Словно в саване дремлют туманом одетые пашни, Как на море маяк, в синем небе сияет луна, Эта тихая ночь лепит тучи в волшебные башни И о чем-то грустит, и тиха, и робка, и бледна.
Как отравой она жаждой счастья меня опоила И сулит мне раскрыть все заветные тайны небес. Эта тихая ночь, как знахарка, меня исцелила, Эта тихая ночь вся полка, словно сказка, чудес.
Сколько звезд золотых зажигает мне небо господне, Сколько новых цветов распустилось в зеленом саду, И какие желанья меня посетили сегодня, И какие виденья приснились мне в жарком бреду.
Пусть меня эта ночь, как мираж средь пустыни, обманет, За минутный восторг я прощу ей коварную ложь. Чем душистей цветок, тем скорее он к осени вянет, И какого вина без отравы похмелья испьешь?..
‹1891›
Буря
Мы пели радостно псалмы, Плывя к земле обетованной. Одето тогою туманной, Ласкалось море к нам. А мы, Слагая радостно псалмы, Неслись к земле обетованной.
Вдруг вихорь шумный налетел, В ладью ударил вал сердитый; Фатой узорною повитый, На небе месяц побледнел – И скрылся. Вихорь налетел, И за борт плещет вал сердитый.
Ревела буря, как шакал, И грозно море бушевало. С лица туманного забрала Унылый месяц не снимал… Ревела буря, как шакал, И грозно море бушевало!
Но мы спаслись от пасти вод, На берег выброшены шквалом, Луна с участьем запоздалым Глядит и снова вдаль зовет Нас, избежавших пасти вод, На берег выброшенных шквалом!
‹1891›
После битвы
Военачальники убиты, И уничтожен наш отряд… Как очи гневные, горят Созвездья, тучами повиты, И ветер стонет; да луна Глядит, печальна и бледна.
Я тихо выполз из оврага, Куда врагами сброшен был; Росою жажду утолил И, окровавленною шпагой Смолистых сучьев нарубив, Зажег костер. Верхушки ив
В овраге темном лепетали; Без грома молнии сверкали Вдали над темною горой, Да где-то звонко кони ржали, Да сыч кричал. Да волк порой Протяжно выл во тьме ночной.
И вспомнил я. Мы в кучу сбились, Спасая знамя от врагов. Там стон стоял. Ряды бойцов. Травою скошенной ложились, И умирающий, кто мог Еще дышать, спускал курок
И холодевшими устами, Последний испуская стон, Просил подать еще патрон. Мы в злобе спорили с зверями И лишь о том жалели тут, Что руки резать устают…
И долго я в оцепененьи Сидел с поникшей головой, Повергнут скорбною душой В неразрешимые сомненья: Трус возбуждал во мне презренье И отвращение – герой!..
‹1893›
Стрекоза и одуванчик
Был май, веселый месяц май, – Кому же грустно в мае? Цветов в полях – хоть убавляй, А лес, а птичьи стаи?
А небо в звездах и луне? А тучки на закате, То в перламутровом огне, То в пурпуре, то в злате?
Итак, был май. Поля цвели, В аллеях пели пчелки, На межнике коростели, А в просе перепелки.
Был старый лес веселый днем, А ночью тайны полный. Там пел ручей, обросший мхом, И лес смотрелся в волны.
Тюльпаны, пьяные от рос, На берегу шептались, А одуванчики в стрекоз, Как юнкера, влюблялись.
И вот один из них сказал: «Я прост и беден с вида, Но страстью жаркой запылал К вам, милая сильфида!
Среди своих подруг стрекоз Вы прима-балерина! Вы рождены для светлых грез, Для ласк и…серпантина!
И даже пьяница тюльпан Влюблен был в ножки эти, Когда плясали вы канкан В лесу, при лунном свете!
А в сердце пламенном моем Царицей вы живете! Для вас я сделаю заем У медуницы-тети,
Потом и свадьбу в добрый час Отпразднуем мы с вами. И буду я глядеть на вас Влюбленными глазами,
Перецелую, как кадет, У вас я каждый пальчик!..» А стрекоза ему в ответ: «Какой вы глупый мальчик!
„Для вас я сделаю заем У медуницы-тети“, А много ли – вопрос весь в том – У тети вы найдете?
Питаться солнцем да росой, Поверьте, я не стану! Нет, балерина, милый мой, Для вас – не по карману!»
Она умолкла. Лес дремал, Не шевелились травы, А ветерок в кустах вздыхал: «Ну, времена! Ну, нравы!»
Настала осень; лес желтел, Лист падал в позолоте, Косматый шмель в гостях сидел У медуницы-тети,
И тетя бедная в слезах Печально говорила, Что одуванчика на днях Она похоронила,
