bannerbannerbanner
Актрисы старой России. От Асенковой до Комиссаржевской

Александра Шахмагонова
Актрисы старой России. От Асенковой до Комиссаржевской

Полная версия

© Шахмагонова А.Н., 2019

© ООО «Издательство «Вече», 2019

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2019

Сайт издательства www.veche.ru

Дышали милые черты счастливым детским смехом
Варвара Асенкова (1817–1841) в любви зрителей и ненависти коллег

Государь удостоил милости

Шла премьера пьесы по мотивам знаменитого романа Виктора Гюго «Собор Парижской Богоматери».

Зал Александринского театра полон. В императорской ложе сам государь с супругой. Всё чин по чину, всё как обычно. И на сцене игра идёт спокойно, без каких-то эксцессов, ведь пьесу кромсали и правили, правили и кромсали, прежде чем выпустить на сцену. Впрочем, об этом несколько позже. Мотивы любви, заложенные в пьесу, никто не тронул, а потому каждое появление на сцене Эсмеральды вызывало необыкновенное оживление в зале.

Эсмеральда! Она уже тем хороша, что в её роли – любимица зрителей, неотразимая Варвара Асенкова, стремительно восходящая звезда на театральном небосклоне Александринки, как в обиходе называли тогда театр многочисленные его поклонники.

И вот очередной выход Эсмеральды. Она должна исполнить песню цыганки, песню слишком откровенную, слишком пронзительную. И тут Асенкова несколько не по пьесе вдруг демонстративно глубоко, стараясь привлечь внимание зрителей, поклонилась императорской ложе.

Что ж, и это пока ещё вполне допустимо. Уважение к императорской чете! Как ещё расценить?

Но тут из прекрасных уст молодой актрисы полились слова песни, да какие!

 
Где струятся ручьи
Вдоль лугов ароматных,
Где поют соловьи
На деревьях гранатных,
Где гитары звучат
За решеткой железной —
Мы в страну серенад
Полетим, мой любезный!
 

Мой любезный?! Не любезному ли посвящён столь демонстративный поклон? Но и это не всё. Далее слова, слова не совсем по тексту, но любой текст остаётся сухим текстом, пока не озвучен талантливым исполнителем, в данном случае прекрасной исполнительницей. И она вложила в эти слова весь свой жар, всё своё искусство:

«Мне быть твоей женой, мне, бедной цыганке, бессемейной, без отца, без матери… Ах, если бы ты принял меня в служанки, я бы следовала за тобой на край земли – я бы служила тебе, как верная собака, которая лижет ноги своего господина, и была бы счастлива! Счастлива быть твоей женой, мой благородный, прекрасный рыцарь, мой защитник, мой супруг! Ах, вези меня туда…»

Рядом актёр Дюр. Это к нему должна повернуться Эсмеральда, это ему она должна говорить с мольбой то, что произносила с таким необыкновенным жаром. Но актриса в этот момент словно забыла о партнере по пьесе – она обратила свой взор на императорскую ложу, на государя…

А ведь в романе и слова иные. Там Эсмеральда как раз заявляет обратное, заявляет Фебу, что не станет никогда его любовницей, его игрушкой, не станет служить для забавы…

Зрители потрясены, особенно те, кто читал роман, а роман, в ту пору переведённый на многие языки, был очень популярен.

Что это было? Озорство? Кто мог ответить на такой вопрос! Ведь всё могло кончиться для актрисы не слишком хорошо. Впрочем, так оно и было. Реакция в театре оказалась вполне ожидаемой. А что же государь? Ведь её считали едва ли не его фавориткой.

Считали неслучайно. Император Николай I обратил внимание на актрису уже на первом её выступлении.

21 января 1835 года государь был на спектакле в Александрийском театре вместе со своей супругой императрицей Александрой Фёдоровной.

Варвара Асенкова. Неизвестный художник


Как раз в тот день состоялся дебют молодой актрисы Варвары Асенковой, которая участвовала в бенефисе своего преподавателя и актёра Ивана Ивановича Сосницкого (1794–1871). Юная актриса играла в двух водевилях, играла превосходно и своим исполнительским мастерством потрясла императорскую чету.

В журнале «Русская старина» написано об этом выступлении:

«Роль Роксаны в этой комедии может дать молодой дебютантке выказать в полном блеске красоту, ловкость, голосовые средства, грацию, но отнюдь не художественное творчество; создать этой роли – невозможно: единственная задача превратить французскую марионетку в живое существо… И эту трудную задачу В.Н. Асенкова разрешила как нельзя лучше, сыграв роль Роксаны неподражаемо. Сыгранная ею в тот же вечер роль Мины в водевиле “Лорнет” упрочила за нею первое место единственной водевильной актрисы».

После окончания спектакля государь зашёл в гримёрную к Асенковой и выразил своё восхищение выступлением:

– Вы прекрасны! Будьте примой нашего театра.

На следующий день Варваре Асенковой был доставлен богатый подарок – бриллиантовые серьги от государя.

И в последующем государь не раз бывал на спектаклях, где играла Варвара Асенкова.

Актёр П.А. Каратыгин писал впоследствии: «Государь Николай Павлович, по окончании спектакля, удостоил её милостивым своим вниманием и сказал ей, что увидев такой удачный дебют, ручается за будущие её успехи на сцене».

Каратыгин также вспоминал: «Асенкова умела смешить публику до слёз, никогда не впадая в карикатуру; зрители смеялись, подчиняясь обаянию высокого комизма и неподдельной весёлости самой актрисы, казавшейся милым и шаловливым ребёнком».

О её игре отзывался В.Г. Белинский: «…Она играет столь же восхитительно, сколько и усладительно… каждый её жест, каждое слово возбуждает громкие и восторженные рукоплескания… Я был вполне восхищен и очарован».

Она впоследствии всегда говорила, что её взлёт произошёл благодаря учителю – Сосницкому.

Во всех ролях Варвара Асенкова была неподражаема. Она играла цыганку Эсмеральду в «Соборе Парижской Богоматери», Афелию в «Гамлете», играла и во многих комических водевилях. Даже императорская чета смеялась от души.

В метрическом свидетельстве Варвары Николаевны Асенковой записано: «Незаконнорождённый младенец Варвара родилась в Санкт-Петербурге 1817 года, апреля 10 дня». Отчество Николаевна назвала её мать, Варвара Григорьевна Асенкова, ведь ей-то хорошо известно, что отцом дочери был офицер лейб-гвардии Семёновского полка Николай Иванович Кошкаров (Кашкаров), с которым она прожила несколько лет просто так, а если принять нынешнюю обтекаемую формулировку, в гражданском браке. Подобные сожительства в императорской России не признавались. Но и выхода у полюбившей офицера актрисы никакого не было. В случае замужества либо она должна была оставить сцену и прекратить лицедейство, либо супруг должен был выйти в отставку.

Мать Варвары, Александра Егоровна Асенкова (1796–1858), после окончания Петербургского театрального училище в 1814 году у педагога князя А.А. Шаховского дебютировала 29 ноября 1814 года на петербургской сцене в роли Марфы в комедии «Марфа и Угар, или Лакейская война» – французском водевиле, переделанном на русский лад. В Википедии отмечено, что она «с блеском, живостью и изяществом играла роли субреток в высоких комедиях». И перечислены основные роли: Дорина («Тартюф»), Сюзанна («Женитьба Фигаро») Мольера, Троепольская («Актеры между собой»), Лельская – в «Ворожее», Эльмира – в «Сплетне», Софья – в первых неполных постановках «Горя от ума».

Гвардейский офицер Николай Кошкаров, увидев её на сцене, полюбил и добился ответных чувств. Но дело так и не дошло до законного брака.

Говорить, что отец бросил свою незаконнорожденную дочь, было бы тоже в некоторой степени грубо. Когда маленькой Вареньке было всего три года, случились события, которые едва не стоили Николаю Кошкарову жизни.

Отец чудом «избавлен от смертной казни»

В апреле 1820 года командиром лейб-гвардии Семёновского полка был назначен полковник Фёдор Ефимович Шварц (1783–1869). Это был офицер педантичный и строгий до жестокости. Сам он нёс службу, не считаясь со временем, можно сказать, работал на износ, хотя такая работа не лучшая характеристика для офицера. Ведь неумение построить свой служебный день отражается и на подчинённых, которые лишаются вполне заслуженного отдыха. А ведь полк был не простой – полк лейб-гвардии. То есть и личный состав несколько иной, нежели в линейных армейских полках.

Постоянными разносами, делаемыми в грубой и оскорбительной форме, он с первых дней подорвал свой авторитет командира и добился, что его возненавидели не только нижние чины, но и офицеры полка, которые должны были бы составлять его опору в службе. А когда рота его величества 17 октября 1820 года была назначена вопреки порядку и правилам в караул без положенного для заступления отдыха, солдаты и унтер-офицеры собрались на некоторое подобие митинга. Прибежал командир роты, пытался решить дело сначала приказом, затем даже убеждениями, но это не помогло. Но плетью обуха не перешибёшь. Всю роту в полном составе отправили в казематы Петропавловской крепости. Слух о том мгновенно распространился по всем подразделениям полка. Началось всеобщее неповиновение. До вооружённого противостояния дело не дошло, но солдат, унтер-офицеров, да и некоторых офицеров полка тоже отправили в Петропавловскую крепость. А поскольку для такого количества арестантов просто мест в казематах не хватило, то все роты, кроме роты-зачинщицы, вскоре переправили в Финляндские крепости.


Ф.Е. Шварц. Неизвестный художник


О бунте было немедленно доложено императору Александру I, и тот приказал заменить весь состав полка, а старый состав распределить по отдалённым армейским полкам. Произведённое следствие установило вину командира полка в несправедливом и жестоком обращении с подчинёнными, приведшими к неповиновению.

 

Полковник Шварц и личный состав роты его величества были преданы суду. Приговор от 3 сентября 1821 года был суров, в нём говорилось о вине командира «в несообразном выборе времени для учений и в нерешимости лично принять должные меры для прекращения неповиновения, происшедшего в лейб-гвардии Семёновском полку 17 октября 1820 г.; но, в уважение прежней долговременной и усердной службы, храбрости и отличий, оказанных им на поле сражения, избавлен был от строжайшего наказания (смертной казни, к которой приговорен был военным судом) и отставлен от службы с тем, чтобы впредь никуда не определять».

Забегая вперёд, нужно сказать, что всё-таки в 1823 году Шварц снова был принят на службу, воевал на Кавказе и в 1828 году даже получил чин генерал-майора. Но урок не пошёл впрок, и в 1850 году генерал Шварц «за злоупотребление властью, обнаруженное жестоким наказанием и истязанием нижних чинов», был окончательно удалён со службы без пенсии, ему даже был запрещён въезд в Петербург и Москву.

Николай Кошкаров оказался замешанным в этом бунте: он «позволил себе слушать жалобу, скопом принесенную на полкового командира». Началось дознание. Приговор был суров, предписывалось лишение «чести, имения и живота». Это означало смертную казнь. Тем не менее к казням старались по возможности не прибегать и заменять их направлением на театры военных действий. Так случилось и с Кошкаровым. Он был отправлен на юг и своими подвигами заслужил прощение.

Однако к актрисе Асенковой, которая воспитывала его дочь, он уже не вернулся. Получивший назначение в Белоруссию, он оказался в Бобруйской крепости и вскоре там нашёл новую возлюбленную – дочь коменданта крепости, на которой и женился.

Незаконнорожденные мать и дочь

Мать Варвары Николаевны, актриса Александра Егоровна Асенкова, тоже была незаконнорожденной. История умалчивает, кто был отцом матери и дедом Вареньки. Вареньку мать воспитывала, уже будучи сожительницей отставного офицера Павла Николаевича Креницына, который, покинув службу, стал «содержателем зелёных карет». В зелёный цвет в ту пору выкрашивали театральные кареты. Кареты, находившиеся в ведении Креницына, обслуживали воспитанниц Императорского театрального училища.

Именно по протекции Креницына Варенька оказалась в 1828 году в Петербургском театральном училище. Правда, училась там недолго, поскольку уже спустя два года её признали не обладающей сценическими способностями и исключили. И это несмотря на красоту, уже проявившуюся в 13-летней девочке.

Некоторые биографы писали, что просто руководство театрами решило взять на освобождённое Варварой Асенковой место другую ученицу, скажем, из состоятельной семьи с высокопоставленными родителями. Это исключено.

В ту пору заведующим императорскими театрами был обер-гофмейстер из рода Гагариных князь Сергей Сергеевич Гагарин (1795–1852). В театральное дело он внёс немало значительного и полезного. Именно он ввёл «поспектакльную плату» вместо абонементов, он преобразовал Театральное училище и в 1831 году Александринский театр. Примечательно, что в отличие от своих предшественников, заводивших романы с актрисами, он никогда и ни за кем не ухаживал. Дело в том, что женой князя Гагарина была урождённая польская графиня Изабелла Валевская (1800–1886), падчерица генерала Витта. Александра Осиповна Смирнова-Россет писала, что «она ревнива, как тигрица». Естественно, что, опасаясь скандалов, Гагарин старался исключить малейшую возможность для подозрений в волокитстве. Современники отметили, что, понимая, какой сплетенной клоакой он руководит, и что не обязательно быть в чём-то замешанным, а достаточно быть оболганным, он, если случалось принимать в кабинете актрису, беседовал с ней стоя, дабы не предлагать и ей садиться в кресло. Беседы были короткими, зачастую даже при открытой двери в кабинет.

Писатель и публицист Михаил Иванович Пыляев (1842–1899), собиравший занимательные истории о театре и вообще о петербургской жизни, именуемые в ту пору анекдотами, так отозвался о нём в своей книге «Старый Петербург»:

«…Князь Гагарин был человеком в высшей степени добрым, благородным и приветливым, хотя и имел наружность довольно гордую и суровую. Но под этой наружной оболочкой скрывалось самое доброе и великодушное сердце. Всем он делал добро, зла – никому и никогда».

Гагарин был добропорядочным семьянином и имел в браке с Валевской двух сыновей и шестерых дочерей.

Совершенно очевидно, что Варвара Асенкова ушла из Театрального училища не по принуждению руководства.

Мать Вареньки уже имела некоторый вес в городе благодаря своей профессии и тут же перевела дочь в лучший столичный пансион, где было отлично поставлено изучение иностранных языков, на высоте проходили уроки танцев, где старались привить ученицам умение держаться в светском обществе. Но и там Варвара Асенкова задержалась всего на два года. Затем покинула это учебное заведение, чтобы снова попытать счастья на театральной сцене Александринского театра…

Александринка, Александринский театр! Или, как ещё часто его называли и называют – Пушкинский театр, широко известен как один из старейших драматических театров России, сохранившихся до нашего времени. Он был основан 30 августа 1756 года указом императрицы Елизаветы Петровны и получил официальное наименование Русский театр для представлений трагедий и комедий.

Первым руководителем труппы театра стал знаменитый русский актёр и театральный деятель Фёдор Григорьевич Волков (1729–1763), а директором был назначен поэт и драматург Александр Петрович Сумароков (1717–1777). В театре, получившем статус придворного, ставились драматические произведения А.П. Сумарокова, Д.И. Фонвизина, Я.Б. Княжнина, В.И. Лукина, П.А. Плавильщикова, П. Корнеля, Ж. Расина, Вольтера, Ж.Б. Мольера, П. Бомарше. В годы царствования императрицы Екатерины Великой на сцене всё чаще стала появляться комическая опера, поскольку этот жанр не только любила государыня, но и сама сочиняла таковые пьесы.


Ф.Г. Волков. Художник А.П. Лосенко


Труппа театра пользовалась различными зданиями. К примеру, в 1801 году для итальянских актёров был выстроен театр, который затем был выкуплен в казну и назван Малым театром. И лишь в 1832 году театр въехал в то здание, которое хорошо знакомо каждому театралу, и получил название Александринский в честь супруги императора Николая I императрицы Александры Фёдоровны. Здание театра построено по проекту Карла Ивановича Росси. Оно и теперь красуется, обращённое фасадом к Невскому проспекту, а перед ним высится великолепный памятник Екатерине Великой.

В описываемый период театр мог принять до 1700 зрителей.

«На глазах просыпался талант…»

Мать Вареньки Александра Егоровна Асенкова обратилась за помощью к знаменитому в ту пору актёру Александринского театра Ивану Ивановичу Сосницкому, своему сценическому партнёру.

Это был талантливый актёр и педагог.

В Театральной энциклопедии о Сосницком сказано:

«Его игра отличалась лёгкостью, изяществом, естественностью, виртуозным мастерством перевоплощения (например, в комедии Вольтера “Чем богат, тем и рад” Сосницкий играл 8 разнохарактерных ролей). Пользуясь приёмами имитации, пародии, Сосницкий создавал острые образы, высмеивающие его современников. Так, играя роль Ольгина, он имитировал известного в то время франта Сологуба. С блеском, темпераментом Сосницкий играл роль Фигаро (“Женитьба Фигаро”, 1828); однако этот образ не получил у него социально-углублённого раскрытия. В 30-е гг., в связи с развитием реализма в русском театре, искусство Сосницкого приобрело сатирическую остроту. Реалистическая драматургия воспитала у актёра умение создавать обобщающие образы, типизировать характерные явления николаевской России. В 1830 году, играя роль Репетилова, обличал дворянских лоботрясов и болтунов, нахватавшихся чужих мыслей, неспособных к действиям (с успехом играл эту роль до конца жизни). Наиболее значительная работа Сосницкого – роль Городничего (1836), получившая высокую оценку самого автора пьесы. В исполнении С. Городничий был умным и хитрым пройдохой, скрывающим свою подлинную сущность за благообразной наружностью».

И вот этот талантливый актёр и опытнейший педагог начал учить Вареньку, но вскоре тоже вынес нелицеприятный приговор – талант отсутствует.

Занимался же лишь потому, что хотел помочь Асенковой-старшей. Занимался так, ни шатко ни валко. Но однажды он поручил Вареньке роль Фанни в драме «Мать и дочь – соперницы». Начались репетиции. Вареньке Асенковой предстояло прочесть большой монолог Фанни. Сосницкий слушал сначала вяло, затем проявляя всё больший интерес, и вдруг захлопал в ладоши:

– Браво! Браво! Вот теперь я вижу, как на глазах просыпается талант. Браво!

А после следующей репетиции неожиданно предложил ученице роль в своём бенефисе, участвуя в котором Варвара Асенкова произвела впечатление на государя, да и не только на него одного.

В феврале 1836 года она была принята в труппу театра, и в «Русской старине» было написано:

«Театральная дирекция того времени, при всей своей бюрократической холодности, сознавая наконец – если не громадный талант Асенковой, то те сборы, которые могут доставлять спектакли с её участием, – приняла Асенкову в штат актрис, с производством очень скромного жалованья».

На сцене Варвара Асенкова, красивая от природы, расцветала необыкновенно. Один из критиков так описал впечатление от её появления на сцене:

«Восхищённое дитя выпорхнуло на сцену… И едва она заговорила, едва решилась поднять свои потупленные прекрасные глаза, в которых было столько блеска и огня, партер ещё громче, ещё единодушнее изъявил своё удивление шумными, восторженными криками “браво!”».

Император и впоследствии не раз заходил в её гримёрную, разговаривал с ней о театре, об артистах. Асенкова была начитанна, грамотна, хорошая, умная, интересная собеседница.

Но эти беседы стали предметом для несуразных слухов.

– Вы слышали? У Варвары Асенковой роман с самим государем.

Кто же распускал такие сплетни? Прежде всего Надежда Самойлова, казалось бы, её лучшая подруга, причём подруга детства.

Травля за триумф

Из зависти к необыкновенному успеху Асенковой Надежда Самойлова постаралась организовать настоящую травлю.

Скоро весь театр уже судачил о романе. Дошли слухи и до самого императора. Пришлось перестать посещать актрису.

Современники отмечали, что государь не имел никаких видов на Асенкову, мало того, восхищаясь достижениями, он в то же время оценивал и заслуги общие. Когда Асенкова стала известной, когда утвердилась на сцене, мать попросила прибавить ей жалованье. Прошение дошло до государя, и ответ, на основе резолюции государя, был таков:

«Ввиду того, что актриса Асенкова за последнее время никаких серьёзных успехов не сделала, никакой прибавки к жалованью сделано быть не может. 11 генваря 1836 года».

«Не сделала?! Так сделаю!» – сказала себе Варвара Асенкова.

И она решила взяться за роли шекспировских героинь.

Узнав о планах дочери, её мать актриса Александра Егоровна воскликнула:

– Варенька, ты что задумала? Ты же водевильная актриса! Тебе не осилить столь серьезной роли. Ты замахнулась на Офелию?! Но это не твой уровень. Её тебе никогда не сыграть.

– Неправда, маменька! Я сыграю Офелию! Вот увидишь, сыграю обязательно!

Она серьёзно готовилась к предстоящему выходу к зрителям. На репетиции неожиданно предложили режиссёру иначе, чем было принято прежде, показать сцену безумия и гибели Офелии.

– Никакого музыкального сопровождения! – убеждала она. – Должна быть полная тишина. Только мой голос, только мой голос в тишине. Это усилит эффект.

Режиссер согласился, и успех был грандиозен. Она играла Офелию так, как ещё никто не играл. А когда, погибая, Офелия запела песню «Ох, ива, зеленая ива», в зале бурные овации проходили со слезами на глазах восторженных зрителей.

По поводу этого исполнения в статье «Достоинство и честь» Марина Кузнецова (People’s History) пишет:

«Она [Варвара Асенкова] отказалась от натужного пафоса, от декламации с форсированным голосом, подкрепленной чрезмерной жестикуляцией. Актриса настояла, чтобы провести сцену сумасшествия Офелии без сопровождения оркестра, как того требовал канон. Её Офелия была печальной, трогательной и бесконечно несчастной девушкой, а не беснующейся. Догадывалась ли Варенька Асенкова, что не просто играет, как велит актёрская натура, а изгоняет с русской сцены позерство, искусственность и жеманство? Бог весть! Сердце у неё было умное. Но разодранное. В клочья».

Пасквилянты тоже готовы были рыдать от блестящего исполнения, но совершенно по-иному, нежели зрители, поводу. Зависть. Чёрная зависть. Тут же была сочинена очередная сплетня о романе Варвары Асенковой с её сценическим партнёром актёром Николаем Осиповичем Дюром (1807–1839), первым исполнителем роли Молчалина в знаменитой комедии Александра Сергеевича Грибоедова «Горе от ума».

 

В январе 1836 года Варвара Асенкова играла в водевиле «Девушка-гусар». Автором водевиля был драматург, мемуарист, историк театра и педагог Фёдор Алексеевич Кони (1809–1879), отец знаменитого юриста Анатолия Фёдоровича Кони. Газеты сообщили, что «при водевиле должен был раздаваться портрет В.Н. Асенковой, которая так прелестно играет роль Габриели. Портрет писан молодым художником Скотти, очень похож, но не поспел к сроку. Впрочем, его скоро получат многочисленные почитатели таланта г-жи Асенковой».

Ну а в мае 1837 года о водевиле «Гусарская стоянка» газета «Литературные прибавления к “Русскому инвалиду”» отметила:

«Публике особенно нравится здесь г-жа Асенкова-м., которая в белом кителе юнкера Лелева отбивает у своих начальников, поручика и корнета, всех женщин, за коими им вздумается приволокнуться. Но сказав: публике нравится здесь г-жа Асенкова, мы выразились относительно слабо: есть часть публики, особенно в креслах, которая приходит в восторг от этой артистки, не дает ей произнести слова без того, чтобы не загреметь рукоплесканиями, заставляет ее повторять каждый куплет, как бы он плох ни был, забывает иногда при ней даже первостепенные таланты нашей сцены и видит только ее одну. Мы помним: на прошлой Масленице давали “Фигаро”; г. Сосницкий был по обыкновению так хорош, как только мог бы желать сам Бомарше, – и что же? По окончании пьесы раздался крик: “Асенкову!” – и г-жа Асенкова, игравшая ничтожную роль пажа в мужском платье, – заметьте это! – была вызвана прежде; а о Сосницком вспомнили уже после Асенковой. Это уже слишком! Где же уважение к истинному высокому таланту? Бесспорно, г-жа Асенкова часто бывает мила, резва, но предпочитать ее Сосницкому, приходить от неё в фурор – право, грех. Всему должна быть мера».

Слишком много к тому времени появилось сплетен и пасквилей.

В Википедии отмечена такая история:

«Нервная, обидчивая, Асенкова едва приходила в себя от больных уколов, которые, не щадя, наносили её самолюбию товарищи по сцене. Известна такая история про её разговор с великим московским артистом М.С. Щепкиным:

“Находясь на гастролях в Петербурге, знаменитый Щепкин посетил представления водевиля “Полковник старых времён”. После спектакля Асенкова не могла не подойти к мэтру:

– Михайло Семёнович, как вы находите меня?

– Вы, конечно, ждёте похвалы, – жёстко ответил Щепкин. – Ну так утешьтесь: вы в “Полковнике старых времён” были так хороши, что гадко было смотреть”.

Михаил Семёнович Щепкин называл амплуа с переодеванием в мальчиков “сценическим гермафродитизмом”, намекая на то, что актриса с её талантом разменивается на ничтожные роли, хотя и самому ему приходилось выходить на сцену в точно таких же пустых недостойных пьесках и водевилях».

Но это всё рабочие моменты. Они естественны, ведь актриса учится всю жизнь, ну а детали постановки не всегда зависят только от неё. Взять хоть историю с переодеваниями.

Самой мерзкой была, конечно, сплетня о романе с государем. Мало того, что выдумали роман, ещё и прибавили к этой выдумке, что Варвара Асенкова родила от государя сына.

Откуда же это пошло? Кто сочинил? По какому поводу? Возможно, в какой-то мере толчок к сплетням дала постановка пьесы «Собор Парижской Богоматери». Я специально пишу название без имени автора. Всем известно, что автор романа Виктор Гюго. Но хоть и сохранилось на афишах название пьесы, одноимённое с романом, от романа ничего не осталось.

И вот уже Асенкова играет Марию Антоновну в гоголевском «Ревизоре». Успех! Затем Софью в грибоедовском «Горе от ума». А впереди – исполнение мечты. Да, она давно мечтала сыграть Эсмеральду в «Соборе Парижской Богоматери».

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20  21  22  23  24 
Рейтинг@Mail.ru