Алексей Атеев
Пригоршня тьмы
5
15 июня Галина Васильевна Касьянова, как всегда, вела прием больных. Он уже подходил к концу, когда раздался телефонный звонок.
Донельзя взволнованный голос, в котором Касьянова все же узнала голос Марты, что-то сбивчиво закричал в трубку.
– Ничего не понимаю, – раздраженно отозвалась Галина. День был тяжелый. Перед ней сидела больная с прогрессирующей формой невроза, и Галине было не до звонков.
– Ты Машу видела? – более отчетливо спросила Марта.
– Где я могла ее видеть? – удивилась Галина.
– Пропала девчонка, – заявила Марта трагическим голосом и, видимо, заплакала.
– Как пропала?
– Так и пропала. Отправили мы ее все же в деревню. К бабке Павла. Там бабка-то еле ходит! Уж я против была и на тебя ссылалась. Павел – ни в какую. Ребенок должен отдохнуть от городской жизни, и все тут! Уперся как бык. А сегодня утром звонят оттуда и сообщают, что она пропала. Павел сразу на машину и туда, а я осталась на случай, если она здесь объявится.
– Через час я буду у тебя, – растерянно сказала Галина и, услышав, что ее с нетерпением ждут, положила трубку.
«Черт-те что, – собираясь с мыслями, подумала она, – ведь говорила же Марте, чтобы держала Машу при себе. Но, может, это ложная тревога?»
Скоро Галина была у подъезда знакомого дома.
В квартире Глиномесовых заплаканная Марта бросилась ей на шею.
– Ужас, ужас какой-то! – причитала она.
– Никаких известий?
– Не знаю, ничего не знаю! – Она снова залилась слезами. – Павел с час, как уехал, пока никаких вестей. Позвонили в десять утра из тамошнего сельсовета, какой-то мужик, что-то бормочет. Я сначала подумала, хулиганит кто-то. Трубку повесила – снова звонок… «Дочка ваша пропала, – говорит, – еще вчера»… Я чуть в обморок не свалилась. Что, как? Ничего толком сказать не может. Поняла только, что еще вчера пропала. «А бабка где?» – спрашиваю. «Лежит, – говорит, – встать не может. Но мы девочку ищем, лес прочесываем». Лес!!! Ты представляешь!!! Мой ребенок ночью в лесу?!
– Может быть, домой уехала? – предположила Галина. – Надоело ей там, села на электричку – и в город. Мне показалось, что она способна выкинуть что-нибудь вроде этого.
– Я уж тоже думала, но нет там поблизости железной дороги, деревушка-то стоит в глухом месте. Если только на попутной машине… Но раз она исчезла еще вчера, то давно должна бы быть дома… Ой, Галка!!! – Она заревела во весь голос. – Время-то сейчас какое! То и дело про разных маньяков в газетах пишут!
– Успокойся, – строго сказала Галина, – не каркай раньше времени.
– И то… – Марта тяжело вздохнула, но плакать перестала. – Я не могу, мне надо выпить. – Она достала из стенки пузатую бутылку с коньяком. Вопросительно посмотрела на Галину. – Тебе налить?
– Нет, спасибо.
Марта выпила и стала жевать кусочек шоколада.
– Как только этот черт позвонил, ну из деревни, вроде тамошний участковый, я сразу на работу к Павлу, в его сраный офис… Он сначала глаза вытаращил: не может, мол, быть… Потом, правда, тут же собрался, взял с собой еще одного парня, телохранителем у него числится. И они поехали в проклятую деревушку. До нее езды – часа два. Так что уже, наверное, там.
Марта замолчала и снова налила себе коньяку.
– Если с Машкой что-нибудь случится, я никогда ему этого не прощу, – неожиданно спокойно заявила она.
– А он-то тут при чем?
– Это по его настоянию я отправила ее в деревню.
Она замолчала, видимо, что-то обдумывая. Галина огляделась. Она первый раз была у них в квартире. Жилище это, как и предполагала Галина, являлось средоточием вещей, должных поразить неискушенного человека. Многочисленная мебель – какие-то столики, пуфики, множество пестрых ненужных мелочей – все это создавало ощущение страшной тесноты. На одной стене висел пестрый плакат с голой красоткой в рaскованной позе, а рядом с ним – древняя потемневшая икона.
