Алексей Будищев
Переутомился
После нескольких опытов Стрекалов злобно швыряет коробку. И в ту же минуту его слух снова ловит неопределенный звук: не то сверчок, не то поцелуй.
С искаженным лицом он хватается за револьвер.
«Пойду и ухлопаю его, вот и весь сказ! – думает он со злобой на всем лице; – Слуга покорный, я терпеть всякие мерзости в своем доме не намерен-с!»
Но от дверей спальни он вновь возвращается в кабинет, дрожа как в лихорадке.
«Как ты его ухлопаешь в темноте-то, да вот с этакой ручкой? – злобно косится он на свою сильно трепещущую руку. – Этакой ручкой и нос с трудом высморкаешь, а не то что человека убьешь. Да и кто его знает, что это за человек Бобриков; еще самого ухлопает. Шаркнет из-за угла подсвечником и… прощайте-с!»
Стрекалов присаживается на тахту, подрыгивая руками и ногами: Его пробирает озноб; он думает:
«Положим, Бобриков вполне приличный человек, но кто ж его знает?»
И следователю вспоминается корреспонденция из города Эмска:
«Перед судьями предстал убийца – вполне приличный молодой человек».
«Приличный-то еще похуже неприличного шаркнет, – думает Стрекалов. – Нет, в спальню идти, это – на верную смерть! Лучше самому на себя руки наложить».
Через несколько минут он решается на следующее: подойти к двери спальни и кашлянуть.
«Бобриков догадается, что я здесь, – соображает он, – и удерет! И тогда я войду в спальню и констатирую…»
Он идет к спальне и кашляет у двери, но сейчас же начинает мучиться сомнениями.
«Куда же он, однако, удерет, когда я ему все пути к отступлений отрезал? В спальне-то ведь только одна дверь, и ту я загородил. Этак ведь он прямо на меня вымахнет сдуру-то? – Впрочем, – сейчас же он успокаивает себя: – и в форточку может вылезть; не важная птица. Форточка у нас громадная! Вылезет! Любишь, брат, кататься, – люби и саночки возить! Пожалтека-с!»
