bannerbannerbanner
Бой тигров в долине. Том 1

Александра Маринина
Бой тигров в долине. Том 1

Полная версия

Не делай людям того, чего не желаешь себе.

Конфуций

Бывший старший участковый Валентин Семенов все еще не мог понять, нравится ему его новая работа или нет. Семью надо кормить, поэтому из рядов органов внутренних дел он уволился и поступил на работу в частное детективное агентство. Там платили куда больше, а вот насчет того, интересна ли работа, – это еще надо посмотреть. Вот, к примеру, задание, которое он получил сейчас, было ему совершенно непонятно. Дурь какая-то! И кому это нужно? И зачем? Конечно, задание сложное, и выполнял он его не в одиночку – все агентство трудилось без сна и отдыха несколько недель, а докладывать и вообще общаться с заказчиком хозяин агентства поручил именно ему, Валентину. Чего-то не понравился хозяину заказчик, а уж как там и чего – Семенов вникать не стал. Ему велели – он делает.

И не сказать чтоб самому Валентину этот заказчик нравился. Крученый он какой-то, денег куры не клюют, это сразу видно, и мужик, видимо, просто с жиру бесится, не знает, на что потратить. И требования у него странные, не знаешь, как угодить. Смотрит на Валентина с загадочной усмешкой и цедит:

– Нет, это категорически не пойдет, я же предупреждал: никаких больных детей и умирающих престарелых родителей, никаких наркоманов и игроманов, нуждающихся в срочном лечении. Здесь нет дилеммы, здесь решение очевидно. Мне нужны более тонкие, неоднозначные варианты.

Тонкие варианты… Понимать бы еще, что это такое. Семенов быстро пролистал толстую папку с распечатками, выбирая то, что не связано с необходимостью дорогостоящего лечения по жизненным показаниям. Осталось совсем мало, всего пятнадцать вариантов, даже стыдно такое докладывать. А ведь было-то больше восьмидесяти! По дороге сюда, на встречу с заказчиком, которая почему-то назначена в пятизвездочной гостинице в центре Москвы, да еще в выходной день накануне Восьмого марта, Семенов то и дело косил глазами на толстую папку и предвкушал удивление, дескать, надо же, как много сделано, какой объем работы провернули! Он был уверен, что заказчик останется более чем доволен. А он и не доволен вовсе, вон морду кривит, головой качает. И прихвостни его, мужик и баба, что сидят по обе стороны длинного стола, тоже в такт ему кивают, соглашаются. Валентин досадовал сам на себя: лица-то он запоминает влет, один раз увидел человека – и всё, уже не забудет, а вот с именами беда, не держатся они у него в голове – хоть плачь. И имя заказчика ему сто раз говорили, и прихвостней этих представили, как только он вошел, а у него в памяти пустота – ни фамилий не может вспомнить, ни имен. Ну да ладно, пусть так и остаются: заказчик, мужик и баба. Так проще, по крайней мере он не запутается.

– Так что, медицинскую проблематику вообще не предлагать? – спросил Валентин.

– Нет, отчего же, – усмехнулся заказчик, – медицинская проблематика годится, только болезни должны быть нетяжелыми, и проблема лечения не должна носить витальный характер. Можно лечить, а можно и не лечить, никто не умрет. У человека должен быть выбор, понимаешь?

Выбор… Можно лечить, а можно и не лечить… Черт его разберет, что у него в голове, у заказчика этого. Семенов вздохнул и продолжил докладывать, с сожалением глянув на красивую чашку с остывающим чаем. Чай здесь подали необыкновенно вкусный, Валентин такого сроду не пробовал, а вот допить никак не получается, все время приходится говорить. Надо бы узнать, что это за сорт, как называется, может, он не сильно дорогой и вполне можно будет купить. Солнечный луч украдкой протиснулся между не до конца сдвинутыми полотнищами тяжелой шторы и медленно полз поперек длинного стола, достигнув открытой коробки с шоколадными конфетами ручной работы. Ну вот, если коробку не сдвинуть, шоколад начнет подтаивать, и конфету уже нельзя будет взять, не рискуя перепачкаться. Значит, их есть не станут. А ведь такие деньги заплачены! Эх, эту коробку бы ему домой забрать, пусть бы дети порадовались.

Он думал про конфеты и одновременно говорил, глядя в бумаги.

– Нет, – подал голос мужик среднего роста, симпатичный, но в целом невзрачный, зато в дорогом костюме, со вкусом подобранной рубашке и в галстуке, на котором красовалась знаменитая Горгона Версаче, – открытие нового бизнеса тоже не годится, тут я против.

– Почему? – удивилась женщина, сидящая напротив него, красивая стройная брюнетка лет тридцати трех или чуть больше, в деловом черном костюме, с длинными блестящими волосами, собранными на затылке в строгий тяжелый узел. – Разве это не проблема?

– В наше время? – ехидно хмыкнул мужчина в галстуке от Версаче. – Это более чем сомнительное предприятие. Страна еще из кризиса не выбралась, сейчас открывать новый бизнес может только самоубийца. Или полный идиот. И деньги на это давать тоже может только полный идиот.

Вот в этом Семенов был с ним полностью согласен и начал испытывать к обладателю галстука нечто вроде симпатии. Невзрачный-то он невзрачный, а голова соображает, не то что у некоторых.

– Но банки же выдают кредиты… – попыталась возразить брюнетка. – В том числе и под бизнес-планы.

– То банки, а то – частное лицо. Нет, нормальный человек на это не пойдет. Рискованно, бессмысленно. В общем, нет.

Голос невзрачного мужчины прозвучал твердо, но Семенову показалось, что он отчего-то нервничает. Впрочем, наверное, просто показалось, ибо поводов для нервозности Валентин не видел. Брюнетка бросила на коллегу быстрый острый взгляд, в котором Семенову почудилась хорошо скрываемая досада. Что-то между этими прихвостнями происходит, подумал он, какие-то у них терки между собой.

Семенов посмотрел на заказчика, но тот промолчал, только губами пожевал. Он вообще говорил мало, сидел развалившись, внимательно слушал, поглядывал на своих прихвостней и легонько усмехался. Чему именно – Семенов не понимал. Заказчик – мужиковатый, с грубо вылепленным лицом крестьянина и цепкими умными глазами – довольно странно смотрелся в обставленных дорогой мебелью президентских апартаментах отеля. Надень на него другую одежду – и в жизни не подумаешь, что миллионер. А вот внешние атрибуты недвусмысленно показывают, что не бедствует человек. На крупном, покрытом рыжеватыми волосами запястье левой руки поблескивают часы ценой в приличный автомобиль. Что уж говорить о стоимости этих апартаментов!

– Что у тебя еще есть? – негромко спросил он.

Валентин с сожалением отложил листок и вытащил следующий.

– А вот это неплохо, – в голосе заказчика зазвучало одобрение, – это пойдет. Как вы считаете?

Он переменил позу, нагнувшись вперед и опершись локтями о столешницу, при этом рукав пиджака сдвинулся, и Валентину бросились в глаза бриллиантовые запонки на манжетах сорочки. В общем-то, он не был таким уж знатоком, чтобы на расстоянии трех метров отличить настоящий бриллиант от страза, но разве кому-нибудь придет в голову, что человек с такими дорогими часами станет носить запонки с поддельными камушками?

Заказчик внимательно посмотрел на своих помощников, мужчина с Горгоной энергично закивал, дескать, согласен полностью, а красивая брюнетка только многозначительно улыбнулась. Заказчик на некоторое время задержал на ней взгляд, словно изучал. И вообще, Семенову показалось, что этому человеку куда интересней наблюдать за своими прихвостнями, чем слушать его доклад. Черт возьми, да в чем же тут фишка-то?!

– Значит, решено, этот вариант оставляем. – Заказчик легонько ударил рукой по столу. – Давай дальше.

