Алексей Борисович Черных
Избранные вещи
Новогодние предчувствия
1.
На Новый год возможно всё:
И чудо, и чудачества;
И радости; и «ё-моё!»
От вин плохого качества;
Маринование мясца,
Нарезка мясо-сырная,
Шашлык, дрожанье холодца,
Закусочка обширная;
И наслаждение едой
До майонезных коликов;
И нескончаемый запой
Домашних алкоголиков;
Крик собутыльников, табак,
Сопивники, сохлебники;
Инфаркт у кошек и собак
От шумной пиротехники;
Гулянье, музыка, танцпол
Везде – в домах, на улицах,
На площадях, в садах, у школ –
Повсюду, где танцуется.
Ночь новогодняя резва,
Гуляньем будоражится…
Но в ней всё меньше волшебства…
Иль это мне так кажется?
2.
На фабрике Дедов Морозов
В декабрьские дни суета,
Запарка, горячка, неврозы
От всеприсутствия льда.
Весь год простоявший конвейер
Сейчас, надрываясь, гудит.
По ленте его словно веер
Из баб белоснежных труси́т.
Из них там, как из заготовок,
Используя снежный остов,
Добавив немного обновок,
Ваяют морозных дедо́в.
Справляют им красные шубы
И валенки им раздают;
В меха рукавичек грубых
Их чистые руки суют;
Вручают огромные шапки,
На лица – от старых щедрот –
Им тщательно клеят накладки
Из ватных усов и бород.
Репризы и песенки спамят
Им в мозг, как пекут пирожки,
А в оперативную память
Записывают стишки.
А после, когда костюмеры
С гримёрами лоск наведут,
То Дедов Морозов курьером,
По точкам заказов везут.
Вот только не к каждому Деду
В комплекте Снегурка идёт.
Ну, разве что, если в смету
Поставки она попадёт.
А так этих девочек снежных
Креачат в соседнем цеху
Из льда карамелек нежных
И шубок на тонком меху.
И видится нам в новогоднем
Предпраздничнье дорогом
Предчувствие сказки сегодня
И отрезвленье потом.
Поэзии яркие краски
Скрывают прозы утиль.
Мы страстно желаем сказки,
Но обретаем быль.
3.
Пусть Дед Мороз щеголеватый,
Неутомимый бородач,
На год две тысячи двадцатый
Преподнесёт молодцевато
Две тыщи двадцать вам удач!
4.
Всем Дедам Морозам, увы, суждено
Ходить в меховых полушубках.
При нынешнем климате видится «но»:
В них жарко, как в душегубках.
А нужно и тёплую шапку носить,
И валенки, и рукавицы.
Не так же, как Санта, задохликом быть,
Кургузым и бледнолицым.
Им, Сантам, не стыдно в ночных колпаках
И куценьких телогрейках
На крыши взбираться и впопыхах
Всех хэппиньюевить елейно.
А Деду Морозу положено быть
Неспешным, солидным, спокойным,
В дома с поздравленьями чинно входить,
Подарки дарить достойно.
Так что тепло из-под шубы его,
Все – добрые – его страсти
Лишь подогреют то волшебство,
Что он нам подарит на праздник.
* * *
Сегодня зима может птичкою
Отметить в своём чек-листе
Пусть мизерное, но наличие
Снега, что лёг не везде.
Он даже не снег – пыль снежинная
Что чуть осветлила простор,
Покрыв сединою мышиною
Редкий сосновый бор,
Где тени от сосен милуются:
На светлое лечь – им за честь.
И белые мухи на улице
От этого ярче, чем есть.
Ну, что же, глядишь, и насеется
К утру помаленьку сугроб.
Не стоит, правда, надеятся
На новогодний озноб.
Согласно прогнозу в наличии
Предвидится твёрденький плюс.
Чек-лист разукрасить птичками
Зиме я помочь не берусь.
* * *
Обычный взгляд в обычное окно,
И строк родится враз полным-полно.
Собака или кот мелькнули, чем
Всё это не сюжеты для поэм.
А уж грозы искренье и бабах –
Здесь матерьяла на роман в стихах…
* * *
Невозможно до конца высказаться,
Если многое просто не сказано,
Если только стараешься вырваться
Из пространства противопоказанного…
* * *
Дети!
