Андрей Волохович
Фантастический калейдоскоп: Йа, Шуб-Ниггурат! Том II

Полная версия

Тётушка
Александра Зырянова

Я приехал к тетушке Мэриголд, чтобы скрасить ее последние дни, – хотя это чепуха, потому что, во-первых, тетушкой она приходилась моей матери, а во-вторых, ненавидела молодежь, поэтому визит молодого племянника, даже самого почтительного, ее не радовал.

Мне самому этот визит был в тягость. Помимо отношения тетушки, мне не нравится Аркхэм и дом, где проживает тетушка Мэриголд. Он очень старый, и хозяйка не озаботилась даже тем, чтобы провести в него электричество. Мебель в нем тоже старая, вся рассохшаяся, полумрак, – так и хочется распахнуть все окна, чтобы впустить хоть немного солнца, но тетушка Мэриголд не желает об этом и слышать. Она, видите ли, боится сквозняков. Я гадал, почему она отбила нам телеграмму в Бостон, требуя моего приезда, наконец решил, что ей требуется сиделка (я изучаю медицину в Бостоне).

– Тетя Мэриголд, – сказал я после того, как мы поприветствовали друг друга – надо сказать, весьма формально, – вот подарки. Надеюсь, вам понравится.

– Книга, – буркнула тетушка. – Одна из этих непристойных книг, которые вы почитываете, да? Еще и за подписью женщины? В мое время дамы не позволяли себе…

– Ну что вы, тетя, – поспешно сказал я. – Это исторический роман, все благопристойно.

– А это еще что такое? Трикотаж?

Мама действительно передала ей отрез модного трикотажа.

– Ну да, – продолжала брюзжать тетя, – представляю себе мою дражайшую племянницу! В трикотаже, в траншейном пальто¹, в шляпе клошаров²… ужас! Джоселин совершенно не уделяла внимания ее воспитанию…

Я отвернулся, чтобы скрыть улыбку.

Кухарка, добродушная негритянка по имени Топси, назвала меня «масса Чарлз» и подала обед, каких я не едал отроду.

– Пицца – это бесовская выдумка черномазых макаронников, – категорично заявила тетушка в ответ на мои робкие вопросы, – сырный соус излишество, а гамбургеры еда голодранцев!

Я поспешил согласиться, про себя прикидывая, где тут поблизости пиццерия. Не то чтобы мне не нравились эти старомодные сложные блюда…

– Тетя Мэриголд, а какой вы порекомендуете кинотеатр?

– Что? Ты что, потакаешь этим безумным зрелищам? – возмутилась тетка.

На мое счастье, у Топси был сын Джим, парень лет двадцати, который тоже называл меня «масса Чарлз», – он-то и указал мне и пиццерию, и кинотеатр.

– Вы только по ночам не смотрите на соседний дом, масса Чарлз, – сказал он под конец.

– Что не так с этим домом, Джим? Вы там складируете спиртное?

– Скажете тоже, – обиделся Джим, – я не бутлегер какой. А только там жила бабка хозяйки, и с тех пор там нехорошие дела творятся.

– Бабка? Это, получается, моя прапрабабка? Ух ты! А расскажи поподробнее…

– Будет вам, масса Чарлз, – перебила нас Топси, вернувшаяся из лавки. – Такой родней я бы на вашем месте не гордилась. Хотя хозяйка гордится. Вы, Мэйсоны, издавна своевольничаете, но в тот дом лучше не суйтесь, вот что я скажу, масса Чарлз!

Она относилась ко мне как к барчуку, а не как к гостю, и я волей-неволей начинал видеть в ней строгую няньку. Но Джима я таки припер к стенке, улучив момент, когда никого не было рядом.

– Да я и сам ничего толком не знаю, – сказал Джим, и выпуклые глаза его забегали. – Поговаривают, что старая леди, Кеция Мэйсон, с самим чертом зналась. Вы на тот дом не пяльтесь, а то возле него до сих пор иногда появляется черт в виде морской свинки.

Мне стоило труда не расхохотаться. Черт в виде морской свинки! А почему не броненосца?

– Хорошо, Джим, не буду я смотреть, – пообещал я, а сам, как только меня оставили в покое, побежал к забору и уставился на злополучный дом.

С островерхой крышей, одно время он сдавался, но сейчас стоял заброшенным. Сквозь грязные окна, половина из которых была выбита, виднелись ободранные обои…

«Ничего интересного», – подумал я, но, стоило мне отвернуться, как со стороны дома послышался невыносимо мерзкий писк.

Я с досадой повернулся и увидел что-то вроде морской свинки. Она собиралась юркнуть в заросли сорняков во дворе, но внезапно остановилась и уставилась на меня. Взгляд у нее был очень неприятный – так смотрят хищники на добычу. Я в ответ погрозил ей кулаком.

Ночью мне приснилась эта гадкая морская свинка.

Она кружила вокруг меня, будто примериваясь, а потом появилась согбенная древняя старуха в черном. Выражение лица ее, надменное и холодное, поразило меня. А потом они ушли куда-то, – я успел рассмотреть дом, к которому они направлялись.

Наутро я сходил в пиццерию, рекомендованную Джимом, а на обратном пути остановился как вкопанный. Я видел этот дом во сне! Старый, но подновленный хозяевами; во дворе виднелись качели и детские игрушки.

Сейчас во дворе рыдала женщина, а несколько других утешали ее. Из бессвязных возгласов несчастной я понял, что у нее пропал маленький сынишка.

По возвращению я услышал, как Топси разговаривает с молочником.

– Беда, – сказала Топси, – и ведь даже богатые семьи это не обошло!

– А я слышал, – понизив голос, отвечал молочник, – что хоть в том доме и нашли скелет Бурого Дженкина, то был не он! А он жив, и жива старая Кеция…

– Ох, не надо!

Они увидели меня и резко замолчали.

Вопреки советам Джима я снова взглянул на дом прапрабабушки, чтоб ей провалиться к дружку-черту! – туда как раз входил полисмен. Я запомнил его необычно светлые усы и волосы.

Следующей ночью я снова видел сон.

Надменная старуха и ее питомец окружили стол, на котором лежало что-то длинное. С другой стороны стола стоял какой-то неизвестный человек в черном. Внезапно я отчетливо рассмотрел на шее старухи странгуляционную борозду, какие нам показывали в морге во время практических занятий. Черная, сочившаяся темной кровью, она почти перерубала ее глотку.

Как человек с такой травмой мог находиться в сознании, да еще и резво двигаться? Тут я вспомнил, что это сон, – и проснулся.

На следующий день чуть ли не весь Аркхэм поднялся на поиски пропавшего малыша, а полиция без лишнего шума разыскивала некоего лейтенанта Смита.

– Этот Смит… он был блондин с усами? – спросил я, и внутри у меня все замерло.

– Да, – ответила Топси.

Я сразу же сложил два и два. Кто бы ни окопался в проклятом заброшенном доме, используя старые дурацкие суеверия, он убил и ребенка, и полицейского. По крайней мере, Смит оттуда не выходил.

Сейчас, в зрелом возрасте, я бы, конечно, просто сообщил в полицию, но в те годы, молодой и горячий, я мечтал о приключениях – вот и вздумал влезть в этот дом самостоятельно и найти улики, а то и, как знать, живых узников. Просить о помощи кого-либо мне было не с руки, судя по трепотне Джима. Но, поразмыслив, я все же переговорил с одним из полицейских, лейтенантом Коппелом, другом и напарником Смита.

– Вы думаете, он в заброшенном доме? О’кей, – этот толстый лысоватый тип будто говорил всем своим видом «Я не очень в это верю, однако ваш сигнал я проверю, так и быть». – Давайте завтра с утра, а то у нас рабочий день кончается…

Очередной сон был гаже предыдущих. Старуха, тетя Мэриголд, чертов зверек и человек в черном окружили тот самый стол, а затем сбросили с него простыню.

На столе лежал обнаженный и связанный лейтенант Смит!

Судя по многочисленным кровоподтекам, он подвергся жестокому насилию – может быть, сопротивлялся, а может быть, его и пытали. Однако он был жив и что-то мычал, несмотря на кляп во рту.

