Алексей Фатьянов
Когда весна придет, не знаю
Предисловие Владимира Кострова
Составление Марины Булановой
В оформлении переплета использован рисунок Елены Дмитриевой
В книге использованы фотографии из архива семьи А. Фатьянова
Издательство благодарит за помощь в подготовке книги внучку поэта Анну Китину
Серия «Лучшие поэты»
© А. Фатьянов (наследники), 2019
© ООО «Издательство АСТ», 2019
* * *
Так говорила и пела страна
Какая музыка была!
Какая музыка играла,
Когда и души, и тела
Война проклятая попрала.
Александр Межиров
Помню холодный зимний вечер 1945 года в глухой костромской деревне. Деревенская изба с полатями, с иконами в красном углу и портретом вождя на стене… А в сенях – теленок, стригущий сено.
И вдруг из черного раструба тарелки-радио полилась удивительная песня – «Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат, пусть солдаты немного поспят…». Мы – моя мама, бабушка, дед и я, совсем мальчишка, замерли. В ней было столько любви, нежности, мужества и правдивости, что мы стали ловить каждое слово.
Так впервые я встретился с песней Алексея Фатьянова.
Теперь-то я понимаю, что тогда мы услышали художественное произведение высшего порядка. Эту песню сразу запомнила мама, женщина певучая, красивая, которая, как и все женщины того времени, была солдаткой.
Позже мы услыхали и многие другие песни Фатьянова, и каждый раз ловили их как добрых друзей.
Написанные в годы войны, они были близки буквально всем, они звучали постоянно по радио и приходили в каждый дом, в самое нужное время, и говорилось в них о самом главном – просто, задушевно и проникновенно. А невыдуманность коллизий сразу побуждала фронтовиков признать их своими.
Ведь завтра снова будет бой,
Уж так назначено судьбой,
Чтоб нам уйти, не долюбив,
От наших жен, от наших нив.
Но с каждым шагом в том бою
Нам ближе дом в родном краю…
Какие естественные интонации, лишенные всякой вычурности! Как точно здесь передано настроение солдата!
Долго ночка длится.
Лютый ветер злится,
По траншеям нашим бьет крылом.
Скоро ль до рассвета,
До весны, до лета
Мы с тобой, товарищ, доживем?..
А здесь возрастание надежды – «до рассвета, до весны, до лета мы с тобой, товарищ, доживем…» И какое разнообразие настроений – и грусть, и мужество, и простодушная улыбка.
Давно мы дома не были…
Шумит над речкой ель,
Как будто в сказке-небыли
За тридевять земель.
На ней иголки новые,
А шишки все еловые,
Медовые на ней…
На свидетельстве о рождении Алексея Ивановича Фатьянова стоит штамп Казанского собора города Вязники Владимирской губернии. В Вязниках будущий поэт закончил четыре класса школы, а затем его семья переехала в ближнее Подмосковье, на станцию Лосиноостровскую.
Русская природа, русский уклад жизни, русская речь и песни окружали его с самого детства.
В 1936 году Фатьянов был принят в театральную школу Центрального театра Красной Армии, после окончания которой получил специальность актера. Еще будучи студийцем, поэт выезжал с театром на гастроли в воинские подразделения, побывал во многих уголках нашей страны, вплоть до Дальнего Востока. В мае 1940 года он был призван на военную службу, и в соответствии с его профессией – в Ансамбль песни и пляски Орловского военного округа. В армейских газетах публиковались его первые стихи и тексты песен.
Когда же началась Великая Отечественная война, он отправился на фронт.
В 1942 году Фатьянов познакомился с композитором Василием Ивановичем Соловьевым-Седым. Это была знаменательная встреча, они стали соавторами на многие годы. Вскоре родилась знаменитая песня «На солнечной поляночке». Поэт-фронтовик Николай Старшинов вспоминал о ней так:
«Августовским утром 1943 года, после длительного ночного марша по смоленским чащобам и болотам, наша часть вышла на опушку леса. Мои товарищи в полном боевом снаряжении – с винтовками, автоматами и пулеметами – от усталости едва не валились с ног.
