Альтея была огромной страной и занимала почти половину континента. Остальные страны, поменьше, ютились по краям, на востоке и западе. А наше королевство и вовсе на севере в неприступных горах, среди таких же отщепенцев.
Религия здесь была странной. Зачем столько богов? Мне казалось, большинство жителей страны даже не знало их имен и точного количества. То ли тридцать, то ли сорок. Поинтересовавшись у профессора, учившего меня альтеранскому языку, сколько богов на самом деле, он озвучил цифру – тридцать два. Их имена совпадают с алфавитом магического языка и, вот удивительно, с названиями всех родов ариев. Настоящих и исчезнувших из истории.
В нашем же королевстве была одна богиня – Великая Мать. Мы молимся ей, чтобы она послала нам чуть больше тепла и солнца. Летом богиня бодрствует, а зимой спит. Зима приходит в наказание за людские грехи. Они олицетворяют одеяло, которым укрывается Великая Мать. И чем дольше длится зима, чем она холоднее и ненасытнее, тем больше людских грехов давят на богиню тяжелым грузом, не давая ей проснуться.
Как-то по моей просьбе профессор рассказал мне притчу, которую изучают во всех государственных школах.
– Ты ее услышишь на лекциях более детально, – добавил он. Профессор когда-то сам преподавал в Королевской школе, но пять лет назад ушел по возрасту. А меня согласился обучать по просьбе его величества.
Давным-давно, тысячу лет назад, на территории тогда небольшого королевства приземлилась небесная колесница с богами. Богов было ровно тридцать два. Они долго жили среди людей, учили их, показывали, как плавить металл, обрабатывать камень, приручать животных. Потом, спустя несколько поколений, они улетели, оставив своих потомков – ариев. Тридцать две семьи, владеющие тридцатью двумя видами магии.
Королем выбрали самого сильного, могущественного и самого сурового мага, носившего имя Рем. Он подчинил себе всех ариев и стал править. Альтея расширялась все больше, захватывая новые территории, порабощая соседние королевства, пока не стала размерами такой, как сейчас. С каждым поколением в семьях ариев рождалось все меньше магов, магия исчезала, и никто не знал, как ее вернуть. И в конце концов на сегодняшний день осталось всего четыре магический рода – Зорги, Фархи, Турги и Креи.
Мне хотелось узнать больше, но в детском крыле дворца библиотека была скудной. В ней находились лишь сказки, буквари и приключенческая литература. Да и Фенистра постоянно лезла со своим советами, отбирая вечерами очередной интересный томик, мотивируя тем, что нужно беречь глаза. В конце концов я стала прятать книги под матрац и читать, когда она уберется в свою комнату.
Большую часть своего времени я находилась в детском крыле. Меня вытаскивали на светлы очи жениха и двора лишь по праздникам, это было не чаще одного раза в месяц. Наряжали в ненавидимый мной белоснежный наряд, который всегда подбирала Фенистра, заплетали по-ученически две косы и укладывали их корзинкой на затылке. Из украшений фрейлина разрешала мне носить лишь жемчуг, который тоже предназначался для детей. Вот и выглядела я как малолетнее убожество, максимум на десять лет.
Но я не роптала. Меня давно отучили роптать. Может быть, после свадьбы я посмею обратиться к Эдварду с просьбой выгнать ненавистную Фенистру. А потом попрошу отправить посланников в Кальмию к сестре. С подарками и письмом. Дома я ей писала каждую неделю, а в ответ дождалась лишь приписку в одну строчку к письму матери с сухим: «Лия, поздравляю с новой помолвкой. Будь счастлива. Твоя Виола».
Надеюсь, Эдвард мне не откажет. Король не производит впечатление бессмысленно жестокого человека. Скорее, он кажется равнодушным. На совместных обедах сухо интересуется погодой, словно ее не видно в окне. На балах стоит рядом и не замечает, даже если смотрит в упор. Молча танцует положенный первый танец, а потом весь вечер разговаривает о делах с советниками, словно не наговорился в другие дни.
