Алексей Атеев
Солнце мертвых
«Устрою-ка я вечеринку, – подумала она и сама обрадовалась неожиданному решению. – Соберу сослуживцев, скажу, мол, юбилей у меня или что отпуск решила отметить. Этих, что ли, позвать. – Она покосилась на Струмса. – Нет, без них обойдусь». Все, что напоминало ей о старом кладбище, она решительно гнала из памяти: «Старик Асмодей обещал, что все закончилось. А если нет? Ну, будем надеяться…» Наконец машина остановилась возле ее дома.
– Приехали, – сказал Струмс. – Завтра мы к вам обязательно зайдем. Проверить, все ли в порядке.
– Хорошо, – Валентина Сергеевна на ходу попрощалась и бегом устремилась домой.
В квартире было тихо и сумрачно. Она отдернула шторы, распахнула окна. Потоки света рванулись в комнату, и сразу же стало видно, какое в квартире запустение. На полу еще остались следы сапог давешнего слесаря, повсюду лежала пыль.
«Сейчас же берусь за уборку, – решила Петухова. – Но начну все же с зеркала». Она зашла в прихожую и долго смотрела на свое отражение в пыльном стекле. Зеркало как зеркало. «А может, оставить? Нет!» Она решительно схватила подвернувшийся под руку молоток и запустила им в зеркало. Раздался звон бьющегося стекла.
«Ну вот, избавилась наконец-то. Теперь обзвонить всех, пригласить на вечеринку». В следующие полчаса она этим и занималась.
Гостей набралось человек семь – собственно, все работники ее библиотеки. Большинство были удивлены неожиданным приглашением, но не отказался никто. Напротив, они были заинтригованы: до сих пор в гости она никого не приглашала. Еще пара часов ушла на уборку и на приготовление всякой снеди: гулять так гулять. Начало назначила часов на восемь, но про себя твердо решила, что закончит сегодняшний день обязательно в окружении людей.
Она тщательно готовилась к вечеринке, чтобы не ударить лицом в грязь. Что же приготовить? Взгляд ее упал на корзину грибов, подаренную старухой.
О! Грибы! Вещь вкусная и пройдет «на ура», тем более белые грибы.
К восьми часам стали собираться гости, дамы приходили с мужьями, и людей было значительно больше, чем она рассчитывала. Вечеринка удалась на славу. Никто не ожидал, что их строгий директор – такая компанейская женщина. Многие были просто потрясены, а она шутила, смеялась, совсем забыв про свои страхи. Было уже довольно поздно, когда она вспомнила, что в духовке у нее томятся грибы. Она вынесла блюдо, обильно политое сметаной, и стала раскладывать грибы по тарелкам.
– А себе почему не кладете? – спросили ее.
– Да я собирать люблю, а есть не очень, так, в охотку.
Но все стали нахваливать вкусные грибы, восхищаться мастерским их приготовлением, и Валентина Сергеевна решила попробовать дело рук своих. Правда, она опасалась лиходеевских даров, но все кругом так аппетитно ели, что она не выдержала. Зацепила на вилку гриб, положила в рот и стала жевать. Действительно вкусно. Неплохо она приготовила.
Вдруг Петухова почувствовала, будто электрический заряд огромной мощности ударил ее. Ужасная дрожь затрясла тело. Она выгнулась дугой и повалилась на пол. Она не слыхала ни испуганных голосов гостей, ни звука подъехавшей кареты «Скорой помощи».
Врач наскоро осмотрел ее. Картина была ясна: Петухова была мертва. Пульс не прощупывался, зрачки на свет не реагировали. Неужели отравление грибами? Многим стало дурно, некоторых начало рвать.
Доктор с сомнением посмотрел на грибы, понюхал их и успокоил собравшихся. Невероятно, чтобы смерть от отравления наступила так стремительно. Скорее всего это сердце. Однако он взял немного грибов на анализ.
Потрясенные гости медленно расходились по домам.
…Петухова очнулась (уже в который раз за это время), но ничего не могла понять. Что с ней? Где она? Она чувствовала, что лежит на чем-то холодном, похоже, на камне, но ей было не холодно. Сознание только констатировало обстановку. Она попробовала приподняться, открыть глаза, пошевелить рукой или ногой. Это ей не удалось. Что же случилось?