Тетя Мэриголд попыталась то ли урезонить остальных, то ли заступиться за полисмена, но старуха, при всей ее видимой немощности, с удивительной силой оттолкнула руки тети – и подняла огромный кривой черный нож над горлом несчастного лейтенанта Смита…

Проснулся я совершенно разбитым и больным. Сердце у меня колотилось, будто это меня должны были убить невесть за что.

Завтрак проходил в молчании.

– Тетушка Мэриголд, – заговорил я.

– Да, дитя мое?

Обычно меня раздражала ее манера называть меня «дитя» и «мальчик», – я-то знал, что ее бесит молодость, в том числе и моя собственная, но сейчас я не обратил на это внимания.

– Куда делся тот пропавший ребенок?

– А кто его знает, – вклинилась Топси.

– Если полиция не знает, то и мы не узнаем, – рассудительно заметила тетушка.

– Но он же был в соседнем доме, да? Там, где старая Кеция, ее этот, как его…

– Бурый Дженкин, – подсказала Топси.

– Вот. И еще черный человек.

Тетушка уставилась на меня в каком-то паническом ужасе.

– Что ты такое говоришь, мальчик мой, – воскликнула она. – В соседнем доме уже лет десять никто не живет, после того, как там убили этого бедного студента! Как его звали, Топси?

– Мастер Джилмен его звали, мэм, – отозвалась Топси.

Ее черные глазищи навыкате так и буравили меня.

– Даже если бы кто-то похитил невинное дитя, злоумышленники нипочем не стали бы прятаться в доме, где произошло этакое злодейство, – убежденно заявила тетушка.

На часах уже было без пяти девять. Я поднялся и вышел, выглядывая Коппела.

Он явился не один – с двумя детективами.

– Если уж проверять, то по всем правилам, – заявил он, похлопав меня по плечу.

Дверь оказалась запертой изнутри. Один из детективов высадил ее плечом. В нос ударил отвратительный запах – мы безошибочно распознали застарелую мертвечину. Однако выглядело все не только нежилым, но и нетронутым, разве что отпечатки пары мужских ботинок виднелись на пыльном полу. И тут нам послышался шедший откуда-то из глубины дома слабый стон.

Мы вбежали внутрь, и у меня оборвалось сердце.

Я видел эту комнату.

Видел черные свечи, расставленные вокруг. И нарисованную чем-то коричневым – Господи! это была не краска! – пентаграмму посреди пола.

Видел стол, похожий на медицинскую каталку.

Видел черный стеклянистый нож с изогнутым лезвием…

Коппел сорвал простыню в бурых пятнах со стола, а детективы в это время перерыли все вокруг, и один из них воскликнул:

– Вот он, лейтенант, я нашел его!

Он имел в виду пропавшего ребенка. Малыш был в глубоком обмороке, но жив, и Коппел немедля командировал детектива к врачу. А на столе перед нами лежал обнаженный и связанный, покрытый кровоподтеками, лейтенант Смит.

Мы привели его в чувство. Серьезных повреждений у бедняги не было, но его жестоко избили; по-видимому, у него было сотрясение мозга, так как он плохо помнил случившееся.

– Я не помню, – ответил он на вопрос, что с ним стряслось. – Я шел сюда, искал ребенка, этого, который пропал… Потом не помню ничего!

Я захватил с собой флягу с запретным виски; поколебавшись, я достал ее и поднес к губам Смита – Коппел сделал вид, что ничего не заметил.

Тем временем Коппел и второй детектив обыскивали подвал, стараясь найти улики. Внезапно детектив пробежал мимо меня, зажимая рукой рот. Я встал и взглянул…

Я буду жалеть о том, что взглянул, до конца жизни. Ибо моя нынешняя хирургическая практика, конечно, подразумевает лицезрение тяжелейших травм, однако то, что я увидел, травмами не назовешь.

В больших коробках из-под мебели были аккуратно уложены человеческие тела, в основном детские, однако я заметил и несколько взрослых. Каждое из них было изобретательно расчленено, однако просматривалась закономерность: у всех жертв удалили глаза, половые органы, пальцы рук и ног. Далее, у каждой была вскрыта грудина.

