полная версия

Алексей Белов-Скарятин
Миры Эры. Книга Вторая. Крах и Надежда

29 января

Все последние дни мы сносим отданный нам дом, и дело это непростое. Госпитальные мужчины, как то: профессора, врачи и санитары, забравшись на крышу, большей частью занимаются разрушением, тогда как мы, женщины, сортируем и пилим дрова, складывая их затем в штабеля. В каком-то смысле это очень весело, будто мы все попали на большую загородную прогулку – снег глубок, воздух чист и бодрящ, и потому перемены в деятельности после убогого существования в закрытом помещении желанны и приятны. Единственная беда в том, что в результате подобных упражнений любой становится ужасно голодным, а когда добирается до стола, то кушать практически нечего.

Ночами мы по очереди сторожим нашу полуразломанную халабуду и готовые поленницы, имея при этом весьма воинственный вид, пока барражируем туда-сюда, вооружившись большими палками. Прошлой ночью я дежурила там с двенадцати до двух с доктором Б., Сестрой Натальей и горничной Павлой. Было так зябко, что нам приходилось всё время двигаться, однако это не испортило захватывающего впечатления от северного сияния, игравшего над головой самым волшебным образом на протяжении всей нашей вахты – на самом деле, я никогда не видела более прекрасного зрелища. Оно напомнило мне про сон, приснившийся мне однажды, когда я была ещё ребёнком. Мне привиделось тогда, что я стою на краю света, наблюдая за северным сиянием, которое внезапно изгибается в форме колоссальных врат с колоннами, аркой и дверями, состоящими из золотого свечения. И пока я стояла там, окаменев от восторга, двери начали медленно открываться, и послышался ясный голос, говорящий: "Смотри, дитя, это врата в небо". К сожалению, в ту же секунду я проснулась, больная от волнения до такой степени, что Нана оставила меня в постели на целый день. Тот сон произвёл на меня столь неизгладимое впечатление, что я запомнила его на всю жизнь. Как ни странно, вчерашние сполохи в какой-то миг также приняли вид огромных врат, столь живо напомнив о далёком сне, что я почти ожидала услышать тот же голос, снова произносящий те же самые слова.

Будучи заворожены сиянием, мы все полностью забыли о своих обязанностях, что привело с самому плачевному результату, так как, вернувшись к ним, мы обнаружили, что достаточно много наших дров было украдено!

31 января

Сегодня дом был окончательно разобран, и почти все штабеля уложены. В одной из последних комнат я наткнулась на висящую в углу икону, очевидно, забытую стариком. С его позволения я забрала реликвию, и теперь она украшает мою келью.

15 февраля

Сегодня началась перевозка дров в госпиталь. Мы впрягаемся в санки и тянем столько поленьев, сколько сможем. Это тяжёлая работа, так как снег довольно глубокий, а наши силы не особо велики. Утром мои санки застряли, я споткнулась и упала в изнеможении. Пока я лежала там, пытаясь восстановить дыхание, перед глазами встал образ лошади, которую забили до смерти, и от этой мысли вновь стало дурно. "Сейчас-то меня бьёт не мужик, а сама Жизнь", – подумала я, по глупости поддавшись ощущению своей слабости и беспомощности, из-за чего тут же уткнулась лицом в снег и заплакала. "Вот так чудо – комок меха в упряжке и опрокинутые санки, полные дров!" – услышала я чей-то возглас и, подняв глаза, встретилась с добрым, сочувствующим взглядом склонившегося надо мной в тревоге доктора Рудковского. "Послушайте, а давайте-ка я Вас распрягу и некоторое время сам потащу Ваши санки", – предложил он, подняв меня из сугроба и снимая верёвки с моих рук, пока я послушно стояла, как мягкая кукла, радуясь, что надо мной хлопочут. Итак, он впрягся в мои санки, перекинув верёвку через левое плечо и в то же время оставив лямку от своих собственных на правом. Таким образом, он стал тянуть сразу пару тяжело гружённых санок. То был немалый подвиг, так как санки просто не могли гладко скользить бок о бок, а, напротив, съезжали вправо-влево, дико кренясь в разные стороны по ходу движения, затем внезапно выпрямляясь и сталкиваясь друг с другом, запутывая верёвки и ударяя беднягу по и́крам, а затем вновь съезжая, кренясь, и в целом ведя себя самым беспокойным образом, хотя благодаря умелому маневрированию ни разу не опрокинувшись. В конце концов мы добрались до госпиталя, не потеряв ни единой досочки.