И, судя по всему, предметом особой гордости хозяина являлась иностранная радио– и видеотехника, которая занимала целый угол. Огромный телевизор тускло поблескивал пустым экраном.
– Тесно у нас, – сказала Марта, заметив, что Галина разглядывает обстановку. – Этот олух тащит всякое дерьмо. Вон бабу голую недавно повесил, – она кивнула на плакат, – совсем никакого вкуса у человека нет. Я ему говорю: уж если тебе нужна обнаженная натура на стене, закажи картину хорошему художнику или меня сфотографируй: готова позировать. Я ведь не хуже этой шлюхи. Но вот мое «ню» его не устраивает, а может, стесняется показать своим придуркам: еще, чего доброго, уведут. Но они ничуть не лучше его. Такие же тупорылые. И цель в жизни у них одна – деньги! Ну и, естественно, все то, что они могут дать: жратва, выпивка, бабы… А ведь раньше у него вроде и вкус был, чувство меры. И книжки читал, а не только пялил глаза в этот идиотский ящик, – она кивнула на телевизор. – Я, откровенно говоря, грешила на видик. Машка смотрела все подряд: и муру со стрельбой, и «ужастики»… Может, думаю, она оттуда набралась всех этих кошмаров? Но потом обратила внимание – она смотрит страсти совершенно спокойно, гораздо спокойнее, чем я. Режут там, головы отрывают, а она ничего, знай жует свою резинку. Теперь вот новая идея у него возникла – Америка! Уеду в Америку – и все тут!..
– Неужели он хочет эмигрировать?!
– Представь себе, хочет. И еще как хочет! Даже, по его словам, документы начал оформлять.
– И ты поедешь?
– А куда я денусь, – спокойно и как-то обреченно произнесла Марта. – Конечно, поеду. Сейчас-то я – ни в какую. Но наступит момент – потащусь за ним как верная собака. В Америку так в Америку. Хоть на острова Фиджи! Я вот его сейчас ругаю, а в общем-то он мужик неплохой, добрый, и совесть кое-какая у него осталась. Может быть, он и прав? Что нас ждет в этой стране? Только бы Машка нашлась. Только бы нашлась! Послушай, – она посмотрела на Галину, – я, наверное, совсем тебя заговорила, ты же с работы, давай хоть кофе выпей.
Пока на кухне закипал кофе, Галина раздумывала над услышанным. Очень жаль, что она не узнала этого раньше. Впрочем, что бы изменилось? Скорее всего – ничего. Девочка в этой, с позволения сказать, семейке вроде игрушки, и обращаются с ней, как с игрушкой: то носятся, то за ненадобностью отбрасывают в угол. А может, она просто завидует чужому счастью? Вот ругает Марта своего Павла, а ведь сама сказала, что поедет за ним на край света.
Пока Галина предавалась размышлениям, зазвонил телефон.
Марта стремглав кинулась к аппарату и схватила трубку.
– Да, да, это я, – закричала она, – тебя очень плохо слышно! Что, что, я ничего не слышу!.. Говори громче!.. Как похитили?.. – Она, широко раскрыв глаза, смотрела на стоящую рядом Галину. – Есть свидетели? – Марта смертельно побледнела. Некоторое время она ничего не могла произнести и только судорожно хватала ртом воздух. – Да, да, я слушаю, – наконец еле слышно произнесла она. – Молодой… – Она покачнулась, трубка выпала из рук и стукнулась об пол.
Галина подхватила Марту и осторожно опустила ее в кресло. Потом подняла трубку и поднесла к уху.
– Алло, где ты, Марта?! – Она узнала голос Павла.
– Слушаю, – произнесла она.
– Марта? – закричал Павел.
– Это не Марта.
– А кто, черт побери?!
– Это Галина Касьянова, я сейчас нахожусь у вас.
– А-а, Галина… А где Марта?
– Ей стало дурно, она сидит тут, рядом.
– Ясно. Это хорошо, что вы у нас. Помогите ей, пожалуйста, ей так сейчас нужна помощь. Машу, по-видимому, похитили. Свидетели видели, как вчера вечером она разговаривала с каким-то молодым человеком, нездешним. То есть это я думаю, что похитили, местный участковый считает, что она просто заблудилась в леcу. Пока я остаюсь здесь, вечером, наверное, приеду домой. За поиски нужно браться всерьез.
Павла действительно было очень плохо слышно, и по тону трудно было разобрать, в каком он состоянии, но по тому, как прерывался его голос, Галина поняла, что он очень взволнован.
– Вы уж побудьте с ней, – снова просительно произнес Павел, – до моего приезда. – Разговор прервался.
Галина положила трубку и взглянула на Марту.
Та сидела в кресле и широко раскрытыми, совершенно бессмысленными глазами смотрела в пространство. В лице ее не было ни кровинки. Наконец она поднялась и почти без сил побрела в комнату, там улеглась на диван и застонала. Галина села рядом и тихонько погладила ее по голове.
– Что он тебе сказал? – еле слышно спросила Марта.
– Наверное, то же, что и тебе. Что Машу похитили и что он вернется скорее всего вечером.
– Вечером?! – неожиданно взвизгнула Марта. – Ах он гад!!!
– Зачем ты так? Он хочет организовать поиски. По-настоящему организовать.
– Пускай сидит там и ищет ребенка, а если приедет, я его собственными руками задушу!
– Но он-то в чем виноват?
– Говорила я: не место Маше в этой паршивой деревушке. Мало ли что, отдыхал он, видите ли, там в детстве, и от этого отдыха у него остались самые лучшие воспоминания! Я хотела поехать с ней в Сочи, так он не разрешил, зачем, говорит, девочке смотреть на этот блядоход? От меня бы не похитили, а там бабка глухая, еле ходит. Конечно, у такой не то что ребенка, дом собственный из-под носа сопрут – и то не заметит!
Она с неожиданной энергией вскочила, схватила стоящую на журнальном столике бутылку коньяка и налила себе полный фужер.
Галина с испуганным изумлением смотрела, как Марта одним махом опорожнила фужер и следом закурила сигарету. Глаза ее вмиг посоловели.
– А может, он прав, что приедет в город, – довольно спокойно заключила она.
– Конечно, прав, – подтвердила Галина.
– Конечно, прав! – передразнила Марта. – Ты всегда следовала логике, правильная была… А по логике тебе самой давно пора родить, тогда бы узнала, что значит собственный ребенок и каково его потерять.
Галина поднялась и холодно взглянула на Марту.
– Извини, мне надо идти, – и направилась к выходу.
– Не уходи! – закричала Марта. – Прости меня, дуру, болтаю невесть что, прости меня, Галочка, – и она схватила ее за рукав платья. – Ты же видишь, что со мной творится, хоть раз в жизни отбрось свою принципиальность и прости. Если ты уйдешь, я знаешь, знаешь… – Она не договорила.
Галина молча села.
– Спасибо, – сказала Марта и потянулась к бутылке.
– Нет, хватит! – Галина схватила бутылку и убрала за спину.
– Хватит так хватит, – спокойно согласилась Марта. Она закурила и, выпустив клуб дыма, насмешливо посмотрела на Галину. – Твои принципы хороши для вегетарианцев.
– Опять начинаешь?
– Не буду, не буду. А все же дай мне выпить!
– Не дам!
– Ладно, не надо. Я всегда знала, что с Машкой произойдет нечто подобное, – неожиданно заявила она.
Галина равнодушно слушала пьяный лепет, жалея, что не отобрала бутылку раньше.
– Да, знала! – крикнула Марта.
Галина кивнула.
– Чего ты киваешь, ты ведь ничего не знаешь. И никто не знает, по крайней мере в этой стране.
– А в какой стране живет тот, кто знает? – чтобы отвязаться, спросила Галина.
– В Израиле.
– Это что-то новое.
– Ты помнишь Люську Лошадь?
– Какую лошадь?
– Люську Буланую. Фамилия такая: Бу-ла-на-я. Вспомнила?