Тут мы и услышали отчаянно веселую, зажигательную песню, а только потом увидели наших разведчиков, лежащих среди густой некошеной травы в маскхалатах.
На солнечной поляночке,
Дугою выгнув бровь,
Парнишка на тальяночке
Играет про любовь… —
выводил один из них, привстав на колено. А его товарищи подхватывали:
Играй, играй, рассказывай,
Тальяночка, сама
О том, как черноглазая
Свела с ума…
В песне было столько удали и задора, что как-то сама собой забылась усталость, словно бы у нас прибавилось сил».
Алексей Фатьянов о войне знал не понаслышке: он был ранен при освобождении Венгрии, награжден медалью «За отвагу» и орденом Красной Звезды.
Наши поэты того времени создали немало замечательных песен о войне, о солдатской службе, которые стали народными, семейными.
Вот суровая, пронзительно-тревожная, зовущая в бой «Священная война» Василия Лебедева-Кумача, вот задумчивая, щемящая «Землянка» Алексея Суркова, всемирно известная «Катюша» и классические песни Михаила Исаковского «В лесу прифронтовом» и «Враги сожгли родную хату». И здесь же рядом с ними голос Алексея Фатьянова: «На солнечной поляночке», «Соловьи», «Ничего не говорила», «Звездочка», «Давно мы дома не были» и наконец «Где же вы теперь, друзья-однополчане?..»
Кстати, «Соловьи» была любимой песней маршала Г. К. Жукова, о чем он писал в своей книге «Воспоминания и размышления».
Уже в «Соловьях» и в «Давно мы дома не были» поэтом была найдена собственная интонация, ставшая сквозной для его творчества: он показывал внутренний мир человека на фоне масштабных исторических событий, переживаемых народом и страной. В годы войны это был человек на фоне испытаний, выпавших на долю Отечества.
Песни Фатьянова обладают качеством, которое в нашей истории называлось народностью. «Вот стихи, а все понятно, все на русском языке», как писал А. Твардовский.
Уже после войны, в конце сороковых годов, в поэтических текстах Фатьянова появляются гражданские мотивы, напоминающие «марши» Лебедева-Кумача 30-х годов:
Мы люди большого полета,
Создатели новых чудес.
Орлиное племя – пилоты,
Хозяева синих небес…
Затеяло с птицами споры
Крылатое племя людей.
Мы люди широких просторов,
Высоких и смелых идей.
Но на месте плакатной жесткости образов Лебедева-Кумача – характерный для Фатьянова простодушный лиризм. Его лирическая гражданственность являет себя даже в так называемых «производственных» песнях: «Зацветает степь лесами», «Всё поля да поля», «Когда весна придет, не знаю», «Золотые огоньки» и многие другие.
В 1946 году Алексей Иванович познакомился с талантливейшим композитором из Горького Борисом Мокроусовым. Бывшие фронтовики, близкие друг другу по духу, они написали вместе более тридцати песен, в которых отражена широта русской души.
Это прекрасные лирические песни, любимые всей страной: «Три года ты мне снилась», «Тропки-дорожки», «На крылечке твоем», «Ромашка моя», «В городском саду», «Когда проходит молодость».
Фатьянов много писал для театра и кино. Но порой уж фильм не помнишь, а песня из него поется до сих пор.
Выдающийся кинорежиссер Марлен Хуциев, незадолго до своей кончины, рассказывая о своей картине «Весна на Заречной улице», говорил, что она не имела бы того громадного успеха, если бы не песня Фатьянова «Когда весна придет, не знаю». «Весь фильм в этой песне, – говорил он. – Авторами был гениально схвачен замысел картины и характер героев».
Борис Равенских – театральный режиссер, поставивший на сцене в общем-то незатейливую пьесу «Свадьба с приданым», заказал Алексею Ивановичу песни для этого спектакля. А позже говорил, что, если бы не эти песни («На крылечке твоем», «Хвастать, милая, не стану» (куплеты Курочкина) и «Зацветает степь лесами»), спектакль и фильм, появившийся позже, не обрели бы такой всенародной любви и признания.
Артистическая натура Фатьянова помогала ему в создании театрально-поэтических образов.
Все, о чем писал Фатьянов, – родное, близкое нам с детства. Сам поэт сказал об этом так:
Если б я родился не в России,
Чтобы в жизни делал? Как бы жил?
Как бы путь нелегкий я осилил?
И, наверно б, песен не сложил…
Родине он посвятил самые проникновенные, сыновние, благодарные строки, она для него – всё: и красота, и вера в жизнь, в победу, в будущее:
Ходят грозы, ходят бури,
ходит смерть в лихом бою.
Но спасает нас от пули
Вера в Родину свою.
Алексей Иванович Фатьянов умер очень рано – в 40 лет, в 1959 году от сердечного приступа. Я помню эти похороны. Улица перед зданием Союза писателей была заполнена народом. Старожилы говорили, что это были самые массовые похороны писателя со времени смерти М. Горького.
Мы победили в Великой Отечественной войне и восстановили страну, потому что мы еще и пели, в том числе великие песни Алексея Фатьянова, которые живут и по сей день.
Владимир Костров
Стихотворения
1936–1959
Глядя на звезды
(Стихи 1936–1940 гг.)
«Предо мною Москва в тумане…»
Предо мною Москва в тумане.
Звуки ночные окутались сном.
Но вижу – зовет меня,
Манит и манит
Черемуха под окном.
И в далекую ночь,
В золотистый рассвет
Рвется сердце мое,
О синих глазах,
О светлой косе
Сердце мое поет.
Я всегда был, товарищи, весел,
Но сегодня – не по себе,
Хочется нежных песен
О простой
Трехоконной избе,
О тропинках в задумчивых чащах,
О милом и очень родном,
О ласточках, быстро летящих,
О черемухе под окном.
Потому что там, по соседству,
Как страницы потрепанных книг,
Выронил я из детства
Самые лучшие дни.
И еще потому что, встречая рассвет,
Сердце пело мое
О синих глазах,
О светлой косе,
О радости быть вдвоем.
«Тень идет за Настей косо…»
Тень идет за Настей косо,
А за нею ветерок,
А за ним от папиросок
Легкий тянется дымок.
А потом уж только парни
У прохожих на виду,
Чтобы выглядеть шикарней,
С папиросками идут.
У них галстуки в разводах,
Модные воротники –
Все ударники с завода:
Чем, скажи, не женихи?
Предлагают Насте сласти,
Настя сласти не берет.
Говорят Настасье:
– Здрасьте! –
Мимо девушка идет.
Ни за что не обернется,
Лишь глазами улыбнется.
Ветка с дерева нагнется,
Только Насти не коснется,
Может гладить Насте косы
Только легкий ветерок.
Погасают папиросы.
Расплывается дымок.
Чем же Настя знаменита?
Каждый день
Со всех сторон
Сотни писем и открыток
Ей приносит почтальон.
Оттого ль, что, став пилотом
Без отрыва от станка,
Настя водит самолеты
В грозовые облака?
Тень идет за Настей косо,
А за нею ветерок,
А за ним от папиросок,
Вновь зажженных папиросок,
Легкий тянется дымок.
Этапы
(Поэма)
1
За окнами кашляла осень,
Простуженный ветер шлялся,
По лужам босыми ногами
С утра пробегали дожди.
Не важное было время,
Черт знает, чем я питался,
Но, бодро вставая утрами,
Я говорил: Подожди…
Я сам починял ботинки,
И ставил на брюки заплаты,
И, чтоб не заплакать от горя,
Читал юмористов на сон.
Я продал, что было, на рынке –
На жизнь не хватало зарплаты.
Мне галки на сером заборе
Кричали всегда в унисон.
Мне снились тогда конфеты
И прочие вкусные вещи.
Я позволял себе роскошь
Раз в месяц ходить в кино.
И вот заболел я летом,
Казалось мне – море плещет
И совершенно бесплатно
Дают золотое вино.
Наверно, я умер бы, если
Меня позабыли бы люди,
Не вспомнила девушка Тоня,
Которой забыть нельзя.
Она приходила, как песня,
Бульон приносила в блюде
И массу тепла в ладонях,
Чтоб я не дрожал и не зяб.