Теперь в углу моей клетушки лежит целая куча дров, вид которых волнует меня гораздо больше, чем любые бриллианты или жемчуга. Кому нужны диадемы, ожерелья и тому подобные вещи, когда в помещении есть, чем топить, и как можно сравнить холодный алмаз с красивым поленом, обещающим тепло? Чу́дные, дивные деревяшки! Скоро я буду досконально знать внешний вид, размеры и форму каждой из них и уверена, что буду испытывать му́ку всякий раз, когда придётся бросать их в огонь!

25 февраля

Чудеса, как и новшества в нашей удивительной Республике никогда не прекращаются. Последний "писк моды" – это появление людей, называемых "попрыгунчиками" или "живыми покойниками". С помощью ходулей с прикреплёнными к ним пружинами эти милые индивиды, одетые в белые саваны, делающие их похожими на гигантских призраков, скачут ночами взад-вперёд по пустынным улицам. Фосфоресцирующие приспособления на их лицах, светящиеся самым жутким образом, помогают напугать бедных прохожих до полусмерти. Подпрыгивая благодаря пружинам на каждом шагу, получающемуся огромным, они очень быстро настигают любую замеченную жертву. Происходит это так: мирный гражданин бежит по тёмной улице, как испуганный кролик, стараясь выглядеть как можно меньше и незаметнее. Когда он находится примерно на полпути между более безопасными точками и может с равным успехом добежать до любой из них, появляется громадная фигура, вся в белом, с горящими глазами и зубами, совершающая летящие прыжки в его на-правлении, и он в ужасе припускает изо всех сил. Один прыжок, два, три – и фигура, настигнув, хватает его. Прежде чем он осознаёт, что происходит, его раздевают, оставляя голым посреди улицы, в то время как бандит скачет дальше в поисках нового несчастного. Эти "попрыгунчики" – преемники хулиганов, раздевавших людей на морозе прошлой зимой, с той лишь разницей, что те гады ещё не забрались на пружинящие ходули и не носили простыней и светящихся масок. Однако принцип тот же. Советы крайне раздражены ими и уничтожают любого попавшегося прыгуна прямо на месте.

Здесь дневник снова обрывается, чтобы больше уже не возобновиться, если только однажды, вернувшись в Россию, я не обнаружу оставленные там тетради спящими, словно семейка маленьких Рип ван Винклей, в разных тайниках, где я их спрятала, и терпеливо ожидающими, чтобы я, разбудив, вернула их к жизни.

Следующие страницы были написаны полностью по памяти во время моего пребывания в Англии в 1923-ем году – вскоре после того, как я выехала из России. Это было нетрудно сделать, так как каждая деталь описанных дней слишком ярко отпечаталась в моём сознании.

Часть Третья. Жертвы Революции

Фотография Марии Михайловны Скарятиной (Маззи) в домашнем интерьере в Петрограде (1919-й год)

Усадьба и библиотека

Алексей Белов-Скарятин

Первыми жертвами большевистской революции в семье Скарятиных пали их усадьба в Троицком и находившаяся там знаменитая библиотека из более чем 20000 томов, собиравшаяся представителями многих поколений рода. Несмотря на разрешение на вывоз всей коллекции книг в Саратов, выданное Керенским декану Саратовского университета согласно воле Марии Михайловны Скарятиной (о чём в своём "Дневнике Революции" рассказала Ирина), сделать это бережно и вовремя (то есть до событий октября-ноября 1917-го года), к великому сожалению, не удалось. А позже это происходило совсем по-другому, и здесь я позволю себе процитировать несколько наиболее показательных отрывков из статьи кандидата исторических наук, заместителя директора Орловской областной научной библиотеки имени И. А. Бунина по библиотечной работе, Юлии Вячеславовны Жуковой "К истории родовой библиотеки Скарятиных", опубликованной в седьмом выпуске альманаха "Орловский библиофил" в 2000-ом году:

"В результате национализации земли и отмены частной собственности после Октябрьской революции, десятки тысяч усадеб оказались без хозяев. Начавшаяся было музеефикация наиболее значительных из них быстро сошла на нет под натиском финансового дефицита. Занятие усадебных построек под нужды крестьянских хозяйств вело к разрушению архитектурных и ландшафтных особенностей, уничтожению интерьеров, художественных и книжных коллекций. В этих условиях основным путём 'спасения' усадеб казался вывоз из них всех движимых художественных ценностей в уездные и губернские центры, а чаще всего в Москву и Петроград …

Во время реквизиций многие книжные коллекции оказались разрозненными. Часть их погибла, другая попала в различные государственные библиотеки. Причём, часто книги из одной усадебной библиотеки передавались не в одну, а сразу в несколько государственных. В результате книги из провинциальных усадеб (в том числе и орловских) оказались рассеянными в культурном пространстве современной России …

Впервые книжное собрание Скарятиных упоминает А. М. Горький в своём письме А. В. Луначарскому от 17-го февраля 1919-го года³⁴, где отмечает, что в Орловской губернии находятся в состоянии постепенного разрушения и разорения 17 имений и предлагает организовать вывоз книг из библиотек этих имений в Орёл, Москву и Петроград для пополнения государственных книгохранилищ. Под третьим номером в списке Горького значится усадьба Скарятиных, где находилась 'огромная библиотека ценнейших изданий XVIII века, масса книжных редкостей, иллюстрированные издания Франции и Голландии XVII-XVIII веков'. В ответе отдела охраны памятников от 15-го марта 1919-го года³⁵ говорится, что предложение Горького несколько запоздало и ещё осенью 1918-го года многие ценности из перечисленных им имений уже были вывезены. А в справке подотдела провинциальной охраны зафиксировано, что библиотека из усадьбы Скарятиных 'в очень плохом виде доставлена в Орёл в губернскую библиотеку. Из 20000 томов доставлено 8000 разрозненных, где остальное неизвестно'³⁶ …

Злочевский приводит следующую справку: 'Скарятин В.В. с.Троицкое Малоархангельского уезда Орловской губернии. Родовая библиотека (свыше 20000т.) содержала много книжных редкостей, иллюстрированных французских и голландских изданий XVII-XVIII вв., большое количество книг по истории Французской буржуазной революции. Часть этого собрания была расхищена и уничтожена. Только 8000т. вывезли из усадьбы в Орловскую центральную библиотеку, откуда в 1918г. все эти книги передали Саратовскому университету'³⁷ …

В редком фонде ООПБ им И. А. Бунина была выявлена 71 книга из библиотеки Скарятиных. На форзац каждой из них наклеен экслибрис, некоторые из книг имеют надписи о принадлежности тому или иному представителю рода. Все книги были внесены в инвентарь в 1945-46 годах, когда сотрудники библиотеки занимались регистрацией её основного фонда, сохранившегося в годы оккупации³⁸. Следовательно, книги эти не могли быть вновь переданы в Орёл из Саратова и оставались в фондах библиотеки с 1918-го года. Почему так случилось, сегодня можно только предположить. Решение о передаче 8000 книг из Орла в Саратов могло быть принято только на общероссийском уровне. Однако местные исполнители подошли к его выполнению не вполне ответственно и часть книг просто проглядели. Причём сделано это было случайно, поскольку осталось далеко не самое ценное, и к тому же в разрозненных томах. Подтвердить эту догадку фактами пока не представляется возможным, поскольку вся учётная довоенная документация библиотеки утрачена …"

