Алексей Борисов
Девяносто третий
Диалог-6
– Начальник его штаба и командиры батальонов сидят на базе СОБР25. Взяли всех по месту жительства, без шума и пыли, потом передали с рук на руки.
– С полковником круто обошлись.
– Он первый за ствол схватился.
– Только не говори, что ты не справился бы.
– Что заслуживал, то и получил.
– Перебрали, Николай.
– Это им за Мишу.
– А водитель? Простой ведь солдат, срочник.
– Да, жаль парня. Но нам свидетели не нужны. Катастрофа – значит, катастрофа. Так надо было.
– Этот КамАЗ…
– …в угоне значится. У меня всё четко.
– Ты же знаешь, что на Михаила навели другие люди.
– Знаю. С ними отдельно разберемся.
– Хочешь совет?
– Догадываюсь, какой.
– Лучше остановись. Погибших не вернешь.
– За совет спасибо. Но я не политик, мне такая мудрость чужда.
– И я не политик, а выживать приходится.
– Каждому свое.
– Может быть. Хотя ты зря всё-таки из органов уволился. Времена меняются, и мне в Москве свои люди будут нужны. Я сегодня забираю этих вояк и обратно улетаю, а ты подумай…
Эпилог
4 октября 1993 года, понедельник
Через силу одеваясь, Алексей продолжал смотреть телевизор. Танки, стоявшие на мосту, били прямой наводкой по Белому дому. При каждом попадании из окон вылетали и, как птицы, кружились в воздухе какие-то бумаги. На верхних этажах здания занялся пожар. Это была трансляция Си-эн-эн, выведенная на один из российских каналов. Что-то вещал журналист, но смысл его слов не доходил до Алексея.
Мама заглянула в зал и молча ушла в прихожую. Картинка на экране сменилась. Крутили кадры вчерашних столкновений на Крымском мосту и Новом Арбате, потом в Останкино. Показали бойцов «Витязя»26 в полном облачении и грузовик, пытавшийся проломить проход в телецентр. Мелькнули боевики из отрядов оппозиции. В одном из них, с гранатометом на плече, Алесей узнал молодого человека, который стоял рядом с казачьим атаманом на митинге.
Планерка в редакции началась на час позже. Станислав Петрович явился минута в минуту к этому сроку, сменив свитер на пиджак. В нем произошла еще одна крутая перемена. Сегодня он побрился, и от густой славянофильской бороды не осталось даже следа. По его словам, в желтоватом доме только что прошло совещание с участием всех главных редакторов. Народный губернатор примчался туда из аэропорта и отдавал распоряжения одно за другим.
– Подписано постановление о роспуске областного и городского Советов, – ничего не выражающим голосом уведомил шеф. – Будем жить по-новому, готовьтесь.
– Кого еще распустят? – захотел выяснить корреспондент Лысенко.
– Пока не знаю.
Судя по цвету лица, шеф не спал всю ночь.
– Я слышал, на «Авиастрое» ОМОН, – подал голос Авдеев.
– Мясоедова не пустили на завод, – подтвердил Станислав Петрович. – Есть приказ министра о его увольнении.
– С прессой-то что?
Это был уже вопрос от Карповой.
– В каком смысле что?
– Ну, гайки закручивать будут? Мы вроде не очень за Ельцина были.
– Сказал же, не знаю! – рявкнул шеф.
– И как тогда работать?
– Учредителей обслуживать! Демократия кончилась.
– Каких учредителей, Слава? – почти шепотом спросила Светлана Анатольевна. – Комбинат в Кондопоге бумагу в долг больше не отгружает. Платить нечем.
– Я после совещания был у Маргариты, подал ей челобитную. Если получится, будет у нас новый учредитель.
– Кто?
Такое могла спросить только политически наивная Юля.
– Администрация области, – вместо шефа разъяснил Алексей.
Милицейская цепь отгородила площадь и желтоватый дом от соседнего сквера, где стоял памятник красному комиссару, по форме напоминавший унитаз. Вокруг этого произведения авангардного искусства теснились последние борцы с режимом. Казаков и рабочих «Авиастроя» среди них больше не было. Алексей, как ни старался, не разглядел и вождей обкома возрожденной компартии.
– Товарищи! – заклинал в мегафон кто-то из рядовых активистов. – Не сдавайтесь! Мы вернемся! Не забудем, не простим!