Неведомые злоумышленники вырезали странные и сложные фигуры на телах несчастных. В этом тоже была некая последовательность, а сами фигуры напомнили мне знаки, подчас являвшиеся в страшных снах, как если бы некто писал кровью и болью определенное послание… кому?

– Видел я уже такое, – буркнул Коппел. – Верно, Уэйтли?

– Точно, – подтвердил детектив. – Когда мы нашли мертвыми Рози Хопкинс и Долли Джойс.

– И когда мы нашли труп этого младенца, Хоппера, – подал голос Смит и закашлялся. – У него было… вырвано сердце, – проговорил он сквозь кашель.

– Так и у этих, – морщась, сказал детектив.

Он приглядывался к трупам, зажимая нос. Многие из тел уже порядком разложились, и в них копошились опарыши, а от смрада можно было сойти с ума.

– Поднимаемся, – заторопил нас Коппел. – Надо сообщить…

Смит вышел из проклятого дома и вдруг пошатнулся, и упал на колени.

– Старая миссис Мэйсон, – прошептал он.

– Что? Она вас видела?

– Нет. Она хотела меня спасти…

– Миссис Мэриголд Мэйсон? Моя тетя? Вы точно ничего не путаете?! – взволнованно вскричал я.

– Да. Она просила не убивать меня… Она даже хотела забрать нож у той старухи…

– Достойная леди, – сказал Коппел. – Остается только узнать, как она-то попала в эту компанию.

У меня мелькнула безумная догадка, что дело в ее родственных связях с Кецией Мэйсон. Но кто же был человек в черном? И что это был за неприятный зверек с такими злыми глазами?

Я толкнул дверь тетушкиного дома – и окунулся в шум, рыдания и беготню.

– Ваша тетушка, масса Чарлз! – воскликнула Топси, выбежав мне навстречу. – Она скончалась!

Тетушке было под девяносто, и я никогда не испытывал к ней теплых чувств, однако в тот момент у меня слезы брызнули из глаз.

***

Я задержался в Аркхэме, чтобы уладить дела с наследством; как выяснилось, тетушка Мэриголд завещала дом и все свои накопления одному мне, что меня несказанно удивило. Лучше бы она этого не делала! Я бы тогда не узнал, что случилось со всеми, с кем я познакомился в Аркхэме.

Малыш, спасенный нами в проклятом доме, умер в больнице.

Спустя несколько дней умер от инфаркта и несчастный лейтенант Смит.

Детективы, сопровождавшие нас, погибли через месяц – автомобиль, в котором ехали оба, столкнулся с поездом. За рулем сидел лейтенант Коппел…

Этого было достаточно, чтобы закрыть дом, договорившись с добрейшей Топси о присмотре за ним, и уехать домой. Я бы облегченно вздохнул и забыл обо всем, как о страшных снах в доме тетушки, но вскоре мне пришло письмо от Джима. Он сообщал, что его мать, Топси, умерла от дифтерита, и спрашивал, следует ли ему принять ее обязанности. Я ответил, что нет.

Прошло семь лет. С тех пор я ни разу не бывал в Аркхэме. Медицинский колледж я закончил, имею хирургическую практику и был бы доволен жизнью, если бы не одно «но».

Во-первых, недавно мне сообщили о гибели бедняги Джима.

А во-вторых, с некоторых пор мне снова стали сниться сны, подобные тем, что я видел у тетушки Мэриголд. Я вижу сгорбленную надменную старуху и ее злобного питомца – Бурого Дженкина, вижу черного человека. Вижу комнату, уставленную черными свечами, и нарисованную кровью пентаграмму на полу. Иногда я вижу, как делаются эти свечи, – как старуха и зверек выкапывают свежие трупы на кладбище, перетаскивают их в дом, подвешивают над жаровней и вытапливают жир, собирая его в каменные плошки…

Некоторое время я утешал себя тем, что после виденного в доме ведьмы мне и должны сниться кошмары.

Но сегодня Бурый Дженкин поднял свою крысиную голову и уставился злыми глазками прямо мне в глаза.

Завещание я написал. Заменить меня в моей клинике есть кем.

