Андрей Волохович
Фантастический калейдоскоп: Йа, Шуб-Ниггурат! Том II
Когда вода схлынула, разбросав вокруг чёрные капли, плавящие снег и лёд до самой промёрзшей земли, людей на утёсе стало двое. Одним из них являлась совершенно невредимая ненка, что, опустившись на колени и прижав руки к груди, тараторила какие-то заговоры. А перед ней стояла хрупкая светловолосая девушка в белом одеянии. Тонкие пальцы её усыпали перстни, а черты лица были столь прекрасны, что их хотелось разглядывать бесконечно, забыв о своей миссии, о Еване, о еде и питье, о воздухе для дыхания – обо всём на свете, лишь бы наслаждаться созерцанием абсолютного совершенства как можно дольше…
Но вот она пошевелилась, и наваждение исчезло. Тени, полутени ложились на щёки как попало, складки одежд казались неестественными, похожими на мятый картон, повёрнутая на бок голова была почти треугольной – тот, кто сотворил эту голову, явно имел слабые понятия о перспективе. Намётанный глаз Артёма улавливал мельчайшую фальшь раньше, чем мозг успевал её осознать. Пустышка, подделка, реплика. Талантливая зарисовка неопытного художника, выдаваемая за подлинное произведение искусства. Совсем как… все его картины. Кроме последних, написанных в беспамятстве.
Подделка под человека схватила ненку за волосы, дёрнула наверх. Вскрикнув, та подчинилась. Они стояли друг напротив друга – и разница между настоящим живым существом и, пусть искусным, но лишь подобием становилась всё более очевидной – удивляло лишь, почему ненцы не замечали этой неправильности, продолжая поклоняться ей.
Тем временем фальшивка взяла ненку за руку и, растянув на мгновение губы в холодной безжизненной улыбке, распахнула пасть – это была именно пасть, полная коротких острых зубов, разрезавшая снежно-бледное лицо поперёк от уха до уха – и с хриплым воплем вгрызлась в её пальцы.
– Что за херня! – вскрикнул Артём, не заботясь уже о том, что кто-нибудь может услышать.
Это казалось фантасмагорией, кошмаром, настолько неправдоподобным выглядело происходящее. Неужели Еване тоже…
Мысли прервал громкий стон боли. Ненка всхлипывала, баюкая на груди искалеченную руку. Из обрубка безымянного пальца под напором хлестала красная струя. Она попадала на белоснежные одеяния облизывающей перепачканный рот девушки и тут же впитывалась, не оставляя на ткани ни малейших следов.
Слизнув с губ необычайно длинным и тонким языком последнюю каплю крови, фальшивый идол вновь потянулся к женщине. У Артёма перехватило дыхание. Не в силах больше смотреть, он опустил взгляд на озеро.
На озеро, теперь ставшее безупречно прозрачным. На озеро, у которого не было дна, а внизу, под толщей воды находилось то, что являлось истинным совершенством, в отличие от своей бездушной академической аватары, то, что предпочитало скрываться от чужих глаз, не надеясь найти человека, который поймёт суть вещей, осознает истинно-божественную красоту, достойную поклонения, и примет её в своём сердце. И божество посмотрело на человека тысячей прекрасных глаз.
***
Вскрикнув, художник рухнул на снег, задёргался, словно в припадке. Взгляд Бога обжёг тело, глаза, разум. В голове замелькали разные образы, полные немыслимых сочетаний цветов, изображающие странные, несуществующие вещи, иные миры, один из которых был родиной высшего существа, сошедшего в своей бесконечной милости на Землю, чтобы принести людям счастье, и застрявшего здесь, вместе с этими дикарями.
Божество транслировало в разум художника свои мысли, свои желания и мечты, как прежде, когда его тело, само по себе, принималось зарисовывать фантасмагорические образы. И теперь художник молил только об одном – стать проводником воли своего нового повелителя, положить всю свою жизнь на служение Ему. И бог милостиво согласился.
***
– Ид ерв не любит, когда на него смотрят. Удивительно, что ты жив, – произнёс знакомый уже старик, присаживаясь на снег рядом с Артёмом.
– Так вы всё-таки знаете, что девушка не настоящая? – удивился лежащий на спине парень.