Далее в своей статье Юлия Вячеславовна даёт детальное описание экслибрисов и прочих характеристик томов, осевших в редком фонде библиотеки Орла, что позволяет безошибочно определить тех представителей рода Скарятиных, благодаря которым данные книги некогда пополнили богатейшее собрание: Николая Васильевича, приходившегося родным дядей нашему с Ириной общему предку – знаменитому Якову Фёдоровичу, третьего и четвёртого сыновей Якова Фёдоровича – Владимира (деда Ирины) и Александра, а также родного брата Ирины – Михаила (о них и не только я достаточно подробно рассказывал в предыдущем романе "Миры Эры. Книга Первая. Старая Россия").

Типовой экслибрис библиотеки Скарятиных и надпись о владельце книги – Николае Васильевиче Скарятине

Экслибрис на книгах, добавленных в библиотеку Михаилом (Мики) Скарятиным, братом Ирины

Основываясь на информации из этой статьи и на дневнике Ирины, я обратился с запросом в Зональную научную библиотеку Саратовского университета, получив очень быстрый и весьма обстоятельный ответ от заместителя директора по научной работе Алексея Валериевича Зюзина.

К сожалению, по его словам, никаких сведений о книгах из коллекции Скарятиных ни в инвентаре ЗНБ СГУ, ни во всех опубликованных материалах о поступлениях с 1917-го по 1920-ый годы найдено не было. Ничего не дали и поиски в составленном ранее перечне экслибрисов и штемпелей, присутствующих на изданиях в библиотечных фондах.

Несмотря на это, Алексей Валериевич высказал следующее предположение: "Возможно, книги из этой родовой библиотеки и были доставлены в Саратов, но поступили в краевой распределитель. Оттуда они были распределены среди нуждавшихся библиотек города либо отобраны для передачи в пункт для продажи изданий за границу. Архивная часть материалов по истории ВУЗа того времени в Государственном архиве Саратовской области сгорела. Оставшиеся документы ссылок на искомую библиотеку не имеют".

Как бы то ни было, я, пусть и крайне расстроившись из-за такого результата, не теряю надежды на то, что с великим трудом и тщанием накопленные родом Скарятиных старинные фолианты, не сгинув втуне и оставшись в России, всё же хранятся ныне в подобающих условиях в каких-то госучреждениях, продолжая радовать ценителей редкой литературы и исследователей истории, и когда-нибудь всплывут в поле моего зрения, о чём я непременно напишу.

Что же касается судьбы самой усадьбы, то здесь, благодаря сохранившимся в Государственном архиве Орловской области (ГАОО) бесценным бумагам, мне удалось отыскать гораздо больше фактов, поэтому история сия и трагична, и поучительна, и местами даже сатирически смешна (если бы не было так грустно).