Алексей оказался единственным журналистом, который наблюдал крах городских «красно-коричневых». На площадь их не пустили, но и разгонять не стали. На лицах разбитых оппозиционеров читалась полная безысходность. Оставаться не имело смысла. Подтвердив свои полномочия, Алексей проник сквозь кордон милиции и ощутил совсем иную атмосферу.
Бывшую территорию оппозиции плотно оккупировали победители. Из динамиков неслись поздравления. Вместо трибуны сюда подкатили грузовик, на вид тот же самый, что верой и правдой служил Мясоедову. Теперь он был весь обтянут трехцветной тканью. «Чудится уже», – подумал Алексей, который тоже не спал минувшей ночью.
– Друзья! Последняя новость из Москвы! – разнеслось над площадью. – Белый дом взят! Путч подавлен, его главари арестованы!
Последние слова утонули в возгласах «ура» и рукоплесканиях.
– Что, сделали мы их?
Алексей узнал этот голос.
Перед ним стоял Киреев-старший. От предпринимателя-демократа пахло спиртным. Из-за плеча брата выглядывал Георгий Никитич, его глаза тоже подозрительно блестели. Их обоих он ни разу не видел с того самого вечера, когда большая политика начисто смела все местные интриги. Никто не выходил с ним на связь, не присылал таинственное такси, – заговор растаял, как дым. Областной «Уотергейт» не случился.
– Поздравляю, – ответил Алексей безразлично.
Последние тринадцать дней и особенно сегодняшняя развязка оставили не только ощущение физической усталости, но и какой-то моральной пустоты. «Ты должен сделать добро из зла», – упрямо повторял он, но не чувствовал, что убедил сам себя. А старший Киреев что-то говорил воодушевленно, и он с трудом попытался прислушаться к нему.
– С этими ребятами дела точно пойдут, – уверял Дмитрий Никитич.
До Алексея дошло, что имеются в виду Гайдар с Чубайсом.
– А как насчет нашего губернатора?
Киреев осекся. Эйфория исчезла из его голоса.
– Обожди, не всё сразу. Он сейчас на коне.
– Сколько еще таких губернаторов на коне?
Вокруг них продолжали кричать и рукоплескать. С трибуны огласили заявление в поддержку президента, дружно подняли руки, а потом сразу, без перехода, врубили песню о корнете Оболенском и поручике Голицыне. Алексею показалось, что он действительно спит и видит сон.
– Вы простите, я никакой. Сил нет, чтобы радоваться, – сказал он.
Пожав братьям руки, он пошел дальше, лишь бы не оставаться на месте. Уже сгустились сумерки. На фоне оцепления Алексей заметил белое пятно и сбавил ход. Да, он не ошибся.
– Ты что здесь расследуешь?
Марина из «Вечернего города», по-прежнему в образе блондинки, а еще в короткой светлой курточке, судя по ее лицу, тоже не испытывала эйфории.
– Привет. Послали вот, освещать буду.
– Как там Пышкин, новый офис вам не подыскал?
– Подыщет скоро, он умеет.
– Славно. Нас разгонят, я к вам приду, – пообещал он.
– Приходи, возьмем.
– Обещаешь, значит?
Алексей впервые за этот страшно долгий день рассмеялся. Получилось неестественно.
– Вам, батенька, отдыхать надо, – посоветовала Марина.
– Выпил бы, да не тянет.
– Зачем обязательно выпивать? Можно в кино сходить, например.
– В кино? – удивился он. – А что там идет? Индийская драма? Или «Рабыни секса»27 какие-нибудь?
– Иногда и «Рабынь» полезно посмотреть.
– Составляй компанию.
Сказав это, Алексей был готов попрощаться. На самом деле ужасно хотелось лечь пластом и уснуть. Но у Марины, судя по всему, имелись свои соображения.
– Тогда бери билеты и звони завтра, – ответила она.
– Серьезно? – он на миг оторопел.
– Да. Только на вечерний сеанс, а то мы номер сдаем.
– Вы же в пятницу выходите.
– Пышкин с типографией договорился, поменял график, – поделилась информацией Марина. – Будет спецвыпуск под названием «Прости-прощай, советская власть!»
– Молодец, подсуетился.
– Так что, идем?
Она смотрела на него в упор, и Алексей подумал, что взгляд у нее тяжеловатый.
– Можно сходить.
Послесловие
Июнь 2016 года
– Так и было на самом деле?
Алексей заглянул в ноутбук. Новых писем не обнаружилось.
