bannerbannerbanner
Под сенью омелы

Александра Миронова
Под сенью омелы

Полная версия

Эмма Яковлевна, немного поразмыслив, не смогла найти достойный аргумент. Кивнув, она принялась рассказывать:

– Ее зовут Рива. Хорошая девочка, в отличие от… извините. Ее подобрала специальная сваха, у нас так принято. Девочка чистая, невинная, если вы понимаете, о чем я. Да, она жила в доме у Петера Самуиловича, но в отдельной комнате. Она любила его, чтобы вы там себе ни думали. И хотела лучше изучить свою роль будущей хозяйки большого дома, перед тем как стать женой.

– А где же наша невинная Рива сейчас? – устало поинтересовалась Аля – одного пирожка оказалось явно недостаточно для такого насыщенного событиями дня. Помимо воли она покосилась на вазочку с печеньем, стоящую возле дорогой кофемашины в кабинете Эммы Яковлевны. От той не ускользнул взгляд Али. Она тут же спохватилась, вскочила с удобного кресла и поспешила к машине.

– Извините, я сегодня не в себе, как вы понимаете. Хотите кофе? – любезно предложила она.

– А можно просто печенья? Я сегодня не обедала. – Есть хотелось ужасно, и Аля решила не миндальничать.

– Конечно-конечно, а давайте я попрошу принести вам что-нибудь из нашей столовой? – От наметанного взгляда Эммы Яковлевны не укрылось, что девушка выглядит слишком бледной и изможденной. Нездоровой.

– Нет, что вы, не стоит, – слабо запротестовала Аля.

– Стоит, – жестким тоном перебила ее Эмма Яковлевна и сделала звонок в столовую, попросив принести обед. После чего повесила трубку и уставилась на Алю, наконец найдя подходящее объяснение:

– Вам нужны силы, чтобы найти убийцу Петера Самуиловича. Вы просто обязаны это сделать.

Стук в дверь раздался практически сразу же, словно работник столовой стоял за дверью и ждал Эмминых указаний.

Перед Алей положили салфетку, сверху жестом фокусника поставили тарелку с картофельным пюре, салатом и внушительной котлетой. Взглянув на Эмму и заслужив ее одобрительный взгляд, официант испарился, а Эмма махнула:

– Ешьте, не стесняйтесь, у нас прекрасно готовят. Это все Петер Самуилович, он заботился о нас, как отец родной. – Голос Эммы дрогнул, и она перевела взгляд на окно, где, впрочем, не было ничего интересного.

Аля, наплевав на приличия, принялась за еду, потому что желудок предательски урчал и скрывать издаваемые им звуки становилось все сложнее.

Она проглотила содержимое тарелки, на самом деле оказавшееся довольно вкусным, и почувствовала, что головная боль, терзавшая ее с того момента, как она получила сообщение от врача, немного отступает.

– А вы не знаете, где находится яхта Шульмана? – запив съеденное компотом из сухофруктов, который в детстве вызывал у нее только рвотные позывы, а сейчас показался на удивление вкусным, поинтересовалась Аля, отодвигая от себя в сторону тарелку. – Спасибо за угощение, очень вкусно.

– Это не мне, это Петеру Самуиловичу, – автоматически ответила Эмма Яковлевна и тут же осеклась и задумалась. – Яхта находится на верфи, ее недавно туда отправили на ремонт.

– Когда?

– Где-то пару недель тому назад.

– А что с ней случилось? – Аля и сама толком не понимала, зачем ей эта информация, но по старой привычке решила узнать все нюансы.

– Коррозия или что-то в этом роде. В яхте появились дыры. Специалисты выясняют, что произошло.

– Наша экология самая экологичная в мире, – криво улыбнулась Аля, а Эмма Яковлевна ничего ей не ответила, лишь окинула долгим понимающим взглядом. Яхту и преступника, который на ней скрылся, можно было вычеркнуть из списка.

– Дайте мне знать, если Рива найдется… – Аля решила сменить тему.

– В каком смысле «Рива найдется»? – встрепенулась Эмма Яковлевна.