Дарит странные подарки. Например, гарнитур из розового жемчуга или белоснежного пони. Неужели я выгляжу на пять лет? Именно в этом возрасте принцессы учатся ездить верхом на пони. Хотя и лошадь мне ни к чему, удобнее и привычнее гулять пешком. Тем более что королевский сад безумно красив. Он огромным полукругом огибает весь дворцовый комплекс. В нем даже можно заблудиться, что иногда со мной и происходило.
Я сбежала в очередной раз от Фенистры, та отошла в туалетную комнату. Радуясь, что хоть ненадолго лишилась пристального внимания надзирательницы, пробежала насквозь пару скверов и вышла на широкую аллею со странными растениями вдоль – низкими деревьями с круглой кроной и багрового цвета листьями. Они были похожи на торчащие в земле пылающие факелы. Таких диковинных я даже в учебниках не видела. Скорее всего, привезли из далеких южных стран. И вдруг заметила впереди толпу придворных. Точнее, короля со свитой – стайкой красавиц и парочкой молодых мужчин в мундирах королевской гвардии.
Удивительно, но король смеялся. Я впервые увидела его улыбку и немного опешила от изумления. На его лице она была исключительной редкостью, достойной быть запечатленной на холсте и вывешенной в тронном зале рядом с портретами предков.
А он не совсем ледяная глыба, как мне думалось.
Эдвард заметил меня мгновенно. Что-то сказал свите, те развернулись и скрылись за беседкой. Вот это мне в нем нравилось больше всего – он ограждал меня от своей личной жизни. Не оскорблял прилюдно, общаясь с фаворитками. Не танцевал с ними на балах, не приглашал к трону, а за столом, на торжественных обедах, если они и сидели, то далеко от нас. Даже Фенистра, всегда находившаяся рядом со мной, не могла обнаружить девушек и в очередной раз похвалить их красоту и роскошь нарядов.
В отличие от Эдварда, мой отец не пытался щадить чувства матери, хотя ей и было плевать на похождения мужа. Его фаворитки были ее фрейлинами. Они вместе завтракали, обедали, на балах танцевали с отцом и стояли рядом с троном, сверкая подаренными им драгоценностями.
К Эдварду же я испытывала двоякое чувство. Ревности точно не было. Я не люблю жениха, а он не любит меня. Увы, любовь не является обязательным атрибутом отношений между королем и королевой. С другой стороны – мое уважение он уже заслужил, даже притом что разговаривали мы от силы раз в месяц. Заслужил не словами – поступками.
– Добрый вечер, ваше высочество. – Жених подошел ближе и коротко учтиво поклонился. От него чуть-чуть пахло алкоголем. Значит, я не ошиблась – они развлекаются. Что ж, королю тоже нужно хоть когда-нибудь отдыхать.
– Ваше величество. – Я сделала реверанс. – Чудесная погода, не правда ли?
– Да, чудесная, – отозвался он.
Вечер и вправду был великолепным. Стояла середина лета, солнце клонилось к горизонту, жара спала, а воздух наполнился терпкими насыщенными ароматов парковых цветов. Я очень любила это время. С моря дул небольшой бриз, наполняя воздух влажной прохладой.
Я застенчиво теребила пояс легкого светлого платья. Мы впервые оказались с женихом наедине. Это смущало, в голову не приходило ничего путного, о чем бы можно было поговорить, а вспоминать шаблонные рекомендации из учебника по этикету не хотелось. Эдвард мне казался таким высоким, взрослым, серьезным. Против него я чувствовала себя маленькой глупой девочкой.
– Ты уже хорошо разговариваешь по-альтерански, – произнес Эдвард мягко, – акцент почти не ощущается.
– Спасибо, ваше величество.
И вдруг он совершил нечто по-настоящему странное, чего я от него никак не ожидала. Он вдруг по-мальчишески улыбнулся и легонько щелкнул меня по носу.
– Почему ты все время такая серьезная, Лия? Ты хоть иногда улыбаешься?
Я потупила взгляд и прошептала испуганно:
– Иногда…
Сердце суматошно заколотилось.
– Говори мне, если тебе что-то нужно, не бойся. Или, если стесняешься, моему секретарю. Если хочешь, можешь взять мобиль с водителем – съездить к морю или на обзорную экскурсию в Королевскую школу. Там сейчас каникулы, учеников нет, вся школа будет в полном твоем распоряжении.