– Ты же понимаешь, моя повесть – не автобиография и не отчет о проделанной работе, – начал он издалека.
– Погоди. Это я понимаю, – Максим упреждающе поднял руку. – Но ты же человек опытный, что касается политики. Одних предвыборных кампаний сколько провел? Девять или десять?
– Девять или десять только в домашнем регионе. А, правда, сколько точно? Сразу не вспомню. Да, и вроде столько же на выезде.
– Так вот, о произведении твоем. Точнее, о его детективной, так сказать, составляющей, диалогах загадочных, под номерами…
– Я допускаю, что они могли иметь место, – сказал Алексей.
В кафе на Чистопрудном бульваре днем в субботу хватало свободных мест. Друзья расположились на громадном угловом диване с полосатыми подушками. Обед они съели, теперь ожидали второй чай и десерт.
– Реальность у тебя как детали конструктора? Верно?
– Скорее, как кусочки стекла в калейдоскопе. Одно движение, и всё меняется.
– Хочешь знать мое мнение о твоей повести?
Задав следующий вопрос, Максим потряс чайником над чашкой. Упала крохотная капля.
– Увы, – прокомментировал Алексей. – Господин профессор всё выпили-с.
– Так. Смеешься над моим новым статусом?
– Наоборот, уважаю.
Подоспела официантка. Максим вежливо поблагодарил ее, налил из второго чайника себе и другу.
– Мне в принципе понравилось, – продолжил он. – Вижу, как ты трепетно к работе подошел. Я к СМИ отношения не имел, но атмосфера того времени, мне кажется, хорошо передана. Правда, есть вопрос…
– Насчет финала?
– Да. Сознательно оборвал?
– Был другой вариант, вроде краткого послесловия, – признался Алексей.
– Покажешь?
– Смотри.
Алексей открыл папку под названием «Всякое», отыскал нужный файл и повернул ноутбук дисплеем к собеседнику. Пока тот читал, он расправился с чаем и круассаном из слоеного теста с шоколадом.
– Пожалуй, я тебя понимаю, – Максим, завершив чтение, откинулся на подушки. – Из этого может еще одна книжка выйти. Или две. А губернатор со спикером красавцы.
– Оба теперь почетные граждане нашего города, – прибавил Алексей. – В отличие от бывшего полпреда.
– Другая эпоха настала.
– Или прежняя вернулась. Да и уходила ли?
– Нам казалось, что ушла, – поправился Максим.
– Дяде Коле тоже казалось.
– Он жив сейчас?
– Имеешь в виду реального прототипа? Не знаю, – Алексей придвинул к себе и отключил ноутбук. – Я пытался выяснить, но безуспешно.
– Жаров его сдал, да? Ну, прототип твоего олигарха? Я ведь раньше даже помнил его настоящую фамилию.
– Давай уж по-книжному их называть, а то запутаемся, – предложил Алексей. – На Жарова в девяносто четвертом очень крутые люди наехали, с московской пропиской. Он плюнул на всё, продал по-быстрому активы и свалил в Лондон. У него там кое-что было на черный день.
– Полухина судили?
– Нет, подержали в СИЗО и выпустили, – Алексей усмехнулся. – Теперь сложно в такое поверить, но прокуратура не пошла навстречу его бывшим коллегам.
– А в чем хотели обвинить?
– В незаконном хранении оружия. Подкинули домой пистолет и коробку патронов.
– Креативно, да, – оценил Максим.
– Было такое впечатление, что дядя Коля действительно сманил из конторы лучшие кадры, – согласился Алексей. – Те, кто брали его, даже обыск не оформили, как положено. Между прочим, за Полухина кое-кто из прессы вступился. Цитировали его открытое письмо генералу, начальнику областного управления безопасности.
– О чем цитаты были?
– О причастности руководства службы к октябрьским событиям.
– Ого.
– Да, кто кого…
– Твоя «Трибуна» вступилась?
– Моя «Трибуна» интервью с генералом напечатала. Про долг и совесть офицера, про беззаветное служение Отечеству. В заключение абзац о том, как один озлобленный человек пытался оболгать всех честных сотрудников. Обращение сотрудников к народу прилагалось, но без подписей.
– Интервью не ты брал? – поинтересовался друг.
– Принесли готовое.
Максим расплатился картой Bank of America, Алексей наличными. Снаружи, на бульваре, пахло прошедшей грозой. Огромную тучу сносило на север, к ВДНХ.