В то же время она слышала отдаленные голоса, какой-то глухой шум, звук льющейся воды. Внезапно громко хлопнула дверь, и в помещение, где она лежала, вошли, как Петухова поняла по голосам, двое.
– Ну, кого будем вскрывать? – спросил грубый мужской голос. – Эту, что ли, из библиотеки?
– Нет, ее не надо, – ответила женщина, – подождем главного. Давай вон того старика с раком легких.
«Что значит вскрывать? – в испуге подумала Петухова. – Где я?» Мысли бешено скакали под черепной коробкой.
Послышалось звяканье металла, какой-то непонятный хруст.
Что происходит? И почему она совершенно не владеет своим телом? Она вдруг вспомнила о вечеринке: а где же гости? Потом в памяти всплыл гриб на вилке, страшный удар…
«Эти мертвецы все же достали меня», – ужасная мысль, которой не хотелось верить, возникла и потрясла ее сознание. Она умерла и находится в морге. Это подтверждали голоса в комнате – видимо, вскрывали труп. Следующая на очереди – она. Чудовищность происходящего заставила разум включиться в очередной раз.
Сознание вернулось к ней внезапно. Она чувствовала, что лежит на чем-то жестком, одетая. Рядом вполголоса разговаривали. Голоса были знакомые. Говорили о ней. Беседовали ее заместитель Вера Капитоновна и одна из библиотекарш – Люся. Валентина Сергеевна сделала попытку подняться, но, увы, тщетно. Тело не повиновалось ей. Тогда она стала слушать.
– Покойница, царство ей небесное, была крутовата, – тихо промолвила Вера Капитоновна.
– Да уж, – подтвердила Люся. – О мертвых плохо не говорят, но неприятная была женщина.
«Это я и сама знаю», – отметила Петухова и продолжала напряженно прислушиваться.
– Вообще со странностями, – продолжала Люся, – эта ее борьба с религией…
– Да, – продолжала Вера Капитоновна, – попов она не любила, попила их кровушки. Теперь-то они обрадуются.
– Может, отпевать ее нужно было? – нерешительно заметила Люся.
– Господь с тобой, кто бы ее отпевать стал?
– Ну все же…
– Однако как странно она умерла… Сидела рядом, со мной шутила, смеялась, я, признаться, ее не узнавала, и вдруг бряк на пол! Я все же думаю – она грибами отравилась.
– А говорят, сердце.
– Мало ли что говорят…
– Так ведь грибы-то мы все ели, и никому ничего…
– Ничего не значит, – недовольно сказала Вера Капитоновна, и чувствовались в ее голосе властные нотки будущей директрисы. – Попался, наверное, ядовитый гриб.
Люся предпочла не вступать в спор с начальством и нерешительно спросила:
– А вскрытие что показало?
– Так не было же вскрытия! – почти с восторгом закричала Вера Капитоновна. – А ты что, ничего не знаешь?
– Вы о чем?
– Да об убийстве в этой гостинице для начальства – знаешь такой особнячок двухэтажный, в парке за исполкомом?
– Нет, ничего не слыхала.
Валентина Сергеевна слушала с чрезвычайным вниманием, да и что ей оставалось делать? Она почему-то сразу поняла, что речь сейчас пойдет о Струмсе.
– Так вот, – продолжала драматическим шепотом Вера Капитоновна, – с ассистентом. Что уж за ученый, не знаю, только, видать, очень важный, потому что все городские шишки там собрались, ну это же потом… Так вот, вчера вечером уже почти ночью, их убили. Да страшно-то как! У меня зять в милиции служит, он по секрету рассказал. Искромсали их, вроде бритвой, на мелкие ремешки, головы у обоих отрезали, так их и не нашли. Весь номер кровью от пола до потолка залит. И представь, никто ничего не слышал. Дежурную по этажу, конечно, сразу увезли, куда ты думаешь? В «красное здание».
Люся испуганно ойкнула.
– Видать, их сонных пристукнули. И самое странное, зять говорит, все в недоумении – стены кровью какими-то знаками исписаны непонятными. Единственный знак знакомый, звезда пятиконечная, но вершиной вниз!
– Так кто же их убил? – шепотом спросила Люся.