Буду ли я зарезан обсидиановым ножом или умру смертью, похожей на естественную? Будет ли мой труп похищен с кладбища? Будут ли из меня вытапливать жир или вырвут сердце из груди, чтобы принести его в жертву под руководством Черного Человека?

И долго ли мне еще ждать конца?

Сияние
Андрей Скорпио

С доктором Берни МакМиланном я познакомился много лет назад, когда попал практикантом в больницу св. Иосифа. В первый же день я вручил ему письмо от отца, который когда-то пожертвовал немалые деньги на развитие больницы.

– Ах, мой мальчик, – вздохнул доктор, усадив меня в своем личном кабинете и налив вина, – как жаль, что мистер Джейкоб разорился. Во всем виновата его идея торговать с Индией, я прав?

– Отчасти, сэр, – я пригубил напиток, – пара неудачных сделок сильно расстроили наше благополучие, но последним ударом была гибель «Виктории» во время шторма.

– Чудесный был корабль, – доктор сочувственно покачал головой, – Джейкоб так им гордился. Сколько лет прошло с тех пор? Пять?

– Семь, – поправил я.

– А вы, значит, решили пойти по стопам дяди и стать ученым?

– Меня всегда занимала природа разума, – осторожно ответил я.

– Осмелюсь предположить, что на ваше решение повлияла семья? – видимо, на моих щеках вспыхнула краска, поскольку доктор тут же смутился. – Простите, я… не думал, что эта тема…

Повисло неловкое молчание.

– Все нормально, – я мысленно выдохнул, – прошло уже больше десяти лет.

– Джейкоб рассказывал о вашей матушке.

– Первопричина кроется в ней. Говорили, что дело в наследственности, но я в это не верю.

– Во что же вы верите? – спросил доктор.

– В причину, следствие и логику.

– И не допускаете ни одной мысли, что что-то может скрываться за пределами рациональной науки?

– Именно так! – последние слова я произнес с вызовом.

Доктор лишь усмехнулся.

Практика оказалась вовсе не такой, как я себе представлял во время учебы. Я перебирал бумажки, проверял картотеки и приводил в порядок архив. Доктор МакМиланн работал больше других. Он часто задерживался по вечерам, штудировал карточки больных или выискивал новые методики лечения. Признаюсь, я находил в его работе то упоение, к которому стремился сам.

Стремление подражать МакМиланну омрачалось лишь двумя вещами. Первая – доктор никогда и никого не подпускал к маленькому книжному шкафу у себя в кабинете. Как-то мельком я увидел там пузатые, словно разбухшие от воды, древние фолианты. Названия их почти стерлись, однако некоторые я узнал. Странно было видеть в кабинете умудренного опытом психиатра древние «Стансы Цзяна» или «Тайны Червя» или зловещую «Черную книгу».

Вторая странность заключалась в том, что доктор подолгу сидел в кресле во время грозы. Он раскрывал окно и, глядя на яркие всполохи, прорезающие тьму небес, уходил глубоко в себя. Длилось наваждение недолго. Когда молнии утихали, МакМиланн встряхивал головой, словно отгонял морок, закрывал окно и наливал вино.

Рутина бумажной работы продлилась около года. Несмотря на доброе ко мне отношение, в профессиональной сфере МакМиланн был крайне требователен, занудлив и не терпел противоречий. В воскресный день мы пили вино, а уже на следующее утро доктор топал ногами из-за совершенно нелепой ошибки, допущенной мною от невнимательности.

Постепенно я из простого практиканта перерос в помощника и заместителя доктора. МакМиланн охотно делился со мной опытом и знаниями. Все больше наши, уже не такие редкие, вечерние беседы вращались не вокруг моей родни или морской торговли, а переходили на научную тематику.

– Социум! – горячился доктор, покраснев от лишней порции вина. – И общее дело – вот, что нужно в большинстве случаев! А не эти ваши… средневековые методы!

– Позвольте заметить, что в ряде случаев они помогли, – не отступал я, – прогрессивный метод лечения истерии избавил многих женщин от страданий.

– Пусть так, но что творили и творят эти, с позволения сказать, докторишки? По-вашему, обливание водой или розги тоже помогают несчастным?

– Не всем, – уклончиво произнес я, – но в ряде случаев видна и положительная динамика.