Семенов послушно продолжил докладывать. Его то и дело перебивали:

– Это не годится, это слишком однозначно…

– Это не пойдет, здесь не будет коллизии…

– Это нормально, оставляем…

Как ни силился бывший участковый, ему так и не удалось установить закономерность, в соответствии с которой одни предлагаемые варианты отвергались, а другие принимались. Лично ему они все казались одинаковыми.

– Спасибо, Валентин, – сказал ему на прощание заказчик, и Семенов с удивлением и даже уважением подумал о том, что этот миллионер в отличие от него самого имя докладчика запомнил. – Ваша контора проделала хорошую работу. Мы посоветуемся, выберем из того, что вы нам предложили, окончательный вариант и поставим вашего шефа в известность.

– Зачем? – удивился Семенов, собирая бумаги в папку. – Вы не обязаны.

– Ну, разумеется, я не обязан, – рассмеялся заказчик, и в этом смехе Валентину послышалось высокомерие барина, соизволившего посмеяться шутке холопа. – Но это необходимо, потому что именно с этим окончательным вариантом вашей конторе предстоит работать и дальше. Нам нужна будет информация, много, очень много подробнейшей информации, и собирать ее будете именно вы. Я вашу контору купил на корню, и на долгий срок, имей это в виду. Так что мы с тобой еще встретимся, и не один раз. Будешь регулярно приезжать сюда с докладами, с твоим шефом я уже договорился, никого другого мне тут не надо.

Именно так и сказал: «мне тут не надо». Не «нам», а «мне». Ему лично то есть. А как же брюнетка и симпатичный мужичок с Горгоной? Они не будут больше присутствовать, когда Валентину придется докладывать? Зачем тогда сейчас они здесь? Да и про информацию он говорил: «нам нужна будет». Голову сломаешь с этими миллионерами! Никогда не угадаешь, что у них на уме. Нет, скорее всего прихвостни тоже будут здесь, просто этот заказчик считает себя пупом Земли, привык быть самым главным для самого себя, а других вовсе не замечать.

«Тоже мне, обрадовал, – думал Семенов, спускаясь в лифте на первый этаж. – Вот счастье-то – видеть эти рожи. Контору нашу он, видите ли, на корню купил! Терпеть не могу таких людей, которые считают, что могут купить всё и всех. Впрочем, может, я зря гоню, не такие уж они и противные, а если честно – то совсем не противные, вежливые, чаю подали, не хамят, не грубят. Заказчик на «ты» обращается, не очень-то это приятно, но ничего, я привычный, в ментовке у нас тоже все начальники подчиненным «тыкают». Может, все еще и обойдется без крови».

 

В июле 2010 года в Москве стояла страшная жара, и даже за городом, где Владимир Григорьевич Забродин построил особняк, спасения от нее не найти. Если только жить под струями прохладного воздуха из кондиционера…

Воскресенье для миллиардера Забродина обычно ничем не отличалось от будних дней, кроме одного: он завтракал вместе с женой Анной, которая много и активно работала, вставала и уезжала в Москву с утра пораньше и только в выходные дни могла себе позволить выходить к завтраку одновременно с мужем. Вот и сегодня она сидит напротив Забродина за длинным столом с мраморной столешницей, спортивная, подтянутая, в шортах и легком топике, и посматривает на него то настороженно, то излишне внимательно, словно чем-то обеспокоена и хочет о чем-то спросить, но не решается. Однако все-таки решилась:

– Такая отвратительная погода, и никакого облегчения в ближайшее время синоптики не обещают. Почему ты никуда не едешь? Ты же всегда в июле стараешься уехать туда, где поприятнее климат, а в этом году ты и на новогодние каникулы не уезжал, и теперь в Москве сидишь. У тебя что, сложная ситуация в холдинге?