– В прямом. В доме девушки не было. При обыске мы не обнаружили никаких следов ее пребывания. Все комнаты пусты и чисты, как в гостинице.

– Этого не может быть, – растерянно пробормотала Эмма Яковлевна, и у Али мелькнула шальная мысль, а не была ли она приставлена в роли соглядатая и устроителя личного счастья Шульмана? – Она же еще вчера была здесь, у меня. Мы обсуждали планы на хупу… Я ей позвоню сейчас.

Она схватила телефон и набрала номер девушки, слушая и хмурясь по мере того, как раздавались длинные гудки. А затем включился автоответчик.

– Ничего не понимаю. Надеюсь, что с ней ничего не случилось, – обеспокоенно пробормотала она.

– Я тоже. – Аля вздохнула и, притянув к себе листы для заметок, взяла без спросу ручку Эммы Яковлевны и записала свой номер телефона. Про визитки она все время забывала.

– Если найдется Рива, пожалуйста, перезвоните мне сразу же, в любое время дня и ночи. А еще лучше попросите девушку мне перезвонить лично, у меня к ней есть несколько вопросов. И еще – у Шульмана не было в последнее время проблем в бизнесе?

– Нет, – покачала головой Эмма Яковлевна, – он собирался выводить существующие компании на биржу, оставить за собой контрольный пакет акций и приступить к новым проектам.

– К каким? – как бы невзначай поинтересовалась Аля.

– На данный момент это всего лишь гипотетические планы, – ушла от ответа Эмма Яковлевна, а Аля сделала мысленную пометку поинтересоваться, какими такими новыми проектами собирался заняться Шульман. Сейчас давить не было смысла, информацию ей не дадут.

– А кому достанется состояние вашего босса после его ухода, вы не в курсе? – сменила тему Аля.

– Его детям, плюс, возможно, что-то родителям. Насколько я знаю, Петер Самуилович о смерти не задумывался и завещания не составлял, – подумав, ответила Эмма Яковлевна.

– Кстати, где его дети?

– В Англии. – Она поймала вопросительный взгляд Али и кивнула в ответ на незаданный вопрос. – Да, я уже попросила, чтобы они вернулись с няней в страну. К этой своей…

– Маме. Катя их мама, – подсказала Аля. – Буду ждать вашего звонка, Эмма Яковлевна. Всего доброго и спасибо за угощение.

Она направилась к выходу из кабинета, на прощание обернулась, но Эмма Яковлевна уже была не с ней. Сгорбившись и словно резко постарев, она осталась наедине со своим горем, которое ей предстояло пережить. Аля на секунду задумалась, уж не была ли Эмма влюблена в злобного карлика, но затем отмела эту мысль. Все намного хуже, Эмма Яковлевна считала Шульмана своим сыном. А это значит, что с этой потерей она не сможет смириться до конца жизни.

Аля пешком спустилась с четвертого этажа, где располагалась приемная Шульмана, вышла на улицу и снова окунулась в серость. Хотя было всего около четырех часов дня, на город уже окончательно спустились сумерки, а зажигать фонари было слишком рано. Улицы освещались лишь тусклым светом из окон да редкими фарами машин. Аля вздохнула и сжала кулаки. Затем развернулась и зашагала в слишком хорошо знакомом направлении. Путь ее лежал на улицу Завертяева, где располагался онкологический центр.

Аля запретила себе думать. Она просто зайдет к доктору и посоветуется с ним, что им делать дальше. Если организм мужа не отозвался на предложенное лечение, значит, нужно найти какое-то другое. Все понятно и логично. Конечно, речь пойдет снова о деньгах, но Аля уже решила этот вопрос. Она неплохо поднакопила за последнее время с помощью дурацких танцев по выходным. Если не хватит, то они продадут квартиру, а сами переедут жить на мамину дачу. Временно. На даче хорошо, особенно летом, которое все-таки настанет даже в их городе. У мамы прекрасный дом, где можно жить круглый год, но она им не пользуется, предпочитает квартиру рядом со своей аптекой. На дачу ездит лишь за сборами лекарственных трав. Она не будет возражать против их переезда.