– Предполагают шпионаж, – значительно ответила Вера Капитоновна.
Надолго воцарилось молчание. Потом Вера Капитоновна продолжала:
– Вскрывать-то ее вчера должны были, да патологоанатом чего-то замешкался. А сегодня все там, на этом убийстве, не до нее. Мне ее выдали, сказали: хороните без вскрытия, и так все ясно.
«Боже мой! – отметила про себя Валентина Сергеевна. – Прошло уже два дня!» Струмс погиб и Коля – единственная надежда, единственная спасительная ниточка порвалась…
Но ведь она жива! Да жива ли?
Она вспомнила всех этих мертвецов, или биороботов, как называл их профессор. Неужели и ей суждено стать такой же? Но почему? В чем она виновата? Какими силами втянута в непонятную игру, правила которой ей неизвестны, а цели непостижимы? Кто на самом деле этот Струмс и просто ли деревенский колдун Асмодей Чернопятов? И не выходит ли так, что люди вроде муравьев в муравейнике, которые суетятся, куда-то беспрерывно бегут и не знают, что рядом с ними существует колоссальный непознанный мир? Не оказалась ли она в роли муравья, попытавшегося заглянуть за край реальности?
«Или стрекозы», – явственно раздался в сознании голос, удивительно похожий на голос Струмса.
«Или стрекозы, – повторила она. «Ты все пела, это дело, так пойди же попляши». Вот и поплясала…»
Она прислушалась к разговору, происходившему рядом с гробом, в котором она лежала.
– Петухова-то наша номер выкинула, – недовольно шептала Вера Капитоновна, – завещание оставила: похоронить надо ее не как всех, на городском кладбище, а отвезти в какую-то Лиходеевку и закопать на каком-то старинном… Вроде там деды-прадеды схоронены. Смотри, какая аристократка, никогда бы не подумала.
– И мы что, все поедем туда? – тоскливо спросила Люся.
– Поезжай, если хочешь, а я не поеду. Проводим в последний путь, а там на машину и в эту чертову Лиходеевку. Все уже приготовлено, могила выкопана.
– А кто повезет-то ее?
– Да договорилась я тут с одними из автобазы, двое пьянчужек. А там в Лиходеевке их встретят, старик один, имя забыла, мудреное какое-то. Они и закопают.
– А памятник?
– Все потом. Машина сегодня в четыре у нас в библиотеке.
– Это я знаю, – сказала Люся. – Да как-то неудобно, все-таки зароют какие-то совершенно посторонние люди, надо бы, чтобы кто-то от коллектива был.
– Давай-давай езжай, если совесть мучает, только смотри, как бы чего не вышло. Два пьяных мужика, кругом лес, как бы юбку тебе не помяли.
Люся ойкнула и замолчала.
Валентина Сергеевна про себя горько вздохнула: даже похоронить толком не могут, все тяп-ляп. Мало она гоняла эту Веру Капитоновну, змею подколодную. Однако вдруг вспомнила она, повезут-то в Лиходеевку. Все старик Асмодей сделал по-своему! «Как хотел, так и сделал», – снова бухнул в голове мужской язвительный голос, очень похожий на голос Чернопятова.
«Что это у меня с головой стало? – с удивлением подумала Петухова. – Голоса какие-то… Эй, кто там, отзовись!» – мысленно крикнула она. Но никто не отозвался.
«С ума схожу, – спокойно заключила она, – а может, сошла давно…»
Комната, в которой стоял гроб, стала наполняться людьми. Валентина Сергеевна узнавала знакомые голоса сослуживцев, соседей. Люди приходили, уходили, говорили какие-то слова. Она же напряженно думала: «Есть ли выход? «Выход есть», – сказал тот мальчишка в зеркале. А выходит, выхода-то и нет! Был бы жив Струмс, Коля, но они убиты. Митя в больнице…» Петухова с горечью подумала, что так ни разу его и не навестила. Да, много чего не сделала, а ведь могла… А главное, могла жить по-другому.
– Ну что ж, пора выносить, – услышала она повелительный голос Веры Капитоновны.
Заиграла траурная музыка. Гроб подхватили и неаккуратно стали спускать во двор. Потом его поставили, и она услышала прощальную речь, произнесенную ее заместителем.
