Капканщик оставил волка и пошел к Лебяжьему озеру. Он оглядел там все кусты, обнюхал все капканы, но лисицы не нашел.
«Лукавый озорует!» подумал Фалалейка, выругался и отправился к своим салазкам.
Фалалейка вышел из кустов, хотел было раскурить трубку и полез в карман, но внезапно оцепенел в этой позе. То, что увидел он, показалось ему сверхъестественным. В нескольких шагах от Фалалейки по льду озера шел человек и вез его салазки и его, Фалалейкина, волка. Сначала капканщик не мог произнести от изумления ни одного слова и стоял неподвижно, хлопая, как сова, глазами. Так прошло несколько минут. Месяц осветил везшего салазки человека, и Фалалейка узнал в нем татарина Махметку, такого же дырявого капканщика из соседней деревушки, как и он. Махметка, согнувшись, вез салазки и точно плыл на лыжах. Фалалейка вышел из оцепенения и бросился к татарину. Он схватил его за руку и изменившимся от злобы голосом закричал:
– Не трожь, это мое!
– Нет. – Татарин мотнул головою и хотел продолжать путь.
– Мое! – повторил Фалалейка, хватая Махметку за обе руки и пытаясь вырвать у него веревки от салазок.
– Нет, покачал головою татарин, – это наше.
Фалалейка пришел в бешенство.
– Врешь, это мое! – Он завизжал, как баба, и схватил Махметку за лыковый кушак. Он засопел, зарычал и пытался повалить Махметку на землю. Но татарин был вдвое сильнее Фалалейки, и вскоре Фалалейка очутился на снегу под Махметкой.
И тогда татарин встал и снова взялся за салазки. Но Фалалейка и не думал так легко уступать добычу. Он поправил штаны и снова бросился на Махметку с прежнею яростью.
– Не трожь, бритая башка, это мое! – крикнул он.
– Нет, это наше, – покачал головою татарин, – у меня дети кушать хотят!
Фалалейка озверел. Он знал, что в санях лежит не волк, а хлеб, соль, водка и порох, все то, что он привык ценить очень дорого.
– Так ты эдак? – завизжал он и уцепил татарина за кушак; но снова очутился внизу под Махметкой.
– Так ты эдак? – Фалалейка выхватил из кармана нож, быстро раскрыл его и ударил татарина в живот.
Махметка изумленно раскрыл глаза, позеленел, как-то растеряно улыбнулся и свалился с Фалалейки. Он застонал: