Алексей Евгеньевич Аберемко
Поделись своей правдой
– Весь день тут торчать собираешься?
Я огляделся. Лешего уже рядом не было. Мы пошли домой. Солнце ведь ещё высоко. Все трудятся, кто в поле, кто по хозяйству. Нужно лозу рубить и кору драть. А ещё дров наколоть. Впрок, на зиму. У меня на подворье дров много. Для себя и для соседей. И печку нужно топить в летней кухне. Кто же печку летом в избе топит? Я люблю зимой возле печки сидеть, на огонь смотреть, слушать, как дрова потрескивают. А растапливать не люблю: кашляю от дыма. Вот и жду, когда кузнец Ибрагим заводит свою ТЭЦ. По вечерам на улице становится светло, а в избах – батареи горячие. И топить не нужно.
А ещё зимой люблю масленичные гуляния. Каждый двор готовит в общак угощения. Блины, расстегаи, катание на заячьи тройках. Зайцы – это вам не барсуки, транспорт так себе. Каждый норовит скакнуть в свою сторону. В дрожках набивается до двух дюжин москвичей. Половина вылетает при первом рывке. Оставшиеся. В массе своей не едут, а мотаются, как флажки. Зацепившись за борта. Последнему удержавшемуся приз – выхухолевая шапка, предмет вожделения и гордости любого модника.
Или ещё стоя на досках с горки. А кто боится – на санках. А в прошлую зиму повезло, подморозило. По льду куда как быстрее. И не так пачкаешься. Кулачные бои нравились меньше: там побеждали либо Потаповы, либо Гавриловы. Раньше, говорят, пробовали грибники соревноваться. Силушки у них доставало, но супротив природы не попрёшь. Потаповы задирали противников крепкими когтями. У Гавриловых руки были значительно длиннее.
Был и переходящий приз. Крепкая такая бурая штуковина, похожая на куст из двух практически одинаковых симметричных стволов, ветвящихся лопатообразными шипастыми отростками. Их называли лосиными рогами. Я раньше думал, что этот приз из дуба вырезали. Арт объект такой. Нет. Дед Серёжа объяснил, что раньше были такие звери – лоси. Побольше зайца. С некрупного барсука величиной. Только я не верю, что такая громадина, да ещё и с огромной поперечной инсталляцией вообще могла передвигаться по лесу. А дед Серёжа говорит, что лоси бегали быстро. Врёт, конечно. В лесу выживают либо мелочь, которая по норам может спрятаться, типа кабанов и медведей, либо те, кому сам чёрт не брат – барсуки или ежи. Но факт – рога имелись, и их вручали победителю кулачного боя, а он вешал над входом в избу на целый год. Для гордости.
В эту зиму бились Ерофей Потапов и Гаврила Гаврилов. Гаврила, он более эмоциональный, давай сразу себя в грудь кулаками лупить. Широкие ноздри на тёмном лице садовода раздуваются. Я так и не понял: он Ерофея хочет напугать или себя бодрит. А по Ерофею вообще ничего не поймёшь: мелкие глазки ничего не выражают. Стоит себе столб-столбом. Потаповы охотники, умеют выжидать.
У Гаврилы нервы не выдерживают. Рывок. Кулачище летит в лицо Ерофею. Тот отступает, но валенок оскальзывается на замёрзшей луже. Удар проходит над головой. Гаврила по инерции летит через противника. Ерофей стягивает предательскую обувку. Всего мгновение, но этого хватает, чтобы садовод встал и вцепился вершковыми клыками сзади в мощное плечо не успевшего подняться соперника. Ерофей взвыл. Гаврила не дал ему опомнится, перехватив в замок шею. Вой перешёл в хрип. В отчаянной попытке вырваться охотник царапает когтями душащую руку и тяжело встаёт на ноги. Куда там – захват железный.
Гаврила решает приблизить победу и резко дёргает шею противника на себя. Всё? Нет! Ерофей резко отталкивается ногами. Но не вперёд, а туда, куда тянет противник. Они оба падают. Только Ерофей на мягкое тел, а Гаврила на промёрзшую землю. А ещё на него приземляется восьмипудовая туша. Руки безвольно разжимаются. Ерофею остаётся только развернуться на поверженном противнике. Староста останавливает бой. Рога теперь висят над входом в дом Потаповых.
