Алексей Будищев
Лгунья
Я продолжаю. Мы решили следующее: Нина через два месяца (раньше она не может) переедет от дяди в меблированные комнаты, где поселюсь и я. С дядей ей придется порвать всякие сношения, так как он не позволит ей сделать этот шаг; у него есть для неё на примете жених, богатый и знатный, его дальний родственник. Несколько месяцев мы проживем в меблированных комнатах, а когда я окончу свою картину и получу за нее деньги, мы справим свадьбу и снимем маленькую квартирку.
Нина уже мечтала, какое она сделает себе подвенечное платье и, как девочка, хлопала в ладошки. Она говорила, куда мы будем ходить, как устроим квартиру, и смеялась и сияла глазами. Она уверяла, что из меня выйдет известный художник, и она будет гордиться мною и любить, любить. Мы разговаривали, пожимали друг другу руки и смеялись и мечтали без конца.
Между тем в лесу темнело. Малиновые тучи погасли, розовые блики догорели на листьях и стволах деревьев. В воздухе свежело; в кустах волчьей ягоды запел соловей; мотыльки исчезли, и пчелы устроились на ночлег в розовых чашках мальв. На востоке всходил месяц.
Месяц не солнце; он никогда не глядит жизнерадостно и вечно бледен, печален и встревожен. Мне кажется, это происходит оттого, что он блуждает над землею ночью и часто бывает свидетелем человеческих преступлений. Он видел и меня, бледного, дрожащего, с ножом в руке, в ту ночь, когда я думал выполнить миссию, возложенную на меня Самим Богом. Поэтому-то его свет и раздражает меня.
Господин доктор, будьте любезны опустить на окно гардину! Мы поселились в меблированных комнатах. Нина сняла комнату в одном конце коридора, я – в другом. Казалось, она была вполне счастлива; её голос звенел весело, глаза сияли. Она постоянно приплясывала, что-то напевала, как ребенок похлопывала в ладоши. Я погрузился в какое-то море блаженства. Господин доктора теперь бы я попросил вас слушать внимательней.
Как-то к нам в комнаты переехал новый жилец. Это был брюнет, высокий и красивый, с бледным лицом и усталыми глазами. Хозяйка комнат, большой руки сплетница, сообщила вскоре всем, что новый жилец женат, но не живет с женою, служит в каком-то департаменте и получает в месяц 85 рублей жалованья. Однажды в сумерки, помню, я проходил по коридору; ламп еще не зажигали, и в коридоре было темно. И вдруг я увидел в темпом углу новоприезжего жильца и Ниночку. Она о чем-то говорила с ним вполголоса и сияла глазами. Никогда она не казалась мне такой хорошенькой. Я был в туфлях, шел без шума, и она увидела меня, когда я уже был рядом. Нина как будто смутилась, но он, как бы отвечая на её вопрос, сказал:
– Половина восьмого!
И только. Затем он ушел к себе. Я спросил Ниночку, что это все значит, но оказалась самая простая история. У Ниночки остановились часы; случайно она встретилась с новоприбывшим господином в коридоре и спросила его, который час. Она с ним не знакома.
Она с ним не знакома. На другой день хозяйка сообщила мне, что новоприбывший жилец переехал с Верхотурской улицы, где он платил за комнату 30 рублей, и что у него много хороших вещей.
Верхотурская улица. Когда Нина поздно вернулась с Басманной, у неё лежала в кармане записочка, на которой была помечена именно эта улица. «Приезжай 10 ч. Верхотурская ул.». И Ниночка изорвала эту записку. В то время новый жилец еще не переезжал к нам.
Я попросил Нину перечислить мне адреса всех её знакомых. Она посмеялась над моим странным любопытством, но исполнила просьбу. Ни один из её знакомых не живет теперь на Верхотурской улице. Теперь, да-с, он уже переехал поближе!
Однажды я вышел из дому; у меня болела голова, и я хотел проветриться. Нины тоже не было дома. У ворот нашего дома я увидел прогуливавшегося взад и вперед посыльного. Он, очевидно, кого-то поджидал. Не знаю почему, но я догадался сразу, что он ждет именно Ниночку. Эта мысль пришла мне в голову случайно; в то время я еще верил Ниночке и забыл про Верхотурскую улицу. Я решился во что бы то ни стало выпытать посыльного. Я начал издалека с подходом, с подвохом по всем правилам настоящего сыщика, выдумал целую историю и тронул сердце посыльного. Он оказался весьма сговорчивым и за десять рублей уступил мне записку. Пославшему его он скажет, что вручил записку по принадлежности. Не знаю, с каким трепетом я распечатывал эту записку. Она была адресована Ниночке. Я помню её содержание слово в слово.