– Дорогая наша Валентина Сергеевна… трагическая смерть… много сил… ты всегда была примером… – доносились до нее обрывки речи.
Петуховой стало смешно: странно, но ужас притупился, ушел куда-то в подсознание. Да и так ли это страшно? Ведь не умерла, жива же, слышит эту глупую речь… Значит, чего-то еще произойдет. Пусть страшное, но она продолжает существовать. Снова заиграли траурный марш. Гроб подняли, погрузили на машину. Петухова слышала, как Вера Капитоновна вполголоса кому-то говорила:
– Вы уж сделайте все по-человечески, схороните, вот вам на помин души.
– Не беспокойся, хозяйка, все сделаем как полагается, – раздались в ответ грубые голоса.
Гроб затрясло в кузове грузовика, и сознание Петуховой отключилось, вернее даже сказать, не отключилось, а трансформировалось. С ним происходили совершенно необычайные метаморфозы. Вдруг стало совершенно ясно, что мозг ее – огромный мир, вроде Земли со своими городами, морями, лесами. Что его можно исследовать бесконечно и бесконечно открывать что-то новое.
«Не бойся, – шептали ей ласковые голоса, – смерти нет, движение вечно».
Страха совсем не стало, появилось безграничное удивление, смешанное с тихой грустью. Да мало ли что еще привиделось ей за время дороги.
Машина вдруг встала, и Петухова пришла в себя.
– Приехали вроде, – сказал чей-то голос.
Гроб подхватили и спустили на землю.
– Место-то какое себе выбрала, – сказал тот же голос, – благодать! Старинное все. Тут и лежать веселее, не то что в городе.
– Ладно-ладно, – грубо оборвал романтического могильщика другой голос, – нечего рассусоливать, закопаем скорее, да и все.
– Тут где-то старик должен быть, который могилу выкопал. – Послышалось шуршание бумаги. – Чернопятов какой-то.
– Нету тут никакого Чернопятова. Видать, ждать надоело, а могилка – вон она. Слушай, да тут и памятник приготовлен, хороший какой, из черного мрамора и написано: «Петухова Валентина Сергеевна». И дата сегодняшняя, все как полагается, оперативно работают.
– Так начальство ведь! Памятник старинный, а надпись свежая. Старик-то небось этим и промышляет, старую надпись сбил, а новую поставил.
– Ну ладно, подними крышку, – сказал романтический могильщик, – пусть последний раз на солнышко посмотрит.
– Кончай дурака валять! – обрезал «прагматик». Но «романтик» заупрямился.
Валентина Сергеевна услышала стук поднимаемой крышки. Что-то теплое коснулось ее лица, она поняла, что это солнечный свет. Последний, должно быть, солнечный свет в ее жизни.
– А неплохая, видать, баба была, в самом соку женщина, – сказал «романтик».
– Старовата… – не согласился «прагматик».
– А по мне в самый раз, – не мог успокоиться «романтик». – Такая все понимает и не выкобенивается, обнимешь покрепче, и ты в раю.
– Ну обними, – хмыкнул «прагматик». – Давай-ка лучше помянем рабу божью, как ее там… Валентину.
Послышалось бульканье.
– Ну, – сказал романтичный могильщик, – пусть будет тебе земля пухом, Валентина. Хорошая ты, видать по всему, женщина, но уже больше никому не понадобишься. Ты смотри, – удивленно протянул он, – лежит, как живая, каждая кровинка на лице играет.
– Бывает, – заключил его напарник. – Ну, заколачивай.
Упала крышка, послышался звук забиваемых гвоздей. И тут-то и почувствовала Петухова невыразимый ужас всего происходящего. Гроб закачался на веревке, а потом неуклюже рухнул в могилу. По крышке застучала земля, сначала одиночные камни, потом лопата за лопатой.
Внезапно Петухова почувствовала в гробу какое-то движение. Что-то маленькое и теплое шевелилось в ногах, каждая новая лопата земли заставляла непонятное существо шарахаться из стороны в сторону. Потом это нечто поползло вверх по ее телу, приблизилось к лицу.
«Мышь, – поняла Петухова. – Как она сюда попала?»
Между тем стук земли прекратился. Видимо, могильщики решили помянуть ее еще раз.