Аля вставила в уши наушники и включила любовный роман, который слушала в последнее время. Он был настолько плох, что отвлекал ее от деструктивных мыслей.

«Она была высокой стройной блондинкой с голубыми глазами. И выглядела в короткой юбке так, что все парни сворачивали голову ей вслед…» – сообщил ей голос чтеца, а Аля немедленно обратилась к невидимому автору:

«Ну и кто из вас когда-нибудь напишет книгу о горбатой карлице-брюнетке, вслед которой все только плюются?»

Чтец равнодушно продолжал повествование:

«Он был самым красивым парнем команды. Блондин с голубыми глазами и широкими плечами».

Аля скривилась – если карьера в журналистике не заладится, пойдет в писатели любовных романов. Хуже она вряд ли напишет. Она достала наушники и спрятала в сумку. Сегодня дурацкая книга только нервировала, отвлечься было невозможно, мысли все время возвращались к мужу.

Роме она про продажу квартиры ничего не скажет, разумеется, иначе он не разрешит ей этого сделать. Хотя квартира досталась ей от бабушки и Аля могла сама ею распоряжаться, что она и собиралась сделать. Будет скандал, конечно, но это уже потом. Вначале она просто соврет мужу, что доктора посоветовали ему свежий воздух. Ее печалило, что приходилось так часто врать Роме в последнее время, но она утешала себя тем, что это ложь во благо.

Здание онкоцентра, построенное в стиле конструктивизма, выглядело серым и депрессивным, как и все в их родном городе. Пятиэтажная махина с трехэтажным стеклянным подъездом была слишком хорошо знакома Але и каждый раз вызывала невольную дрожь, которую она не испытывала, даже входя в прозекторскую. В которой, впрочем, бывала гораздо реже, чем в онкоцентре в последнее время.

Использовав все свои связи и рычаги давления, она заставила лечащего врача Романа общаться с ней напрямую, минуя мужа. Рому тот видел только во время осмотра, взятия анализов и химиотерапии.

– Мне очень жаль, – покачал головой пожилой Лев Григорьевич, который, казалось, еще больше уменьшился за те несколько недель, что Аля его не видела, и словно потерялся в недрах своего белого халата.

– Бывает, – пожала она плечами. – Что теперь? Какое лечение вы предлагаете?

– Вы не поняли, Алевтина Сергеевна, мне очень жаль, но помочь вашему мужу мы больше не сможем, – качая головой словно заведенный, продолжал врач.

– Как это не сможете? – Але показалось, что на нее рухнула бетонная плита и она в агонии встала и побежала. Сейчас она сделает несколько шагов, а затем отключится. И неизвестно, придет ли когда-нибудь в себя. Впрочем, все это происходило только в ее воображении. В реальности она продолжала сидеть на неудобном стуле, стоящем напротив стола врача, и тупо смотреть на Льва Григорьевича.

 

– Мы исчерпали свои возможности, – развел руками тот. – Болезнь слишком быстро прогрессирует. Еще немного, и можно будет диагностировать четвертую стадию. Я бы мог вам посоветовать обратиться к немецким или швейцарским специалистам, но я реалист и знаю, сколько будет стоить это лечение.

– Погодите, но вы же не можете совсем ничего не делать и просто позволить человеку умереть? – У Али выступили слезы. Она держалась изо всех сил, чтобы не разреветься прямо в кабинете у врача. Не то время и не то место, потом поплачет.

– Я могу выписать обезболивающие, – сочувственно предложил тот. – Возможно, через пару месяцев я смогу помочь вам найти место в хосписе, в области недавно открыли новый, там неплохой уход. И вы должны сказать правду своему мужу, Алевтина Сергеевна, он имеет право знать.

Аля подскочила, словно ее и вправду контузило.

– Прекратите, прекратите немедленно! – закричала она, не в силах сдержать эмоции, хотя прекрасно понимала, что Лев Григорьевич действительно старается и ни в чем не виноват. – Я найду деньги. Без проблем. Просто скажите сколько. Сколько это стоит?