Ветер утих. Снежинки, неспешно кружась, опускались на лицо и столь же неспешно таяли. Перед глазами таяли образы, показанные Богом. По всему телу разливалось приятное тепло, приносящее неодолимое желание жить. Жить и творить, запечатлеть, задокументировать Его величие.
– Конечно. Старики всё знают. Она для молодых. Иначе боятся. Не чтут традиций. Хотят уйти.
– Как давно он здесь?
– Очень. Русские пришли за годы до моего рождения. Ненцы за века до русских. Ид ерв был раньше. Ид ерв манит, хочет поклонения. Мы охраняем, не даём.
Старик замолчал, растирая щёки. Где-то в стороне слышались разговоры возвращающихся к стойбищу ненцев, скрипели салазки единственных нартов, в которых везли окровавленную, но гордо улыбающуюся женщину. Глупые аборигены, если бы они только знали…
Откашлявшись, старик продолжил:
– Ид ерв принял тебя. Ты теперь можешь желать. Только подумай, сможешь ли оплатить цену. Мы – народ скромный. Нам бы рыбы побольше. Да чтобы русские не трогали лишний раз. Вот этого и желаем. Взамен отдаём то, что нужно ему. Обычно это немного.
– Ну да, – усмехнулся Артём. – Пальчик-другой, ухо, язык. Ни хрена вы не понимаете. То, что вы даёте – просто объедки, унизительная сделка, богу приходится творить чудеса, лишь бы не умереть с голоду. С другой стороны, а как иначе? Других людей здесь нет. Но ничего, я это исправлю…
С этими словами он поднялся и зашагал к городу, не обращая внимания на возгласы оставшегося позади старика. Во рту стояла горечь. На глаза наворачивались слёзы от злости, от иррациональной обиды на ненцев, сотни лет назад обнаруживших Бога и посмевших оставить его себе.
Нет, так нельзя! Всё это время на земле жило настоящее божество, которое, в отличие от Иисуса и Будды, можно увидеть, в которое можно не только поверить, но и лично убедиться в его существовании, а они скрывали это от человечества. Еретики! Все они будут наказаны. Но это потом. Сейчас Богу нужны люди, нужна паства, нужна… пища. И Артём готов помочь, готов стать мессией, проводником Его воли. Готов стать Его первым иконописцем.
***
Едва он переступил порог, Еване кинулась на шею, зашептала, покрывая лицо горячими поцелуями:
– Живой, живой! Ид ерв принял тебя, как же хорошо, я так волновалась! Я ведь это всё ради тебя. Не могла смотреть больше, как ты мучаешься, как угасаешь, становишься таким же, как остальные. Пустым и никчемным. Ты не такой, я знаю, ты талантливый и видишь мир совсем иначе, у тебя большое будущее, и нужен был лишь небольшой толчок…
– Я знаю, Еване, – улыбнулся Артём, ничуть не удивившись её чудесному выздоровлению.
Божество одаривает своего апостола и его близких, это очевидно. Теперь он действительно видел иначе, благодаря своему покровителю. Видел её желание: помочь брату открыть новые грани таланта. Видел безграничную сестринскую любовь.
Он крепко обнял её, прижал к себе хрупкое тело.
– Больше ни о чём не беспокойся, Еване. Меня действительно ждёт великое будущее, нас обоих.
В спальне затрещал телефон. Звонил человек Верховцева, спрашивал, можно ли забрать картину на следующей неделе.
– Конечно, – ответил Артём, улыбаясь. – Пускай он подыщет целый выставочный зал. Работ будет ещё много. Одна лучше другой. Люди должны это увидеть. Люди должны узнать.
Во славу Древних
Александр Лещенко
Год подходил к концу. Николай прожил его так, как хотел – во славу Древних.
Во имя Шуб-Ниггурат!
Во имя Дагона!
Во имя Ктулху!
Во имя Йог-Сотота!
Весной Николай принёс в жертву свою девушку. Они поехали в лес, занимались любовью. Насладились друг другом сполна. А потом Николай вонзил ей в грудь кинжал. Вырезал сердце. Мерзко. Но всё равно не удержался и откусил кусочек. Палатка погрузилась во тьму, а когда вернулся свет, то ни девушки, ни сердца нигде не было. Зато появился чёрный медальон, на котором был изображён изогнутый рог.
Во имя Шуб-Ниггурат!
Летом Николай принёс в жертву своего лучшего друга. Заманил на утёс, столкнул вниз. Парень разбился, упав на чёрные острые камни. Николай затянул протяжную песню на древнем языке. Набежала волна, подхватило изломанное тело, утянула в воду. Вторая волна вынесла на берег зелёный медальон. Кто-то вырезал на нём трезубец.
Во имя Дагона!
Осенью Николай принёс в жертву своего отца. Арендовали катер для рыбалки. А когда заплыли достаточно далеко, то Николай вырубил отца, привязал к ногам мешок с песком и столкнул за борт. Стал читать богохульные молитвы.
Спустя какое-то время ему показалось, что снизу поднимается гигантская тень. Солнце скрылось за тучей, катер закачался на волнах, норовя перевернуться. Но тень исчезла, словно канула в глубину, откуда и появилась, а в борт лодки что-то тихо застучало – синий медальон с щупальцем.
Во имя Ктулху!
Зимой Николай принёс в жертву свою мать. Долго выбирал место для жертвоприношения, пока не остановился на арке под пешеходным мостом. Вечером они пошли гулять по вечернему парку. Вокруг не было не души. Оглушив мать, Николай перерезал ей горло и кровью нарисовал отвратительные символы на стенах арочного прохода. В центре возник портал из ослепительного света. Жертву затянуло туда, а на каменную плитку упал белый медальон. В центре его был ключ.
Во имя Йог-Сотота!
И вот Николаю снился сон. Он оказался перед гигантским храмом, вокруг возвышались снежные горы. К величественному зданию вела мощённая дорога. По обеим сторонам от неё стояли статуи Древних: Ктулху, Дагон, Шуб-Ниггурат, Йог-Сотот, а также множество других – знакомых и совершенно неизвестных. Дорога была в снегу, но, судя по множествам отпечаткам ног, гигантский храм не испытывал недостатка в посетителях.
Николай вошёл внутрь. Стены были исписаны богохульными фресками: на них запечатлены люди, поклоняющиеся Древним и приносящие им жертвы. В центре зала находился алтарь. От него вверх, к внутренним воротам, уходила лестница. Подойдя к алтарю, Николай достал из карманов медальоны и вставил их в круглые отверстия.
Раздался скрежет, створки ворот распахнулись. За ними была первозданная темнота. Но вот оттуда показался худой, долговязый мужчина и стал спускаться по лестнице.
Он был одет в чёрный деловой костюм, в руках держал книгу в кожаном переплёте. Мужчина напоминал скорее бухгалтера или учителя, а уж никак не главного жреца Древних. Но Николай понял, кто перед ним.
– Приветствую тебя, о, великий Затворник из Провиденса!
Он начал наклоняться, чтобы стать на колени, но жрец Древних иронично улыбнулся и жестом остановил его.
– Привет-привет. Давай обойдёмся без скучных формальностей и перейдём сразу к делу.
Взгляд Николая упал на книгу, и он не смог удержаться:
– Это та самая книга?
– Нет, конечно, – улыбка Затворника стала шире. – Это даже не «Культ Гулей». А «Некрономикон» стоит там, где ему и полагается – на отдельной полочке в моём книжном шкафу. А здесь, – главный жрец Древних похлопал по книге, – собраны все записи о тех, кто приносит нам жертвы.
Зашелестели страницы.
– Так-так, Николай. Весной – девушка, летом – друг, осенью – отец, зимой – мать. Что ж, ты хорошо потрудился, – Затворник захлопнул книгу. – Самое время получить награду!
Главный жрец Древних сделал паузу.
– Шуб-Ниггурат!
Медальон с рогом взлетел в воздух. Из него ударил чёрный луч энергии, прямо в Николая. Он упал, на голове выросли рога, на ногах копыта, кое-где проступила шерсть.
– Дагон!
Теперь медальон с трезубцем присоединился к первому медальону. На Николая излился зелёный луч. Кожа позеленела, рот превратился в зубастую рыбью пасть, глаза выпучились.