Когда родители говорят
мыть руки,
Мойте –
не стоит отнекиваться
и такать.
Мойте фрукты и овощи также,
чтобы потом
в му́ке,
Бедствуя животом,
жидко не какать.
В ночь, когда отключили свет
Огни автотрассы за редким леском
Блистают, горят, веселятся;
Врываясь, шутя, в незашторенный дом,
По стенам бесцветным струятся.
Чудят… И десятками камер-обскур
Рисуют, как будто кистями,
Сосновых стволов фантастический сюр,
Играючи светотенями.
Те тени вначале размыты, потом,
Зуммируясь до деталей,
Проносятся ярким полукольцом –
Такой себе планетарий.
Плюс встречных авто дополнительный свет
Ещё подгружает сюра –
И мчатся навстречу подобьем торпед
Сосновых видений фигуры.
Машины разъедутся, тени дерев,
Пронзившиеся взаимно,
Рассеются, взгляд на мгновенье согрев
Прокруткою светомультфильма.
И вновь повторится игра на стене –
С другим уже транспортным средством,
Пронесшимся мимо и в спальню ко мне
Забросившим отблеск резкий.
Игра бесконечна, как вечен поток
Гарцующих автотачанок,
Несущихся – с запада на восток,
С востока на запад – рьяно.
И как бесконечен бессонницы лик –
Чем дольше он, тем нереальней –
Но видящий каждый мерцающий блик
На стенах-экранах спальни.
* * *
Грибною мелочью заполнился лесок.
Грибам плевать, что дня через четыре
Две тысячи двадцатый в должный срок
Придёт под бой часов в прямом эфире.
Зима бесснежием запутала грибы,
Сосновый бор, окрестности и дали.
Но соснам что? Обидно, что дубы,
Листву чрезмерно рано потеряли.
И юный – под окном у нас – дубок,
Сейчас стоит несчастный и безлистый.
Листва не может, как грибы лесок,
Заполнить ветви зеленью игристой.
Песня с акронимами
Хоть какое-то потепление
Я ищу в твоём быстром взгляде,
Но не вижу. Опять сообщения
Ты мне коротко пишешь в чате.
Наши встречи казались блефами,
Мы любили друг друга в спешке.
Хорошо, что пока WTF'ами
Не сменились твои FTW'ешки.
Подскажи, как исправить всё, – голосом,
Отвлекись от экрана немножко.
Надоели мне чатов полосы,
Я хочу тебя слышать, крошка…
Даже если мы рядом, ты падаешь
В глубь экранов своих гаджетов,
Вечно селфишься, вечно радуешь
Не меня, для тебя я «Гад же ты».
И теперь себе не балу́ем мы
Сумасбродством отпадных пати,
Что с ушли вместе с поцелуями,
Но остались LOL'ами в чате.
Подскажи, как исправить всё, – голосом,
Отвлекись от экрана немножко.
Надоели мне чатов полосы,
Я люблю тебя, моя крошка…
NB (по материалам memepedia.ru):
WTF (ВТФ) – What the Fuck («Что за херня» или «Какого черта»). Используется для выражения удивления и недоумения, полного непонимания ситуации. Русский вариант – ЧЗХ или «Что за хрень» – используется реже.
FTW (For the win) – выражение радости и поддержки чего-либо. Другой вариант «For the world» – ради всего на свете!
LOL (ЛОЛ) – Laughing Out Loud («Громко смеяться»). Используется для текстового выражения смеха. Русский аналог – «ржунимагу»…
Заумные мысли
1.
Глуп каждый, кто описывал конец истории,
Даже если он делал это специально, а не по тупости.
Все эти френсисы фукуямы из не нашей фактории
И прочие ювали харари – огромной надутости.
2.
Говоря по-мудрёному, теорию следует подтверждать
Рядом повторяемых воспроизводимых опытов,
Не стоит, тыкая в потолки пальцами, данные подгонять
Под желаемый результат ради грантовых омутов.
3.
Существует такое мнение,
Что мир перестал мыслить.
И тензорным исчислением
Его якобы не исчислить.
На семь миллиардов схизматиков
И пару-тройку понтификов
Возьми хоть сто математиков
И теоретических физиков,
Ленящемуся мышлению
Они не изменят думы.
Знать, тензорным исчислением
Не счесть подобные суммы.
4.
Жизни натиск пассионарен,
игрив и заразен,
Но всё больше
идёт по касательной,
Строя мир
на положительной
обратной связи,
Забывая –
об отрицательной.
Иногда всё же стоит
отказываться от напора:
Пассионарность
утихомиривая,
Пресекать бесконечные
пререкания-споры –
Отрицательную связь усиливая.
5.
За дизъюнкцией двух конъюнкций
Мы обрушимся в логику сонную.
В рамках сглаженных сигма-функций
Строя сети свои нейронные.
* * *
Дождь – не дождь, а влаги пелена.
Бьются редко капли дождевые
О стекло мансардного окна,
И лежат на нём, как неживые.
Не стекают почему-то вниз
По наклонной плоскости оконной.
Не вода, а восковой эскиз,
Неким волшебством заворожённый.
Не вода – крупинки хрусталя,
Гладкие, отточенные морем.
Таково начало февраля.
Кто-то с февралём не объегорил.
* * *
Это как в желудке человеческом биота –
Каждый отвечает за отдельную работу:
Та сжигает щёлочью, а этот – кислотой,
Всё кипит и движется, течёт само собой.
Съешь ли ты селёдку или свежего омара –
Всё биота слопает без шума и пожара,
Можешь даже гвозди безрассудно проглотить,
Дружный коллектив и их сумеет расщепить.
То ли с нами дружит, то ль мешает отчего-то,
Наша непонятная, недружная биота.
Кто из нас главнее, я иль этот биоро́й,
Тот, что душит щёлочью и травит кислотой?
Каждая бактерия, грибок и даже вирус
Вряд ли с отношением ко мне определились.
Все во мне живут и пусть – ведь это не вопрос.
В целом получается прекрасный симбиоз.
* * *
Скучно что-либо искать
В месте, где найти легко.
Счастье – что-то потерять
Где-то очень далеко:
Чтоб за тридевять земель,
В тридесятой стороне.
Нам присуще, чтобы цель
Устремляла нас вовне:
Не ромашка, а цветок
Аленький незнамо где.
Не пророк, а лжепророк…
И последние – везде.
* * *
Мне нравятся
ударно-красивые доводы,
С искрами в глазах
неимоверной красоты.
Берясь за два
оголённых электропровода,
Подумай,
готов ли к прекрасному ты?
Готов ли
к мгновенному просветлению,
Что воля порою
рукам ни к чему?
Не всем уготовано воскресение –
Возьми на заметку,
действуй по уму.
* * *
Молотый кофе, насыпанный почему-то
В банку из-под икры мойвы,
Наводит на мысли про душевную смуту,
Ощущение, что чужой вы.
Здесь вы чужой – на не вашей кухне,
Окруженный не вашим миром.
А банка чиста, и кофе в ней не стухнет,
Не пропахнет рыбой и жиром.
* * *
Писать верлибры так легко:
Берёшь безумный генератор
Случайных слов, берёшь пивко…
И больше ничего не надо.
Слог верлибриста словно шифр,
Крути, верти его, как дышло.
Что хошь наумничай в верлибр,
Читатель всё наполнит смыслом.
* * *
Упиваясь суперлунием,
Наслаждаясь ночью ясною,
Радуюсь до неразумия
Миру светлому, прекрасному.
Ночь, действительно, волшебная:
Звуки близкие и дальние,
Перепевки птиц душевные,
Свежесть просто идеальная.
Опишу-ка на папирусе
Чувства эти поэтичные.
Где они, пессимистичные
Мысли о коронавирусе?
Гиппопотамовое
1. Рэп маленьких гиппопотамов
Очень удивителен в урчании тамтама
Резвый танец ма-а-аленьких гиппопотамов.
Это вам не пляска минилебедей,
Это Гёте круче, Щелкунчика бодрей.
Милые движения – на каждых три прихлопа
Сейсмической волною доходят два притопа.
Движутся с усердием всё резче и быстрей.
Это Гёте круче, Щелкунчика бодрей.
Чувствуем, что скоро нам спастись не будет шанса,
Земля с гиппопотамами зайдётся в резонансе,
Но мы не убегаем, здесь явно веселей,
Это Гёте круче, Щелкунчика бодрей.
Танец бегемотиков шагает по планете
И в него вливаются и взрослые и дети.
Так что резонанс грозит уже вселенной всей.
Это Гёте круче, Щелкунчика бодрей.
2. Кадриль больших колибри
В ответ бегемотикам маленьким
Большие колибри решили
Сплясать над цветочком аленьким
Подобье наземной кадрили.
Трудны эти па танцевальные,
Когда твои крылья без отдыха
Работают, как ненормальные,
Отталкиваясь от воздуха.
Когда преисполнен грацией,
Не весом и не обличием,
И можешь лишь аэрацией
Земли нарушать величие.
Когда не притопнешь весело,
Когда не прихлопнешь радостно.
Колибри сколько б не весила,
Всегда невесомо-сладостна.
Кадриль над цветочком аленьким
Своею чарует лёгкостью.
Для гиппопотамов маленьких
Она словно степ над пропастью.
И обе кадрили яркие –
Бесшумная и с тамтамами.
Любуйтесь же пляской жаркою
Колибри с гиппопотамами.
3. Два бегемотика
Два бегемотика бегали
Берегом маленькой речки,
Радостно хрюкали, хекали,
Блеяли, словно овечки.
Падая в воду спинами,
Дрыгали ножками в сланцах –
И становились плотинами
Маленьких гидростанций.
Гиппопотамам и лужицы –
Радости мелкие части:
Ведь хорошо же обрушиться
Массою всей в счастье.
Весело ведь расплюхивать
Воду и грязь всюду,
Всем своим видом втюхивать
Светлое что-то люду.
Те – по своей недалёкости –
Счастья не понимают,
В воду с изящною лёгкостью,
Глупые, не ныряют.
Тужатся сладострастием,
С жадностью злобой дружат.
А бегемотам для счастья ведь
Достаточно маленькой лужи.
* * *
Вершина холма. Я под ветра камланье
Поёживаюсь подавлено.
Стою и борюсь с нестерпимым желаньем
Взлететь и парить расслаблено.
Мир кажется сверху гораздо красивей,
Чем есть он по-настоящему:
Светлей, пасторальней, наивно-счастливей –
Для удовольствия вящего.
Реки́ не видать, словно в сеть маскировки
Она мелким лесом поймана.
Лишь еле заметные точки-коровки
Бредут по низине пойменной.
Пасут их, мне кажется, девы-пастушки –
Не пастухи-матерщинники –
Высокие, ладненькие хохотушки,
Румяные, как малинники.
В элегиях и романтических песнях
Всегда на пастушек зарятся
Наивные принцы, кому, хоть ты тресни,
Блажь пасторальная нравится.
Хоть мы не цари, не царевичи, даже
Не оборзевшие княжичи,
Нам тоже пастушки кажутся краше
Пастухов, упомянутых давече.
И по-любому: сидеть на вершине
Лучше, чем снизу валандаться.
К тому ж всё равно вверх вовеки и ныне
Ещё предстоит карабкаться.
P.S. Петь пастушкам пасторальным
Под звенящую гитару
Не аутентично как-то,
Сложится не тот итог.
Всяк пастушкофил нормальный
Очаровывает пару,
Дуя громко и бестактно
То ль в сопилку, то ль в рожок.
* * *
Он считал свою жизнь перманентной промашкой,
Прожитою глупо и вполсилы.
До скончания дней пил отвар из ромашки
И настой из корней девясила.
Девясил, он только для желудка полезен,
А так – даже для аскарид вреден,
Он не способствует веселью и пению песен
И страстями мятежными беден.
А когда восхотелось ему новых эмоций
И ощущений необычайных,
Он сказал себе: не будь девясиловым поцем
И закажи крепкого чая.
Рептилоидоморфизм
Мы как-то со знакомым рептилоидом
Взялись за пивом рьяно обсуждать,
Чем рептилоид круче гуманоида,
В чём оный оного сумеет обогнать.
Твердил мне рептилоид, что устроены
Они, рептилии, на их рептильный взгляд,
Гораздо совершенней: пришпандорены
У них хвосты, а не обвисший зад.
К тому ж они, рептилии, чешуйчаты,
Что – преимущество, о чём известно всем.
Брат-гуманоид, сколько не рисуйся ты,
Перед нами не похвалишься ничем.
А я и не хвалился, потихонечку
Пил пиво нахаляву, воблу ел.
У «исключительных» всегда под этим солнышком
Всё создано для них и для их дел.
* * *
Я открываю двери
И запускаю воздух.
А комары, как ждали
Доступ в домашний уют…
Будем ли мы верить
Падающим звёздам,
Если заранее знали
То, что они падут?
Что комары те, если
Мечты разбежались дружно,
Оставив набор нелепый
Желаний, влечений, обид,
Звёзды падают честно,
Но нам ничего не нужно
От прорезающих небо
Красочных Персеид.
* * *
Концептуализма феи
Говорили мне тогда:
Мы передаём идеи,
Остальное – ерунда.
А потом не только феи,
Но и каждый третий фей
Убеждали… Мы ж фигели
От концепций их идей.
Озирались и искали:
Где искусство, вашу мать?
Феи ж скромно отвечали:
Вам, бездарным, не понять.
Нам оно второстепенно,
Нам искусство ни к чему,
Мы идеи по вселенной
Разгоняем по уму.
Критиков потенциальных
Проще будет укротить,
Скажем: Се концептуально! –
И продолжим чепушить.
* * *
Рифмы – они такие ведь,
Приходят на ум по-разному:
Вечером явно лучше, чем
В обед иль в часы утра́.
И если твоя стихия в них,
То это позыв к прекрасному,
А если – болезнь, то к худшему
Невоплощенью добра.
Мне повезло с умением:
Я стихотворец вычурный,
Могу рассмотреть вселенную
Даже в слезе змеи.
Так опишу цветение,
Так увядание вычерчу,
Что даже перед геенною
Воспрянут надежды твои.
* * *
Есть те, кто звёзды наблюдает,
Отгородясь от суеты,
А есть такие, кто считает
Калории своей еды.
Для первых алгебра Вселенной –
Познанья радость, счастье, честь.
А для вторых – борьбы арена
С желанием попить-поесть.
Но тех и тех приемлет вечность,
И те, и те в неё уйдут.
И вряд ли жизни быстротечность
В расчётах собственных учтут.
* * *
Метания неясные меж сторонами
Тёмной и светлой силы
До тонкости будут подсчитаны нами.
Мы – бухучётофилы.
Метнёмся налево, метнёмся направо,
Поставим в гроссбухе галку.
У нас же свобода – имеем право
Перемётываться внахалку.
Скорее всего, мы от этих метаний
Запутаемся в оценках,
Где свет, а где тьма. И где их сочетанье,
Измеренное в процентах.
Так может, гроссбухи, в которых сонмы
Разнокалиберных галок,
Напомнят: метания неудобны,
А мечущийся – жалок.
* * *
Это племя всегда
отвратительно-лживое,
Редко говорящее даже полуправду;
Сводящее культуру
к простым позывам,
А Вселенную –
к простенькому ландшафту;
Поверхностные,
как недалёкая Псаки,
Думающая о Ростовских горах
в Белорусском море;
Ссыкливо стоящие в стороне,
распаляя драки;
Лицемерные, как миллион иезуитов в сборе.
* * *
Есть мысли,
которые невозможно передать
двумя-тремя фразами,
и не потому, что мысли эти
безумны, необычны и глубоки́.
Существуют вселенные,
где у бабочек есть
подобие разума –
нам ни за что не вникнуть
в их смыслы,
только – в их стихи.
У них другие органы чувств,
другие понятия,
другое прочтение
всех процессов,
кроме желанья полёта
и желанья творить.
Наши и их стихи –
это бесконечных вселенных
единение.
И возможность
дополнить друг друга
искусством полёта и искусством любить.
Василию Ивановичу Чапаеву, герою Фурманова,
Пелевина и народных анекдотов
Пелевинским Чапаевым гоним,
Навязывая сущности простые,
Пришёл сентябрь, пустой, как перед ним
Уже являлись сентябри пустые.
И в нём Чапаев с Петькой Пустотой
В броневике, чрез морок окаянства,
Ушёл на предначертанный постой
Во Внутренней Монголии пространство.
Чапаев Фурманова ж не желал
В буддийских заморачиваться бреднях.
По жизни на лихом коне летал
И шашкой гнал врагов в постой последний.
Его сентябрь по-своему встречал,
Ему, Чапаеву, в тот год не подфартило.
Ведь он не переплыл тогда Урал,
Урал-река не каждому по силам.
* * *
Мысли и чувства прошлого,
Мысли возможные будущего –
Вторые вытекают из первых,
Но первые – часть вторых.
Что бы там ни было пошлого,
Во всех проявлениях сущего
Чувства – сплетение нервов,
Мысли – удары под дых.
В этой запутанной логике
Дни настоящего кажутся
Вроде бы не существенными,
Будто – не при делах.
Слушая мыслей мелодику,
Разжёвывая их в кашицу,
Знай – настоящее действенно,
А остальное – прах.
* * *
На монстрах оранжевых лихо
Спецы санитарной службы
Вывозят весь хлам ненужный
По графику без шумихи.
Когда б для рефлексий лишних
Подобную службу сделать,
Чтоб мозг очищали смело
От дум об ошибках давнишних.
По графику чтоб, подчистую,
Как кёрхером – под давленьем
Всё глупое и оленье
Смывали бы в свежих струях.
Тогда бы, надеюсь, сознанье,
Свежее, словно утро,
Мир постигало бы мудро…
Но это не точно… Знаю.
* * *
Как легко, получив невесомость, выплывать из квартир,
Из щелей и конур, из домов и из тьмы подворотен.
Впереди, говорят нам, раскрепощающий, светлый мир,
Юрьев день, говорят, для того, кто ещё не свободен.
Ты плывёшь, а вокруг легион пауков, комаров,
Тараканов и мух – всех, кто ранее жил по соседству.
Им ведь тоже легко уплывать в Юрьев день со дворов,
И они теперь все суверенны от мук домоседства.
Все летят и смеются, не думая вовсе о том,
Что подвержены нынче любым дуновениям ветра.
Или ветер стал тоже ничтожен и невесом?
И теперь уже следует браться за вакуумметры.
Мир изменится враз, потеряв свой извечный конструкт,
Вздымет водоворот во всю свою бестолковость.
И завертит, как в проруби всем нам известный продукт,
И продукт этот вскоре заполнит собой невесомость.
* * *
Фантасмагории сна принимая,
Часто бываю в сюжет погружён,
Даже когда до конца понимаю,
Что окружающий бред – это сон.
Люди, события, мысли, явления –
Некий весьма не логичный реал,
Не вызывающий отторжения,
Даже даруя абсурдный финал.
Все эти ясно-неясные образы:
Или размытые, словно туман,
Или чрезмерно подчёркнуто острые –
Вроде как правда, а вроде – обман.
Сон – это мысль, и покой, и… движение,
К яви обычной добавочный след.
Как дополнительное предложение
При покупке роллс-ройса – велосипед.
* * *
Сколь не гладок поворот,
Всё равно за ним не видно,
Что там этакое ждёт
Пилигримов беззащитных.
Может, вредный фарисей
Ждёт, чтоб мозг изгрызть с усладой,
Может, жуткий лиходей
Подготовил им засаду.
Мало что из этих зол
Беспокоит пилигрима,
Ведь из дома он ушёл
Из-за боли нетерпимой.
Растревожилась душа,
И уже не тешат сердце
Рай под сенью шалаша
Да галдёж единоверцев.
Он пошёл искать ответ
На неясные вопросы.
Что ему надменный бред
Фарисея-мозгососа?
Чем его страшит разбой?
У него богатства нету.
Он потерян сам собой,
Ищет лишь тепла и света.
* * *
Об ужасах Герники люд позабыл.
Мозги и японцев во мраке:
Не помнят, что рушились не от Годзилл
Хиросима и Нагасаки.
* * *
Чудес не счесть. Но также нужно
Иметь и считыватель их.
Иначе можно простодушно
Не замечать вещей чудных.
* * *
В мире продумано всё – все задумки его
Предназначения имеют определённые.
Даже Луна специально подвешена для того,
Чтобы ей любовались поэты,
мечтатели и влюблённые.
