Александра Огеньская
Драконьи острова
Похоже было на сезонный грипп, но откуда бы взяться на острове гриппу, так что точно – похлёбка.
Сперва его вырвало, после чего затрясло и неудержимо потянуло в сон. Он едва добрел до своей лачуги на отшибе, рухнул на циновку, успел ещё подумать, что до корабля ещё почти три недели, так что если это что-то смертельное, то узнают о его смерти нескоро.
Затем его трясло и швыряло то в жар, то в лёд. Он пропотел насквозь, а в следующем приступе озноба кутался в промокшее одеяло, но оно мало помогало. Кажется, кто-то приходил, переговаривались высокими голосами, сварливо и раздраженно.
Он хотел было попросить помощи или хотя бы выгнать из дома. Они, впрочем, ушли сами, и долго было темно и тихо. Он успел заснуть и увидеть сон, в котором опять умирала жена, её хоронили, а вместе с нею хоронили его самого. Закидывали землёй и комьями тяжелой рыжей глины.
Он проснулся только после того, как глина залепила ему рот и нос и решительно нечем сделалось дышать.
Он проснулся.
Была глухая ночь. За тонкими стенами шумел океан, у изголовья горела доисторическая маленькая керосинка, а сама мать племени дремала, прислонившись к опорному столбу крыши. Во сне рот её приоткрылся и по подбородку стекала слюна.
Он заснул снова, не чувствуя себя лучше и зная, что сны опять будут злыми и страшными.
***
Один из студентов задал вопрос:
– А зачем вам нужна антропология?
Это было уже после высасывающей все силы лекции, поэтому он устало и автоматически сказал:
– Антропология изучает людей. Выводит законы их поведения и мышления, что помогает прогнозировать развитие…
– Нет, – перебил студент. – Лично вам, профессор. Зачем?
Он ответил что-то невразумительное, вроде бы – что это интересно и захватывающе. И больше того студента у себя на лекциях не встречал.
У него вообще к концу курса не так много слушателей осталось.
Чёрт возьми, думал он. Как же любимейшую из наук он сумел превратить в скучнейшую.
***
Сны и были страшными. Ему снова чудилась могила, залепляющую лицо глина.
Потом пришёл черёд драконов. Они шли и шли из океана, огромные, голодные, с горящими красным чудовищными глазами, с огромными когтями.
В следующий раз проснувшись, он понял, что устал после таких снов просто смертельно.
В лицо совали плошку, пахнущую рыбой, и его чуть снова не вырвало.
Если он здесь помрёт, его квартира достанется обществу защиты животных. Наверно, ребята будут рады.
***
Когда раафи чувствует, что пришло время умирать, он велит собрать пир. На столах обязательно должны быть сушеная рыба, вяленые манго, перебродивший кокосовый сок. Все должны веселиться, громко петь и шумно танцевать, чтобы, когда смерть придёт, её спутники – злые духи – не смогли пройти через толпу, заблудившись и испугавшись громких песен. А смерть тогда явится одна и возьмет умирающего за руку.
Если же человеку случится умереть раньше, чем соберётся пир, то злые демоны легко доберутся до ложа умирающего и утащат его с собой вниз, к центру земли, где горит адский огонь.
***
Мать племени протерла его целиком кожей дракона, и он не умер.
Он не думает, что это как-то связано с кожей дракона (она была сухая, шуршащая, полупрозрачная и воняла рыбой, как и всё здесь). Вероятно, какой-то вирус.
В общем, он не умер, но ушедшая лихорадка оставила его слабым, словно котёнка, и ещё примерно неделю он только и мог добрести до выгребной ямы за домиком, кое-как умыться и прочитать пару страниц своего журнала. Большую часть этой недели он проспал.
Правда, было в его жизни некоторое разнообразие: к нему приходили жаловаться. Мужчины племени.
Потому что, допустим, однажды вечером после лова рыбы приходит раафи к себе домой, усталый и голодный, а жены нет. Ушла. Или наоборот, есть жена, но не та, что была утром. Явилась другая женщина и сообщила, что теперь она жена и будет здесь жить. А он эту женщину и вовсе никогда не хотел видеть своей женой, и вообще она страшная, как морское чудовище упи-ано. И жаловаться Матери племени, ясное дело, бесполезно. Она велит быть довольным тем, что имеет, потому что вон какая справная женщина, умеет готовить самую лучшую похлебку в деревне и плетет самые крепкие сети. И только к ней наконец привыкнешь (и перестанешь пугаться её лица в темноте) – а жены опять нету. Ушла, потому что он её, видите ли, плохо трахал. И опять жаловаться Матери бессмысленно. Она же ведь тоже женщина, пусть старая и морщинистая.
Вот они и приходят жаловаться сюда, чтобы их жалобы записали на маленькое устройство и донесли до всех других мужчин мира. Чтобы и те пожалели несчастных раафи.
***
Вот чего про раафи он искренне не понимает: как в этой совершеннейшей свободе определения своего семейного состояния никто не путается и все всегда знают, кто кому и кем приходится. Притом любой пятилетка бодро сообщит своё семейное древо вплоть до времен доисторических (то есть до момента совокупления Главного Бога и Девы Марии, в результате чего и родился остров раафи).
Он сам притом свою родословную проследить может только до второго поколения. Ведь война, и ещё война, а до этого – "золотая лихорадка" и никаких метрических записей.
"Не знающий своих предков – дерево без корней" – утверждает мать племени. Кстати, на острове орхидеи считаются деревьями.
***
Вот что странно.
Или не странно?
Ему очень рады, когда он впервые после болезни выходит в общему котлу. Его хлопают по плечу, приветствуют, детишки кричат ему и корчат рожи.