Мышь залезла на лицо Валентины Сергеевны и стала его обнюхивать. Усики животного щекотали, мышь бегала по ее лицу, принюхивалась, тихонько куснула нос. Звук падающей земли возобновился. Становилось трудно дышать, чувствовалось, что могила почти засыпана. И вдруг от всей этой мышиной беготни Петухова неожиданно чихнула. И внезапно почувствовала, что снова может двигать руками и ногами. Она отчаянно застучала по крышке гроба, закричала. Стояла тишина, шум падающей земли не был слышен.
«Погребена заживо. Неужели нет выхода?» Она снова отчаянно застучала. Потом, перевернувшись, спиной попыталась открыть крышку гроба. Та вроде немного сдвинулась, но земли было столько, что ее тяжесть не пускала крышку.
А наверху между тем происходило следующее.
– Постой-ка, Вася, – сказал романтический могильщик. – Слышишь, вроде шум какой-то из-под земли.
– Слаб ты, однако, на водочку, – сердито сказал скептик Вася. – Мерещиться вон уже начало.
– Нет-нет, ты послушай!
– Не нравится мне все это, – сказал Вася. – Давай закапывай быстрее, да поедем в город.
– Ой, вроде опять, – не сдавался его напарник.
Вася сплюнул и начал работать лопатой быстрее.
– Смотри, кто-то бежит, люди какие-то.
– Какие еще люди?
К ним приближалась странная компания. Впереди, хромая, бежал средних лет мужчина с перевязанной головой и рукой в гипсе, за ним поспевал какой-то старичок, следом степенно шел милиционер.
– Стойте! – заорал человек с перевязанной головой. – Прекратите закапывать!
– Там живой человек, – поддержал его старичок.
– Что это все значит? – сердито спросил у милиционера Вася.
– Да вот, эти граждане утверждают, что в гробу живая женщина, – хмуро сказал милиционер.
– Я же говорил! – закричал «романтик». Он схватил лопату и принялся лихорадочно раскапывать могилу. Старичок вырвал у Васи лопату и стал помогать ему. Человек с перевязанной головой бегал вокруг и всем мешал.
Валентина Сергеевна снова услышала какие-то звуки. Вначале она ничего не поняла, но потом до нее дошло, что ее откапывают. Неописуемая радость, казалось, придала ей сил. Она закричала так, как, наверное, никогда в жизни не кричала.
Наконец лопаты стали царапать о крышку гроба, потом кто-то спрыгнул и зацепил веревки. Гроб медленно пошел вверх. Раздался скрежет металла о дерево, и крышка отлетела в сторону. Над ней склонились человеческие лица. Валентина Сергеевна узнала Митю Воробьева и Забалуева. Митя был бледен, голова и рука его были перевязаны, но лицо выражало такую радость, что сердце Петуховой застучало еще быстрей. Забалуев даже прослезился, он тряс Валентину Сергеевну за руку и никак не мог прийти в себя. Два могильщика смотрели на все это, открыв рот, потом один из них, видимо Вася, достал бутылку, налил себе стакан и залпом выпил.
– Поседела, вся насквозь поседела, – шепотом сказал другой могильщик. Валентина Сергеевна и сама чувствовала, что с ней что-то произошло. Она провела рукой по волосам и вопросительно посмотрела на Забалуева.
– Да-да, – быстро закивал головой он. Слезы с новой силой брызнули из его глаз.
«Чего же он плачет? – удивилась Петухова. – Ведь все кончилось хорошо».
– Мчались сюда, думали, не успеем, – радостно тараторил Митя. – Все это осиное гнездо, – он махнул рукой в сторону Лиходеевки, – окружено. После Струмса остались записки, по ним и разобрались. Жалко профессора, и Колю жалко. Но ничего, все эти мерзавцы уже арестованы.
«Разве их можно арестовать?» – удивилась про себя Петухова.
Вперед выступил милиционер.
– Итак, – сказал он неторопливо, – вы и есть гражданка Петухова?
Валентина Сергеевна первый раз внимательно посмотрела на милиционера. Обычный парень, каких много. Белобрысый, веснушчатый… Вот только глаза… Острые, пронзительные, и в то же время глаза древнего старика. Кого-то ей они напоминали.