– Я не знаю, но могу узнать, если вы так настаиваете, – устало кивнул врач. Если для нее так лучше, то ему несложно сделать запрос, а она за это время остынет и поймет, что даже если продаст обе почки, то лечение мужа она все равно оплатить не сможет. Аля нравилась ему. Маленький боец, но даже она была здесь бессильна. – Я сделаю запрос в клиники.

– Вот и сделайте, а не предлагайте мне свои идиотские хосписы, Роме они не нужны! И не забывайте, что ваш сын тоже участвовал в той краже, просто следствие получило не все доказательства. Но оно их получит, если мой муж хоть что-нибудь узнает о своем нынешнем состоянии, – пригрозила Аля и, не прощаясь, резко вышла из кабинета, от души хлопнув дверью.

Опустив глаза и стараясь ни с кем не встречаться взглядом, ей было стыдно за свое поведение, бессовестный шантаж и проявленную слабость, Аля сбежала вниз по лестнице медицинского центра и направилась к машине. На улице снова зарядил мелкий дождь, но она этого даже не заметила. Дождь смешивался со слезами, и еще полчаса она проплакала, сидя в машине. Затем умылась водой из бутылки, которую по Роминому настоянию все время таскала с собой, забывая из нее пить, и направилась к дому. Она что-нибудь придумает, обязательно.

Лев Григорьевич, несмотря на протесты ожидающих пациентов, решил сделать небольшую паузу. Он сидел за столом, обхватив голову руками, и думал, что же ему делать. При его работе, которую и так легкой не назовешь, он очутился между молотом и наковальней. Ведь сегодня утром к нему наведался Роман, который потребовал сообщить результаты анализов после пройденного лечения. Он вообще был в курсе всего происходящего, но настоятельно требовал не сообщать об этом его жене, чтобы ее не расстраивать. Черт, эти двое были слеплены из одного теста. А тут еще и его сынок-бестолочь, из-за которого Лев Григорьевич попался в ловушку правоохранительных органов.

Конечно, можно было пойти и пожаловаться на следователя и ее бессовестный шантаж. Вот только смысла в этом не было. О том, что начальник управления – родной дядя Алевтины Орловой, знали все. Лев Григорьевич пытался придумать, как же ему проскользнуть сквозь капли дождя, чтобы не вымокнуть насквозь, но так и не придумал.

* * *

Дом встретил ее вкусными запахами, теплом и негромким звуком телевизора.

– Мой руки и на кухню, пока блины не остыли.

Муж, опираясь на палочку, вышел из комнаты, а Але вдруг бросились в глаза его бледность и нездоровая худоба – за последние полгода Ромка потерял более тридцати килограммов и больше не напоминал того стройного широкоплечего парня, любящего спорт и танцы, с которым они в свое время покорили множество отечественных и даже международных конкурсов.

– Хотел котлет тебе нажарить, но мясо закончилось, – пожаловался Рома.

– Я куплю, – одними губами прошептала Аля, не став уточнять, что мясо их стесненный бюджет не предполагает. Она просто сделала так, как попросил муж. Зашла в ванную, придирчиво осмотрела себя в зеркало – волосы растрепались, лицо землистого цвета, между бровями наметилась морщина, но глаза не красные, хорошо. На всякий случай еще раз плеснула холодной водой в лицо, тщательно растерла его полотенцем, чтобы хоть немного вернуть цвет щекам, и намазалась дурацкой «Ромашкой». Затем прошла на крошечную кухню, где посреди небольшого стола, за которым места хватало только им с мужем, высилась аппетитная горка свежих блинов. Рядом стояли заварочный чайник с горячим чаем, тарелка, кружка, баночка сметаны и варенье. Аля рухнула на стул и запретила себе думать. Если она разрыдается при Ромке, ей конец.

– Как твой шопинг? Выглядишь так, как будто тебя танком переехали. – Муж был единственным человеком, которого по-настоящему интересовало, как у нее дела. Так было всегда, и Але было страшно представить, как она будет жить, если он вдруг перестанет задавать ей банальный вопрос про то, как у нее дела.

– Можно и так сказать, – криво усмехнулась Аля. – От шопинга меня спасло убийство Шульмана.