МакМиланн фыркнул и отмахнулся.

– За столько лет практики я видел многое, – он с тревогой глянул в окно: по небу плыли темные облака, предрекая непогоду, – и понял, что никакое физическое насилие не изменит духовного состояния человека.

– В исключительных случаях всегда есть… особые методы, – я выдержал паузу, – известные с давних времен. Трепанация.

– Я так и знал! – вскричал он и всплеснул руками.

– Конечно, подобное лечение ужасно, но…

– Никаких, но! Те, кто пошел на поправку не идут ни в какое сравнение с сотнями и тысячами страдальцев, вынужденных коротать свой век, изгаживая простыни и роняя еду на пол, даже не в силах ее удержать!

МакМиланн с шумом поставил бокал и вытащил из письменного стола толстую тетрадь.

– А теперь полюбуйтесь, к чему привели мои методы! У половины пациентов улучшение, другие полностью излечились!

– Полагаете, что тот, кто считает себя слоном, пойдет на поправку от простого общения? – я усмехнулся.

– Не думайте, что я настолько глуп, чтобы уповать только на разговоры и игнорировать опыт профессоров в данной области. И все же, простой разговор имеет не меньшее влияние на здоровье пациента, чем удача псевдонаучных методов. Каждый из нас к чему-то стремится, часто подсознательно.

– К чему же стремится убийца?

– Быть услышанным, – видимо на моем лице отразилось непонимание, – у каждого есть цель. Когда что-то мешает достичь ее – нечто инородное или врожденное – то духовное стремление не получает того, что хочет. Такой диссонанс с миром грез и реальностью часто приводит к нарушениям. По сути, убийца в состоянии аффекта и разорившийся торговец, который сошел с ума – есть разные грани одного и того же состояния.

– И их обоих излечат простые разговоры, – подытожил я.

МакМиланн недовольно посмотрел, видимо заподозрив в моих словах скрытый сарказм.

– Нет. Хотя общение и является ключевым в лечении, я также применяю некоторые… духовные практики. Порой сознание скрыто слишком глубоко, и коснуться его обычным методом не представляется возможным.

– Доктор МакМиланн, – деланно возмутился я, – уж не хотите ли вы сказать, что занимаетесь шаманством?

К моему огромному удивлению он не стал спорить.

– Отчасти. Когда не помогает гипноз, то приходиться заходить куда глубже. Там, где границы между нашим миром и тем, что мы не видим, размыты.

Я отказывался верить, что столь умный человек на деле является простым язычником.

– Понимаю ваши сомнения, – словно прочитав мысли, произнес МакМиланн, – когда-то я тоже слепо верил в науку и логику. Предыдущий главный врач больницы – мистер Бернхайм – мой наставник – был отличным специалистом, но, увы, слишком узко мыслящим. И я бы стал таким, если бы не один случай около тридцати лет назад.

Где-то вдалеке прогремел гром. Мне показалось или в глазах доктора промелькнул страх?

МакМиланн покачал головой, посмотрел на часы и заявил:

– Ба, как поздно! Прошу прощения, но продолжим в другой раз. Готовьтесь, мой дорогой, завтра я продемонстрирую вам свой метод!

Методы лечения доктора сильно отличались от тех, которые я изучал. Мы закрылись в небольшой комнатке с двумя пациентами. Разложив свечи и благовония, этот убеленный сединами эскулап бормотал странные фразы, переходящие в песнопения. Книги, которые он взял из шкафчика, пестрели незнакомыми и пугающими символами. Я со скептицизмом наблюдал, как один за другим больные впадали в транс, а затем диким гортанным голосом кричали о своих страхах. Удивление сменилось вниманием, а затем любопытством.

Что же мешало всегда применять такие практики?

Ответ доктор дал тем же вечером:

– Общество часто стояло на пути прогресса. Древние передавали знания, используя секреты и шифры. Но со временем, ушедшему вперед человечеству стали неинтересны тайны прошлого. Знаний стали бояться и презирать. Помните мистера Берроуза из больницы св. Хьюза в Нью-Гемпшире? Он совместил лекарство и давление на пациента. Три года экспериментов, из двадцати больных четверо полностью поправились. И что? Где теперь наш доктор? В соседней палате с остальными. Люди боятся нового.