Галина пожала плечами.
– Училась с нами на одном потоке. Красивая девка, высокая, русая, правда, плоская, как доска, и попа – словно по ней лопатой ударили.
– Что-то такое припоминаю. – Галина действительно вспомнила девушку, о которой говорила Марта. – Бойкая такая?
– Вот-вот. Именно бойкая. Она теперь в Израиле живет. Окрутила какого-то еврея и смоталась на историческую родину.
– Она же вроде русская была?
– Какая разница: русская – не русская. Так говорят: на историческую ро-ди-ну.
– И при чем же здесь Буланая?
– После распределения Люська Буланая работала в третьем роддоме. А я как раз там рожала.
Галина, ничего не понимая, уставилась на Марту.
– Беременность у меня проходила очень тяжело. Достаточно сказать, что последние три месяца я лежала на сохранении. Долго лежала… Этот мудак даже начал погуливать, как мне потом доложили. Но не в этом дело. С Люськой я, в общем-то, никогда не была близка, а тут сдружилась. Она навещала меня, в дежурство обязательно подойдет, спросит, как, что, а то и просто болтали с ней по нескольку часов подряд, особенно вечерами или ночью. Она в этот момент еще не была замужем, но парней у нее хватало. Вот и рассказывала о своих романах. Ей, в общем-то, не везло. И она мне душу изливала.
Беременность моя, как я уже сказала, протекала мерзко. А знаешь почему? В детстве я занималась спортивной гимнастикой и травмировалась. Вроде и травма была пустяковой, а на тебе – отозвалась, да еще как!
Тогда по телевизору гимнастику, ты помнишь, беспрерывно показывали, и все хотели быть похожими на Турищеву.
Одним словом, настало мне время рожать. Я и сама гинеколог – понимаю кое-что. И такой меня страх обуял! Люська меня успокаивает: «Ты, – говорит, – не бойся, я попрошу роды принимать нашу заведующую, она опытнейшая акушерка, а сама буду ассистировать вместо сестры. Словом, встану рядом». Это, конечно, меня немного успокоило.
Настал час родов. Что я пережила – говорить не хочется. Рожала шесть часов. Кое-как разродилась. Девочкой. Врач, которая принимала роды, уехала домой, а Люська осталась при мне. То возле постели сидит, то на ребенка посмотреть убежит. Все это происходило ночью.
Часа через два, уже под утро, открываю глаза и вижу: Люська на меня смотрит, а из глаз слезы текут. Думаю, от радости за меня. Пытаюсь улыбнуться, а она еще больше ревет. Потом говорит: «Ребенок твой умер».
Тут на меня такая прострация накатила, совершенно не реагирую, даже понять не могу, что она такое несет.
«Слабенький очень родился», – продолжает она. Тут до меня начинает доходить. Коньяка под рукой, конечно, не было, ну, думаю, сейчас треснусь головой о стену – и хана. Кстати, налей чуть-чуть. – Марта просительно посмотрела на Галину, – ну, самую капельку.
Галина молча налила в фужер самую малость и приготовилась слушать дальше.
– Так вот, – продолжила Марта, выпив коньяк, – Люська видит мое лицо, хватает меня за руку и шипит: «Послушай, Мартышка, – она меня ласково Мартышкой называла, – есть выход». Я смотрю на нее и думаю: не чокнулась ли она после этой ночи? Какой уж тут может быть выход?
«Как раз перед тобой одна родила. Красивая очень девка и на тебя похожа, меня даже спрашивала заведующая, не твоя ли родственница? Так вот, у этой девки роды были много хуже твоих, пришлось кесарево делать. Она не выдержала – скончалась. Вторая смерть сегодня у нас. Но ребенок жив. Тоже девочка и очень хорошенькая».
Я жду продолжения, что эта дура еще скажет.
«Так вот, – продолжает она, – о том, что твой ребенок умер, еще никто не знает». Тут она замялась, смотрит на меня и молчит.
«Продолжай, – говорю, – Лошадь».
«Ребенка можно подменить. Мертвое к мертвому, а живое – к живому».
«Ты что, – говорю, – офонарела? Это же преступление, криминал!»
«Да, – говорит, – криминал, но ради тебя я готова».
«А родственники, а муж этой покойницы? Им ты как в глаза смотреть будешь? А мне как жить после этого?»
«Послушай, успокойся, – говорит она. – Эту девку подобрали где-то на вокзале. Ни документов, ни вещей при ней нет. Кто она такая – неизвестно. В таких случаях малютку отправляют в Дом ребенка на попечение, так сказать, государства». Сказала она мне так и замолчала – ждет, как я прореагирую.
Я задумалась. Очень мне ребенка хотелось. Кроме того, Павла я в тот момент сильно любила, а он, как мне казалось, стал ко мне охладевать. Ребенок мог полностью переменить ситуацию.
«А не врешь, что документов нет?»
«Клянусь, – говорит, – могилой матери».
«Ну коли такая клятва… Хотелось бы мне посмотреть на эту женщину», – говорю.
«Ты не дойдешь».
«А утром ее в морг увезут… Да я хоть поползу».
«Подожди, – отвечает, – у нас тут есть инвалидное кресло, я тебя на него посажу и отвезу туда, где она лежит».
Притащила она это кресло, посадила кое-как меня и повезла. Хорошо, помещение, где труп лежал, на том же этаже. Вкатила в комнату, зажгла лампы. Лежит женщина на цинковом столе, вся в крови, кое-как зашита. Всмотрелась я в лицо. Действительно, похожа на меня, только волосы темные. Красивая… И лет столько же на вид, сколько и мне. Лицо, как картинка, бровки черные. Бела, как сметана. И на лице ни тени страдания, а как будто торжество. Гляжу я на нее и не могу оторваться.
«Ну хватит, – шепчет Люська, – а то сниться будет».
И как в воду смотрела. Снится она мне часто. И сны эти… – Марта не договорила. – Одним словом, отвезла меня Люська назад, уложила на кровать.
«Ты, – говорит, – думай, но думай скорее. До прихода смены нужно все сделать».
Я лежу и так, и этак прикидываю. И о Павле думаю, и о родителях. А самое главное – размышляю, а вдруг у меня после этих родов детей больше не будет? Как специалист я понимаю, что такая перспектива весьма вероятна.
Через час снова появляется Люська.
«Ну что, – спрашивает, – надумала?»
Я киваю.
«Все уже сделано, – говорит она, – завтра увидишь свою дочь. И помни – это твой ребенок!»
– Неужели это все правда? – Потрясенная Галина с недоверием смотрела на Марту.
– Не веришь, – криво усмехнулась та, – твое право.
От собственного рассказа она, казалось, протрезвела, глаза, еще несколько минут назад мутные, приобрели нормальное выражение.
– Ты третья, кому теперь известна эта история, – Марта задумчиво потерла лицо, – надеюсь, больше об этом не узнает никто.
– Послушай, а кто все-таки была мать ребенка?
– На следующий день, – не отвечая на вопрос, продолжала Марта, – мне принесли девочку. Веришь ли, я испытала такой прилив нежности к ней, словно она и вправду была моей дочерью. Я смотрела на нее и не могла оторваться. Видимо, в родившей женщине действует инстинкт, и безразлично, твой ли ребенок у тебя на руках или чужой. Не случайно ведь многие животные могут воспитывать вместе со своим потомством новорожденных другого вида. А у меня на руках был не котенок или щенок, это и вправду была моя дочь.
Прибежала Люська.
«Ну как вы тут?» – спросила она, с любопытством и тревогой поглядывая на нас. Я, помню, от счастья и сказать ничего не могла. Пришла и заведующая, принимавшая у меня роды. Она ничего не заметила. Откровенно говоря, ее прихода я боялась больше всего. И тут пронесло…
Потом явился Павел с букетом цветов, родители, свекор со свекровью. Все ликовали.
Вечером снова пришла Люська.
«Вот видишь, все нормально, – заявила она, – никто ничего не заметил. О том, что случилось, знаем ты и я».
«Кто все-таки мать ребенка?» – напрямик спросила я.
«Тебе же сказали».
«Неужели у нее не было ничего, что могло бы хоть как-то помочь установить личность?»