Рома, пристроившийся на стуле напротив нее и уже наливший себе чашку чая, так и застыл с чайником в руках. А затем, опомнившись, налил чай Але, поставил чайник на стол, повернулся, чтобы взять с рабочей поверхности сахарницу, и автоматически кинул два кубика в чашку жены. Аля прикусила губу и подняла глаза к потолку, отгоняя слезы.

– Убийство Шульмана? Ты из-за этого плачешь? – удивленно переспросил Роман, замечая реакцию жены, которая в последнее время стала слишком эмоциональной. – Не знал, что ты так была к нему привязана. Это Катя его?

– Нет, она тут ни при чем, – покачала головой Аля, хватая блин, сворачивая его треугольником, откусывая и прикрывая глаза, делая вид, что в восторге от Ромкиной стряпни, вкус которой даже не почувствовала, хотя готовил Рома божественно. Тщательно прожевав и немного успокоившись, Аля сообщила мужу: – По крайней мере, я на это надеюсь. Ему перерезали горло, а Катька на такое не способна. Да и алиби у нее имеется.

– Тогда кто же его убил?

– Это мне и предстоит узнать, но сейчас я не хочу об этом говорить. Посмотрим что-нибудь?

– С удовольствием, но я бы хотел уточнить, что значит «это мне и предстоит узнать»? Ты что, снова заделалась следователем? – нахмурился Роман.

– Нет, я в пресс-службе, – покачала головой Аля. – Просто дядя Паша дал мне карт-бланш. Думает, что я все раскручу раньше следователей, напишу эксклюзивную статью и получу за нее кучу денег.

– Но на самом деле? – скептически ухмыльнулся Рома.

– На самом деле он на мою помощь рассчитывает, – вздохнула Аля. – Сам понимаешь, у него скоро пенсия, а нераскрытые висяки, еще и такого масштаба, очков ему не добавят. Ну так что там с кино?

– Давай я тебе сделаю ванну, ты полежишь, отдохнешь, а я пока найду какой-нибудь фильм. – Ромка с трудом поднялся, а Але захотелось остановить его, усадить, чтобы отдыхал побольше. Самой наполнить эту чертову ванну, но она остановила себя. Не нужно намеренно превращать мужа в инвалида. Пока у него есть цели и задачи в жизни, он будет бороться.

– Ром… – Она запнулась, не в силах начать разговор про переезд. Малодушно решила перенести его на завтра. Для начала стоит все-таки спросить у мамы, могут ли они переехать на дачу.

– Что? – Ромка обернулся, призрак себя прежнего.

– Ничего, спасибо. Очень вкусно. Станцуем? – робко улыбнулась она.

Сейчас их славное спортивное прошлое осталось в истории, но оба по-прежнему любили танцевать. Рома молча кивнул. Аля знала, что каждое движение ему сейчас дается непросто, но знала она и то, что мужу было важно чувствовать себя полноценным. Поэтому иногда они танцевали.

Она потянулась за телефоном и включила медленную музыку.

– Орлик, ну это несерьезно, – улыбнулся муж, – ты же любишь рок-н-ролл, – он подошел к Але и протянул ей руку. Та привычным жестом взяла ее, одним легким движением встала со стула и прижалась к мужу.

– Я уже сегодня нафестивалилась, – улыбнулась она. – В моем возрасте хочется чего-то поспокойнее.

Они принялись медленно кружиться на крошечной кухне, стараясь не совершать лишних телодвижений, чтобы не задеть стол и стулья. Но в какой-то момент Роман все-таки не выдержал и «опрокинул» партнершу, ловко поймав ее, чтобы она не ударилась. Удалось ему это с трудом.

– Что-то ты потяжелела, радость моя, – он попытался сгладить неловкость.

– Это потому что меня уже сегодня кормили, – сообщила Аля, кладя ему голову на плечо и крепко обнимая.

– И кто же это? – муж смешно нахмурился, но Аля знала, что он ее совсем не ревнует. Полное доверие миру.

– Секретарша Шульмана. Забавная дама. – Аля с трудом заставила себя снова улыбнуться. Муж улыбнулся в ответ и слегка отстранил ее от себя, давая сделать разворот, а потом быстрым движением снова закрутил и прижал к себе, поцеловав.

