Сергей Волков
Чикатило. Зверь в клетке

– Александр Семенович, чем обязан?

Ковалев оценивающе посмотрел на Горюнова, усмехнулся.

– Да вот, Олег Николаевич, хотел с вами о делах наших скорбных покалякать.

– Так вроде рабочий день закончился, – нахмурился Горюнов.

– А я, так сказать, в неформальной обстановке.

Ковалев достал бутылку коньяка, поставил на стол перед Горюновым.

– Вы как на это смотрите, Олег Николаевич?

Ковалев улыбнулся, но улыбка была натянутой.

Горюнов улыбнулся в ответ, сел за стол, выдвинул ящик стола, достал оттуда два стакана и несколько ирисок «Золотой ключик». Поставил стаканы на стол, жестом пригласил полковника сесть.

Ковалев уселся, открыл бутылку, разлил коньяк.

– Я буду откровенно говорить, без всяких там экивоков, – сказал он и взял стакан с янтарным напитком. – С Тимуром Руслановичем у нас отношения не очень задались. Сложный он человек… – Ковалев замолчал, посмотрел на Горюнова и добавил: – Нет, не плохой. Но сложный.

– Да вы не бойтесь, Александр Семенович. Кесаев, прямо скажем, человек себе на уме, – улыбнулся Горюнов.

– Что ж вы с ним тогда единым фронтом?.. – спросил Ковалев.

Горюнов взял стакан.

– А как иначе? Офицер предполагает, а начальство располагает. Мы же все люди подневольные.

Горюнов отсалютовал Ковалеву стаканом, выпил залпом.

* * *

Пили не спеша, но первая бутылка все равно быстро закончилась. Горюнов сходил за второй. Говорили о разном, вспоминали общих знакомых, травили анекдоты, но к делу потрошителя не возвращались, словно сговорившись.

За окном стало совсем темно. Ковалев сидел напротив Горюнова в расстегнутом кителе, вертел в руках ручку. Неожиданно, без прелюдий он перешел к тому, зачем, собственно, пришел:

– Столько времени впустую. Давно бы уже дело закрыли. И с дураками этими…

– А с дураками-то Кесаев по итогу оказался прав, – ввернул Горюнов.

– Прав, – с досадой кивнул Ковалев. – Но все равно… Нет, с Кесаевым каши не сваришь. Слишком правильный. Не бывает таких правильных. И главное – устроил всю эту «Лесополосу» и в кусты…

Он искоса посмотрел на Горюнова:

– Слушай, а чего его убрали?

Горюнов пожал плечами.

– Вот. А нам теперь с этой «Лесополосой» разгребаться. Ее же не отменят, как думаешь?

Горюнов нетрезво помотал головой.

– Не, не отменят.

– Вот я и говорю – подстава. А с тобой – другое дело. Ты живой человек, майор. С тобой разгребемся.

– Я вижу основу для долгой плодотворной работы, – щелкнув по бутылке ногтем, засмеялся Горюнов.

Ковалев поднял стакан.

– Золотые слова. Давай. На ход ноги.

Они чокнулись, Ковалев выпил, поднялся из-за стола. Горюнов проводил его до двери. Видно было, что он сильно пьян.

В дверях Ковалев обернулся.

– Спасибо за откровенный разговор, майор. Рад, что мы друг друга поняли.

Ковалев вышел, Горюнов закрыл за ним дверь, повернулся: от опьянения его не осталось и следа. Он вернулся за стол, убрал стаканы, сунул пустую бутылку в корзину для бумаг, к уже лежащей там, и достал документы. Если бы кто-то сейчас зашел в кабинет, ему бы и в голову не пришло, что Олег Николаевич только что крепко выпивал и вел нетрезвые разговоры.

Спокойный, сосредоточенный майор Горюнов читал материалы дела потрошителя.

* * *

Стемнело. Дежурство закончилось. Усталые Чикатило, Панасенко и инструктор подошли к платформе пригородной электрички.

– Ох… Всё! Умотался я, – прохрипел милиционер. – Спасибо за работу, товарищи. До следующего дежурства.

Он по очереди пожал руки Чикатило и Панасенко, повернулся и, прихрамывая, пошел через пути на противоположную платформу.

Дружинники поднялись на перрон, снимая на ходу повязки. На скамейке у кассы сидели девушка помятого вида, сродни тем, каких обычно уводил в лесополосы Чикатило, и мужик в темных очках. Между ними стояли два стаканчика, лежали порезанное на дольки яблоко и раскладной нож. У мужика из кармана выглядывало горлышко бутылки. Оба были уже подшофе, болтали, девушка смеялась.

Мужик, не вынимая бутылку из кармана, налил в стаканчики, склонился к девушке, что-то вульгарно нашептывая ей в ухо. Она засмеялась громче, расплескивая вино.

Чикатило на ходу зацепился взглядом за нож, лежащий на скамейке, облизнул губы, полез за платком. Панасенко остановился, Чикатило натолкнулся на него, тоже встал.

– Ну что, товарищ Романыч, пост сдал – пост принял? – спросил Панасенко и тут же предложил: – Может, по пивку?

Чикатило украдкой снова кинул взгляд на мужика и девушку на скамейке.

– Не, мне домой надо, – тихо сказал он.

– Скучный ты человек, Романыч, – вздохнул Панасенко. – Вот как с тебя пример брать, если ты такая зануда? Это ж от тоски сдохнешь.

Чикатило хотел что-то ответить, но внезапно заметил, что мужчины и девушки на скамейке уже не было, только валялась пустая бутылка и недоеденное яблоко.

Чикатило осмотрелся. Мужик и девушка ушли в конец платформы. Он поспешно развернулся, намереваясь идти за ними.

– Романыч, ты куда? Тебе ж домой надо, – окликнул его Панасенко.

Чикатило отмахнулся, пробормотал под нос:

– Я забыл здесь… Мне надо…

Он быстро пошел по платформе следом за мужиком и девушкой, едва не переходя на бег. Панасенко только плечами пожал и направился в противоположную сторону, к остановке автобуса, возле которой расположился пивной ларек.

Мужик и девушка между тем спустились с платформы и направились к лесополосе. Рука мужика как бы невзначай съехала ниже талии девушки. Та, хихикая, небрежно откинула руку.

Чикатило спустился с платформы, остановился на секунду-другую и поглядел им вслед с видом шахматиста, который разыграл в голове партию, заранее предчувствуя результат и уже зная, что победит.

* * *

На противоположной платформе, у щита с расписанием электричек, коротал время инструктор. Чикатило буквально бегом приблизился к нему, остановился, переводя дыхание. Он выглядел взволнованным и напуганным.

– Ты чего вернулся, Романыч? – удивился милиционер.

– Там… – Чикатило махнул в сторону лесополосы. – Там мужчина подозрительный… В очках… Девушку к лесополосе повел… И еще нож у него…

Инструктор сделался серьезным.

– А ну-ка, пойдем!

Они быстрым шагом двинулись через пути в ту сторону, куда указал Чикатило. Далеко впереди маячили две фигуры – мужская и женская. Инструктор оглянулся. Андрей Романович, запыхавшись, едва поспевал следом и держался за сердце. Увидев, что инструктор притормозил, он вовсе остановился, уперся ладонями в колени и замер, согнувшись и тяжело дыша.

– Вот что, Романыч, – принял решение милиционер, – ты передохни. Дальше я сам. А ты телефон найди, наряд вызови. Хорошо?

– Хорошо… – кивнул Чикатило.

Милиционер развернулся и поспешил за мужчиной и женщиной, скрывшимися в зарослях.

Чикатило выпрямился, перестал пыхтеть и задыхаться, с победной ухмылкой проводил милиционера взглядом. Пока все шло по его плану.

* * *

Милиционер почти нагнал парочку, до них оставалось шагов десять, как вдруг мужик резко свернул в кусты и потащил за собой девушку. Послышался испуганный вскрик.

Выхватив пистолет, милиционер пригнулся и ринулся в кусты, из которых раздавались звуки борьбы и треск веток. Проломившись через заросли, милиционер увидел, как мужик, прижав девушку к дереву и заломив ей руку, лезет свободной рукой под юбку.

Замерев на секунду, инструктор рявкнул:

– Руки вверх. Стрелять буду!

Мужик от неожиданности выпустил девушку, обернулся. Расстегнутые штаны съехали, обнажив волосатые ноги. Девушка опустилась на землю, размазывая по лицу слезы.

– Попался, сука! – сказал милиционер, наводя пистолет на мужика.

* * *

Той же ночью мимо кирпичной стены в промзоне соседнего с Ростовом городка Батайска шли двое – рослый парень в кожаной куртке и смазливая девушка. Они двигались по тропинке мимо гаражей, обходя заросшие бурьяном кучи строительного мусора.

Парень чуть задержался, нагнулся, подхватил что-то с земли. Девушка тоже остановилась, обернулась:

– Эй, скоро уже? – спросила она капризно.

Парень, держа руку за спиной, огляделся по сторонам.

Девушка смотрела на него недоуменно:

– Что, вот здесь? – спросила она и сделала движение, словно хочет уйти, но не успела даже сдвинуться с места.

Парень ударил ее поднятым с земли камнем в висок. Девушка упала. Отбросив камень, парень навалился на нее, задрал юбку, стянул трусы, начал рвать блузку, мять грудь. Девушка пришла в себя, не соображая еще, что происходит, слабо застонала. Парень расстегнул брюки, заелозил рукой внизу.

Теперь девушка все поняла. Она закричала, но жесткая ладонь закрыла ей рот. Парень насиловал девушку, не давая ей издать ни звука.

Наконец он убрал ладонь, зарычал и вцепился девушке в шею, до белизны стиснув пальцы. На ее лице отразился животный ужас, девушка судорожно ухватилась за руки насильника, захрипела, пытаясь высвободиться, но парень был сильнее, и вскоре она обмякла. Глаза ее закатились, девушка дернулась и замерла.

Парень удовлетворенно выдохнул, достал из кармана выкидной нож. Щелкнуло лезвие. Приметив золотые серьги в ушах убитой, парень резкими движениями вырвал их из мочек, стряхнул кровь и сунул серьги в карман. Затем, деловито оглянувшись, размахнулся и всадил нож в мертвое тело…

* * *

Чикатило ужинал после трудного дежурства, но уставшим он не выглядел. После всего увиденного на платформе электрички его охватило и не отпускало знакомое возбуждение. Он рассказывал жене про поиски потрошителя, а сам все косился на нож, лежащий на столе.

– Вся милиция области, мы – народные дружинники, комсомольские дружины – все ловят. Такая поставлена задача. Даже вертолеты в дело пошли.

Фаина забрала у Чикатило опустевшую тарелку.

– Значит, поймают наконец, – сказал она. – Скорей бы уже.

Чикатило вздрогнул, испуганно посмотрел на жену. Та не заметила этой перемены: повернувшись к столу спиной, она убрала грязную тарелку в раковину, налила чай, поставила перед Чикатило чашку и вазочку с печеньем. Чикатило глядел на Фаину застывшим взглядом. Фаина погладила его по руке.

– Ты чего? Кушай, чай пей.

Чикатило придвинул к себе чашку, взял из вазочки печенье, начал есть, неторопливо жуя.

– Поймают… – задумчиво произнес он.

– Давно пора, – подтвердила Фаина. – А то ж Юрку в школу отпускать страшно. Конечно, поймают. Раз уж даже с вертолетами ловят.

В дверях кухни появилась дочь Людмила.

– Мам, я… – начала она, но увидела отца, осеклась и изменилась в лице. – Я потом к тебе подойду.

Людмила вышла. Чикатило допил чай, поставил чашку на край стола.

– Наконец-то меня оценили, – невпопад сказал он.

Фаина нахмурилась, поняв фразу по-своему.

– Не трогай ее, Андрей. Ты-то что цепляешься? Ты же взрослый человек, понимать должен. Не оценивает она тебя. Это такой возраст. Пройдет время, ей стыдно будет, что так вела себя с отцом.

– Что? – не понял Чикатило, думая о своем.

– Мы же про Люду говорим?

– Конечно-конечно, – закивал Чикатило. – Я не цепляюсь. – Он улыбнулся и повторил. – Я не цепляюсь к ней, Фенечка.

* * *

Овсянникова проснулась рано. Осторожно встала, стараясь не разбудить Витвицкого. На тумбочке возле софы лежали его наручные часы и очки. Она постояла, с умилением глядя на любимого, осторожно и нежно провела пальцами по щеке.

От прикосновения Витвицкий проснулся, посмотрел на Овсянникову, улыбнулся.

– Ирина.

Вдруг он спохватился, схватил с тумбочки часы, щурясь, посмотрел на циферблат.

– Проспал… Черт!

Овсянникова тихонько засмеялась.

– Не волнуйся, успеваем. Вставай, завтрак на столе.

Витвицкий сел на кровати. Выглядел он смешно и даже нелепо: в майке, волосы растрепаны, близорукие глаза щурятся на свет. Но Ирина ощутила, как в груди разлилась теплота – это был ее мужчина, только ее. И больше ничей.

Спустя десять минут они сидели за столом. Витвицкий уже был в костюме, тщательно причесан. Он аккуратно мазал масло на хлеб, задумался и погрузился в себя. Овсянникова сидела напротив, пила кофе.

– Что планируешь сегодня делать? – спросила она.

Витвицкий встрепенулся, секунду смотрел непонимающе, потом нахмурился:

– Что начальство скажет.

– А Олег Николаевич молодец, – сказала Овсянникова, имея в виду Горюнова. – Зная ваши отношения, можно было предположить, что он мстить станет. Закроет тебя в архиве до конца расследования, а он…

– Лучше бы он меня в архиве закрыл. А то теперь замордует оперативными мероприятиями вместо расследования.

– Виталий, в оперативно-разыскных мероприятиях нет ничего плохого. Это часть нашей работы.

– Знаешь, я не для того потратил столько лет на науку, чтобы кататься в пригородных поездах, надеясь случайно поймать убийцу. Я психолог! – возмутился Витвицкий.

– Разве психологи в электричках не ездят? – улыбнулась Овсянникова.

– Да при чем здесь электрички… Это недальновидная кадровая политика и неэффективное использование человеческого ресурса, – с досадой сказал Витвицкий.

– Не знаю… Мне нравится. Это значительно интереснее, чем сидеть в архиве. – Ирина встала, взяла висящий на спинке стула китель, надела и принялась застегивать пуговицы. – В оперативных мероприятиях есть жизнь. А ковыряясь с бумажками, чувствуешь себя как в нафталине.

– Спасибо за нафталин, – буркнул Витвицкий.

Овсянникова подошла к Виталию сзади, обняла за плечи.

– Ну правда. И потом – в оперативной работе всегда есть поле для фантазии.

– Можно ползать в электричке по-пластунски, – не сдавался Витвицкий.

– Нет, можно, например, ловить преступника на живца, – Овсянникова улыбнулась. – Как думаешь, клюнет на меня убийца?

– Думаю, нет. Его отпугнут твои погоны, – Витвицкий тоже улыбнулся. – Все, Ирина, давай собираться. Пора.

* * *

У здания УВД их встретил Горюнов.

– Виталий Иннокентьевич! Очень кстати. Поехали.

– Куда? – не понял Витвицкий.

– Из Батайска звонили. Труп, изнасилование, глаза выколоты, – обрисовал ситуацию майор.

– Олег Николаевич, вы же говорили, что теперь убивать преступнику будет затруднительно, – съязвил Витвицкий.

– Слушай, Виталий Иннокентьевич, не умничай, а? Сейчас не время. Поехали.

И он сделал знак водителю стоявшей поодаль серой «Волги».

* * *

В Новочеркасском штабе народной дружины было людно. В коридорах толпились дружинники, кричал что-то матом пьяный хулиган, задержанный на автовокзале. Чикатило протиснулся через толпу, постучал в дверь с табличкой «Командир народной дружины» и прошел в кабинет:

– Вызывали?

– А, Андрей Романыч, – обрадовался командир, – заходи, садись. Ты у нас сегодня герой дня.

– А что случилось? – не понял Чикатило.

– Взяли мы твоего мужика. Ну вчерашнего. Он и в самом деле насильником оказался. Подцепил бабенку в электричке, подпоил, вызвался проводить до дома, а сам в кусты заволок и… как в том анекдоте: «Я сперва тоже подумал, что совокупляются, товарищ капитан, а пригляделся – нет, ебутся».

И он громко рассмеялся над собственной шуткой. Чикатило криво улыбнулся, не разделяя юмора. Спросил осторожно:

– И что теперь будет?

– А что будет? Бабенка протрезвела, поплакала, заявление накатала, – усмехнулся командир. – Этот покобенился, но, как заявление увидел, присмирел. Сейчас сидит, признательные строчит. Так что грамоту тебе выпишем или письмо благодарственное за помощь органам в борьбе с преступностью, прекрасные личные качества и высокий моральный облик, достойный советского человека.

– Да нет… Я про другое… Убийства же теперь прекратятся, ловить с вертолетами никого не надо?.. А этого насильника судить будут?

Командир поглядел на Чикатило, улыбнулся еще шире:

– Ах, ты вон куда замахнулся… Светлая ты душа, Романыч. Разве ж это тот насильник?

– А разве не тот? – осторожно спросил Чикатило. – Не который убивает?

– Тот уникальный, а этот обыкновенный.

– Как это – обыкновенный?

– Ты что, думал кроме потрошителя никаких других насильников нет? – понизил голос командир. – Да их вокруг до хрена и больше. Было бы иначе, мы бы с тобой здесь не сидели. А работы у нас, к сожалению, много.

Чикатило с досадой посмотрел на командира.

– Но этот точно не тот?

Командир подался вперед и заговорил с тихой вкрадчивой доверительностью:

– Сегодня товарищ мой в Управлении был. Говорит, в Батайске новый труп нашли с выколотыми глазами.

– Как в Батайске?..

Чикатило снова изменился в лице, теперь он пребывал в растерянности.

– А чего здесь непонятного? – Голос командира стал жестче. – Говорю же, маньяков много. Так что грамоту мы тебе выпишем, но расслабляться рано.

– Не надо грамоту.

– Как это не надо? Скромничаешь? Заслужил – бери.

Чикатило поморщился, повторил:

– Не надо грамоту. У меня семья, дети… зачем?

– Как это зачем? Чтоб гордились. Батька не только на работе передовик, но и в борьбе с преступностью стране помогает.

– Если бы я жулика помог поймать. А тут… насильник… пьяный… противно… Не надо.

Командир народной дружины хмыкнул.

– Ну как знаешь. Тогда просто поздравляю тебя с боевым крещением, так сказать.

Он крепко пожал руку Чикатило. Тот выдавил жалкую улыбку, распрощался и вышел.

* * *

Вечером Чикатило и Фаина устроились перед телевизором. Фаина вязала, а Андрей Романович просматривал газету. Он как раз дошел до раздела «Футбольные новости», когда вошла Людмила. В куртке, джинсах, с дорожной сумкой «СПОРТ» в руках.

– Мама, меня зачислили, – сказал она, глядя в сторону. – И я написала заявление на общежитие.

– Что?! Люда, куда… – Фаина опустила на колени вязание.

– Не надо, мама. С этим, – Людмила кивнула в сторону Чикатило, – я все равно в одной квартире жить больше не смогу. И не буду!

Чикатило отложил газету.

– Да, дочка… Спасибо! А что, правильно – вырастил, выкормил, давай теперь… Вранья наслушалась, об отца ноги вытерла и шагай по жизни, ать-два. В добрый путь!

Он усмехнулся, но не горько, а как-то зло и даже довольно.

– Андрей… Люда! Да что же это… – Фаина переводила взгляд с мужа на дочь – и обратно.

– Все, мама, пока. Я позвоню, как в общежитии устроюсь, – бросила Людмила и, резко повернувшись, практически выбежала из комнаты. Фаина сорвалась за нею. Послышался топот, голоса, щелкнул дверной замок, хлопнула дверь.

Чикатило взял газету и продолжил чтение. Вернулась расстроенная Фаина. У нее на глазах были слезы.

– Боже мой… И как-то все на бегу, не по-человечески… Почему ты так с ней?

– Выросла она, Фенечка, – пожал плечами Чикатило. – Все, отрезанный ломоть. У них в этом возрасте всегда самые близкие – самые плохие, сама же говорила. Смирись. Переключи на второй канал, кино сейчас будет.

Фаина вздохнула, подошла к телевизору, щелкнула ручкой переключения каналов. По ее щекам текли слезы.

1992 год

Чикатило сидел в клетке, погруженный в воспоминания, пустыми, мертвыми глазами смотрел на судью. По рядам прокатился ропот. Судья постучал ладонью по столу, призывая к порядку. Ропот в зале постепенно стих, судья обратился к Чикатило:

– Подсудимый Чикатило, повторяю вопрос. В материалах дела значатся два убийства, вменяемые вам. Это убийство Л. П. Воловахи в Мясниковском районе Ростовской области и убийство И. Н. Гореловой в Батайске. Оба убийства совершены в восемьдесят шестом году.

– Я уже говорил, в восемьдесят шестом году я никого не убивал. Не нужно было. Это не я. Насильников вокруг много, – монотонно сказал Чикатило и обвел взглядом зал, будто бы ища среди людей в зале насильников.

Снова стало шумно.

– И в Батайске я никого не убивал, – добавил Чикатило. – Почему вы решили, что я вообще был в Батайске?

– Вы же меняли места убийства? – спросил судья.

– Я их не выбирал, нет… Были случаи, по пять километров ходил в лесу, вместе шли и шли, а потом задергало, затрясло.

– Вы вели с собой жертвы, чтобы совершать убийства? – уточнил судья.

Чикатило отвел взгляд, начал говорить еще тише:

– Ну получалось так, убивал. Я думал, уже так выработалось у меня, с целью физической разрядки… С этой целью уводил, а то что убивать, я так не формулировал, нет. Просто как вижу одинокого человека, так уже должен увести его в лес.

– Что было для вас критерием выбора жертв? Возраст? Внешность?

– Я никакого значения не придавал… – повел плечами Чикатило.

– Если не выбирали, то чем объяснить, что, когда вас так «затрясло», вы ни разу не напали на мужчину, на пятидесятилетнюю женщину? Более того, почти все женщины, которых вы уводили, были либо опустившиеся, бродяжки, либо с психическими отклонениями. Значит, был выбор?

– Значит, да, получается… – Чикатило помотал головой. – Которые шли со мной…

– Вы искали их?

– Нет, я жертв не искал, без дела ходил, как затравленный волк…

Чикатило поднял глаза, посмотрел на судью с тоской и отвернулся. По залу снова прокатилась волна шума, кто-то грубо выругался.

– Тишина в зале, – призвал к порядку судья.