Я после узнал, что ночью,
Когда я в бреду метался,
Она пробыла со мною,
Совсем позабыв о сне.
Жизнь была носа короче,
Я смерти, наверно бы, сдался.
Милая, милая Тоня,
Как хочется плакать мне.
Ты мне меняла компрессы,
Советовалась с врачами,
Ты меня вырвала с боем,
Сердцем большим любя.
В комнате пахло лесом,
Весело булькал чайник,
Тоня была со мною,
Когда я пришел в себя.
2
И вот… не прошло и года,
Снова настало лето,
Мы улыбались от счастья –
Тоня должна рожать.
И наступили роды…
Трудно рассказывать это…
Ребенок не прожил часа,
Суток не выжила мать.
Осенью в хлипкую слякоть
Бродил я по городу ночью.
Думал, что сдохну от горя,
Попавши в его тиски.
Я разучился плакать;
Не плакать же не было мочи,
Но слез не хватило бы моря
Для страшной моей тоски.
3
На землю обрушились вьюги.
Рано приходит вечер,
Ветры заводят в снеге
Буйную карусель.
Всхлипывал ржавый флюгер
Почти что по-человечьи.
Шлялась бездомной собакой
Воющая метель.
Словно во сне проходили
Дни, месяца и даты.
Я машинально работал,
Интуитивно жил.
Ветер больших строительств,
Ветер идей крылатых,
Мысли, таланта и пота
Мимо меня кружил.
Весь перекошенный горем,
Я потерял дорогу.
Шел, как слепой, на ощупь
По паутине путей,
Рано встречая зори.
Весь от тоски продрогнув,
Я выбегал на площадь,
Выгнанный мукой моей.
И, надрывая горло,
Кричал умирающим звездам,
Что снова они вернутся,
А Тоня моя – никогда…
Изнемогая скоро,
Как рыба, глотая воздух,
Думал, что смерть спасенье,
Как пойманной рыбе – вода.
К черту послал природу,
Слепое ее движенье,
Законы бездарной смерти
Сводили меня с ума.
Я проклял седую науку
И всякое к ней уваженье.
А в мире рождались дети,
Фабрики и дома.
Поэты слагали песни.
На солнце высокое щурясь,
Великий старик Циолковский
Войну объявил небесам.
А рядом седой Мичурин
Сад насаждал чудесный,
Все деловито-просто
Творили кругом чудеса.
4
Я поднял дрожащие плечи,
Я стиснул виски руками,
Я сжал заскрипевшие зубы,
В уши ударил звон,
Я понял закон человечий,
Я видел прекрасное знамя –
Заря над Кремлем вставала
Символом наших времен.
Пусть налетают вьюги,
Стелют покров свой белый.
Пусть мне порою трудно
Мысли свои менять.
Сильны мои крепкие руки,
Я много могу еще сделать,
Ясно, что я не сдался –
Молодость
За меня.
Личная жизнь
(Поэма)
1
Где-то скучно взбрехнула собака.
С хрипом часы бьют… Кажется, восемь…
Телега проехала… Кто-то заплакал.
И снова тихо… Все то же… Осень.
Ветер кружит тусклые листья.
Слякоть…
Под глазами круги…
Отец картину знаменитой кисти
выменял на фунт муки…
……………………………………..
С монотонным, хриплым боем в спальне
в голодный год не проданных часов
шла жизнь своей дорогой дальней,
луны катилось колесо.
Дожди прошли. Где были лужи,
теперь ледок и мягкий снег.
Чудной узор из тонких кружев
мороз выводит на окне.
Змеится за окном дорога,
теряясь в ночь и холод звезд.
И со скрипучего порога
подолгу воет старый пес.
Казалось мне простым и ясным –
подрасту вот немного… А там…
Через сад, через ветхие прясла
я уйду по глубоким снегам.
И лишь только завижу город,
мать честная, скажу, держись.
И вступлю, молодой и гордый,
на дорогу, названную – жизнь.
А время шло под тот же стук часов.
Недавно, кажется, кидались наземь вьюги,
а вот опять опала сень лесов
и снова всхлипывает флюгер.
И мне кажется… Я уже взрослый,
я сую папироску в рот,
и девочку русую, с косами
провожаю до самых ворот…
И однажды, простившись взглядом,
все сказали мои глаза.
Я ушел отцветающим садом,
стоб уже не вернуться назад.
Скрылись последние крыши
в весеннюю свежесть утра.
Цвет осыпался с вишен
на головы сочных трав.
А в руке был подарок – бусы.
Видел я, в синеве, далеко
девочка с косами русыми
долго махала рукой.
2
Москва поправлялась…
Как после тяжелой болезни,
закоченелые кости расправив навек.
С тихой и ласковой песней
по улице шел человек.
Он заглядывал в лица прохожим,
как их любознательный друг.
Пахло землей и рожью
от его загорелых рук.
Он пришел от полей золотистых
с задорной улыбкой, плечист.
Он в детстве сказал мне, что будет артистом,
и вот он теперь – артист.
И я рад за товарища, друга,
Колька – большой человек.
А вспомни, как выла вьюга
и падал за окнами снег.
Еще битв не потухло пламя,
еще выстрелов слышался гул.
И братьев, погибших под знаменем,
хоронили в розовом талом снегу.
А мы… Мы хотели хлеба…
Хлеба хотелось нам…
Смотри, как весеннее небо,
дорога пред нами ясна.
И утро веселое, синее
будит тебя – творца,
чтоб слово бросал ты сильное
в ждущие слова – сердца.
Прошли мы вместе с нашей страной
путь с ее первых дней.
Это великое счастье дано
поколенью ее сыновей…
Давай на прощанье сядем поближе,
зайдем на маленький сквер.
Осень золотая, осень рыжая
тихим шагом идет по Москве.
Давай поговорим о жизни, о любимой.
И попрощаемся здесь.
Воспоминанья проносятся мимо,
как тени, как песнь.
Я не из тех, кто плачет,
когда тяжесть ложится в висках.
Нет. Я решаю задачу,
что ж это? Грусть? Тоска?..
Посмотри на меня – морщины
пересекают лоб.
Друг мой, без всякой причины
мне тяжело… тяжело…
Ты припрячь, отложи вопросы,
видишь – рвется из-под пера…
Косы… Русые косы.
Вспоминались мне вечера.
Жми покрепче упругие руки,
назови меня ласково – друг.
Не почувствуем мы разлуки,
дружба крепнет в пожатии рук.
3
Весна. Я на даче в Лосинке
сижу у раскрытых окон.
Кто-то хорошую синьку
вылил на небосклон.
И так хорошо на свете,
падает в вечность день.
Ласковый, тихий ветер
тихонько качает сирень.
Я сегодня письмо получил,
столько хороших строк.
В них горячего солнца лучи,
пена волн и крупчатый песок.
В них таежная чуткая тишь,
неба бескрайнего море.
Пишет друг: – Ты, наверное, спишь,
я ж стою на посту, на дозоре.
Чуткий слух ловит каждый шорох,
треск сучка, говор ветра и птицы.
Приготовлен и сух наш порох,
крепко заперты наши границы.
Ты вспомни… От старого дома
начало берут километры.
И вдаль убегают с изломом,
навстречу годам и ветру.
Вечер зелень обрызгал росами.
Мы у окон сидим. Ты и я.
Ты, моя девушка с косами –
нераздельная часть моя.
Любовь началась на изломе,
простая любовь, человечья,
и эту любовь не сломишь,
я смело скажу – она вечна.
Вечер, говоры птичьи
смолкли в покое ветвей.
И возникло интимное, личное
счастье двоих людей.
И снова берут километры
второе свое начало.
Тихо. Чуть слышно от ветра
калитка в саду застучала.
А думы бегут через сад
к детству, к забытым лицам.
Умолкла земля, лишь в ручных часах
время едва шевелится.
И я замираю…
И вдруг от порога,
Мать честная, кричу: держись.
Она продолжается – дорога,
названная кем-то Жизнь.
В защиту лирики
Озябшие, старые клены
В окна мои стучат.
Я свет погасил…
Заглянул удивленно
Ветер ко мне:
– Верно, спит… – проворчал.