– И все же, вы используете свои методы.

– Нечасто, мой друг, – усмехнулся МакМиланн.

– А вы не боитесь, что, открывшись мне, вы поставите себя под удар?

МакМиланн вздохнул.

– Может, я просто устал, а может, увидел в вас родственную душу.

– Или сказали лишнего за бокалом вина, – улыбнулся я.

МакМиланн неожиданно расхохотался.

– Вы правы.

– И все же, я не могу понять. Вы – человек с большим опытом, автор нескольких трудов и… все эти духовные практики…

– Вы наградили меня многими регалиями, но все они ничто в сравнении с истиной. Ах, если бы вы знали то, что узнал я, когда поднимался на Пик Дьявола. В тот день вера в логику нашего мира лопнула, как мыльный пузырь. И пусть я ограничен стремлением докопаться до истинной причины заболевания моих пациентов, но, видит Бог, пути, ведущие за пределы наших ощущений и восприятий не для смертных.

В тот вечер вновь прогремел гром, и доктор испуганно оглянулся. Однако, я был настойчивее и сказал, что не уйду пока не узнаю, что же именно так изменило моего наставника. В конце концов, доктор сдался.

***

Сейчас, спустя тридцать лет, отдаленный портовый городок Уэлш сильно разросся, но в тысяча восемьсот девяносто девятом году он был простым рыбацким поселением на одном из островов к востоку от материка. Торговые суда иногда заходили, чтобы купить недорогую рыбу, а раз в неделю пароход мог отвезти желающих в Бостон, дабы те могли прокатиться на трамвае или увидеть первую в стране подземную железную дорогу. С южной стороны остров зарос деревьями, а на севере оканчивался высокой горой, вершину которой прозвали Пиком Дьявола.

Все началось с сильнейшей грозы. Черное небо накрыло городок, заставив жителей в панике попрятаться по домам. Молнии прорезали небеса так ярко и часто, словно наступил Судный день.

Берни МакМиланн был тогда юным практикантом. Гроза застала его за чтением. Берни устало потер глаза, и чтобы отвлечься уставился в окно. Больница Св. Иосифа стояла на возвышенности, откуда открывался вид на городок.

Чаще всего, и это сразу показалась Берни странным, всполохи мелькали над Пиком Дьявола. Иногда казалось, что змеевидные разряды доходили до земли, а иногда, что облака принимали форму странной мифической твари. Берни на мгновение померещился кит.

На следующий день по Уэлшу пролетела новость. Братья Сандерсы, что жили на горе в охотничьем домике, утром обнаружили разрытую землю. Джозеф, один из братьев, клялся, что это сделали светящиеся человечки. Сандерсы были недалекими, даже отсталыми в развитии верзилами. Они охотились в лесу, а пару раз в месяц спускались на рынок и обменивали вяленое мясо на предметы быта.

В городе редко случались события, поэтому бургомистр лично решил посмотреть, что же приключилось на горе. За ним увязались Бернхайм, Берни и несколько зевак.

«Светящиеся человечки» – были, несомненно, молнии. Видимо в земле было нечто, что их притягивало, ибо неподалеку от домика зияло множество ямок.

Питер, второй брат, угрюмо молчал, ковыряя землю носком ботинка. Из двоих Сандерсов именно он показался Берни более разумным.

Когда власти удовлетворили любопытство и уже собрались уходить, мимо пробежала кошка. Она запрыгала по ямкам и вдруг… провалилась под землю. Народ так опешил, что все с минуту молчали. В тот момент у Берни почему-то даже мысли не мелькнуло об опасности. Он до безумия обожал животных, поэтому подбежал к ямке и сунул руку внутрь, в надежде вытащить испуганную кошку. Но пальцы ощутили… пустоту.

Тогда впервые выдвинули предположение, что под верхним слоем земли есть необнаруженная доселе пещера.

Бургомистр связался с геологическим обществом и уже через день городок посетили ученые. Само по себе открытие пещеры не являлось чем-то очень важным, но ученых интересовало то, что притягивало к себе молнии.

Власти предоставили рабочую силу и вскоре общими усилиями вход в пещеру обнаружили. Подобное стремление было понятно: если в горе скрыто месторождение полезных ископаемых, для Уэлша открывались огромные перспективы. Однако, не все жители радужно воспринимали находку. Кто-то в страхе крестился или недовольно бурчал под нос. Мол, что скрыто от глаз, должно оставаться скрытым.

И все же, спустя две недели группа ученых пробилась через камни у подножия горы. В ту группу вошел и Берни. Его наставник был членом совета. Бургомистр доверял Бернхайму и настоятельно просил именно его принять участие в экспедиции.

Двенадцатого апреля пятеро ученых, мистер Бернхайм, Берни МакМиланн, несколько рабочих и братья Сандерс вошли вглубь пещеры. Последних никто не приглашал, но никто и не прогонял.

Открывшееся перед людьми пространство ошеломляло своими масштабами. Через выбоины с потолка струился мягкий свет взошедшего солнца. Его вполне хватало, чтобы осмотреться. Стены пещеры испещрили трещины, проглядывал мох. Несмотря на довольно жаркий день, внутри было очень холодно и сыро. Земля под ногами оказалась влажной, кое-где виднелись лужицы странного белесого цвета.

– Вероятно, под нами протекает река, – предположил один из ученых.

Дорога уходила вверх. Пещера сужалась, переходя в длинный коридор.

Первую странную находку сделал Берни. Он заметил, как солнечный свет чуть искажается и принимает разные цвета. Синий, красный, золотой… все они переплетались в удивительный узор, идущий по периметру пещеры.

Предположения сыпались со всех сторон, но ни одно не находило подтверждения.

– Светящиеся человечки! – вдруг громко вскрикнул Джозеф.

Берни вздрогнул. Питер мрачно покачал головой и прислонился к стене, а доктор Бернхайм с сомнением посмотрел на младшего Сандерса. Может, стоило увести его?

Подъем длился не менее получаса, когда коридор совсем сузился и закончился узким проемом. После недолгих препирательств решили продолжать путь, оставив часть оборудования, пузатые рюкзаки и мощные фонари на треногах. Также, оставили пару рабочих, двух ученых, мистера Бернхайма и Питера Сандерса. Как ни старались, они не смогли протиснуться в проход.

Поредевшая группа шла медленнее. Потолок нависал, почти касаясь головы. Берни шел первым, как самый худой, а замыкал процессию Джозеф, постоянно бормотавший что-то о светящихся человечках.

Коридор закончился неожиданно и привел в небольшую нишу с мерцающей посередине точкой. Вокруг нее были изображены столбики. Разноцветные линии, словно нити паутины, пересекали точку и тянулись к столбикам. От верхнего левого к нижнему правому, от верхнего правого к нижнему левому. Центральные столбики тоже пересекала линия.

«Это не может быть природным образованием», – мелькнуло в голове у Берни.

Судя по удивлению ученых, не только он об этом подумал. Пока раздумывали, как разломать стену и пройти дальше, Джозеф всех растолкал и ткнул пальцем в мерцающую точку. Столбики замерцали, а каменная стенка покрылась трещинами и развалилась.

– Откуда ты узнал? – посыпались вопросы.

– Светящиеся человечки. Они приходили во сне. Они показали.

Джозеф, несомненно, тронулся рассудком.

Пройдя через обрушенную дверь, группу ждало новое шокирующее открытие. Пещера перешла в огромный каменный мешок. Свет солнечных лучей мерк перед невообразимым сиянием тысяч грибов. Росшие в каменных нишах, они странно покачивались, словно наслаждались неслышимой для людей мелодией.

Но более всего экспедицию поразили шесть высоких заостренных монолитов-колонн. Каждая имела странную форму и на каждой были рисунки, которые не походили ни на что, виденное Берни ранее. Внизу виднелись домики, а вершину венчали зигзагообразные линии, в которых угадывалось карикатурное сходство с человеком.

Кроме колонн рисунки украшали и стены пещеры. Что-то странно екнуло в груди у Берни, когда он увидел изображение огромного кита, окруженного облаками и зигзагообразными линиями.