Над ее головой пролетела большая черная птица…
Часть II
1
Потом уже попытались разобраться, с чего все это началось, и тогда кто-то вспомнил о кривой старухе Антонихе. Антониха была известная пьянчужка, шаталась день-деньской от магазина к магазину: собирала пустые бутылки и к вечеру обычно бывала пьянехонька.
Жила она на первом этаже одного из окрестных домов в так называемой дворницкой, поскольку некоторое время мела улицу.
И вот однажды прямо с утра прибежала бабка к магазину и – небывалый случай, – купив водки, позвала к себе в компанию двух болтавшихся тут же страждущих опохмелиться. Налив трясущимися руками полстакана, она тут же его выпила, а потом поведала своим «приятелям» о том, что с ней случилось. По ее словам выходило, что вчера вечером она притащилась к себе домой «очень хорошая», тут же уснула и проснулась среди ночи от чьих-то голосов. Сперва она ничего не разобрала и подумала, что в квартире идет какая-то гулянка. Подобное, к слову сказать, происходило почти каждый день. Она разлепила глаза и увидела, что в комнате темно. Голоса же раздавались рядом с ней и слышны были очень ясно. Говорили двое.
– Скучно, батюшка, – сказал женский голос.
– Да, невесело, – подтвердил стариковский хрипловатый надтреснутый тенор.
– Совсем житья не стало от этой мелюзги, – продолжала женщина. – Все под корень извели. А ведь какое времечко было! И все ты…
– Ну-ну, я тут при чем, – старик сердито запыхтел, – ты словам-то меру знай.
– Не прибей ты тогда этого профессора, не мудруй с бабой этой – жили бы в тиши и покое. – В голосе женщины послышались сдерживаемые рыдания. – Помнишь его слова: «Все тут асфальтом да бетоном зальем», – так и вышло.
– Его слова тут ни при чем, – сердито сказал старик, – может, не кончи его тогда, совсем бы нас извели, да и вообще, чего ты разнылась, разве мы тут не хозяева?
– Какие хозяева? – крикнула женщина. – Чем тут хозяйствовать – пьянчугами этими.
Бабка Антониха лежала ни жива ни мертва.
«Что это? – думала она со страхом. – Или домовой с ведьмой говорят, или белая горячка начинается? Второе верней…»
– Но силы-то еще остались, – промолвил старик.
– И что? – спросила женщина.
– Можно тряхнуть стариной, показать, кто есть кто…
– Э, батюшка, не поздно ли?
– Не поздно, – сказал старик, – да и вообще: лучше поздно, чем никогда.
На этом разговор закончился. Антониха еще некоторое время лежала, обмирая и прислушиваясь, но все было тихо. Подождав с полчаса, она кое-как поднялась и на цыпочках прокралась к выключателю. Вспыхнул свет. В комнате было пусто.
Антониха недоуменно оглядела привычный разгром, потом полезла в шкаф, где у нее была припрятана четвертинка, достала ее, сделала прямо из горлышка изрядный глоток, неумело перекрестилась и снова улеглась на свою засаленную кровать.
На этом рассказ бабки оборвался. Собутыльники слушали старуху с интересом, переглядывались и косились на недопитую бутылку. После того как часть содержимого досталась и им, завязался оживленный разговор. Собеседники в один голос заявили, что без нечистой силы здесь не обошлось. Стали вспоминать различные истории и, перебивая друг друга, рассказывать их старухе – в надежде, что она раскошелится еще на одну бутылку. Так оно и случилось. Когда прикончили и ее, старуха понесла такую околесицу, что ее собутыльникам сделалось не по себе. Тоскливо глядя на ополоумевшую бабку, оба одновременно подумали, что у нее белая горячка.
Через некоторое время компания разошлась. Бабка поползла к себе домой, а ее новоявленные друзья – в свои норы. Было это в конце зимы. А где-то через неделю старуха Антониха, продолжившая пить беспробудно, не смогла добраться до родной кровати и замерзла мартовской ночью под грибочком на детской площадке в окружении огромных темных многоэтажных громадин. Никто особенно по ней не горевал, а в дворницкую вселилась разбитная, веселая молодуха. Рассказ старухи несколько раз был повторен ее собутыльниками в разных компаниях, но особого успеха не имел. Об этой истории тут же забыли. А зря…