Не думаю, что есть смысл повторять те красочные описания дореволюционного устройства этого прекрасного места, которые уже были приведены в первой книге данного цикла (особенно детально – в главах "Троицкое" и "Знакомство"). Однако стоит отметить, что в дополнение к ним в ГАОО нашлось несколько дел земского добровольного страхования с рисованными планами, детальными описаниями и оценкой строений не только в пределах комплекса самой усадьбы, но и находившихся неподалёку – как в Троицком, так и в соседних селениях – и тоже входивших в недвижимость Генерала, включая дом винокура при Скарятинском спиртзаводе, дом садовника в селе Красном и водяную мельницу с амбарами, лабазами, толчеёй и прочим подсобным хозяйством "при селе Красном, на реке Трудах, что на 'Быках' ", которую у Генерала арендовали Георгий Фёдорович и Ольга Ивановна Головины – мои прапрадед и прапрабабка по линии знаменитого на Орловщине купеческого рода, породнившегося с местными дворянами Скарятиными и Башкатовыми (сын Георгия Фёдоровича и Ольги Ивановны Григорий, мой прадед, женился на дочери Ореста Дмитриевича Башкатова – "дяди Роро", как звала его Ирина, упоминая в своём рассказе "Именины Генерала", вошедшем в предыдущий роман цикла, – и Варвары Дмитриевны Скарятиной, кузины Генерала, Татьяне, моей прабабушке). Оказалось, что "дядя Роро" был не только "дальним родственником семьи Генерала по женитьбе" и его другом, но и по совместительству страховым агентом, который и составил в 1914-ом году найденный мной в закромах ГАОО страховой договор на все здания усадебного комплекса в Троицком. Общая стоимость этих 9-ти строений (три дома, три флигеля, контора, скотный двор и конюшня) оценивалась в 47500 рублей, что по тем временам было весьма большими деньгами, а страховая премия за год, казённая пошлина и гербовый сбор в сумме давали 129 рублей 40 копеек. Из дополнительных одностраничных договоров, составленных "по расчёту прошлого года", явствует, что Генерал ежегодно продлял страховку, оплатив её в последний раз на период с 12-го марта 1917-го года по ту же дату 1918-го. Чуть более чем через полгода стало ясно, что страховка уже не покроет никаких потерь – застрахованное имущество было отнято целиком. А ведь оно было необычайно красивым и могло бы в советские времена стать хотя бы музеем, как иные дворянские усадьбы, которым повезло больше. По словам княжны Кантакузиной-Сперанской: "Парадные залы … были поистине прекрасны, очень пропорциональны и обставлены мебелью, доставшейся от Наполеона предку хозяев, генерал-фельдмаршалу Румянцеву-Задунайскому … Даже конюшни в имении были построены в той же пышной манере, что было не свойственно для России, где подсобные помещения усадеб мало чем отличались от крестьянских домов …"

Фотографии дореволюционного внешнего вида и интерьера усадьбы в Троицком:

Страницы договора о земском добровольном страховании усадьбы в Троицком:

И были представители новоявленной власти, это осознававшие. Достаточно привести "крик души" узкома (уездного комиссара) Вольнова, который не перестаёт меня поражать (я даю его в том же виде – без знаков препинания, – каким он предстаёт в телеграмме от 13-го ноября 1917-го года): "Из Скарятино телеграфируют культура веков гибнет имение Скарятино накануне разгрома спасите богатство Родины ради Бога вышлите солдат прошу сегодня же выслать хотя 15 пехотинцев охраны имения на станцию Русский Брод через Верховье".

Однако призыву этого прекрасного человека не вняли, и всё произошло так, как произошло. Из записи в Иринином "Дневнике Революции" от 7-го (20-го) декабря 1917-го года мы знаем, что к тому моменту уже творилось в усадьбе. Напомню лишь краткий отрывок: " … Мне дошло письмо с описанием происходящего в поместье от одного из старых слуг. Он пишет, что в доме живут матросы, правда, не объясняя, как они могли там оказаться. Те украли всё, до чего смогли дотянуться – мебель, картины, фарфор, бельё – всё! Разумеется, первым делом был совершён налёт на винный погреб, и это было сделано наитщательнейшим образом. От дома вот уже несколько дней отъезжают огромные грузовики, гружённые всевозможным скарбом, но куда они держат путь, ему не известно …" Из обнаруженной в ГАОО приличной стопки телеграмм, отправленных друг другу представителями разнообразных ветвей советской власти, стало всё предельно понятно и про то, откуда взялись матросы, и про то, какая там царила вакханалия, сопровождавшаяся конфликтом меж участниками раздела дворянского имущества на всех уровнях, желавшими заполучить как можно больше ценностей "для использования их в культурно-просветительных целях" (и никак не иначе). Страсти кипели нешуточные, и дело доходило до арестов одних участников противостояния другими, так что конфликт даже привлёк внимание на самом верху – в лице Председателя ВЦИК Якова Свердлова, повелевшего Орловскому Губисполкому разобраться в ситуации и доложить о результатах. А тот в свою очередь передал запрос в Орловский Губземотдел.