– Ктулху!
Медальон с щупальцем, синий луч. Голова Николая стала изменяться, пока не трансформировалась в голову осьминога, у рта теперь змеились щупальца.
– Йог-Сотот!
Последний четвёртый медальон с ключом закружился в воздухе вместе с остальными. Из него ударил белый луч. С телом Николая не происходило больше никаких изменений, но он почувствовал, что из него что-то вытягивается, а внутри становится всё холоднее и холоднее.
– Почему?! – из последних сил выкрикнул он.
– Почему? – переспросил Затворник из Провиденса и вздохнул. – Ты думаешь, что принёс в жертву Древним свою девушку, своего друга и своих родителей? Но на самом деле ты постепенно приносил им в жертву себя. Шуб-Ниггурат – Любовь, Дагону – Дружбу, Ктулху и Йог-Сототу – Семью.
Между четырёх летающих медальонов появился сверкающий портал. Николая затянуло внутрь. С громкими хлопками медальоны поочередно взрывались, разлетаясь яркими искрами. Портал исчез.
Запах из соседнего номера
Павел Рязанцев
1
Ночь в пустыне всегда наступает внезапно. Казалось бы, в семь вечера между оранжево-розовым диском вечернего солнца и рябящей линией горизонта ещё довольно большое пространство, и вдруг – словно разом задули все свечи. Впрочем, не все, а лишь небесные. В городе-то по-прежнему светло.
С наступлением темноты жизнь в нём только начинает закипать.
Из полудюжины гостиниц на Хакикат, главную улицу Старой Бухары, высыпались сотни туристов, блестя голыми лодыжками и лоснящимися загорелыми лицами. Вся эта бубнящая и пищащая на русском, немецком, английском и узбекском языках масса выплеснулась на ощетинившуюся бликами мостовую и наводнила всё, что можно было наводнить. Перед прилавками с воздушной кукурузой выстроились очереди из взрослых с нетерпеливо дёргающимися детьми; в ресторанах рядом с прудом и каналами расселись девичьи компании, щебечущие о местной одежде; мужчины же обступили памятник Ходже Насреддину.
Великая красота, доступная всем, но трогающая немногих.
Гул ночной жизни не принёс радости семье Сардора сегодня. Из окна старенького дома, в котором проживали сам Сардор, его жена Асмира и их дети Азиз и Мадина, открывался вид на потрескавшуюся каменную стену точно такого же обиталища.
Сардор ждал. Сидел на скамье, защищённый от холода хмурыми стенами, и ждал. Во взгляде Асмиры, мывшей посуду после ужина, упрёк смешался с беспокойством. Восьмилетняя Мадина молча зашивала братику прореху в рубахе, пока шестилетний Азис отстранённо глядел в стену. Он не знал причин, по которым отец был не в духе весь вечер и весь предшествовавший день, но мрачно-апатичное ожидание оказалось заразительным, и мальчик следовал примеру перед глазами.
– Не надо было соглашаться, – Асмира устала повторять эту фразу словно заевший старый магнитофон, но та сама вырвалась вместе со вздохом, исполненным сожаления. – Аллах свидетель, оно того не стоит.
– Аллах свидетель, нам нужны её деньги, – угрюмо пробормотал мужчина, мельком взглянув на жену.
Та не ответила, лишь опустила глаза и вернулась к своему занятию. Всё, что можно было высказать, не единожды высказывалось в течение дня.
– Может, лучше было бы отправить детей к твоей маме?
Детей, разумеется, не спрашивали, желают ли они погостить этим вечером в доме на соседней улице, но их ответ был вполне предсказуем. Не зная даже, что повергло родителей в такое уныние, Мадина была совсем не против вывести Азиса – да и себя тоже – из-под сгущавшихся над домом туч куда подальше.
– Может быть… – неопределённо протянул Сардор, как вдруг в дверь постучали.
Всё семейство замерло – от неожиданности и от смутного ощущения чего-то рокового. Чего-то, что разделит жизнь на «до» и «после».
Несколько неуютных секунд спустя стук повторился. Выйдя из недолгого замешательства, Асмира выразительно взглянула на мужа и кивнула на дверь.
