, как вы говорите, собрания – нет у меня такого, Всевышним клянусь!

Честное лицо, прямой взгляд, уверенный тон. Ему бы в актеры. Хотя нет, тем платят мало, куда меньше, чем приносят посетители таверны «Перед плахой».

Можно, конечно, кулаком по столу грохнуть, можно и в глаз, но неправильно это. Тоньше надо, деликатнее, что ли… Хотя…

Жан вскочил, схватил Фальстафа за волосы, поднял его голову, заставив смотреть себе в глаза.

– Слушай внимательно, дорогой, – голосом тихим, почти ласковым, – говорю один раз. Как считаешь, я просто так вопрос задал? Нет? Правильно. Я вообще хоть раз тебя просто так спрашивал? Опять нет? Умница! А теперь подумай, что ту компанию ждет? С тобой или без тебя, но попадут они в наши мрачные казематы. И начнут говорить. И тебя, дружище, не забудут. И кем ты тогда станешь? Не знаешь? Соседом ты их станешь, по камере. Они люди непростые, могут и выкрутиться, но за тебя кто вступится? Я? С чего это? Это своих друзей я буду защищать, а раз ты мне врешь – какой ты мне друг? Я, как обещал, о наших делах никому и никогда, но чтобы помогать?! Когда ты мне в глаза лжешь?

Во время этого монолога лицо уважаемого трактирщика уверенно белело.

– Да, кстати, ты же их предупредить можешь! Как, предупредишь?

– Что вы, господин сержант, меня же сразу спросят – откуда я узнал! Я же не самоубийца! – почти прокричал агент.

– Это хорошо, что не самоубийца, – успокаиваясь, сказал Ажан, с видом довольным и уже миролюбивым. – Только спросит-то кто? Кому рассказывать нельзя, осторожный ты мой?

Поняв, что проговорился, Фальстаф еще покочевряжился для порядка, а потом рассказал все очень подробно. К сожалению, информации набралось немного.

Это началось примерно год назад. К трактирщику подошел невзрачный человек среднего роста, обычного сложения, в обычной дорожной одежде. Подошел поздним вечером. В неярком свете свечей определить не то что цвет глаз – цвет волос было нереально. И сказал, что таверна ему нравится, он будет здесь встречаться с друзьями. В отдельном зале, о существовании которого знали лишь несколько человек в городе. Авторитетных. Опасных.

И этот господин был опасен. Трактирщик не трус, но господина испугался до дрожи в коленках. Хотя тот и не угрожал даже – просто сказал, что иногда будет приходить с друзьями. О посещении предупреждал заранее. Как? По-всякому. Иногда мальчишка сообщит, иногда нищий. Подойдут и скажут, что тогда-то будет нужен зал. И всё. Кому? А он не назывался, и так ясно было.

Кто обслуживал? Да никто – люди приходили, разговаривали, уходили, оставляя после себя весьма достойную оплату, но ничего не заказывали. Ни еды, ни питья.

Как выглядели? Да в сумраке разве разглядишь? Мужчины, женщины, обычно человек по десять. Иногда меньше, иногда больше. Всё. Что теперь? …Всего лишь? Сделаю, господин сержант! Это мне по силам, не подведу.