Аля вдруг почувствовала, что ей тяжело дышать.

– Все, Ром, что-то я устала, – она остановилась и схватила телефон, выключая музыку.

– Стареешь, – ухмыльнулся муж.

– И не говори, – с трудом выдавила из себя Аля.

– Тогда в ванную? – Рома приподнял брови.

– Тогда в ванную, – кивнула Аля.

Едва из ванной послышался звук льющейся воды, как Аля, закрыв глаза, разрешила себе выдохнуть впервые с момента возвращения домой.

* * *

«Как же я хочу, чтобы этот ад закончился прямо сегодня!» Написала и тут же зачеркнула, нет, так нельзя. Вселенная, высший разум, Бог или кто там такой хитроумный сидит над нами всеми и дергает за веревочки, не понимает иносказательных выражений. Ему нужно формулировать все четко и ясно, словно задавать алгоритм машине. Впрочем, может, там, наверху, и сидит какая-то хитроумная машина, которая склонна понимать все произносимое, написанное, подуманное буквально и тут же превращать в жизнь. Недаром ведь говорят: «Бойся желаний своих». Идеальное правило для всех тех, кто не умеет правильно формулировать свои желания. В большинстве случаев они действительно выходят боком.

Еще под «закончилось прямо сейчас» поймут что-то страшное. Нет, надо по-другому.

«Как же я хочу, чтобы Рому вылечили, чтобы мне не пришлось писать эти идиотские страницы каждое утро, чтобы все было так, как раньше, чтобы я не слышала звонок будильника, а Ромка щекотал мне пятки и трубил слоном на ухо в попытке меня разбудить. Чтобы потом я опаздывала на работу, а он терпеливо ждал меня у двери с термосом, до краев наполненным кофе и двумя бутербродами с сыром и салатом (Аля, нужно нормально питаться). Как же я ненавидела эти бутерброды и как бы я все отдала за них сейчас…»

Мысли изливались бурным потоком, и Аля с трудом успевала их записывать. Она никогда не обращалась к психологам – не доверяла, боялась, не хотела никого пускать в душу, в силу специфики работы была уверена, что вся личная и, казалось бы, конфиденциальная информация в какой-то момент все равно станет доступна посторонним. Ни в какие врачебные тайны она не верила, из собственного опыта знала, как легко можно получить любую информацию, достаточно лишь проявить настойчивость, изобретательность и дернуть за правильные ниточки.

Когда-то в порыве отчаяния, не в силах самостоятельно справиться с грузом Роминой болезни, она даже заглянула в интернет на тематический форум, где общались жены тяжелобольных людей. Одна из женщин, Аля все еще зачем-то помнила ее ник, Счастливая32, писала, что ей помогает техника «Утренние страницы». Ее смысл в том, чтобы сразу после пробуждения излить из себя все, что приходит в голову (таким образом еще не очнувшееся после сна подсознание выдает то, что не дает ему спокойно жить), зафиксировать это где-то, а затем продолжить день очистившимся человеком. Своего рода гигиенический душ для души и разума.

Один раз в порыве отчаяния Аля прибегла к этой технике, и ей неожиданно понравилось. В конце концов, мы же чистим свой дом, почему бы не почистить сознание? Тем более ее собственное вкрай замусорено.

С компьютерами у нее были непростые отношения – она им не доверяла так же, как и психологам. Аля отлично знала, что первое, что выносят злоумышленники в случае кражи, – это техника. К тому же компьютером охотно пользовался Рома и был с ним на «ты». Он может случайно натолкнуться на ее страницы, и тогда разговоров и выяснений отношений точно не избежать. А ей этого хотелось меньше всего.

Поэтому Аля утащила у матушки из магазина роскошный блокнот ручной работы (черт ее знает, почему она просто не попросила. Возможно, потому что в магазине и аптеке у мамы было все настолько идеально, что ей отчаянно хотелось внести в них легкий порыв хаоса).