«Давай, открывай! Это ведь твоя затея!»
Мадина с плохо скрываемой тревогой взирала на черневший в стене прямоугольник двери и робко, страшась лишний раз даже моргнуть, попятилась вглубь комнаты, пока не очутилась позади брата, нервно сцепившего руки. Тот, ощутив на плечах тоненькие руки сестры, невольно накрыл одну из них ладонью. Отец медлил. Боялся. Значит, есть чего бояться. Вернее, кого.
Сардор осторожно, почти крадучись, приблизился к двери и потянулся к замку. Опустив руку на щеколду, мужчина прислушался. Возможно, он надеялся услышать посетителя, его нетерпеливое сопение и раздражённое ворчание. Возможно, он дожидался новой серии ударов колотушки о лакированное дерево, хотел удостовериться в серьёзности намерений посетителя. Возможно… Но правда такова: в глубине души он лелеял по-детски наивную надежду, что это лишь шумная возня бездомной собаки, случайно забредшей к ним во двор, и больше никаких звуков из-за двери не раздастся.
– Открывай! – шикнула Асмира, перебираясь поближе к детям.
Неопределённость оказалась слишком тяжёлым испытанием для натянутых нервов.
Обречённо вздохнув, Сардор отворил дверь.
На голубоватом от небесного света пороге стояла человеческая фигура. Зловеще молчаливый силуэт в полутьме казался кровожадным призраком с глазами, горящими мёртвым пламенем, но Мадина сумела разглядеть колеблющиеся на меланхоличном ветру складки то ли паранджи, то ли плаща.
Сардор не нашёл слов, чтобы поприветствовать пришельца. Когда это чёрное привидение приблизилось к мужчине, он невольно отступил и, зацепившись за дверной порог, едва не ввалился в дом затылком вниз, чем напугал свою семью до одновременного вскрика. Обошлось.
Безразличная безмолвствовавшая фигура степенно проплыла в освободившийся проход; лишь танец складок тёмных одежд в мягком серебристом свете, выдававший движение ног, доказывал испуганному семейству, что это лишь человек из плоти и крови, а не джинн или иное порождение кошмарного шайтана пустыни. Это слегка успокаивало.
Войдя внутрь, чужак закрыл за собой дверь. Капюшон, как теперь стало ясно, плаща надёжно скрывал лицо от глаз. В неосвещённой прихожей посетитель легко мог бы слиться с дверью. Отчасти поэтому на подоконнике стояла старая масляная лампа, хотя уже довольно давно она служила скорее украшением, чем светильником.
«Надо было зажечь свет, – запоздало спохватилась Асмира, бросая суетящийся взгляд на крошечное оконце рядом с выходом».
Масло со шнуром были на своих местах и в хорошем состоянии, но вряд ли ночной визитёр мог заметить похожий на потускневший жестяной чайник сосуд, не то что догадаться о его предназначении.
Гость отбросил капюшон, и кроме пары мрачных серых глаз хозяева могли наблюдать гриву чёрных волос, окаймлявших бледное, словно вырезанное из гранита, лицо. Исполненный то ли презрения, то ли безразличия взгляд заставил Сардора отступить к семье, пока незнакомка шарила по подоконнику в поисках светильника.
Никто не заметил, чтобы у женщины хоть на секунду в руках появилась спичка, и не услышал характерного треска, однако факт остаётся фактом: уже через мгновение незнакомка держала в руке горящую лампу. Вспыхнул ли шнур, когда светильник ещё стоял на подоконнике, или это произошло уже в руках визитёрши, ни глазастая Мадина, ни Асмир, ни их родители сказать бы не смогли.
Понимая, что из ступора своими силами муж может и не выйти, Асмира рискнула проявить инициативу.
– Добро пожаловать! – робко вылетело из её рта.
Парализующий взгляд с холодной злобой вперился в узбечку, зароняя в душу раскаяние в столь необдуманном шаге. Со стороны казалось, что незнакомка намерена приблизится и придушить свою жертву, упиваясь предсмертными хрипами последней под испуганные крики окружающих.
Дети всхлипнули. Жуткая женщина мельком взглянула на малышей и неожиданно ослабила хватку. Теперь её внимание сосредоточилось на них. На мрачном, но по хищному красивом лице появился интерес, который был непонятен Мадине и Азису. Он и вывел главу семейства из оцепенения.
– Я… Я всё приготовил! – выпалил Сардор и добавил шёпотом: – Не трогай их.
Ещё с две секунды женщина, наклонив голову, глядела в сторону трясущихся мелкой дрожью детей, но не на них, а как будто сквозь них, словно размышляя о чём-то или вспоминая. У Мадины пересохло горло, а напуганный Азис чуть ли не обнял сестру, прижимаясь к ней, как измождённый путник к столбу. Наконец, эта недолгая, но изматывающая пытка прервалась. Незнакомка резко изменилась в лице и с неожиданной прытью подошла к взрослым.
В серых глазах блеснул вопрос, и его не требовалось озвучивать. Сардор бросился к пыльному шкафу и принялся лихорадочно рыться в сваленном на дно платьевого сегмента тряпье. Во все стороны летели обрывки потерявшей цвет ткани и беспорядочных фраз. Сумрачная женщина не сводила взгляда с перепачканной футболки, но мать с детьми по-прежнему боялись лишний раз пошевелиться, словно незнакомка видела всё, что происходило у неё за спиной.
– Вот! Всё здесь! Вот!
В уши врезался раздражающий звук стучащих по полу колёс. Тусклый свет лампы выхватил из тьмы контуры грязно-коричневого чемодана. Свыше метра высотой, эта пропахшая пылью глыба могла вместить, не будь она сейчас загружена чем-то объёмным и массивным, Азиса, а если очень постараться, то и его сестру. Бок чемодана топорщился – из него, едва не прорезая в одряхлевшей ткани дыру, выпирало нечто твёрдое и угловатое.
– Очень торопились, – оправдывался Сардор.
На секунду его лицо озарилось привычной извиняющейся улыбкой, как если бы сейчас был день, а он стоял за прилавком и объяснял возомнившему себя гениальным купцом туристу, почему нельзя продать шафран дешевле. Женщина в чёрном расстегнула молнию на чемодане и, бегло осмотрев содержимое, застегнула обратно. Кажется, всё было в порядке.
Мадина заметила, как вспыхнули глаза родителей, когда незнакомка извлекла из недр плаща целлофановый свёрток. Мать просияла, отец тоже повеселел. Девочка вспомнила недавний диалог, и вопрос о содержимом свёртка отпал.
Незнакомка наклонилась к Мадине и, пристально глядя девочке в глаза, приложила палец к губам, после чего опустила ладонь на ручку чемодана и собралась уходить. Не успела она дойти до двери, как Сардор с Асмирой убежали вглубь комнаты – проверять содержимое пакета.
«Не могу поверить, что эта ослица так дорого оценила дедушкино барахло!»
Слишком увлечённые пересчётом богатства, чуть ли не свалившегося на них с неба в момент нужды, они не заметили, как женщина в чёрном, пересекая порог, обернулась и поманила Азиса пальцем.
Мадина сама не понимала почему, но вместо того, чтобы позвать Азиза, маму или пронзительно завизжать, она замерла и молчала, будто беспристрастно наблюдала за тем, как её братик робко, но послушно затрусил за незнакомкой.
Дверь захлопнулась. На полу неровно горела лампа.
Мадина почувствовала, как холод, зародившийся в желудке, распространился по всему телу. Она попыталась осмыслить случившееся, соотнести его с окружавшей её реальностью, но родители, продолжавшие пересчитать купюры номиналом в сто тысяч сум, сводили все усилия на нет. Девочка закричала, но внезапно её глаза округлились от ужаса.
Она не услышала собственного крика!
«Нет… Нет!!!»
Мадина бросилась к родителям и крикнула снова, изо всех сил размахивая руками, но тщетно: звука не было. Родители заулыбались как верблюды: «Ох, как она радуется! А мы-то как рады, ты не представляешь!»
«Мама! Папа!» – силилась выкрикнуть девочка и тыкала пальцем в сторону двери, но слова словно раздирали горло изнутри, а родители не понимали смысла жестов.
– Да, хорошо, что эта ведьма ушла!.. – и продолжали считать деньги.
Задыхаясь, Мадина выбежала во двор и затравленно огляделась в отчаянной попытке увидеть брата и эту жуткую женщину. Улочка оказалась пуста, и девочка бросилась в сторону освещённой ночными огнями туристической зоны, совершенно не подумав, что похитительница могла завести маленького Азиса в глубины города, в настоящий лабиринт из узких улочек и глухих тупиков, где заброшенных домов больше, чем жилых…
С всё нараставшим отчаянием Мадина вглядывалась в лица и спины прохожих. С каждой секундой надежда найти маленького Азиса становилась всё меньше, но – о чудо! – Мадина заметила вдалеке чёрное покрывало плаща, по одну сторону от которого катился невзрачный чемодан, а по другую – зачарованно шёл братик.
«Я должна спасти его!»
2
– Ну и где кровать?
Заходящее солнце разливало свой розово-красный свет по внутреннему двору, но до окон номера его лучи доставали с трудом. На самом деле, эти отверстия чуть выше порога и окнами-то назвать язык не поворачивался, скорее бойницами, которые кто-то додумался застеклить. Архитекторы былых времён, конечно, не могли и подумать, что возведённое ими медресе спустя века превратят в колоритную гостиницу, а в тёмных и тесных помещениях с выходом во двор обустроят жилые комнаты с ванными, а также прачечную, столовую и ресепшен.
Тем не менее, «Амулет» пользовался значительной популярностью, и Саша с Алиной, не долго думая, выбрали его в качестве опорного пункта на время пребывания в Бухаре. В конце концов, есть ли смысл приезжать в один из известнейших исторических центров Узбекистана, чтобы жить в обыкновенном отеле?
– Как где? Да вот же!
Проследив за рукой подруги, Саша действительно обнаружил придвинутую к стене кровать, да ещё и с вышитыми на покрывале мудрёными этническими узорами.
«Напоминает настенный ковёр в бабушкиной квартире».
У изголовья стояла резная тумбочка с настольной лампой, прайс-листом прачечной, крохотной бумажкой с паролем от вай-фая и…
– Ого! – Алина спешно разулась и босиком побежала по каменному полу, покрытому не самыми новыми и слегка выцветшими коврами, к тумбочке.
На ней, кроме перечисленного, красовался поднос с сервизом с характерным бело-синим орнаментом «пахта». Часть подноса, не оккупированная сервизом, была отведена под треугольные лоточки с наватом, варенным в сахаре арахисом, джутом и парвардой. Не удивительно, что девушка совсем не обратила внимания на одноразовые белые тапочки на крышке сундука у входа.
Пока Алина пробовала местные радости, Саша освободился от пыльных шлёпанцев, с трудом натянул на ступни узкие тканевые чехлы, по чистой случайности названные тапочками, и попытался понять: что же с этой кроватью не так?
Несвежее бельё? Да нет, из-под покрывала скромно выглядывала белоснежная простыня. Может, не по росту? Было бы странно, ведь Саша не такой уж долговязый. Клопы или тараканы? Вряд ли…
– Не зевай, а то ничего не достанется! – легкомысленно блеснув голыми ляжками, Алина вальяжно развалилась на кровати.
Как раз напротив той, что Саша так внимательно разглядывал.
«Односпальная, зараза, – наконец осознал парень и покачал головой, пытаясь краем глаза увидеть, чем занята его девушка: та крутила в руках пульт от висевшего на стене телевизора. – И ещё эта дурацкая тумба прямо между койками…»
– Что-то не так? – Алина оставила пульт в покое и придвинулась к тумбе, чтобы разлить чай по чашкам.
Сладостей на подносе всё ещё было в избытке.
– Всё нормально, – Саша улёгся на свою кровать и устало оглядел противоположную часть комнаты.
На другой стороне зиял дверной проём. Ванная комната. Судя по бликам на плитке и отражению в зеркале над раковиной, довольно большая, даже больше спальни с коридором. И всё это в их с Алиной распоряжении? Недурно!
Пока Саша высматривал в черноте контуры душевой кабины или ванны, Алина распаковывала чемодан и ворошила пакеты с одеждой и бельём. После двух утомительных часов езды в «жигулях» из Карши в Бухару неплохо бы переодеться во что-нибудь сухое и менее пахучее.