«Знаешь что, ее отправили в морг, но все вещи ее пока здесь. Если тебе так хочется, можешь лично провести расследование. Но меня – уволь. Я и так сделала достаточно. Копаться в чужих грязных тряпках не желаю. Ты ведь уже можешь передвигаться? Отлично. Когда все уснут, я за тобой приду. Осмотришь ее вещи».
Ночью я, кое-как ковыляя, пришла в ту же комнату, где до этого лежал труп.
«Вот, смотри», – Люська кивнула на груду тряпок, лежащих в углу на газете, хмыкнула и ушла.
Преодолевая брезгливость, я начала копаться в несвежей одежде. Из верхней одежды был только джинсовый сарафан.
Прежде всего я проверила карманы. Пусто. Совершенно ничего – ни денег, ни автобусного или троллейбусного билета, ни просто какой-нибудь бумажонки. Сарафан был импортный и изрядно поношенный. «Очень странно», – подумала я. Женщина она, помнится, была видная, так неужели у нее с собой не было никакой косметики? Допустим, нет сумочки, но помаду или пудреницу можно было положить в карман?
Оставалось белье. Сначала я вообще не хотела его разглядывать. Как-то неудобно перед покойницей стало. Потом подумала и решила довести дело до конца. А тут меня ждала еще одна загадка. И трусики, и лифчик были явно импортного производства. Причем очень высокого качества. Уж я-то в этом разбираюсь. Но самое странное, ярлыки были явно срезаны. От них остались лишь короткие язычки. Почему? Зачем?
Я отложила белье и занялась туфлями. Они были самые обычные, стоптанные и чиненые. Никогда не поверю, что женщина, носившая такое белье, могла бы надеть подобную обувь. Но чего в жизни не бывает!
Я сидела и размышляла, кто же она была, мать моего ребенка, и в этот момент мне показалось, что за спиной у меня кто-то стоит. Я явственно почувствовала чье-то присутствие. Меня словно сковало. Я напряглась и, не в силах пошевелиться, ждала не то удара, не то вопля. Но все было тихо. Наконец я собралась с силами и резко повернулась. Никого. Комната была пуста. Еще несколько минут я не могла перевести дыхания. Тут появилась Люська.
«Ну что, нашла что-нибудь интересное?» – Я развела руками.
«Ладно, пойдем, а то вдруг кто-нибудь явится».
«Послушай, – спросила я ее, – а можно мне взять ее белье?»
«Носить собираешься?» – хохотнула она.
«Да ну тебя, просто на память».
«Странная причуда. Пожалуйста, если хочешь, можешь взять. Все равно сожгут».
«А смотри, белье явно импортное».
Люська брезгливо скривила губы.
«У этих шлюх чего только не бывает. Подобрали ее на вокзале. Не то на железнодорожном, не то на авто. Была без сознания. Начались схватки, а она словно и не понимала этого. Нашла место рожать – на вокзале!»
«А как ты думаешь, она здорова?»
«С анализами все в порядке. Палочек Коха и спирохет не зафиксировано, об остальном остается только гадать. Она показалась мне девицей весьма ухоженной, руки явно не знали стирки и мытья полов. Хотя, конечно, такой сорт женщин мытьем полов не занимается. Может быть, мамина дочка, сбежавшая от позора из дому?»
«Значит, у нее могут быть родители?»
«Родители у всех есть. Я бы на твоем месте не вдавалась в подробности. Послушайся совета».
«А на операционном столе она ничего не говорила?»
«Ты все не можешь успокоиться. Она же в бреду была. Мне показалось, что иностранные слова произносила. Но, может быть, только показалось».
«Какие слова?»
«Вроде латынь, а может, итальянский…»
«Ты это серьезно?»
«Все, – сказала Люська, – больше я на эту тему не разговариваю. И вообще. Ничего не было. Забудь».
Марта замолчала и закурила. Теперь она совсем протрезвела.
– Что же было дальше? – заинтригованная Галина во все глаза смотрела на подругу.
– А ничего до сегодняшнего дня. Все спокойно. Я последовала совету Люськи и забыла обо всем.
– Плохо же ты забыла, вон какие подробности рассказала.
– За-бы-ла!!! Все. Но, – она подняла палец кверху, – я до сих пор убеждена, что в той комнате, кроме меня, кто-то был.
Поздно вечером приехал Павел. До тех пор Галина оставалась у Глиномесовых и с нетерпением ждала известий. Неудивительно, что в данном случае она принимала чужую беду как свою. Судьба Маши глубоко затронула ее. Но к тревоге за девочку примешивалось какое-то иное чувство. Что-то в этой истории было необычно, таинственно. Что-то такое, о встрече с чем человек мечтает всю жизнь. Мечтает и страшится этой встречи.
На Павле лица не было. Он старался казаться спокойным, однако это плохо ему удавалось. Молча прошел на кухню, сел за стол, отломил кусок от лежащей булки, отрезал кружок колбасы и стал механически жевать.
– Ну что там?! – в один голос закричали обе женщины.
Павел тоскливо взглянул на них.
– Боюсь, что плохо.
Марта без сил опустилась на табурет и закрыла лицо руками. Ее поза выражала невысказанный упрек. Молчала и Галина.
– Машка, вне всякого сомнения, похищена, – угрюмо сообщил Павел, – все эти разговоры, что она заблудилась в лесу, – чушь собачья! Лесов там хоть и много, но это скорее перелески, и они почти все пересечены дорогами. Конечно, леса прочесывают. Начали искать с утра, я сам с ними ходил, но безрезультатно. По еще одной версии она могла утонуть. Однако тамошняя речка, что называется, воробью по колено. Тоже всю облазили – ничего.
Предположили, что она могла, никому ничего не сказав, уехать домой. Скажем, на попутке. Но, если бы это было так, она бы уже приехала. Кроме того, бабка твердит, что они не ругались и Маша ни о чем подобном не говорила. Бабка, к слову сказать, страшно переживает. Почернела вся, с кровати не встает…
– Так ей и надо! – бросила, не поднимая головы, Марта. – Не смогла уберечь…
– Зря ты так, – еле слышно произнес Павел, – она тут как раз ни при чем.
– А кто при чем? – судорожно вздохнув, выдавила Марта.
Павел помолчал, потом посмотрел на Галину:
– Вчера после обеда Машу видели разговаривающей с мужчиной. Видела соседка, но не придала значения, решив, что это какой-то родственник. Мужчина был ей совершенно незнаком. Лет тридцати-сорока, в спортивном костюме, с очень короткой стрижкой. Спустя какое время после этого она пропала, сказать трудно. Скорее всего – сразу же. Правда, бабка хватилась ее только к вечеру.
Местной милиции, конечно, очень не хочется признавать факт похищения. Они продолжают настаивать, что она заблудилась. Но я в похищении почти уверен. Причины могут быть две. Либо ее украли с целью дальнейшего выкупа, либо это дело рук какого-то маньяка, и тогда вообще плохо.
– Что ты такое говоришь? – в исступлении закричала Марта.
– Ничего не поделаешь, – угрюмо заметил Павел, – нужно смотреть правде в глаза. На местную милицию у меня надежды никакой, к тому же это – другая область. У нас бы я мог попытаться использовать свои связи…
– Словом, ты хочешь пустить все на самотек?! – вновь закричала Марта.
– Да не ори, дура! – взорвался Павел. – Постороннего человека хотя бы постеснялась.
– Она не посторонняя!
– Выход я вижу один: нанять частного детектива.
– Ну, конечно, я так и думала – частного детектива! Как в этих видиках. Грязного Гарри или Чака Норриса! Откуда у нас частные детективы?
– Представь себе, имеются. За деньги хоть черта доставят. Теперь существуют сыскные агентства, в том числе и в нашем городе. Другого выхода я не вижу.
– Ну так нанимай!
– Уже нанял! Он отправился на место происшествия.
Марта угрюмо кивнула.
– А если ее все-таки похитили, чтобы получить выкуп? – осторожно спросила Галина.
– Подождем. Хотя, я думаю, если это так, уже давно бы позвонили. Остается только ждать.
