Александра Шмик
Предыстория. Краткая летопись пустоты, музыки, сотворения души, и первых дорог мироздания
Понравилась Отшельница Страннице тем, что природой жила. Изучала её. И особенно, проникнуть желала в сокровенные самые тайны её. Уходила в тайгу на многие дни, что длились от рассвета до заката, или далеко по берегу моря от избы своей, и будто отдавалась природе, зачарованная мудростью её, и сливалась с ней становясь частью её. Видела Странница явление не свойственное людям другим. Будто Отшельница преодолела стену, душу её разделяющую, созданную Странницей, и душу первородную коей Первая и являлась. Улавливала Странница и мелодии знакомые, что поёт душа женщины этой. Близко ей это было. Созвучно вибрациям Первородной. И замечала ещё, встречая и провожая, как жизни человеческие, так и расцветы и угасания цивилизаций, как женщина эта вновь и вновь в обличии одном является в мир этот. Не хотела она иного для души своей. Шла дорогой раз выбранной, и всё глубже и глубже погружалась в тайны мира сотворённого Странницей.
Тогда и задумалась Странница переродить душу женщины. Сделать её такой, чтобы могла она мир этот, и другой любой, впитать в себя. Для этого душа должна стать равной душе созидающей, равной душе Странницы. И настал день такой, в который предложение своё Душа Первая сделала душе рукотворной. Недолго думала Отшельница, и согласие своё дала. И повела Странница её через тайгу, вдоль берега моря, до плато гранитного, что лесом поросло, и был там холм, а под холмом множество берлог медвежьих. И пока шли они, повернулась Странница налево, и указала женщине на далёкий, чуть виднеющийся силуэт в море, и сказала, что там остров. Ответила Отшельница Страннице, что видела во снах своих остров этот, и в недрах его чувствовала ось всего. Удивилась Странница, и уверилась в намерениях своих, и поднялись они на вершину холма, и назвали его Медвежьим камнем. Подняла Странница руки свои, посмотрела в небо, и песнь запела дивную. Завибрировал холм, завыли волки, рыком медвежьим огласилась тайга. И раскололась вершина холма, и выплыл шар сияющий из утробы его. Тихо стало. Замерли звуки мира, а шар к Отшельнице подплыл, и в руки ею протянутые лёг. Мягок он был, и тёпел. Отшельница, шар приняв, духовной оболочкой своей в пространство устремилась, туда, где пустота царит. И только там, в безмолвии пустоты возможно выковать душу чистейшую, и будет та Душа Первой. Так, то и было. И стала она Первой, впитав в себя всё мироздание. И вернулась она к месту той воли, что чародейство сотворила, и предстала пред прародительницей своей.
И сказала Странница, что та, отныне и навсегда равна ей во всём, и Первая она, и двое их. А та, цветами света переливаясь обличье своё человеческое приняла, и первым делом имя себе напела, Страннице подражая в вибрациях струн, а посмотрев на спутницу свою, захотела наречь и её именем особым, и спросила о том. Понравилось Страннице имя предложенное Отшельницей, и был смысл в нём близкий стремлениям её. И приняла она его, и стала единой с именем этим. И прочувствовав его сущностью своей, родилась у неё музыка. И запела она музыку ту, и вибрации пошли в пространстве. Откликнулись струны небесные новым звучанием на слово пропетое, и звучание это породило тишину, и слышно стало в тишине этой слово сутью своей равное имени духовному.
Услышав то, произнесла Странница слово имени своего, и исчезла. Обернулась Отшельница, мир осмотрела, и не увидела нигде Странницу. И тогда, посмотрев глубже в природу вещей всех увидела многое, что полезно было. Увидела она резонансы струн небесных, увидела место начала нового пути, себя увидела, и место то, и туда пошла. И предстояло ей колыбель подготовить, и морю отдать её. И тогда встретит море новую Странницу, и понесёт по волнам своим в колыбели этой рукотворной, и прибьёт колыбель к берегу места, откуда все дороги начинаются, и будет Странница вновь на земле этой. Задумалась Отшельница, заволновалась, и дабы поспеть всюду в местах разных за время короткое, отправилась она к берегу моря, к месту, где жил в избушке старой мужчина. Один он жил, рыбу ловил, да грибы с ягодами, и коренья съедобные, лечебные собирал. И не было у него тяги к общению с людьми другими, и гармония ему во всём была, а с ними и спокойствие душевное да здоровье телесное, хоть к тому времени давно не молодым был. И пришла Отшельница в избу к мужчине, и просьбу свою изложила. Тот выслушал женщину, и отказался в путь далёкий отправляться ради дела неясного. Но Отшельница, что Первой стала, владея языком природы загадочной, уговорила мужчину путь проделать до островка маленького, что чуть виднелся в море. Ворча и причитая взял он лодку свою и отправился к острову тому. И была вода спокойна, и иные стихии благосклонны к посланнику. Причалил он к берегу острова, и только тогда понял, что не ведает цели, с которой послан сюда был. Но идя близ волн морских, увидел он корзинку, что прибило к камням волнами этими, а в корзинке младенца углядел, и в руки свои его взял. И что было дальше, то туманом скрыто, и туманов тех множество раз остров видал.
А женщина, отрядив Посланника своего на остров, сама в другие места направилась. Туда, где позже знали её как плетельщицу корзинок. С тех пор и закрепилось прозвище это за ней в местах тех. И странной она прозвана была от того, что корзинки свои людям просто так раздавала, а в дни определённые одну из корзинок морю отдавала.
И прошло с того дня первого совсем лет не много, что по пальцам рук пересчитать можно. Сидела Отшельница на скамье, возле избушки своей, да на лес смотрела, ведя неслышную с ним беседу. И услышала она плеск воды на реке, а следом раздался колокольчиком голос звонкий. Прокатился музыкой над лесом тот голос, и возле избы притих, а от речки поднималась к избе девчушка. Обрадовалась она женщину завидев. И побежала, и обняла, и по имени назвала. Счастливая Отшельница стала расспрашивать девочку о годах, что та провела с момента появления, и девочка рассказала ей многое. И о мужчине, что Посланником себя именовал, рассказала, о том как он был ей отцом, не ведая кого растит, о доброте его, заботе, и о том чудесном, что было ею примечено в нём. Рассказала она и о предложении своём переродить его в духовную сущность первородную. Хотела она видеть его среди себе подобных. Согласился он на предложение такое, но с условием, что не поменяет образа существования своего, и ничего иного не желает кроме как следовать всюду за Странницей, и во всём ей помогать, потому как видит множество опасностей, что таит в себе пространство, и мир этот. Хмыкнула женщина, и впервые назвала того стариком. И спросила она девочку: а какое имя тот дал ей как у моря принял её? А девочка засмеялась и рассказала историю, как найден был кусочек коры в плетении корзинки, и на нём имя нацарапано было. Улыбнулась лукаво женщина, взяла в руки кусочек коры, нацарапала на нём имя, девочке отдала и просила передать этот кусочек старику, как увидит его, и пусть у него тоже имя будет как у всякого человека. Взяла девочка кусочек и прочитала слово нацарапанное, и согласилась с именем.
VI
Так Первых уже трое стало, а дорога Странницы, что вперёд посмотреть, что оглянуться на пройденное, ни конца, ни начала не видать. И много раз было так, что Странница музыку начинала чудную от которой в струнах тишина рождалась, и исчезала Странница на мгновение из мироздания, как телесно, так и духом своим, и вновь появлялась младенцем человеческим. И было это похоже на мерцание звёзд, и людским смертям и рождениям. И видела Странница в этом единение с созданными ею мирами. И нравилось ей подобие своё с детьми своими. А вот тем, кои волею её Первыми стали, множество хлопот доставляло, и страхов множество. И теряли они её, потому как не всякий раз море корзинку с младенцем к острову приносило. Были на земле места, да всё по северным краям, где встречали корзинку люди разные, и не всегда послание на кусочке коры находили, и давали имя другое. И бывало так, что появлялась она младенцем на планетах иных, и порой планеты эти дальними от Земли бывали. А Первые, мужчина да женщина, искали повсюду девочку свою, и бывало годы проходили в поисках. И стали они себя Охранителями меж собой звать. А позже вознамерились создать отблески душ своих, и стали те в помощь им. А на берегах северных, других, далёких от моря студёного с островом малым, появилась женщина молодая. Раз один она взяла корзинку прибившуюся к берегу недалеко от дома её, приняла, выкормила и воспитала ребёнка, в той корзинке оказавшегося, и нарекла именем по разумению своему. Дальняя страна то была. Люди её населяющие общались с миром на другом языке, потому-то, найдя записку, женщина прочитать слово на ней написанное, не смогла. Не ведала она, что слово то именем является. И как это случалось и ранее, и после со всеми и всегда, выкормившими младенца, ушла девочка от матери своей приёмной достигнув возраста определённого, и та, пребывая в горе и отчаянии, поклялась жизнь повторить свою испытывая вновь счастье обретения. Так и произошло. И вот, в новой жизни корзинка явилась к ней, а в корзинке младенец. И было к тому времени видение Отшельнице. Отправила она на берега дальние отблеск свой, и был он женщиной. И присматривала та за матерью молодой, и помогала незримо, и радовалась счастью её, и утешала в горе потери. И вновь мать эта, проделав круг жизни, по воле желания своего возвращалась в облик свой и стезю свою жизненную, и принимала корзинку душе её драгоценную.
Полюбив мать свою множество раз принявшую её у моря, захотела девочка дороги её сделать нескончаемыми. И завела беседу с женщиной, а та и не удивлялась уже природе дочери своей раз за разом ей морем дарёной. И ответила она, что за счастье растить её согласна стать духом равным первородной. А отблеск Отшельницы песнь пропел и нарёк новую Первую именем её. И стало их трое, Странницы не считая, так как Странницу они, будучи равные ей во всём, почитали первой из Первых.
И всё было хорошо и ладно в мире так любимом Странницей. Процветал он в рассветах своих, и уходил по воле душ его населяющих. Многое происходило и по причинам желаний Первородной. Неизмерима была энергия её. Изучала она как миры свои, так и возможности свои, но мир этот берегла, направляя силы разрушения на иные стороны. Взрывались звёзды огромные, огнями мерцающие на небосводе земном. Сжимались миллиарды планет в точки чёрные. Появлялись тела, что свет излучали, и тела, что поглощали его, и не только его. И ничто не ведало исхода силы большей, чем возможности Странницы. Не ведала того и она.
И было так, что даже Первородная поражена бывала мощью воли не осознаваемой самим пространством безмолвным. И преподнесён ей урок был тяжёлый, выводы из которого сделать ещё надлежало. И многое этот урок принёс Первородной. Сильнее стала она, и не ведая силы своей пробудила нечто, что таилось во тьме ожидая часа своего. И никто того не знал, ни Первые, ни само пространство. И будет то многое, позже. И не в строках Летописи описано, но той же рукой.
VII
А вот прямо сейчас, в это самое время, сидела Плетельщица корзин на маленьком, голом островке, что на блин похож был, как формой своей, так и плоскостью. И произрастал здесь кустарник, и водились зайцы, и другая мелкая живность, и, ни берёзки на острове этом, ни сосны. Плела Отшельница корзинку, а как сплела, отдала морю. А на утро дня следующего, позабыв о том, вновь взялась за работу, и сплетя корзинку – морю отдала. И только сделав это, схватилась за голову поняв ошибку свою, потому как ждало море одного младенца, а коли есть и вторая корзинка, так быть и второму младенцу. И побежала Отшельница сама не зная куда, и проклинала себя за все свои деяния неразумные, и нашла женщину молодую в доме её, и дочке её уже лет несколько. Рассказала она об ошибке своей, о страхах и неведении о будущем. А женщина молодая спокойна и радостна от ожиданий очередного младенца. И ни одна из них сказать не могла о страшных последствиях дел таких. Не ведомо было им наверняка. И в который уже раз пошла мать будущая на берег встречать корзинку. А Отшельница, не зная, что делать, вернулась в тайгу. Найти ей надо было старика, да на остров отправить, чтоб поближе он к колодцу был. Потому как чутьём своим вдаль глядела и колодца лишь бледный след видела. И был найден старик, и отправился он на остров. И увидел он следы девочки своей. Была она здесь, возле места, где колодец быть должен. Да только, ни колодца, ни Странницы не увидел. И страшно стало Посланнику, и услышал он музыку, и потрясла она его до самого стержня души его. Печальная музыка рассказала ему о прощании с миром всем, что создан был во тьме пространства. И стояла на вершине горы, что посередь острова, девочка его, и воздев руки к небу пропела последние ноты, и ушла в пустоту, потеряв всё, что делало пустоту эту, мирозданием. И что делали Первые охранителями прозванные, летописи этой осталось неизвестно, отчасти от того, что взгляд всего пространства на Странницу обращён был. А в недрах горы, на том месте, где девочка стояла, зародился минерал цвета ярко-красного, да с россыпями искр металла неведомого, и был минерал этот назван Кровью Дракона, будто за девочку дракон кровь свою пролил.
А Странница наша, покинув места обитаемые, волей своей, и досадою своею, закрутила миры в водовороте страшном, и полетели миры, каждый прочь от других всех. Разрушилась стройность и красота мироздания. Уходили планеты от звёзд своих. Умолкла музыка наполнявшая собою эфир, и остывало пространство, и пустотой становилось. И встала Странница в образном центре того, что когда-то мирозданием было, собрала остатки миров в шар, и к себе приблизила. И шар этот, пред взором её покоился, и не было в нём маяка, и мира своего любимого не видела Странница в шаре этом. Рассердилась она более чем прежде бывало. Взяла шар в руки свои призрачные, и стала сбивать его всё более и более. И малым он становился, плотным, горячим от напряжений внутренних. И все тела небесные бывшие доселе звёздами да планетами, быть переставали. И в какой-то миг деяния сего мрачного проистёк в пространство вздох. И был вздох этот последним словом маяка небесного. И где сам маяк этот находился, неясно было, пока за вздохом этим не выплеснул маяк из себя луч света последний. Кратким тот луч был. И стала Странница собирать повсюду осколки луча того. И видела она, что летят все они от неё самой, будто в ней вспышка та была. И посмотрела она в суть свою, и увидела мерцание странное, ей самой несвойственное, и была догадка у неё, потому как мерцание подобное видела она уже в бликах зеркала воды колодезной. И засветился луч надежды в душе Первородной.