Неправда!
Я песни сочиняю влюбленным,
Для тех, кто не может заснуть по ночам.
Месяц, скитаясь от осени,
В последнее время как лунь поседел…
Любимых,
Которых любимые бросили,
Я собираю сегодня к себе.
Идите,
Я настежь открою двери,
Я чистую скатерть на стол постелю.
Входите,
Я чайник сейчас согрею
Для всех,
У кого остыл поцелуй.
Входите.
Боитесь к поэту вы если,
мол – лирик,
а к лирике нет уже сил,
не бойтесь,
чтоб нас не тревожили песни,
мы Жарова с Уткиным
не пригласим.
А я обещаю сломать гитару,
стихов обещаю вовек не читать.
Я дам вам лучшую повесть Гайдара,
а это лирике не чета…
Я дам вам шахматы лучшей кости,
последний дебют Капабланки дам.
Поэму «Суворов» Симонова Кости…
Полезного, умного много в ней там…
С моей стороны никаких упущений,
идите, входите, я очень рад…
На тему «Прогресс путей сообщений»
Давно я для вас приготовил доклад.
Ну что ж вы? Я жду! Я гляжу удивленно
на дверь, отворенную в поздний час.
Как? Неужели же все влюбленные
Не ведают больше измены печаль.
Нет никого…
Только старые клены
в окна мои стучат,
да где-то тихонько играет гитара,
идет и поет молодой человек:
«Рассталась влюбленная пара,
рассталась, как видно, навек»…
Я тихо у окон присяду…
Я слушаю, как он поет…
А лирика ходит по саду,
тревожит, ликует, зовет…
На Дальнем Востоке
Артистам Центрального театра Красной Армии
Застава. Граница.
Высокие ели
Качала седая пурга.
Летели, кружились и пели метели,
Стеною вставали снега.
…В домик вошли мы,
Пошли раздеваться,
Роняя на коврики снег.
Мы были с концертом.
Нас было пятнадцать,
Бойцов было семь человек.
– Один на дежурстве, – они говорили. –
Придет он лишь только в конце. –
Пришел он,
И мы для него повторили
Двухчасовой концерт.
Граница, граница… Высокие ели
Качала седая пурга.
Летели, кружили и пели метели,
Но теплыми были снега.
Товарищи едут в Комсомольск
«Леса. Столбы. Поля. Леса.
Наш поезд мчится в ночь…»
– Ты дописал?
– Не дописал.
– А в шахматы?
– Не прочь… –
«Мелькнул за окнами перрон
И хоровод рябин…»
– Андрюшка видит пятый сон.
– А мы с тобой не спим…
– Кто здесь сказал, что я заснул?
– Никто… Приснилось, друг… –
«И кто-то, показалось вдруг,
Пронес за окнами сосну
Назад в Москву, в Москву…»
– Ну, дописал?
– Не дописал.
– А в шахматы?
– Готов… –
«Быть может, к нам под окна в сад,
Где на траве блестит роса,
Где, говорлива и боса,
Шла первая любовь…»
– Андрей,
Ему не дописать.
– Давай играть с тобой. –
«В вагоне спят. Лишь стук колес,
Лишь света свечки дрожь.
Как капли чьих-то светлых слез,
На стекла выпал дождь…»
– Ну вот, уже неверный ход.
Туру был должен есть. –
«В Хабаровске на пароход
Должны мы пересесть…»
– А баня в Комсомольске есть?
– Вам «мат».
– Откуда?
– Вот… –
«Сверкнула молния в глаза.
Сильнее дождь пошел.
Обыкновенная гроза,
И все же хорошо.
Бегут, согнувшися дугой,
Деревья за окном,
Из одного конца в другой
Шарахается гром.
Гремит, как полк броневиков,
Как марш ударных войск.
А где-то очень далеко
Спит город Комсомольск.
Прощай. Целую горячо,
Пиши. Не забывай».
– Ну что ж, сыграем, что ль, еще?
– Давай. –
«Не забывай».
– Привет передавай. –
«Тебе здесь кланяются все.
Еще целую.
Алексей».