– Я из «Трибуны» уволился почти сразу после генеральского интервью. Конечно, не в знак протеста, просто так совпало, – говорил Алексей, аккуратно огибая лужи. – Позвали в «Вечорку», а еще через пару месяцев мы с Мариной поженились. Хотя ты же на свадьбе был, помнишь.
– Многие тогда удивились, – заметил Максим.
– Я и сам впоследствии удивился.
– Сейчас совсем не общаетесь?
– Совсем.
Обоим стало неловко, будто упомянули о чем-то стыдном.
– Если честно, я в свое время поразился твоему отъезду, – сказал Алексей. – Всегда считал, что ты непробиваемый домосед. Скорее уж Сашу мог представить в такой роли.
– Сашу до сих пор жаль, – Максим сочувственно вздохнул. – У него с Мэгги такая красивая история была, романтическая.
– Романтика их и подвела.
– В смысле?
– Я потом узнал, что Саше предлагали оформить приглашение от другого лица. Дабы отвести подозрения, что он хочет въехать в Штаты и остаться, – пояснил Алексей. – Саша не поверил, отмахнулся. Весь в эмпиреях был.
– Ничего себе…
– Есть и другая версия. Говорят, именно в те дни из Вашингтона прошла установка давать поменьше виз. Простое совпадение.
– Наплыва беженцев опасались из-за московского кровопролития?
– Чёрт их знает, чего они опасались. Твой Госдеп не докладывает.
Максим поморщился.
– У меня трудовые отношения не с Госдепартаментом, а с американским вузом, изучающим российскую историю двадцатого века. И вообще, они временные.
– Временные могут превратиться в постоянные.
– Ой, не загадывай, ладно?
Они пересекли проезжую часть по «зебре». Хозяйка дорогого авто притормозила и мигнула фарами, пропуская пешеходов.
– Мэгги могла бы как-то его понять, – пробормотал Алексей после короткой паузы, словно убеждая себя.
– Как? Она не хотела оставаться в России, – логично возразил Максим.
– Подождать, например.
– Сколько? В списке отказников можно годами болтаться.
– Тоже верно.
Говоря о Мэгги, Алексей вдруг вспомнил Дашу из Норильска. Он не сдержал свое слово той осенью, не позвонив ей ни разу. Она тоже пропала, будто ее не было никогда. Будто южные ночи, маяк на мысу, шепот в телефонной трубке по утрам приснились или привиделись ему. Или вообще были авторским вымыслом.
Друзья остановились возле фонтана, который журчал себе, невзирая на погодные условия. Максим спросил еще:
– Почему всё-таки «Повесть о свободе выбора»?
– Я раньше думал, что всегда смогу выбрать любой путь в жизни, – ответил Алексей. – Стоит очень сильно захотеть, и ветер будет попутным, понимаешь? Тогда, в девяносто третьем, он так дул в спину, что казалось – полечу.
– Теперь не думаешь?
– Теперь мне кажется, что это путь выбирает нас, а не мы его.
– Может, всё проще, и дело только в возрасте? – предположил Максим.
– Грядущая старость внутри меня?
– Про старость ты загнул.
– Двадцать три года, Макс. Двадцать три! Мы прожили почти столько же, сколько нам было тогда, – у Алексея чуть дыхание не перехватило. – Каждый из нас был уверен, что идет своим путем, а куда пришли?
– Ты сейчас точно про нас двоих или в масштабах страны рассуждаешь?
– Не вырывай из контекста.
– Тогда вот тебе мой ответ: по хорошим столичным кафе неудачники не шляются, – отшутился Максим.
Оба слегка улыбнулись.
– Я не о том, – Алексей запнулся. – Просто всё могло иначе сложиться.
– Тебе гражданка Ссыльная писала программу?
– Писала.
– Сбылось?
– Не то слово. С пугающей точностью.
– Получается, ты знал заранее. Может, повлияло?
– Да не размышлял я об этом, когда жил! Хотя стоило, наверное.
Гром зарокотал очень далеко. Было по-прежнему пасмурно, однако повторения грозы вроде не намечалось. На мокрых дорожках сквера стали появляться люди, компаниями и поодиночке. Алексей достал смартфон и посмотрел, который час.
– Торопишься? – спросил Максим.
– Сам-то на рейс не опоздаешь?
– Ты прав, пора. Еще за чемоданом на вокзал, потом в «Шереметьево» добираться.
– А мне вечером в «Домодедово». Профессия зовет!
КОНЕЦ
