bannerbannerbanner
Королевская школа. Пария

Александра Плен
Королевская школа. Пария

Полная версия

Каждый студент является неприкосновенным. Если он оплатил курс, то никто не сможет его исключить. Есть только две причины. Первая – если он совершит убийство. Вторая – если он не сдаст две сессии подряд.

Все студенты равны. Все живут в одинаковых комнатах, носят одинаковую форму и питаются в одной столовой. Никому не оказываются аристократические или другие предпочтения. Здесь я скептически улыбнулась. Никто не запретит высокородным унижать тех, у кого нет титула. И этого не изменить. Сильные всегда унижают слабых.

И третье: если студент надумает по каким-либо причинам покинуть школу или будет исключен по своей вине, уплаченные за учебу деньги не возвращаются. Ну, здесь я бы вообще не переживала. Вряд ли я захочу покинуть такое хорошее место.

Да, было еще одно правило, скорее приписка мелким шрифтом: школа закрывается на два летних месяца. Все студенты должны покинуть ее на этот срок.

– А теперь давайте знакомиться.

Я очнулась от раздумий и с опаской уставилась на женщину, стоящую за лекторской тумбой. Приплыли.

Герра Милена раскрыла толстый журнал и принялась называть имена студентов в алфавитном порядке. Названные поднимались. Кто вежливо кланялся, кто не удостаивал общество даже кивком. Я с ужасом ждала, когда назовут мое имя, почти не запоминая тех, кого уже назвали.

– Студентка Дениза Крей.

Я медленно поднялась со скамьи. Обвела взглядом аудиторию. Большинство обернулось, с интересом глядя на новое лицо. Я видела, как интерес в глазах постепенно сменяется подозрением, потом пониманием и потрясением.

Женщина тянула паузу, не спеша назвать следующего студента, специально давая всем время на осознание того, кто я такая.

«Это точно она?» – «Та самая?» – «И как она только посмела?» – «Откуда у нее деньги на школу, ведь их род лишили всего?» – «Дочь изменника…»

Шепотки становились все более громкими, уколы все более болезненными. Заметив, как Фани быстро собирает тетради и пересаживается на соседнюю парту, я гордо вскинула подбородок, обвела зал пристальным взглядом, коротко поклонилась и села на место.

– Арий Натаниель Фархис, – произнесла Милена, еще один студент встал.

Я ничего не видела, в ушах стоял гул, сердце колотилось как ненормальное. Весь мир сейчас для меня сосредоточился на темно-синем вензеле школы, нарисованном на титульном листе тетради.

Не моргая, распахнутыми сухими глазами я бессмысленно таращилась на него, ощущая тот же самый дикий холод и бесконечный страх, какой пережила четыре года назад. Словно это случилось лишь вчера.

* * *

После моего дня рождения папа сразу же уехал в столицу. Он возглавлял компанию по строительству железной дороги, что неудивительно, так как металл в его руках был послушным и ласковым. Мы с мамой остались дома. Через месяц пришло сообщение, что папу арестовали за организацию переворота, убийство наследника престола и покушение на короля. Вскоре должен был состояться суд. Мама сразу же собралась и отправилась в столицу. Я со слугами осталась в поместье и принялась ждать новостей.

Не случится ничего плохого, уговаривала я себя. Это какая-то ошибка, недоразумение. Слишком неправдоподобно. Мой прекрасный добрый щедрый отец – и вдруг измена? Убийство?

Наивный самонадеянный ребенок, верящий в чудеса.

Мы сидели как на иголках и могли лишь из газет узнавать новости. На суде папу и еще нескольких человек признали виновными и приговорили к смерти через повешенье. А потом приехала мама…

Она постарела сразу на двадцать лет. От красавицы, которой я восхищалась, не осталось и следа. Бледная кожа, искусанные в кровь губы, трясущиеся руки. Мы со слугами не могли добиться от нее ни слова. Мама молча зашла в свою комнату и больше из нее не выходила.

А еще через неделю в городок прибыл отряд королевских стражников. Они окружили наш замок, согнали всех вниз, в главную гостиную, и зачитали королевский указ. Тогда я узнала, что король лишил нас дворянства, всех поместий и денег. Нам было велено убраться из дома дословно «в том, что сейчас на них надето».

Нас вышвырнули на улицу вечером. Стояла середина осени, и пусть для настоящих холодов слишком рано, ночью подмораживало, а лужи затянуло тонким хрупким ледком. Я была одета в домашнее бархатное платьице и шелковые туфли, которые мгновенно промокли, стоило выйти во двор. Мама же вообще оказалась в пеньюаре и тапочках, так как гвардейцы подняли ее из постели.

Мне было безумно страшно. Я потащила маму в городок за несколько миль от нас, там жила мамина подруга, жена знаменитого ювелира. Она часто приезжала на наши балы, а ее муж с моим папой были хорошими партнерами. Я надеялась, что они нас приютят. Наивная. Они даже не вышли на порог, послали слугу, чтобы тот прогнал нас.

Я повзрослела за один день, точнее, за вечер. Я бегала, стучалась в каждый дом, но никто нам не открыл. Пропали многочисленные друзья папы, куда-то делись торговцы и просители, обивавшие порог нашего дома, не оказалось дома приятелей и просто знакомых, регулярно посещавших наши балы.

Было дико холодно. Я страшно устала, мне хотелось лечь на землю и заснуть, мама уже так и сделала, мне не хватало сил поднять ее, я могла только тормошить. Она выглядела неживой. Тогда-то нас и нашла Марта.

Она отвела нас к себе. Дом стоял у леса, небольшой, одноэтажный, внутри было пыльно, темно и странно пахло, но, когда мы вошли туда, мне он показался самым уютным на свете. Марта объяснила, что дом долго пустовал, так как она жила вместе с нами в замке, но строение еще крепкое и крыша хорошая. А еще есть печка и немного дров.

Мама угасла быстро. Мы обе простудились, когда бродили по городку в поисках пристанища. Мне через несколько дней стало лучше, помогли нянюшкины отвары и настойки, мама же не желала ничего ни пить, ни есть. Она лежала, уставившись в потолок с открытыми глазами, и молчала. Я плакала, звала ее. Все без толку: она не хотела жить.

Однажды утром она просто не проснулась. Мы похоронили ее на местном кладбище, в первый день последнего месяца осени. Меньше чем за два месяца я потеряла родителей, дом и свою беззаботную богатую жизнь.

И, словно мне было недостаточно горя, через два дня после похорон мамы случилось еще кое-что. Как-то вечером Марта зашла в комнату и заявила, чтобы я собиралась в дорогу. И быстро.

– В городке появились странные люди, – пояснила няня, – они ищут бывших владельцев поместья. Особенно их интересует девочка, дочь казненного Фредерика Крея. Меня предупредила соседка, она сегодня была на рынке.

Мы покинули городок под покровом ночи, взяв с собой только необходимую одежду и деньги. На севере страны, почти у самых Синих гор, у Марты пустовал маленький старый домик, доставшийся ей от родителей. Скорее всего, он нежилой, сокрушалась Марта виновато, последний раз она была там около пяти лет назад. Но лучшего способа исчезнуть она пока придумать не может.

Дорогу я запомнила плохо. Мы шли пешком, ехали на попутках, ночевали на постоялых дворах, сеновалах, а когда не везло – в лесу, у костра. Была зима, я тяжело заболела. Сказалась первая, не до конца вылеченная простуда, смерть папы и мамы и бесконечный тошнотворный страх, изматывающий хуже любой хвори.

Марта потом мне говорила, что уже и не надеялась, что я поправлюсь. Я не помню, как мы добрались до ее хутора, не помню, как она меня лечила и чем, не помню, когда кончилась та зима. Я слишком долго балансировала между жизнью и смертью, слишком долго пребывала в своих жутких кошмарах, поэтому, когда выздоровела, прежней уже не была.

Глава 3


В столовую я шла под прицелом десятков ненавидящих взглядов, стараясь держать голову прямо и не споткнуться. Ария Дениза Крей, дочь ария Фредерика Крея, ни за что не опустит ее. В моих жилах течет древняя голубая кровь, пусть у меня отобрали родителей, титул, поместья, они не могут отобрать магию повелевать металлами. Не могут отобрать чувство собственного достоинства.

Аппетита не было совершенно, но я упрямо загрузила поднос вкусностями и села за последний столик в углу. Первый день самый тяжелый. Главное – его пережить, дальше будет легче, все привыкнут, новость обо мне не будет казаться такой шокирующей.

Вдруг на мой стол приземлилась свернутая в узел салфетка. Я вскинула голову. За соседним столиком, через проход, нагло улыбался темноволосый юноша, сворачивая вторую. Я испуганно опустила глаза. Мгновенье – и с другой стороны прямо в тарелку с супом плюхнулась половина пирожка. Брызги разлетелись по столу и попали на платье. Я сжала зубы. Снаряды все чаще и чаще атаковали мой стол со всех сторон. Салфетки, огрызки яблок, булочки… Я сидела, едва ли не погребенная под горой мусора, словно оплеванная, и изо всех сил старалась не расплакаться.

«Не дождутся! – решила я про себя. – Они ни за что не увидят моих слез!»

Все самое страшное в жизни со мной уже случилось четыре года назад, а эти детские глупые шалости с едой мне как комариный укус.

Гордо задрав нос, я поднялась, отряхнула платье от крошек и грязных салфеток, отнесла поднос на раздачу. Не смотря по сторонам, усердно держа спину ровно, покинула столовую. И уже в своей комнате, заперев дверь на ключ, позволила себе упасть на кровать и разрыдаться. Обиднее всего несправедливость. Безнаказанная, жестокая, позорная. Почему? За что? Что я сделала? Мстить и жаловаться бессмысленно, остается только смириться…

Неужели я бы выросла такой же? Унижала тех, кто ниже меня по происхождению? Смотрела бы на всех свысока? Делала подлости? Если бы моего отца не арестовали и не казнили, если бы король не лишил нас титула и богатства, я бы стала такой, как они?

«Может быть, – я грустно улыбнулась своему отражению в зеркале, застирывая платье в раковине, – а может, и нет».

Да, я была тем еще чудовищем в детстве. Избалованным и непослушным. Но меня любили родители, я всем сердцем чувствовала их любовь и заботу. Да и папа вырос в богатой знаменитой семье, я не знаю, каким он был в юности, но в зрелом возрасте – справедливым, добрым, внимательным. Значит, и я бы переросла свои капризы. Просто это случилось быстрее, из-за горя.

 

Уговорив таким образом себя, я более-менее успокоилась. На ужин решила не идти. Еще одного унижения не переживу, да и красные опухшие глаза не дадут соврать, что меня не задевает всеобщая ненависть.

Проснулась я рано, оделась в новую форму, так как старая еще не высохла, умылась, почистила зубы. В зеркале отразилось бледное узкое лицо с огромными испуганными глазами. Плюс был один: от слез не осталось и следа. Но нужно что-то делать с затравленным выражением. Нет, смиряться я не собиралась. Если не выйду на завтрак, а потом и на обед, то вскоре умру от голода.

У меня есть два варианта дальнейшего существования. Первый – я сейчас беру себя в руки, выхожу из комнаты, иду в столовую, потом на занятия и учусь изо всех сил. Второй – сдаюсь, бросаю школу. Еду назад на хутор и выхожу замуж за Колая. Терплю его грубые ласки и рожаю ему детей.

Наверное, в моем понимании последнее было самым страшным наказанием. Глаза сверкнули злостью. Я сжала кулаки. Так-то лучше. Пусть только попробуют меня тронуть! Они увидят, на что способна Дениза Крей!

Первая салфетка прилетела справа. Я вскинула глаза – тот же парень, что и вчера. Он стал еще более наглым и самоуверенным. Безнаказанность развращает? Я не стала дожидаться, пока в меня прилетит что-то еще.

Специально производя как можно больше грохота, я встала, отодвинув стул. Зал притих. Я обвела столовую презрительным взглядом. Мимоходом заметила Фани, сидевшую с какими-то студентками, наследника с телохранителями, внимательно наблюдавшего за мной с ничего не выражающим лицом, вчерашнюю четверку ариев со своими девушками на том же месте, у окна. Торус смотрел на меня оценивающе, с легким любопытством.

Я не задержала взгляд ни на одном лице и громко произнесла:

– Мне говорили, что в школе учатся отпрыски самых благородных семей королевства, воспитанные, образованные, с безукоризненными манерами.

Теперь даже те, кто не смотрел на меня, повернули головы.

– Но тем, кого я здесь вижу, больше подходит характеристика свиней. Лишь они разбрасывают еду и сеют грязь вокруг себя.

– Ты кого назвала свиньей?! – воскликнул парень, первым бросивший в меня салфеткой. – Грязная простолюдинка!

Я холодно усмехнулась. Он что, действительно думает, что оскорбил меня, назвав простолюдинкой?

– Вы правильно приняли мои слова на свой счет, герр, – произнесла я, твердо смотря в его наглые глаза. – Ни один простолюдин не будет бросаться едой. Слишком хорошо мы, простолюдины, – я специально выделила это слово, – знаем, как тяжело она добывается. А вот такие, как вы, вполне могут вести себя как свиньи.

Парень разозлился. Он резко вскочил и двинулся в мою сторону. Я уже приготовилась защищаться, нащупывая рукой столовый нож, как вдруг со стороны окна раздался грозный рык:

– Хватит! А ну сел на место!

Я повернула голову: Дарий Зорг встал и грохнул кулаком по столу. На секунду мне показалось, что здание школы содрогнулось. Словно по стенам и полу прошла мелкая дрожь.

– Дениза права, – продолжил он громко, – вы ведете себя не как благородные арии, а как дикари. Мне стыдно, что в школе происходит подобное. Если я еще раз увижу такую выходку, будете иметь дело со мной.

Зорг сел. Я тоже. Мои руки дрожали так сильно, что я не могла взять вилку. В конце концов, решив, что есть с грязного подноса мне не позволяет воспитание, я отнесла его назад, взяла чистый, поставила на него еще одну тарелку с кашей и отошла на свое место. Все это под прицелами ненавидящих взглядов. Словно ничего не произошло, я принялась не спеша есть, смотря строго в тарелку.

Постепенно столовая пустела. Студенты шли на занятия. Мне тоже было пора, но я все никак не могла решиться встать. На самом деле я страшная трусиха. Смелость и решительность, проявленные мной недавно, совсем не свойственны моему характеру. Это скорее вынужденная мера, вспышка отчаянья. Я всегда была спокойной, тихой и робкой. По крайней мере последние четыре года.

– А ты сообразительная, быстро нашла защитника, хоть и притворяешься робкой мышкой.

Я повернула голову – Торус Хорн опять возвышался над моим столом. На красивом холеном лице застыла насмешливая гримаса.

– Ты во всех сферах такая ловкая и изворотливая?

О чем это он? Я непонимающе нахмурилась.

– Я не прочь проверить твой опыт. – В голубых глазах блеснуло что-то странное, пугающее. – Ты же знаешь, в какой комнате я живу?

Наконец до меня дошло. Я покраснела от негодования. Хотелось сказать что-то грубое, обидное, оскорбительное, подобное его гнусным словам. Но я подавила гнев, решив, что достойным ответом будет равнодушие, и спокойно ответила:

– Вы куда-то шли, арий Хорн? Вот и идите дальше.

Отвернулась и начала ровненько складывать на поднос приборы и салфетки, словно важнее этого занятия нет ничего на свете.

Несколько секунд стояла тишина. Потом я услышала тихое:

– Гордая, значит… – Хорн хмыкнул. – В твоем положении гордость – это совершенно лишняя черта характера. Ты могла бы далеко пойти, избавившись от нее.

– Мне далеко не нужно. Предпочитаю оставаться на своем месте.

Я взяла поднос и понесла его на стойку. Хорн что-то пробормотал в спину, я не услышала, да и не хотела слышать. И без его слов настроение было вконец испорчено.

После утреннего события меня прекратили явно задирать. Я словно перестала существовать, стала изгоем, неприкасаемой. Но так даже лучше. Ничего не будет мешать учебе, а именно для этого я приехала сюда. Учиться.

* * *

Я и училась. В аудиториях всегда садилась за последнюю парту в последнем ряду. Вокруг меня сразу же образовывалась зона отчуждения. Словно одно мое дыхание было заразно.

Лекции и практические занятия по общим предметам проходили вместе с парнями. Кроме них были еще особенные предметы. Для девушек отдельно, для юношей отдельно.

Выяснив это, я удивилась. Что может быть такого секретного, чтобы обучаться отдельно? Но на первом же уроке герра Нарана, учительница домоводства, пояснила:

– Мальчиков обучают военному искусству, их занятия спортом будут более насыщенными, чем ваши. Также в их программу включена более интенсивная верховая езда, владение всеми видами оружия. Вы же освоите азы лекарского искусства, искусство ведения домашнего хозяйства, флористики, рисования, музыки.

– Зачем нам уметь лечить? – воскликнула одна из девиц, по-моему какая-то ария. – У нас столько денег, что мы можем купить любого лекаря, и не одного.

– Пока вы пошлете за лекарем, пока он приедет, пройдет время, – терпеливо пояснила Нарана, – а случаи бывают разные. Вдруг ваш маленький сынишка проглотит шарик или случайно поранится? У вас будет минута, чтобы оказать ему необходимую помощь. Хорошая жена и мать должна знать и уметь все, не только вести дом и выглядеть красиво, – припечатала она строго, и даже у арии не нашлось возражений.

Профессор Нарана оказалась милой и приятной. На нее хотелось смотреть, ее голос хотелось слушать. Красивое ухоженное лицо, манеры истинной леди, безупречное платье, плавная походка. Именно такой, по моему разумению, должна быть счастливая женщина, домохозяйка, любящая и любимая жена, мать. Не знаю, врожденная ли ее способность нравиться всем или приобретенная за многие годы преподавания, но все первокурсницы восхищались ею, и я не стала исключением.

А главное, узнав мое имя, она даже бровью не повела. Относилась ко мне так же ровно и доброжелательно, как и к другим студентам.

Ее предмет и еще математика стали для меня самыми любимыми.

После первого вводного урока по математике я подошла к профессору Лейбнику и робко поинтересовалась, когда нас будут учить родовой магии. Полный лысоватый мужчина громко расхохотался. Я нахмурилась, собираясь обидеться, но он вытер набежавшие от смеха слезы и добродушно произнес:

– Уважаемая герра Крей, владеющих родовой магией сейчас в школе ровно два человека. Вы и арий Зорг, который учится на последнем курсе. Если вы думаете, что для одной вас директор организует отдельные лекции, вы ошибаетесь.

– Но как же тогда мне…

Я понуро затихла.

– Са-мо-сто-я-тель-но! – по слогам произнес профессор, подняв указательный палец. – В библиотеке вам выдадут любые книги, берите, изучайте, экспериментируйте, – он опять хохотнул, – только тихонько, чтобы никого не покалечить, а то знаю я вас, молодых магов.

После этих слов я прониклась к профессору математики безграничным уважением.

Остальные учителя были не столь симпатичны. Ботанику и природоведение преподавала аскетичная хмурая женщина, она цедила сквозь зубы и никогда не улыбалась. Географию – молодой мужчина, почему-то сразу же меня невзлюбивший. Ну да ладно, я сама географию не слишком уважаю, так что взаимно. Литературу преподавала пожилая женщина, лебезившая перед ариями и холодно разговаривавшая с остальными, не столь благородными студентами.

Я любила читать, но у нас с Мартой не было книг и купить их мы не могли – не на что, да и негде. Няня постоянно сокрушалась, что мы ничего не взяли, когда убегали, из ее библиотеки, очень хорошей, особенно в плане учебников. Поэтому обучала она меня по памяти.

Физику и химию вел один человек – профессор Руперт Гаарон. С этими предметами у меня сразу наметились большие проблемы, так как Марта со мной ими не занималась. Но я не была одинока в своем невежестве, так как большинство студентов об этих предметах не имели представления. Профессор заверил, что углубляться в них мы не будем (все облегченно выдохнули), химию и физику будем изучать один год, а потом перейдем к астрономии. А на последних курсах нам предоставят свободу выбора. Кто захочет, начнет изучать физиологию и анатомию, другие, в основном мужчины, навигацию и механику, и так далее.

Уроки мне показались легкими. Две лекции по полтора часа до обеда и два практических занятий по часу после. И все свободны. Большинство студентов уезжали в столицу, где жили у родителей или в собственных домах. Мои окна выходили на порт, поэтому после трех часов пополудни я наблюдала вереницу шикарных карет, выезжающих из школы. Несколько раз даже видела паромобили – новейшее изобретение, мой отец участвовал в разработках, еще когда строил железную дорогу. Они ехали медленно, страшно чадили, но стоили как десяток карет, вместе взятых. Скорее, это был статус, а не удобство.

Как же я теперь радовалась, что Марта не бросила меня учить после того, как мы поселились на хуторе. Иногда, после тяжелого дня на огороде, чистки сарая или дойки коз, я падала без сил, не способная даже умыться. А Марта каждый вечер заходила ко мне в комнату, упорно заставляя решать квадратные уравнения и повторять правила правописания. Зимой, когда работы становилось меньше, мы часами занимались алгеброй и геометрией.

Выходя с няней в лес за хворостом, я перемножала в уме двузначные числа, выкрикивала названия рек, озер и городов королевства, играя с ней в слова. Несколько недель проучившись в Королевской школе, я стала понимать, каким прекрасным учителем была моя бывшая няня, гораздо лучше некоторых профессоров, преподававших здесь.

У нее не было семьи, детей. Я стала ее семьей. Она отдала мне всю себя, без остатка, до самого донышка, баюкая во время ночных кошмаров, рассказывая сказки, отвлекая от тяжелых воспоминаний. Я так и не сказала ей, что в своем сердце давно называю ее мамой.

Приеду на каникулы и обязательно скажу. А пока решила написать письмо. Не знаю, дойдет ли, но попытаться стоит. После того как открыли железную дорогу, в поселке появилась почта, а наш сосед, регулярно ездящий на базар, забирает все письма для хутора.

Медяков осталось совсем немного, но на одно письмо, думаю, хватит.

Да, еще одна проблема, и очень серьезная: где достать денег? Форму, проживание и питание мне предоставляет школа. Но есть личные нужды: белье, заколки или та же отправка писем. Впереди зима, не думаю, что школа выдаст шарф или варежки.

Я взяла листок и принялась перечислять способы заработка, доступные мне. После часа бесполезного пыхтения над списком я со вздохом отложила листок. Негусто.

Работу в трактирах я отмела сразу. Вряд ли меня кто-нибудь возьмет, слишком худая и мелкая. А если и возьмут, то сталкиваться с подобными Колаю мужчинами буду довольно часто. Брр. Я вспомнила предупреждение Марты и поежилась.

Смотреть за ребенком? Ночью родители и так дома – получается, только на выходных? Кому понадобится такая странная няня?

Мести улицы? Стоять за прилавком? Я хихикнула: опять же ночью?

Стать компаньонкой старушке? Все не то!

 

Мне бы что-нибудь несложное, с возможностью работать в выходные, недалеко от школы. Ведь придется ходить пешком.

Я посмотрела в окно. Вдалеке виднелись массивные высокие здания Шалира, окруженные кольцом зелени. Сердце сжалось от боли. Две недели назад, в день приезда, я пробежала столицу насквозь, не смотря по сторонам. Мне было страшно увидеть главную площадь, на которой казнили папу, поэтому в столицу я ни ногой. Я перевела взгляд в сторону моря. Порт. Вот куда мне нужно.

Решив на ближайших же выходных отправиться на разведку, пошла в библиотеку. Пора браться за родовую магию. Чем раньше начну ее изучать, тем лучше.

* * *

– Все книги по интересующей вас тематике находятся на стеллаже номер восемь в пятом ряду, – устало и как-то механически произнесла женщина-библиотекарь за стойкой. – Выносить из зала нельзя. Читать только здесь. Соблюдать тишину. Руки чистые?

Почтительно покивав в ответ на все требования герры Виолетты, я отправилась в недра библиотеки. Сколько же здесь книг! Тысячи и тысячи! Высоченные стеллажи почти до потолка заполнены до отказа. Рядом с каждым стояла приставная лестница. Номер восемь найти не составило труда. Только маленький он какой-то. Узкий и невысокий. И по сравнению с другими стеллажами смотрится бедненько. Но все равно, чтобы перечитать даже эти книги, потребуется огромное количество времени.

С чего же начать? Возьму, пожалуй, «Родовая магия. История» и «Основы языка морави. Том первый». Именно на нем говорил папа, когда творил заклинания. Забытый язык магов, обозначающий истинные названия вещей и предметов. Сейчас он никому не нужен. Все логично: нет магов – нет языка.

«История» показалась скучной, какие-то сказки, легенды, похожие на те, которые рассказывала няня на ночь. Тысячи лет назад магии было столько, что чуть ли не все люди были магами. Они умели управлять огнем, водой, воздухом, предсказывать будущее, читать мысли и прочее, прочее. Я скептически хмыкнула: ну точно какие-то боги, а не простые смертные.

Каждый из магов считал себя сильнее и могущественнее другого, из-за этого происходили частые войны. Они истощили землю и в конце концов поставили людской род на грань вымирания. Тогда боги спустились на землю и увидели, к чему привели их дары людям. Они забрали магию у всех, кроме жителей одного глухого села в горах. Там жил самый миролюбивый и добрый народ, который не участвовал ни в войнах, ни в распрях. Кузнеца звали Крей, пахаря Зорг, знахаря Берг, мирового судью Хорн и так далее…

Я дочитала и отложила книженцию. Слишком сказочно и надумано. Какие-то боги, которых потом никто никогда не видел… Наш народ не слишком религиозен. В королевстве, конечно, есть храмы, но их мало и предназначены они лишь для брачных обрядов. Еще там по праздникам красиво поют и предлагают кушанья бедным. Я лишь однажды попала в храм, в нашем хуторе его не было, Марта возила меня в городок. Вдоль стен там стояли какие-то каменные статуи, украшенные цветами, лиц я не разглядела. Но насчитала около тридцати.

Легенда совершенно не поясняет, куда сейчас девается магия. Боги снова приходили на землю, только мы этого не заметили?

Лучше займусь чем-то более полезным и целесообразным. Я открыла «Основы языка» и принялась переписывать в тетрадку алфавит. Анкр, Берг, Верт, Горн… Крей… И только когда добралась до своей буквы, я догадалась, что алфавит – это почти все названия родов с магией, по крайней мере тех, которые я знаю. И всего букв тридцать две. Что бы это значило? Я отложила догадки на потом.

Далее шли правила правописания. Я так увлеклась, что даже не заметила, как стемнело. Зал почти опустел, я потянулась, разминая ноющие мышцы. Еще немножко – перепишу эту главу, и все.

– Привет, – к моему столу подошел Дарий Зорг и уселся напротив.

– Добрый вечер, арий, – искренне заулыбалась я. Мне нравился этот спокойный, уверенный в себе молодой мужчина. Он был не очень красив, с тяжелым подбородком и крупными грубоватыми чертами лица, но всем своим видом выражал такое дружелюбие, честность и открытость, что люди помимо воли проникались к нему доверием. И я была не исключением.

– Принялась за изучение родовой магии? – Он мельком посмотрел на разложенные книги. Я кивнула. – Похвальное решение.

– Я хотела вас поблагодарить за то, что вступились тогда, в столовой, – выдавила я через силу, отводя взгляд. Вспоминать тот эпизод стыдно, но я не могла не выразить благодарность. А так как мы почти не пересекались, то раньше не было возможности.

Дарий отмахнулся, словно ему стало неприятно.

– Не обижайся на них, – ответил он, – они просто избалованные детки и привыкли верить всему, что им скажут.

– Но ведь мой отец действительно организовал заговор против короля и пытался его убить, – тщательно подбирая слова, произнесла я. – Его судили и казнили за измену. Королевский указ напечатали во всех газетах. Их ненависть объяснима.

В глазах Дария мелькнула растерянность. Он молчал, пристально рассматривая свои ногти.

– Не все так однозначно, – в конце концов неохотно выдавил он. – Не стоит верить всему, что написано в газетах. Но, боюсь, этот разговор не к месту.

Я поняла, что пора менять тему, больше он мне ничего не скажет. Только вот сердце забилось как сумасшедшее, питая вспыхнувшую надежду. Неужели?.. Боюсь даже предположить, что мой отец невиновен. Ведь я в самом деле ничего не знаю. Знаю лишь то, что папа уехал в столицу, а через месяц его казнили. От мамы я не добилась ни слова. А газеты… Верить им действительно неразумно.

– Сложный язык морави? – простодушно поинтересовалась я. – Как думаете, за какое время я его выучу?

– Совсем не сложный, – улыбнулся Дарий, обрадовавшись вопросу. – Я тот еще бездельник, и то выучил его за три года. Ты умненькая, тебе понадобится меньше. Тем более до нас дошли не все слова. Большинство утеряно. Эти два тома – почти все, что от него осталось. И еще, – добавил он почти сразу, – советую пока сосредоточиться на контактных формулах.

– А что это?

– Ты же знаешь, что можно воздействовать на предмет, к которому ты прикасаешься, или на тот, который находится на расстоянии?

Я кивнула.

– Так вот. Формулы, позволяющие воздействовать на расстоянии, очень сложные. Нужно знать высшую математику, чтобы их применять. Досконально изучить геометрию, стереометрию, планиметрию. Мгновенно рассчитывать расстояния, трехмерное расположение предмета в пространстве, угол выброса силы и многое другое. – Дарий ухмыльнулся. – Мне проще. Я всегда знаю, где находится земля, чаще всего она у меня под ногами. Мне не нужно так сильно углубляться в математику. А вот для твоей магии она необходима.

Только после его слов я поняла, что делали в кабинете отца множество чертежей с геометрическими расчетами. Как жаль, что он ничего мне не рассказывал о своей работе. Не успел. Сначала считал меня маленькой. А потом его казнили.

– Верх мастерства, – продолжал Дарий, – это вытянуть на поверхность рудную жилу. Крей был виртуозом в этом деле. Мой отец работал с ним. Фредерик тянул жилу, а папа успокаивал землю. Подобная работа – это всегда насилие над природой, но она очень хорошо оплачивалась. Самое трудное в родовой магии – работать на расстоянии, особенно тогда, когда не видно предмета воздействия. Для этого нужны сложные расчеты.

Было ужасно интересно. Я подперла щеку ладошкой, слушала Дария и вспоминала, как однажды, лет в семь, подглядывала за гостями на балконе. Бал давали в честь дня рождения мамы. Папа подошел к ней, держа в руках золотой слиток. И тут зал замер. Из слитка начал появляться росток, он медленно тянулся ввысь, на стебле распускались листики, вылезали маленькие колючки, а затем… Бутон. Сначала крошечный, он постепенно наливался, разбухал и вдруг раскрылся золотыми лепестками. В руках у папы оказалась немыслимо прекрасная золотая роза. Зал взорвался овациями. Мама даже заплакала от счастья. Это было настоящее чудо.

На следующий день я расспрашивала папу об этом заклинании. Хотелось самой что-нибудь подобное сделать. Но папа только отмахнулся. Сказал, что оно очень сложное. Нужно правильно рассчитать размеры цветка, скорость произрастания соизмеримую с весом слитка. Причем на каждый этап роста есть свои собственные слова и расчеты. Очень сложные расчеты. Чтобы сделать этот цветок, он просидел две недели за чертежами. Только сейчас я начала понимать истинную суть его работы.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15 
Рейтинг@Mail.ru