Я вспоминал зиму, пытаясь отогнать мысли о завтрашнем походе к Лешему. Возле нашего дома стоял дед Серёжа. Загасив самокрутку, он предложил:
– Пойдём ко мне. Разговор есть.
Ладно, всё равно на работу не стоит. Пошли. Дед Серёжа обернулся к дёрнувшейся следом Люське:
– А ты дома посиди. Тебя не приглашали.
Может быть, со временем у них и наладятся отношения. В избе деда Серёжи был накрыт стол. По-холостяцки накрыт: пара мисок с закусью и ополовиненная бутыль. Хозяин тяжело сел на лавку, а мне указал место напротив. Тут только я понял, что бутыль он почал уже сегодня.
– Уходить тебе надо, паря! – дед Серёжа утвердил своё напутствие ударом кулака по столу, потом пьяно улыбнулся. – Ну вот, видишь: «паря». Подхватил словечко.
Я словечко не видел, а слышал. И не понял, что в нём плохого. Все так говорят. Но на всякий случай кивнул.
– Я становлюсь, как Ерофей или Кузьма. А раньше – богема!
– Ты не похож на Ерофея. Он толстый. На Кузьму немного. Если не на свету. Хотя… Кузьма покрепче будет. И повыше. Нет. Тоже не похож.
– А! Что ты понимаешь, дебил?! Наливай! Тебе Леший тоже мозги хотел пробить, боялся, что ты шпион. Только я помешал. сказал, что у тебя лоб узкий, а челюсть массивная. Явный признак умственной отсталости. Таких в шпионы не берут. Если лоботомию сделать, совсем идиотом сделаешься. А так, избы научу тебя ставить. И научил.
Дед Серёжа опрокинул в себя полстакана самогона. Я тоже выпил. Самогон я не люблю, но дядя Серёжа говорит, что спирт глистов травит и для аппетита полезно. Почему травит спирт, а пьём мы самогон, я ещё не разобрался. А закусывать люблю. Мою любимую капустку с брусникой ещё не квасили, но дед Серёжа нажарил молодой картошечки. С редиской самое то. Мой наставник крякнул и продолжил:
– Нет здесь жизни. Существование одно.
– А где она есть, дед Серёжа?
– А нигде нет. И так плохо, и эдак хуёво. Только у человека выбор должен быт. Сам он должен выбрать, где ему хуёвее. Валить тебе нужно, паря. Валить!
– Кого? – не понял я.
– Не кого, а куда. Вернее, откуда. Отсюда валить нужно. Весь смысл в этом. Главный смысл! Миссия! Беги, пока не поздно. Вспомнил я то место, которое тебе снилось. Посёлок Лиго. Он на самом деле существует. Тебя кикиморы тянули через лес, а есть дорога на двадцать километров короче. Между топью и Тёмным прудом.
Я особо не слушал. Никуда я валить не собираюсь. Поговорю с Лешим. Он ведь тоже человек. Наверное. Дед поддел вилкой кубик нарезанного в чашке холодца:
– Ты чего холодец не ешь? Я зря что ли полдня варил? В нём коллаген. Полезный для суставов, говорят.
– Не люблю. Сопли замороженные.
– Ты же не пробовал.
– Ты тоже сопли не пробовал, но ведь не ешь. Или ешь?
Дед Серёжа пьяно улыбнулся и прищурился. Хитрый такой прищур получился… не, не хитрый… блядский. Точно! Так отец говорил. Про кого? Про Сергея Беринга. Кто такой Беринг? Певец. Если деду сбрить бороду и убрать лет двадцать… почему двадцать? Он ведь не такой старый. Морщин не так много, если приглядеться… волосы почти все на месте. Только седые…
– Дед Серёжа!
– Чего?
– Сергей Беринг тебе не сын, случаем?
Старик поперхнулся холодцом, а потом вдруг захохотал. Отсмеявшись и откашлявшись, подтвердил:
– Отчего не сын?! Роднуля! Роднее не придумаешь. К тебе, гляжу, память возвращается. И что ты вспомнил?