– Правда? – У меня в груди защемило от радости. Я подняла глаза и робко улыбнулась.
– Ваше величество. – Из-за кустов вдруг вывалилась грузная фигура Фенистры. – Прошу меня простить, но ее высочеству пора отдыхать.
Эдвард перевел взгляд на мою фрейлину и чуть скривился.
– Хорошо, если нужно, то я не держу. – Он поклонился и вдруг спросил: – Так что насчет моря?
– Я бы очень…
– Лие вредны морские прогулки, – встряла Фенистра, – у нее слабое здоровье.
Эдвард пожал плечами. Еще раз на меня посмотрел, кивнул каким-то своим мыслям и отправился назад к друзьям.
– Сколько раз тебе говорить не гулять одной по парку, – отчитывала Фенистра, таща за собой в детское крыло дворца, – ты специально подстерегала короля? Навязывалась ему? Тебе должно быть стыдно, Лия. Девушка должна быть скромной и незаметной. Не вешаться на мужчин, а потерять девственность только в первую брачную ночь. Если Эдвард тебя обесчестит и передумает жениться, то кто потом тебя возьмет? Будешь старой девой.
– Как вы? – не удержалась я. Радужное настроение от разговора с женихом испарилось, словно его и не было.
Фенистра сильно сжала мой локоть цепкими толстыми пальцами. От острой боли руку прострелило до плеча. Я даже не поморщилась. Привыкла к ее выходкам. А багровые синяки скроют длинные рукава платья.
– Берегись, Лия, – прошипела она, склонившись к моему уху, – в моей власти так тебя оскандалить, что тебя отправят домой незамедлительно.
– Да, леди де Морей, – тихо пролепетала я смиренным тоном, – извините.
Больше всего на свете я боялась того, что Эдвард найдет себе другую невесту и отошлет меня домой. Я была готова на что угодно, только бы остаться в Альтее. Вести себя скромно, послушно, быть тише воды ниже травы. Даже унижаться перед Фенистрой.
Потом, спустя годы, я поняла, как по-дурацки это выглядело. Как глупо я смотрелась, пытаясь строить из себя ту, которой не являлась. Пытаясь угождать гадкой озлобленной женщине и понравиться тому, кому не было тогда до меня никакого дела. Глупо и жалко.
– Перед сном вспомни-ка номера с пятнадцатого по тридцатый правил этикета для благородной девушки.
Если я думала, что Фенистра, проводив меня в спальню, упокоится, то ошибалась.
Я встала в центр комнаты и начала декламировать:
– Благородная девушка не должна первой здороваться, начинать разговор…
– Не должна смотреть в глаза, задавать вопросы…
– Ни жестом, ни взглядом, ни телом не выдать своего интереса к собеседнику или теме разговора…
И так далее. Фенистра специально выбрала эти пункты, так как именно они относились к общению между мужчиной и женщиной. Точнее, беседе между ними.
Как же я ее ненавидела! Ненавидела ее ежевечерние лекции: как мне повезло, что такую некрасивую принцессу из далекой бедной страны сделал невестой великий король Рем. Я должна быть рада. Если бы Эдвард не был самой наивыгоднейшей партией, то Фенистра уговорила бы отца отказать Рему и выдать меня за Куртана. И что я обязана родить не менее четверых наследников, как моя мама.
– Кстати, Селесту она родила в пятнадцать, поэтому нечего бояться, – добавляла она скептически и фыркала: – У женщин в вашем роду отменное здоровье.
С этим трудно поспорить. Не помню, чтобы в детстве я болела, хоть в королевском замке Островерха зимой было холодно и сыро, а по коридорам гуляли зверские сквозняки.
Другой ее любимой темой было «королеве необязательно учиться, и школа ей ни к чему». Хорошо хоть, жених твердо намерился меня туда отправить и не обращал внимания на советы Фенистры, сказанные словно вскользь и мимоходом. Более настойчиво говорить она боялась. Король умел одним взглядом пришибить к полу, не только мою фрейлину, но и любого из важных советников, вьющихся вокруг него на балах и требующих очередного согласования какого-то указа.
Я давно приспособилась пропускать слова фрейлины мимо ушей, невозмутимо кивая и соглашаясь со всем, что она говорит. Так было проще. И будущий муж мне достался такой же – ну просто моя копия! На торжественных приемах он вел себя похлеще меня – непроницаемое выражение, застывший взгляд, холод в каждом слове.
Лишь однажды я услышала, как он вспылил. Я не пряталась. Нет-нет! Просто мне комфортнее быть незаметной. Да и в самом деле. Стоит мне спуститься с королевского тронного постамента, как я словно сливалась со стенами, растворялась в воздухе, переставая существовать. Для всех присутствующих. Было немного обидно, но чаще я радовалась, потому что можно было подслушать и разузнать что-нибудь интересное. Например, что Эдвард подарил безумно дорогие изумруды своей теперешней главной фаворитке герре Азалии или что он подписал соглашение с Верганой об экстрадиции семейства Нурв, покинувших Альтею несколько лет назад.
Я прохаживалась за колоннами бального зала и уже собиралась возвращаться, как услышала голос жениха. Замерла, превратившись в слух. Король разговаривал с советником. По-моему, арием Вертом. Выходцем из древнего рода, всегда стоявшего за спиной действующей власти. Я помнила его – жесткий старик с неприятным лицом и грубым голосом.
– Ваше величество, народ волнуется, у вас до сих пор нет наследника. Ваша обязанность как короля…
– Моя обязанность, – прервал его Эдвард резко, – состоит в том, чтобы народ жил в достатке, спокойно и сыто. Без войн и потрясений.
Советник тяжело и шумно вздохнул.
– Если вдруг с вами что-нибудь случится, – не успокаивался он, – в стране начнется хаос. Ваш брат не оставил детей, а теперь вы тянете с…
– Вы предлагаете мне зачать ребенка пятнадцатилетней девочке? – В ледяном голосе Эдварда мелькнули гневные нотки. Даже я поежилась.
– Мы можем посмотреть другие варианты, – советник залебезил, – я подготовил несколько… Например, у принцессы Эмилии из Ремеры сорвалась свадьба, ее жених погиб на охоте. А принцессе уже восемнадцать.
– Хватит! – рявкнул Эдвард. Я вздрогнула. – Я выбрал себе невесту и не собираюсь менять ее в угоду двору или Совету.
В глубине души я почувствовала искреннее уважение к жениху. Для меня было смерти подобно вернуться в Островерх к родителям. Мне нравилась Альтея. Родилась я в конце лета и всегда любила тепло, поэтому здешний климат мне подходил идеально. Нравилось бескрайнее море, которое видела из окна спальни, возможность учиться, читать газеты, гулять по королевскому саду.
Но уважение быстро исчезло, стоило только услышать:
– Подслушиваем?
Передо мной возвышалась худая прямая как палка фигура жениха. Советника рядом не было. Я выпрямилась и нацепила на лицо вежливую улыбку.
– Ваше величество, мне стоит вас поблагодарить…
– Не трудись, – Эдвард криво усмехнулся, – дело не в тебе.
– А в ком? – Я непонимающе нахмурилась.
Король ничего не ответил. Еще раз обвел меня насмешливым взглядом, развернулся и направился к трону. И только через пару минут до меня дошло. Ему выгодно, чтобы свадьба произошла как можно позже. Его сердце до сих пор занято. Оно кровоточит и болит. И Эдвард не хочет излечиваться, не хочет впускать в него кого-либо. Не хочет отдавать никому, даже маленькой невесте, ни крошки, ни кусочка своего сердца.
А я…
Краем глаза заметила в отражении стеклянной витрины худенькую угловатую девчонку с бледным, блеклым на фоне белой стены лицом, тонкими ручками, длинной шеей, одетой в белоснежное детское платье с рюшами.
Вряд ли смогу соревноваться за сердце короля. Да и незачем.
До отъезда в школу оставалась буквально пара недель. Я старалась выглядеть спокойной и невозмутимой, но внутри изрядно нервничала. Смогу ли я освоить программу? Ведь кроме зазубренного до дыр этикета я больше ничего толком не знала. Не буду ли я белой вороной? В буквальном смысле. Найду ли друзей? Ведь раньше у меня их не было, лишь Виола в детстве. А подруги в Островерхе были выбраны для меня мамой и Фенистрой. Общаться с ними было неинтересно.
В последнюю встречу с профессором я выспросила все, что могла. И расположение аудиторий, библиотек, жилых комнат, и как зовут директора, и что нужно с собой взять. Он уверял, что мне все покажут и всему научат, что со мной будет охрана и мне не о чем беспокоиться, но я жутко переживала.
Месяц назад мне исполнилось пятнадцать. Эдвард подарил изысканный сапфировый гарнитур – колье, браслет и серьги. И пусть я подозревала, что король не принимал никакого участия в выборе подарка: наверняка постарался его секретарь, – я была рада. Это было первое взрослое украшение, роскошное, дорогое, которое не стыдно было надеть девушке. Вот бы еще платье к нему сшить… цветное.
Фенистра постоянно была не в настроении. Каждый раз при встрече она давала понять, что не одобряет решения его величества отправить меня в школу. Намекала, что я сама должна отказаться туда ехать. По сто раз на дню напоминала об этикете, предупреждала об опасности потерять голову – ведь в школе вольные нравы, там учатся юноши, которые только и мечтают меня соблазнить! А я так глупа и беспечна!
Потом, спустя время, я сообразила. Она боялась. Боялась остаться не у дел. Бесполезной и ненужной. Боялась лишиться надо мной власти – ведь я исчезну из-под ее надзора на целых пять лет.
Я очень хотела избавиться от ее удушающей опеки, но… не вышло. Произошло событие, в очередной раз отодвинувшее мою учебу еще на год. Событие, разделившее мою жизнь на до и после.
Как-то, сидя в кабинете и перебирая канцелярию, я услышала в коридоре шум.
– Убирайся! Зачем приехала?! Прочь из дворца! Как ты посмела явиться сюда?..
Голос Фенистры звучал громко, истерично и визгливо. А вот второй… Журчал гораздо тише и напоминал кого-то близкого… Я резво выскочила из своих покоев.
– Санна! – бросилась обнимать няню. – Как же я рада тебя видеть!
Я схватила ее за руки и повела в кабинет, не переставая улыбаться. Усадила на мягкий диван, опустилась на корточки напротив и только потом увидела, как сильно она постарела. Она и пять лет назад была уже далеко не первой молодости, а сейчас выглядела как настоящая старуха – морщинистая, худая, сгорбленная.
– Ты приехала в гости? Привезла письмо от Виолы? Как она? Я хотела заехать по пути в Альтею, но мы спешили успеть пересечь перевал до холодов…
Я тараторила не переставая. Краем глаза заметила Фенистру, замершую в отдалении.
– Скорее давай письмо, я безумно соскучилась по сестре…
Умоляюще протянула ладони. Почему-то глаза няни наполнились слезами. Она сунула руку за пазуху и вытащила конверт. Фенистра дернулась в мою сторону, но я уже крепко схватила его, вскрыла и развернула листок, жадно вчитываясь в написанные каллиграфическим почерком строчки.
«Здравствуй, Лия, моя любимая, дорогая сестренка.
Больше всего на свете я не хочу тебя огорчать, но придется. Прости меня за это.
Я вскоре умру. Не потому, что ребенок высосал из меня все силы, не потому, что меня бьет и унижает муж. Я умру, потому что так хочу, потому что не вижу никакого смысла в дальнейшей жизни. Нет ни радости, ни счастья, ни тепла, ни покоя, ничего, за что можно было бы держаться…»
Я непонимающе подняла глаза на няню, перевела взгляд на Фенистру. Почему Виола так пишет, что за шутки? Когда она написала это письмо?
«Я очень надеюсь на то, что ты поладишь с Эдвардом Ремом. И пусть я его не знаю, но знаю, что его боится и ненавидит мой муж, а это значит, что король Альтеи хороший человек.
Постарайся стать счастливой. За меня. Ты всегда была сильнее, смелее, находчивее меня. Говорила, что думаешь, бесстрашно бросалась в бой. Ты всегда была моей звездочкой, моей радостью, моей любимой маленькой сестренкой.
Проживи эту жизнь за меня. Виола».
Я медленно отложила листок в сторону. Внутри все заледенело. Меня словно бросили голую в ледник для мяса – кожа горела, тело пронзали тысячи острых игл, впиваясь глубже и глубже, стремясь добраться до сердца. И я точно знала – когда это случится, я перестану дышать.
– Виола… – Горло судорожно дернулось в попытке вытолкнуть слово… – Умерла?
Я переводила полубезумный взгляд с Фенистры на няню и обратно, страшась ответа. Няня закрыла ладонями лицо, а леди де Морей равнодушно пожала плечами.
– Да, – ответила сухо.
– Когда?
– Полгода назад. Твои родители приказали ничего тебе не говорить, чтобы не расстраивать перед замужеством.
Что? Не расстраивать? Я нахмурилась. Они позаботились о моем настроении? Беспокоились, чтобы мои грустные глазки не испортили торжество? Не потревожили жениха?!
– Не расстраивать… – повторила тихо, словно про себя, так и этак смакуя фразу. – Я бы готовилась к свадьбе, примеряла наряды… Танцевала, веселилась… В то время как моя любимая сестра лежит в гробу?
Я странно себя чувствовала. Словно я не я, словно смотрю на себя со стороны и не понимаю, что вижу. Словно рассыпаюсь на куски, разваливаюсь и больше никогда не соберусь вместе. Словно… умираю.
Я встала с колен, выпрямилась и постаралась обуздать голос.
– Леди де Морей, я не хочу вас видеть, – произнесла спокойно, но только я знала, чего мне стоило это спокойствие, – убирайтесь в Островерх, в свое логово, из которого вы выползли. Там вам самое место, рядом с моими родителями.
– Вы не вправе меня выгонять, ваше высочество, – Фенистра даже бровью не повела, – ваша мать строго настрого приказала присматривать за нерадивой дочерью, чтобы она не сотворила чего недостойного. Или вы хотите оттолкнуть своими истериками Эдварда Рема? Он возьмет другую невесту, а вы вернетесь домой, и поверьте, вас ждет непростая судьба. Уж я постараюсь.
Истериками? Оттолкну? До меня доходили отдельные слова, но я уже не понимала их смысл – игла добралась до сердца. У меня больше не было сил ни на слова, ни на крик, ни на дыхание. Ноги подогнулись, я упала на пол и наступила тьма.
Не знаю, сколько прошло времени. Казалось, мой сон длился бесконечно, но на самом деле, как мне потом сообщили, я провела без сознания менее двух недель.
Ненадолго я приходила в себя. За окном день сменялся ночью, солнце луной, а у моей кровати менялись посетители. Чаще всего я слышала голос няни и какого-то пожилого мужчины, его называли арий Берг. Наверное, это был врач. Он уговаривал что-то выпить, трогал меня, переворачивал, касался головы, глаз.
Иногда в сон врывался ненавистный голос Фенистры, тогда в моей груди разгорался пожар.
– Ей лучше? – О! Голос жениха. Он являлся реже всех.
Я чувствовала себя как во сне. Не ощущала ни боли, ни жажды, ни жары, ни холода. Лежала словно похороненная под тяжеленым свинцовым одеялом. Руки, ноги, голова, язык были не мои. Я не могла двинуть даже пальцем, не то что открыть рот и произнести слово. Но звуки слышала, не все, правда. И не всегда.
– Ваше величество, – голос ария Берга, – вам пора обратить внимание на новый список невест, предоставленный Советом.
– Рано, – ответил Эдвард, – пусть сначала Лия решит, чего больше хочет – туда или обратно, а потом и я решу его посмотреть.
Ну, хоть жених себе не изменяет – его по-прежнему воротит от женитьбы. А вот я до сих пор колеблюсь – хочу жить дальше или умереть, как Виола.
Я часто разговаривала с ней. Спрашивала, почему она выбрала такой путь. Почему не боролась до конца? Почему не писала, не жаловалась? Почему сдалась?
Не знаю как, но я бы вытащила ее оттуда. Стала бы королевой Альтеи, предложила бы что-нибудь значительное ее мужу, обманула, уговорила, запугала. Золотом, мощью, войной, чем угодно. Если было бы нужно, умоляла бы Эдварда. На коленях, слезами, шантажом.
Почему ты чуть-чуть не подождала, сестренка?
– У вашей невесты воспаление мозга, – опять врач, – даже если она поправится, то ей потребуется долгое восстановление. Возможна потеря памяти, мышечного тонуса, координации движений…
– Как это случилось?
Голос Эдварда звучал как всегда – холодно и отрешенно, словно они с арием Бергом разговаривали о погоде. Действительно, о чем ему волноваться – сегодня одна невеста, завтра другая. У него их целый список.
– Сильный стресс наложился на длительнее раннее напряжение. Я расспросил окружение – няня сказала, что ее высочество недавно потеряла сестру. Девушка истощена и морально и физически. Ее словно истязали на протяжении нескольких лет. Не знаю, что там происходило в Островерхе, но жаль, что я ее не осмотрел раньше, сразу по приезду. Назначил бы укрепляющие отвары, витамины…
– Она же поправится? – прервал врача Эдвард.
– Пока ничего не могу сказать…
Долгое молчание… И удаляющиеся шаги.
– Странно, – голос Эдварда звучал насмешливо, – мне казалось, она сильнее.
Тихо закралась дверь. В комнате воцарилась тишина. Последняя сказанная женихом фраза взбесила. Я хотела опять раствориться в своем спокойном ничто, но она, словно муха, зудела и зудела над головой, не давая покоя. Сильнее? Я? Как он это заметил, если почти не смотрел на меня? Не разговаривал, не интересовался мной, моей жизнью?
Через минуту в рот вставили трубку и опять начали заливать какую-то гадость. Горькую, терпкую и сладкую одновременно. Я сделала инстинктивный глоток и вдруг открыла глаза.
– Ваше высочество! Вы очнулись! – Надо мной склонился красивый пожилой мужчина, в руках он держал плошку с лекарством.
Я смогла только опустить веки. На ответ или даже кривенькую улыбку сил не было.
И начался длинный период восстановления. Слава богу, я не потеряла память, да и с координацией движений все было в порядке. Но мне все равно пришлось заново учиться чистить зубы, мыться, одеваться. Я была беспомощнее котенка – слабость не давала даже самостоятельно держать ложку в руках.
Но я выбрала жизнь, в отличие от своей сестры.
Арий Берг запретил мне любые нагрузки. Без меня начались занятия в школе, лето сменила осень. На тумбочке, рядом с кроватью, давно лежало нераспечатанное письмо из Островерха. Как объяснила Санна, оно пришло через неделю после того, как я заболела. Наверное, в нем мама объясняет свой поступок, просит прощения, но я не собиралась его читать. Я была слишком зла.
Санна все время была рядом. Кормила с ложечки, провожала под руку в туалет, читала газеты, рассказывала смешные сплетни. Только о Виоле ничего не говорила, боясь повторения приступа. Няне выделили покои во дворце, разрешили остаться и ухаживать за мной.
Народ требовал показать невесту короля. В газетах печатали красочные небылицы. То я привезла с собой из дома любовника и с ним сбежала на острова в южные страны, то заболела смертельной болезнью, то Эдвард меня прибил в порыве ревности, а сейчас собирает откуп королю Островерха.
Меня изумила фантазия журналистов.
Естественно, после того, как я кое-как встала на ноги, первой, кого я увидела, была грузная фигура Фенистры. Значит, не уехала. Значит, мои слова для нее пустой звук. Ее победный взгляд поднял внутри меня такую бурю негодования, что первым делом я доковыляла до кабинета, нашла в ящике стола блокнот с номером секретаря Эдварда и отправила тому записку по пневмопочте с просьбой о срочной встрече с королем.
Раньше я не пользовалась почтой, хотя мне и показали, как она работает. Показали рычаги у стены, каждый из которых соответствует определенной цифре. Показали, как набирать номер, вкладывать в трубу письмо и нажимать пуск, чтобы оно улетело по адресу.
Я обессиленно опустилась в кресло и принялась ждать жениха. Не думаю, что он откажет своей чуть не отдавшей концы невесте в малюсенькой просьбе.
Король вошел, как всегда, стремительно. За его спиной я увидела секретаря, герра Неорна, и вездесущую Фенистру с исказившимся от беспокойства лицом. Чует, гадина. Эдвард перед их носом закрыл дверь, прислонился спиной к створке и молча на меня уставился, ожидая, когда я начну.
– Ваше величество. – Я встала и поклонилась. От слабости меня повело в сторону, я уцепилась пальцами в столешницу, чтобы не упасть. Брови Эдварда нахмурились, словно ему было неприятно на меня смотреть. Представляю, что за уродину он видит. Я и раньше не была красавицей, а сейчас и вовсе превратилась в скелет на ножках.
– Ваше высочество, – скривился он, – необязательно вставать. Я вполне могу тебя выслушать и с такого ракурса.
Я облегченно выдохнула и уселась обратно. Ноги и руки дрожали, голова кружилась, невыносимо тошнило, и если бы не вежливость Эдварда, я бы опозорилась уже через минуту.
– Простите, что отвлекаю вас от государственных дел, но моя просьба очень важна для меня. – Я старалась, чтобы по крайней мере не дрожал мой голос, говорила спокойно, хоть и недостаточно громко. – Прошу вас организовать отправку моей фрейлины леди де Морей домой, в Островерх.
Эдвард чуть приподнял бровь.
– Хорошо, – ответил он через мгновенье, – герра де Морей завтра же покинет Шалир.
О Богиня! Он даже не потребовал озвучить причины! Если бы я знала, что все так просто и ему достаточно одной моей просьбы, я бы отослала ее еще год назад.
Король повернулся к двери, открыл ее и произнес прохладным безразличным тоном:
– Герр Неорн, подготовьте на завтра королевский вагон. Его прицепят к почтовому составу, идущему на север.
– Кто едет и какой конечный пункт? – деловито поинтересовался секретарь, открывая блокнот.
– Едет герра де Морей, поезд из Шалира в Кудрас. – Да, помню, этот город стоял на границе с Кальмией, и в нем мы пересаживались с лошадей на стальную птицу.
После слов короля я услышала из коридора почти что змеиное шипение.
– Ваше величество! Но я не собираюсь покидать Шалир! – Фенистра оттеснила секретаря и влетела в кабинет. Ее лицо было перекошено от злости. Он бросила на меня быстрый взгляд, глаза блеснули ненавистью, и опять обернулась к королю. – Родители Лии отправили меня с принцессой и строго-настрого приказали присматривать за ней! Она совсем еще ребенок!
Король скептически улыбнулся.
– То есть для замужества и рождения наследников она вполне взрослая, а для самостоятельной жизни нет? – Вопрос, видимо, был из разряда риторических, потому что ответа не предусматривал. – Как бы там ни было, по договору о помолвке король Горегор Четвертый передал мне все права на невесту. И уж поверьте, я смогу за ней присмотреть. Или вы сомневаетесь в моих возможностях или в безопасности моего дворца?
В голосе Эдварда не промелькнуло ни толики угрозы, но Фенистра вдруг сжалась под его взглядом.
– Я имела в виду, что Лия очень слаба здоровьем, – залепетала она подобострастно, – и сейчас ей нужен особый уход… Девочка тяжело заболела в вашем дворце… – Она особо выделила слово «вашем».
Вот гадина! Я наблюдала за спектаклем, устроенным фрейлиной, все силы бросив на то, чтобы держать спину ровно, и мысленно восхищалась королем. Он выглядел как нерушимая гранитная глыба, и пусть раньше мне это не нравилось, сейчас я радовалась, что он такой. Дома никто не смел перечить Фенистре, ни мама, ни отец, ни двор, она была истинной королевой Островерха. Предполагаю, что через меня она хотела верховодить и в Альтее. Но Эдвард не мой папа…