С этого момента на сцене появляются ключевые герои трагикомедии: заведующий Губземотделом Азаров, представитель Губземотдела Пизенков, инструктор Губземотдела Бахвалов со своим помощником матросом Паршиным (и отрядом из ещё 4-х матросов), заведующий Малоархангельским уездным Уземотделом Войтасик, командир вооружённого отряда Уземотдела Сухинин и председатель Скарятинского волостного отдела по народному образованию Захаров. Согласно выявленным позже фактам, всё началось с приезда в Троицкое Бахвалова с Паршиным и прочими матросами, которое ярко описал в своём письме Ирине её старый слуга. Несмотря на то, что Бахвалов действовал якобы от лица Губземотдела (что на деле оказалось не так, поскольку годом позже, в октябре 1918-го, Азаров в своём рапорте Губисполкому напишет следующее: "Препровождая при сём выписку из доклада моего Губисполкому от 5-го августа с/г., сообщаю, что в деле Земельного Отдела, как такового, не имеется никаких данных, указывающих на то, что свозка мебели производилась для Отдела. Очевидно, что это было личным распоряжением бывшего Комиссара Дыбенко. Опись названного имущества после принятия мною Отдела составлена и в случае надобности может быть препровождена в Губисполком"), творимое матросами выходило за все мыслимые рамки, о чём прознали в Малоархангельском Уземотделе, в результате прислав отряд, арестовавший Бахвалова и Паршина (остальные четверо матросов были спешно отправлены в Орёл по приказу из телеграммы Азарова, посланной Бахвалову через Скарятинский волостной земельный комитет). Летит телеграфное послание Азарова и Войтасику, а в нём – требование объяснить причины ареста. Вместо Войтасика ответ приходит от лица самого Бахвалова и содержит такой текст: "Арестованы. Обвинения не предъявлено, вышлите срочно члена". Этим членом становится Пизенков, который по прибытии вот что шлёт Азарову: "Бахвалов арестован Малоархангельским отрядом по распоряжению Уезполкома, находящимся в Скарятино. Причины ареста не выяснены. Остаётся имущество неприкосновенно. Телеграфируйте, что мне делать. Отряд пока не высылайте". И Азаров отдаёт ему приказ: "Впредь до выяснения вопроса ареста Бахвалова оставайтесь в Скарятино, охраняя имущество". Однако время идёт, Бахвалов с Паршиным сидят, а выяснение причин между Губземотделом и Уземотделом не продвигается ни на вершок. И тогда Пизенков, хорошо зарекомендовавший себя в среде местных волостных коллег и заручившийся их поддержкой, решает взять на себя дальнейший вывоз вещей "по уполномочию Губземотдела", на что Азаров даёт добро, выслав телеграммы в Уземотдел и Волземотдел с просьбой "оказать содействие и не препятствовать".

И тут начинается второй акт пьесы, в котором на подмостки резко выскакивает Захаров, сталкиваясь с Пизенковым в тот миг, когда ничего уже вроде не предвещает беды. Обо всём этом ярко повествует объяснительная записка Пизенкова, позже (уже после вмешательства Свердлова) составленная на имя Азарова (даю её с сохранением всех авторских оборотов и пунктуации):

"Никаких конфликтов и недоразумений между Губземеотделом и Скарятинской волостью не было. Дело заключается в следующем:

По приезде в Скарятинскую волость, в качестве представителя от Орловского Губземеотдела, там уже находился Малоархангельский отряд т.Сухинина, который по телеграмме Уисполкома, арестовал инструктора Бахвалова и его помощника матроса Паршина. На вопрос: почему арестован Бахвалов, т.Сухинин показал мне телеграмму Уисполкома, в которой сказано: 'немедленно арестовать Бахвалова и других за вывоз вещей из быв. имения Скарятина', в общем, это дело кончилось тем, что Бахвалов и Паршин до сего времени пребывают в заключении, между тем Бахвалов вывозил вещи по распоряжению Гѵбземеотдела. Начатую работу Бахваловым (вывоз вещей), я взялся продолжить, что мною и сделано.