Забродин сделал глоток чаю и задумчиво посмотрел на жену, прикидывая, сказать ей правду или солгать что-нибудь простенькое и понятное. Обманывать жену у него привычки не было, Анна слишком умна, чтобы давать ему повод сказать неправду, она никогда за все совместно прожитые годы не задала ему неудобного вопроса, на который нельзя было бы ответить честно. Разумеется, Забродин ей изменял, он всю жизнь постоянно менял женщин, потому что они быстро ему надоедали, и ни одной из своих трех жен он не сумел сохранить верность даже в первый год после свадьбы. Но Анна была единственной из них, кто не выказывал подозрений и сомнений в его супружеской честности. Владимир Григорьевич отдавал себе отчет в том, что эти сомнения и подозрения у жены наверняка были, но у нее хватало внутренней выдержки и самообладания, чтобы их не демонстрировать. А ни по какому другому поводу врать Анне смысла не было. Да и вряд ли у него получилось бы, потому что Анна – опытный психолог, психотерапевт, она в людях разбирается едва ли не лучше, чем сам Забродин, а уж в своих-то способностях видеть людей насквозь Владимир Григорьевич был более чем уверен.

– Анюта, скажу тебе честно, – улыбнулся он. – Надоело все – сил никаких нет.

В глазах жены он заметил искорки внезапного интереса. Все-таки профессиональный психолог, никуда не денешься.

– Что значит – надоело? Ты хочешь избавиться от своего хозяйства? Продать холдинг?

– Да нет, до этого пока не дошло. Но скучно мне, понимаешь, девочка?

Анне Забродиной уже исполнилось сорок пять лет, но с высоты своего возраста Владимир Григорьевич, справивший в прошлом году шестидесятилетие, считал возможным называть ее «девочкой» и относился как к молодой и малоопытной, несмотря на крепкую профессиональную репутацию жены и ее ученое звание доктора наук.

– Скучно? – переспросила Анна чуть тревожно и снова присела к столу, из-за которого уже встала, готовясь уйти работать в свой кабинет.

– Скучно, – повторил он. – Я без малого двадцать лет ездил за границу, объездил практически весь мир, и что? Еще год назад мне это было интересно, меня это будоражило, развлекало, я получал удовольствие от путешествий, от новых стран, новых пейзажей, новой кухни. И вдруг понял, что больше не хочу. Мне больше не интересно.

– А ты себя хорошо чувствуешь? – заботливо спросила Анна. – Ничего не беспокоит? Может быть, пришло время обратиться к врачам? Нет?

Вот еще, этого только не хватало! Да у него здоровья – на семерых хватит. Не к «мозгоправу» же идти с такой проблемой, тем более дома и без того есть свой собственный психотерапевт. Но в профессиональных услугах жены он не нуждается, он прекрасно справится сам. И он уже придумал, как именно это сделать. Надо успокоить Анну, пусть не волнуется; к тому же и повода для волнений нет ни малейшего.

– Да нет, Анюта, со мной все в порядке. Вся моя скука – здесь, – показал он на голову и на сердце. – Накушался я. Всё, больше ничего не хочу. Кураж пропал. Азарта нет. Ты не беспокойся, я здоров.

Она подошла и ласково взъерошила волосы на его голове.

– Володенька, ты просто ужасно устал. Это и немудрено, если учесть, сколько лет ты беспрерывно и напряженно работаешь. Все-таки владеть и руководить таким огромным холдингом – это невероятно тяжело. Скука пройдет, ты отдохнешь какое-то время, и все наладится, не грусти. А может, это и к лучшему, что ты никуда не будешь ездить. Посиди дома, книжку, наконец, почитай. А то ты, по-моему, за последние пятнадцать лет ни одной книги не прочел, а ведь сейчас столько всего интересного издают. Или кино хорошее посмотри, сейчас все хорошие фильмы есть на дисках, в том числе и классика, и наша, отечественная, и зарубежная.

Книги! Пятнадцать лет! Да Забродин не то что пятнадцать, он сорок пять лет ничего не читал. Последняя прочитанная им книга была в списке обязательной литературы в десятом классе, «Молодая гвардия» Фадеева. На этом знакомство с художественной литературой Владимир прекратил навсегда. Ему не интересны были чужие судьбы и переживания, он всю жизнь думал только о том, как заработать деньги, и побольше, и как их потратить, чтобы получить удовольствие. Ну и, разумеется, о том, как их приумножить. Что же касается фильмов, то у него просто не было свободного времени для того, чтобы сесть перед экраном домашнего кинотеатра, поставить диск и спокойно посмотреть картину. Не тот образ жизни ведет Владимир Григорьевич, чтобы предаваться такому времяпрепровождению. Он, конечно же, включал телевизор, если бывал дома и у него находилось немного свободного времени, что случалось нечасто, но то, что показывали, его не устраивало, потому что показывали в основном боевики или какие другие шедевры про борьбу хороших парней с плохими. У таких картин лекало было выкроено по голливудскому стандарту, то есть с самого начала известно, что хорошие парни победят плохих. А это Забродину скучно, не любит он предсказуемых финалов, драйва нет. Была бы у него возможность, он бы смотрел другие картины, например японских кинорежиссеров, у которых менталитет совсем не американский и даже не европейский, и никогда не знаешь, чем закончится фильм. Правда, Анюта говорила, что в сороковые-пятидесятые годы в Голливуде еще не было такого стандарта и фильмы этого периода ему понравились бы, но он ей не верил. У него сформировался свой взгляд на американское кино, и он пребывал в святой уверенности в том, что оно ему не подходит. И переубедить Забродина не мог бы никто: единожды утвердившись в каком-либо мнении, он его уже не менял.

Владимир Григорьевич ничего не ответил на реплику жены, молча прижался щекой к ее руке, лежащей на его плече, и поднялся из-за стола.

– Ты уезжаешь? – спросила Анна. – Отдохни хотя бы сегодня, ведь воскресенье. И жара просто невыносимая. Побереги себя.

– У меня совещание, девочка, я вызвал людей, не могу же я взять и не приехать. Ты будешь дома?

– Куда ж я денусь в такую погоду, – вздохнула Анна. – Сяду под кондиционер и буду работать, у меня через месяц срок представления первого варианта монографии. Ну, удачи тебе, милый.

– Спасибо.

Забродин вышел из особняка и в сопровождении дюжего охранника направился к машине. В доме было прохладно, кондиционеры в эту жару вообще не выключались ни днем ни ночью, и в машине хороший кондиционер, и в гостинице, где состоится совещание, – тоже, так что Владимир Григорьевич даже в такую немыслимую для московских широт стойкую жару мог позволить себе не отказываться от привычек в одежде и по-прежнему носить дорогие костюмы. А вот охраннику, одетому, как полагается, в костюм, наверное, тяжко, он ведь с восьми утра как смену принял, так и стоял на лужайке перед входом в дом. Ну, да не Забродина это забота, в конце концов, каждый делает свое дело и получает за него свой доход.

В воскресенье дорога до центра Москвы совсем свободная, машина несется быстро, почти не останавливаясь, и мысли Забродина текут плавно и размеренно. Какие все-таки люди смешные! И почему не принято еще в школьные годы обучать их обращению с деньгами? Ведь это самая насущная необходимость. А то получает человек деньги и совершенно не представляет, что ему с ними делать и вообще как себя вести. Вот, например, два товарища, вместе со школьной скамьи, казалось бы, жить друг без друга не могут, даже жены их ревнуют. И один из друзей узнает, что через полгода у него будет огромная, по его представлениям, сумма. А у другого есть финансовая проблема: ему, кровь из носу, надо поставить дорогой памятник на могилу родителей. Он умирающей матери пообещал, что поставит именно дорогой большой памятник, и теперь считает своим сыновним долгом обещание выполнить. А денег нет, ведь памятник с граверными работами стоит ох как недешево. И вот мучается он своим невыполненным обещанием уже четвертый год, с тех пор как мать похоронил, отец-то у него лет десять назад умер, и нет этому мужику ни сна, ни покоя. А тут вдруг его задушевному дружбану счастье привалило в виде огроменной суммы, которую он, правда, пока не получил, но через несколько месяцев получит. Конечно, счастливчик немедленно предложил своему другу безвозмездно ссудить его деньгами на памятник. Тот обрадовался, кинулся в кладбищенскую контору цены узнавать и камень заказывать, да не простой, а какой-то особенный, который еще доставлять издалека придется. И все бы ничего, если бы внезапно разбогатевший счастливчик не начал брать в долг под гарантию денег, которые он когда еще получит. Тайная страсть у него: азартные игры. И то, что в черте Москвы казино позакрывали, его не останавливает, как говорится, женщина, которая любит стирать, всегда найдет воду. Вот и этот игрок свою лужу нашел. Частные детективы, которых нанял Забродин, глаз с него не спускают и подсчет всех взятых в долг денег ведут, и уже сегодня получается, что набрал он кредитов на сумму, превышающую будущий доход. Совершенно понятно, что при таких раскладах никаких денег на памятник он своему задушевному дружку уже не даст, на покрытие долгов хватило бы. Но весь драматизм ситуации состоит в том, что безутешный сын поверил в слова легкомысленного друга и занял деньги, чтобы внести аванс за камень. Занял в расчете на то, что через несколько месяцев друг, выполняя обещание, даст ему деньги. А денег-то, по всему видать, не будет. Нет, Владимир Григорьевич Забродин решительно не понимал, как можно так поступать, причем не понимал он ни одного друга, ни другого. Ведь должна же у человека быть элементарная культура обращения с денежными суммами, кредитами, долгами и авансами! А этой культуры ни у кого нет. Ну, почти ни у кого, за редким исключением.

Или взять другой пример: женщина сильно пострадала в автоаварии, осталась с изуродованным лицом. Причем когда после аварии ее доставили в больницу, то сразу предупредили: жизнь спасем, а лицом заниматься не будем, у нас таких специалистов нет, и вообще это лечение платное. Денег на такое лечение тогда у семьи не было совсем, но тут объявился брат мужа и дал нужную сумму со словами: возьми, пусть сделают операцию, а долг отдашь, когда сможешь. Не сможешь отдать – тоже не страшно. Операцию сделали, но очень плохо, топорно, кроме того, возникли осложнения, и страшный шрам, пересекающий лицо от виска до подбородка и спускающийся на шею, стал еще более заметным и уродливым. Женщина относительно молодая, у нее есть любимый муж и маленький ребенок, и ей, само собой, не хочется жить с таким лицом, которое надо прятать от окружающих. А пластика стоит дорого. И они с мужем копят на операцию, ужимая себя во всем и откладывая каждую копейку. И вот перед мужем замаячила перспектива получения больших денег. Что сделал бы нормальный человек в такой ситуации? Ясное дело: начал бы узнавать про клиники и хороших врачей, собирать информацию, чтобы к моменту получения обещанной суммы иметь крепкий плацдарм для быстрого принятия правильного решения и сразу же начать лечить любимую жену. А этот чудак что творит? Он взял все, что с таким трудом было накоплено, и отдал брату в счет погашения долга. У него, видите ли, моральные обязательства, хотя брат ни на чем не настаивал, о долге не напоминал и никак не намекал на то, что денежки надо бы вернуть. Жене же этот герой говорит, что получит деньги и они смогут оплатить операцию в самой лучшей клинике, даже за границей. Она верит, а что ей остается? Лично Забродин так никогда не поступил бы, просто потому, что никогда не верил в виртуальные доходы, которые то ли будут, то ли нет, во всяком случае, сегодня их нельзя пощупать и потратить. Мало ли как жизнь повернется? Вдруг это все обман и никаких денег не будет? И что тогда делать? Конечно, долги надо отдавать, с этим никто не спорит. Но и женам помогать надо, это тоже не обсуждается. В конце концов, кому тяжелее: мужчине, которому брат дал денег и не требует возврата, или женщине, которая осталась уродиной? Мужчина-то свою проблему решил, часть долга вернул, тем самым как бы заявив, что он не захребетник и за чужой счет жить не намеревается. А вот с женщиной как быть? Ее проблему кто решать будет? Муж, когда получит деньги, если, конечно, получит? Это еще неизвестно, как он себя поведет. Сегодня обещает золотые горы, а потом? Кому, как не Забродину, знать, что с человеком делают живые деньги, оказавшиеся в руках. Этот человек еще денег не получил, а уже предал жену, что же будет, если он их получит? Нет, не хватает нашим соотечественникам финансовой культуры, не хватает…

 

Забродин вышел из машины перед входом в гостиницу и вошел внутрь, охранник молча двигался рядом. Вот и президентские апартаменты на пятом этаже. Владимир Григорьевич бросил взгляд на запястье: часы показывают семь минут двенадцатого. Всего семь минут опоздания для финансиста такого масштаба – это как-то несерьезно. Подчиненные должны ждать часами, только тогда они по-настоящему чувствуют власть руководителя и собственную ничтожность. Он слегка улыбнулся и толкнул тяжелую дверь. Охранник протиснулся следом и занял место на стуле в маленькой прихожей. Вообще-то стул здесь предусмотрен не был, но по просьбе Забродина его принесли. Совещания долгие, нечего парню на ногах время проводить; случись какая невзгода – а у него мышцы устали.

Разумеется, все уже в сборе, ждут Забродина. И Юленька Шляго, и Славик Суханов. Ну и, конечно, Семенов, бессменный докладчик собранной информации. Семенов Владимиру Григорьевичу чем-то сразу приглянулся, давно еще, когда только-только начиналась работа, и Забродин поставил перед владельцем детективного агентства вопрос о том, чтобы на совещания приезжал именно этот сотрудник. Когда-то Владимир Григорьевич начинал собственный бизнес вместе с близкими друзьями, которых знал много лет. Одного из них он сделал своим помощником, а когда тому пришло время уходить на пенсию, взял на его место Юлию Шляго. А другому старому товарищу, Коле Самойлову, поручил организовать службу безопасности. Но и он был человеком того же поколения, что и сам Забродин, то есть возраст у него уже далеко не юный, и пора ему на покой. Забродин давно присматривает человека, которым можно было бы заменить Самойлова, и вот этот Валентин Семенов кажется ему вполне подходящей кандидатурой: и опыт работы в милиции немалый, и связи есть в «органах», и толковый, и держится хорошо. Но надо, конечно, присмотреться к нему повнимательнее, а для этого сделать так, чтобы с докладами приезжал только он. Затея у Забродина длинная, долгая, на много месяцев, так что времени изучить кандидата вполне хватит.

Юленька, красавица, сидит, чуть отодвинувшись от стола и скрестив руки на груди, брови слегка сдвинуты, между ними на лбу пролегла маленькая складочка. Она вообще девушка серьезная. Да, ей прилично за тридцать, но для Забродина она совсем ребенок. А Славка Суханов уже бумажки свои разложил, схему на специально купленные и принесенные сюда демонстрационные доски прикрепил, цветные маркеры приготовил. Старается парень, ну, это и правильно, он свою немалую зарплату честно отрабатывает. Даже странно, что у такой матери, как Славкина, мог вырасти столь исполнительный и покладистый сынок. Мать своего помощника Владимир Григорьевич видел всего один раз, в прошлом году, когда устраивал большой прием по случаю своего шестидесятилетия. Помощники, разумеется, тоже получили приглашения на две персоны, и Юлька притащила своего телевизионщика, а у Славки жена приболела, вот он и привел с собой матушку, которая аккурат в это время приехала к нему в гости из какого-то дальнего городка. Ну, я вам доложу, и штучка! Никого не боится, ничего не стесняется, смотрит прямо в глаза, и улыбочка у нее такая нахальная, дескать, в жизни ни от кого не зависела и зависеть не собираюсь. И с Забродиным разговаривала так, словно он ей ровня. Он-то, Владимир Григорьевич, подошел перекинуться несколькими словами просто как гостеприимный хозяин, одолжение, можно сказать, сделал, а то ведь и вовсе мог не заметить и даже головой не кивнуть, но подошел, слова какие-то необязательные произнес, а она ему с этой своей улыбочкой: «Так вот, значит, у кого мой Славка в холуях бегает? Ну-ну». И руку Забродину протянула, высоко так, словно для поцелуя. Ну, с поцелуем-то ей, конечно, обломилось, но на разговор она юбиляра все-таки спровоцировала. Владимир Григорьевич, сам не ведая почему, вдруг кинулся защищать своего бессменного помощника, дескать, никакой он не холуй, а вовсе даже замечательный и незаменимый сотрудник, но стоявшая перед ним женщина продолжала насмешливо смотреть прямо ему в глаза и улыбаться, а он, произнося слова, никак не мог перестать разглядывать ее более чем экстравагантный наряд. Да, эта дамочка была ни на кого не похожа. И хороша необыкновенно, несмотря на возраст, ведь если Славке в прошлом году исполнилось тридцать семь, то ей-то уж должно быть к шестидесяти, она самому Забродину ровесница. Но хороша, чертовка! А вот Славка, видать, не в нее пошел, хоть и симпатичный парень, но никакой. В отца, наверное. И неудивительно, что рос с одной матерью, без отца, если отец у него такой же, как он сам, то такая штучка, как Славкина матушка, подобного мужа терпеть рядом с собой не стала.

Совещание началось, Семенов смотрел в свой ноутбук и иногда заглядывал еще в какие-то бумаги, видно, в агентстве не успевают всю информацию переносить на компьютер.

– Виктор и Павел Щелкуновы… – произнес он, и Забродин тут же перебил его, недовольно поморщившись:

– Я же просил: никаких фамилий, у меня от них голова пухнет, я их все равно не запоминаю. Говори так, чтобы я понимал. Два брата, два друга, две подруги, муж и жена. Понял?

– Так точно, – нисколько не смутившись, отрапортовал Семенов, – понял. Итак, два брата. Если вы забыли – напоминаю: у одного травма колена, давняя, требуется замена коленного сустава. Без этого вполне можно прожить, но со временем парень начнет хромать, и с годами все сильнее. Другой – бомбила, попал в аварию, разбил машину-кормилицу.

– А кто получит деньги? – поинтересовался Забродин.

– Бомбила.

– Почему? – вскинул брови Владимир Григорьевич. – Почему не тот, у кого больное колено?

– Но вы сами так решили, Владимир Григорьевич. – Суханов оторвался от своей писанины. – Все решения принимали вы сами.

– Да? – Забродин задумчиво почесал переносицу. – Наверное, у меня были какие-то соображения. Но сейчас я уже не вспомню, какие именно. Ладно, пойдем дальше. Так что там с братьями?

– Они пытаются разыскать Дениса. Пока что это у них не очень получается, все-таки они простые ребята, в органах у них связей нет, но они их ищут. И похоже, что найдут. Очень упорные, настойчивые.

– А что с деньгами делать собираются?

– Пока что решили поделить на три части.

– На три? – переспросил Суханов, быстро записывая. – Почему на три? Их же двое.

– У них еще родители в области живут, в собственном домике, – пояснил Валентин. – Домик – одно название, покосился, сгнил, в общем, вот-вот развалится и требует капитального ремонта. Братья решили дать денег родителям на дом, а что останется – поделить поровну, одному на новую машину, другому на колено.

– Надо же, – желчно усмехнулся Забродин, – Дениса они хотят найти… Ну, и что ты скажешь, Славик? Во сколько ты оценишь такой порыв?

Суханов оторвался от своих записей и поднял глаза к потолку.

– Я бы дал сорок, даже сорок пять.

– Ну, это ты хватил, братец! – фыркнул Владимир Григорьевич. – Куда сорок-то? А ты что молчишь, Юля? У тебя есть мнение?

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17 
Рейтинг@Mail.ru