 

Нежно-зеленого цвета, с мерцающими молочными страницами, перетянутый кокетливой веревочкой – мечта девушки-подростка. Блокнот она прятала в чемодане, лежащем на антресолях. Там Ромка его никогда не найдет. Во-первых, они никуда не ездили, во-вторых, Рома бы сейчас туда просто не дотянулся. Але не было стыдно, что она пользуется слабостью мужа, она это так не рассматривала. Она просто защищала Романа от ненужной ему информации.

Закончив свои обязательные пять страниц, Аля, спрятав дневник и осторожно задвинув чемодан поглубже на антресоли, уставилась в окно, где унылое серое утро, похожее на мутную молочную сыворотку, уже начинало с трудом просачиваться сквозь черную марлю ночи. Всю ночь бушевала гроза, такая же по мощи, что и в ночь убийства Шульмана. Как-то они зачастили в последнее время, да и время года было для них не совсем обычным. Неужели и правда это все проделки изменения климата?

К утру буря угомонилась и проклевывался еще один серый день. Ни намека на весну, как будто они навсегда застыли в межсезонье, словно мухи в янтаре, не понимая, что с ними случилось.

Сегодня она проснулась ровно в пять, чувствуя себя разбитой и уставшей. В последнее время бессонница все чаще мучила ее, отступала лишь на выходных, когда Аля танцевала в клубе. Она ненавидела себя за это, поначалу сопротивлялась, даже к докторам обращалась в надежде, что таблетки помогут. Бесполезно, не следовало и начинать. Все эти гормоны сна помогают только тем, кто в них верит. Психосоматика чистой воды. Но полгода назад она была дезориентирована, не понимала, что происходит, все еще наивно верила в чудеса. Затем перестала сопротивляться организму, работающему как сломанные часы и решившему, что пары часов сна ей вполне хватит для отдыха, и начала напряженно думать, как ей извлечь из этого выгоду?

После того как в ее жизнь пришла техника утренних страниц, вопрос снялся с повестки дня. Она просыпалась до того, как тьма сползала с города, словно грязное одеяло. Тихонько, стараясь не дышать, чтобы не нарушить чуткий сон мужа, выскальзывала из кровати, на цыпочках кралась в коридор, осторожно притаскивала стул из кухни, залезала на него и открывала антресоли, со всей возможной осторожностью доставая старый чемодан и утаскивая его в кухню. Поставив чайник на плиту, она из предосторожности закрывала кухонную дверь на ключ, извлекала из чемодана на свет блокнот с ручкой и начинала писать, запивая свою боль крепким горьким кофе и потихоньку просыпаясь вместе с городом. Ее городом.

Капризным, убогим, местами откровенно некрасивым, большую часть года грязным, с разбитыми дорогами и неряшливыми домами. С небом, где в последнее время брезговало появляться даже солнце. Вначале оно еще как-то пыталось пробиться через вечный смог, но затем сдалось и ушло светить туда, где от его усилий был хоть какой-то толк. В этом городе ему уже не было смысла напрягаться, потому что город умирал вместе с его обитателями. Несмотря ни на что, Аля его любила, любила так сильно, как любят непутевого родителя.

Она знала, как шелестят дубы на алее возле речки, где юное сердце замирает в ожидании дискотеки в ДК «Железнодорожник» – месте встречи всех тех, кто еще юн, наивен и ищет любви. Она знала, как цветет сирень на Садовой улице, где когда-то находилась старая дача дяди Паши, где они с Никой проводили каникулы, пока матушка была занята своими колдовскими зельями. Знала она, как цветут японская вишня и декоративная яблоня возле материнской аптеки. Мама привезла саженцы из поездки, и все специалисты в один голос твердили – в их широтах капризные красавицы не приживутся. Но для мамы законы природы были не писаны, она сама ими управляла. Вишня и яблоня не просто прижились, а раскинули роскошные кроны, каждый год расцветая все обильнее. На такую красоту весной слетались почти все городские жители – чтобы провести фотосессии и сохранить теплые воспоминания на то время, когда город снова начнет задыхаться от смога. Аля была благодарна матери за это маленькие чудо. Как была благодарна всем, кто пытался сделать ее город чуточку лучше.

Аля глянула на часы – стрелка подбиралась к семи утра. Она сделала себе еще одну традиционную чашку кофе и мысленно составила план на день – поговорить с матерью Шульмана, постараться отыскать Риву (позвонить ее родителям), навести справки о прошлом Петера и еще что-то, что ей казалось очень важным. Додумать она не успела – поток мыслей и задач прервал телефонный звонок.

Телефон голосом Павла Павловича, который, казалось, находился в огромной трубе, потребовал, чтобы Аля немедленно приехала.

– Что случилось? – стараясь говорить тихо, чтобы не разбудить Ромку, сумевшего нормально уснуть только ближе к рассвету из-за сильных болей, поинтересовалась Аля, крадясь в гостиную, осторожно открывая шкаф и вытаскивая из него на ощупь джинсы и тонкий свитер.

– У меня плохие новости, Аля, – ушел от ответа дядя, а сердце Али ухнуло – что может быть хуже того, что она вчера услышала от доктора?

– Какие? – Она даже непроизвольно повысила голос. Она не маленькая, не надо ее жалеть и укутывать в вату!

– Жду тебя на Алексеева, двенадцать, – коротко ответил Пал Палыч.

– Квартира? – сердце пропустило удар, и голос Али дрогнул.

– Ты знаешь.

* * *

Всю дорогу до улицы Ивана Алексеева Аля гнала машину, наплевав на правила и даже на парочку светофоров: к счастью, ранним утром улицы были почти пустынны и обошлось без происшествий. Прибыв на место, она смалодушничала и несколько минут сидела в машине, тупо уставившись на зарядивший мелкий дождь.

Несмотря на то что с Вовкой они не общались уже больше полугода, равнодушно осмотреть тело мертвого друга у нее не получилось. Она лишь бросила быстрый взгляд на того, кто еще вчера был одним из самых близких ей людей, лежащего теперь на залитом его собственной кровью сером керамограните, и отвернулась. Ей пришлось даже выйти в коридор, чтобы бездумно поглазеть в окно, собирая в кулак остатки воли, которой у нее практически не осталось.

Вовка был убит. Убит жестоко. Ему перерезали горло так же, как и Шульману. К счастью, друг был одет. Почему-то Але показалось ужасно важным, что после смерти Вовка не выглядит нелепо.

Друга убили ночью. Из квартиры, судя по предварительным результатам осмотра, ничего не забрали. Ноутбук, телефон, дорогие фотокамеры, объективы, а также солидная сумма наличностью остались в квартире. Вовку просто убили. Судя по тому, что тот сам впустил убийцу в квартиру, тот был ему знаком. Дверь не была взломана.

– Домовые камеры вышли из строя. Опять проклятая гроза, – тяжело вздохнув, заметил Павел Павлович, присоединяясь к Але в коридоре и глядя в окно, из которого открывался вид на центр города, такой же серый и унылый, как и все вокруг. Пал Палыч дернул ручку, открывая окно, Аля, наблюдающая за его манипуляциями, равнодушно обронила:

– Пожарной лестницы рядом нет. Камер в квартире и сигнализации у Вовки никогда не было. Говорил, что если решат прибить, то никакая сигнализация не поможет. С соседями у него тоже глухо. У Вовки этаж последний, квартир на этаже две. Рядом женщина, которая полгода в Германии торчит, у нее там дочка замужем за местным бюргером, внуки, ездит нянчить. Сейчас в отъезде. Под Вовкой, на втором, стриптизерша из «Зажигалки» – она ночью на работе, а днем спит как убитая и ничего не слышит. Вторая квартира пустует – хозяйка с марта по октябрь на даче. Уехала, скорее всего, на этих выходных. На первом этаже сейчас пустое помещение. Раньше был магазин, закрылся, ищут нового съемщика, но пока безуспешно.

– Ты знаешь, над чем он работал в последнее время?

– Нет, – покачала головой Аля, – мы не общались. Наверняка очередное расследование. Я посмотрю ноутбук и поговорю с его редактором, хотя вряд ли он в курсе. Вовка в последнее время работал независимо, часто со столичными изданиями.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17 
Рейтинг@Mail.ru