– Сейчас ополоснусь, и пойдём смотреть Пои-Калян! – Алина не стала брать с собой полотенце, прекрасно понимая, что с такими вещами у отеля всё в порядке – она читала отзывы.
Длинноногой девушке так шли мини-шорты, что Саша невольно привстал с кровати. Возникло сильное желание проследовать за Алиной и разделить с ней душевую кабинку, но дверь за её спиной закрылась, и замок многозначительно щёлкнул. Похоже, довольствоваться предстояло лишь смазанным силуэтом в непрозрачном стекле на двери.
«Эх, Алинка, Алинка… – расстроился Саша и опустил голову на подушку, ощущая, как его собственные шорты становятся тесными. – Лето, тепло, Восток, загорелые ножки на солнце сверкают… м-м-м… И вдруг – одноместные кровати! Зачем так со мной?»
Потратив минуту на разглядывание скучного потолка, Саша перебрался на соседнюю кровать и включил телевизор. Российских каналов оказалось больше, чем местных.
В дороге разморило, да и бурчание с экрана убаюкивало. Саша задремал, а когда очнулся, Алина уже стояла над ним в майке с шортиками, широкополой шляпе и солнцезащитных очках.
3
Женщина вкатила чемодан в номер и, дождавшись, когда мальчик минует порог, заперла дверь. Словно очнувшись от транса, Азис растеряно озирался, пытаясь понять, где он и почему рядом нет его родителей и сестрёнки. Освободившись от плаща, хозяйка номера открыла чемодан и начала выгружать его содержимое на стол.
Оказавшись у изножья кровати, Азис посмотрел на стол из-за облачённой в тёмно-серую рубашку-поло спины. Теперь там лежало множество толстых и пыльных книг с непонятными названиями, отдельные листы, инструменты, флаконы с разноцветными маслянистыми жидкостями и какие-то порошки. Папа никогда не скрывал от Азиса, что и как он делает с растениями, чтобы получать специи на продажу, и мальчик точно видел у него ступку с пестиком, очень похожие на те, что лежали на столе. Только у папы они были деревянные, а эти как будто вырезаны из камня.
«Может, эта тётя – папина кал… кол… коллега? Тогда почему я здесь?»
Вдруг женщина прервалась.
«Ты уйдёшь домой, когда я удостоверюсь, что твой отец не обманул. – Азис не мог понять, раздался ли низкий женский голос со стороны этой мрачной тёти, или же прозвучал лишь в его голове, словно фраза из недавнего воспоминания. – Если не обманул…»
– Папа хороший, он не обманывает! – воскликнул ребёнок.
Ответа не последовало, но Азис заметил, как продолжившая перебирать и перелистывать книги женщина вздохнула.
– Тётя, можно мне попить?
– …
– Пожалуйста! – жалобно протянул мальчик.
После недолгой паузы хозяйка номера оставила книги и направилась к стоящему в противоположном углу комнаты холодильнику. На то, чтобы взять оттуда пол-литровую бутылочку воды, понадобилась лишь пара секунд, но их же хватило и Азису, чтобы взгляд его загорелся, рот наполнился слюной, а желудок мучительно скрутило. В недрах дальнего потомка погребов хранились истинные сокровища: сыр, ветчина и масло, инжир и нектарины в синем и зелёном целлофановых пакетах, тарелка с виноградом, тёмная стеклянная бутыль и, конечно же, несколько пластиковых бутылочек, точно таких же, как у незнакомки в руке.
Перехватив восторженный, но полный горечи взгляд ребёнка, женщина остановилась. Подумав ещё с секунду, она вернулась к холодильнику и взяла оттуда тарелку с виноградом.
***
Пока ребёнок шумно осушал бутылку, Тёмная Анна, сидя в плетёном кресле, молча наблюдала, как подёргиваются детские горло и живот во время питья, и ловила быстрые, чуть пугливые взгляды в свою сторону.
«Интересно, был ли у меня такой в прошлой жизни?»
– Хочешь? – Анна покосилась на тарелку с «дамскими пальчиками».