Работу я производил в полнейшем контакте с местным Исполкомом и Земеотделом.

При погрузке для отправки на станцию Русский Брод вещей, ко мне приходит представитель, вернее человек (ибо, насколько я знаю, его никто не уполномачивал) из местного Отдела по Народному Образованию, с прилагаемым при сём заявлением, настоятельно прося об удовлетворении его тем, что значится в заявлении. Как человек во-первых, как представитель от Центральной Губернской Власти во-вторых, я считал преступным для себя не пойти им навстречу. Обсудив с Председателем местного Земеотдела надобность в просимых вещах, мы решили удовлетворить их тем, что действительно им необходимо для нужд, главным образом, чисто просветительных, но отнюдь не для обстановки комнат учителей, что больше всего, как видно, они имели в виду. Посему мною оставлено большое количество просимого в заявлении простой мебели в ущерб мягкой; мягкой же я счёл нужным оставить столько, сколько, по-моему, следует для нужд предполагаемых спектаклей. Когда я высказал ему (фамилия его – Захаров) свои соображения по этому поводу, несомненно он был этим не удовлетворён, с видом угрозы ответил мне: 'В таком случае я беру на себя инициативу немедленно созвать волостной сход и не допустить вывоз вещей из нашего имения'.

Из бесед с Председателем Скарятинского Волисполкома и Председателем Земеотдела выяснилось, что как раз перед этим было созвано собрание Волисполкома, где обсуждали как раз этот вопрос и после прений постановили: предоставить усмотрению тов. ПИЗЕНКОВА. Такое постановление, как видно, не удовлетворило тов. Захарова, и он решил перед этим не останавливаться. Последствия запугивания волостным сходом осталось 'гласом вопиющего в пустыне' он решил обращаться дальше, и результат его дальнейшей работы – телеграмма из центра тов. СВЕРДЛОВА.

Из всего этого я усматриваю исключительный каприз тов. Захарова и старание обставить помещение своё и своих коллег-учителей комфортом снаружи, полагая, что наружная 'прелесть' прикроет их внутреннюю безсодержательность, если таковая есть (в черновике вместо выделенной сначала была другая фраза: 'пустоту, в наличии коей я не сомневаюсь', – позже тщательным образом зачёркнутая – А.Б.-С.). Возмутительно то, что тов. Захаров, насколько я узнал, всячески и всегда старается подорвать авторитет Советской Власти, развращающе действуя на массы крестьян".

Так и осталась неизвестной дальнейшая судьба Бахвалова и Паршина, а также притязаний Захарова на мягкую мебель, но факт остаётся фактом: многие десятки столов, стульев, шкафов и зеркал были распределены среди дюжины волостных школ и канцелярий отдела по народному образованию. Позже восемь из девяти капитальных сооружений национализированного имения были разобраны по брёвнышку и кирпичику. Сохранилась только часть главного здания – и то лишь первый этаж с заделанными оконными проёмами и врезанными металлическими воротами – и, согласно кадастровому описанию объекта на сайте Росреестра, она имеет нынче такой вот тип разрешённого использования: "Для обслуживания и эксплуатации кормоцеха для свиней (хозяйственные постройки)". Были целиком разрушены и родовая церковь вместе с семейным склепом в Троицком, и комплекс водяной мельницы при Красном. Когда в 1999-ом году на Орловщину из-за границы приезжала Наталья Грин-Скарятина, дочь Ирининого брата Михаила, местные власти смогли показать ей лишь ещё в ту пору работавший спиртзавод, некогда возведённый её предками. Но и тот уже давно закрыт и постепенно разрушается.

Телеграммы, запросы, доклады и прочие материалы по поводу вывоза ценностей из усадьбы в Троицком: