Александра Хартманн
Лотос Серебристый
Голова моя разболелась, я теребила оборку шифонового платья и кусала губу с обиды. Наконец поднялась, и вышла с террасы. Благо сразу после меня зашли лао, несшие подносы с десертом, поэтому гостям не слишком бросилось в глаза мое такое внезапное исчезновение.
Луна светила ярко, воздух, густой и влажный наполнял мои легкие, пока я спускалась по узкой тропинке к пруду, возле которого стояла широкая пагода. Опустилась на скамью и стала прислушиваться к звукам вокруг. До меня то и дело доносился веселый смех и разговоры с террасы, звон бокалов и столовых приборов. Гости были увлечены едой.
Смотрю на отражение луны в озере, и думаю о том, что этот день самый долгий за всю мою жизнь. И еще непонятное чувство теснило мою грудь, чувство потерянности, словно на тебя несется стая диких собак, а ты понимаешь, что бежать тебе некуда. Кто бы мог подумать, что теперь Эдвард Фейн партнер отца? Скажет ли он сегодня отцу о нашем браке или же он решил погодить с этим известием? Тяжело вздыхаю. Моя судьба теперь в руках этого мужчины. Но могу ли я довериться ему? Не преследует ли он свои цели? Мне становится грустно, и я решила вернуться в дом и лечь спать. Пусть этот сумасшедший день наконец закончится, и наступит новый.
Едва ступаю на тропинку, как тут же натыкаюсь на что-то. От ужаса вскрикиваю, когда понимаю, что на траве лежит человек. Это один из наших рабочих.
– Чаонинг, – хрипит он, – они горят…
– Что? – шепчу потрясенно.
– Баржи…они подожгли баржи с хлопком…
И тут же вдали раздается выстрел.
Глава девятая
Я поднялась на холм и вдали увидела зарево пожара. Отцовские баржи горели алым пламенем, вокруг раздавались испуганные крики лао. Сразу за рекой виднелась дорожка из огней, именно оттуда шли выстрелы.
– Чаонинг! Чаонинг Киара! – слышу, как Пея зовет меня.
– Я здесь!
Черные глаза няньки широко распахнуты от ужаса. Бежит ко мне, задыхаясь.
– Госпожа, скорее в дом! Ваш отец и остальные…Здесь опасно…
Берет меня под руку и ведет в сторону дома. В воздухе уже пахнет гарью.
– Пея, кто это мог сделать?! – кричу испуганно, но няня не слышит, она верещит причитания на диалекте, смешивая их с молитвами.
Сад опустел, на веранде то тут, то там валялись столовые приборы, битое стекло от бокалов. Несколько лао сбились дрожащей групкой у входа в дом.
– Киара! – бросилась ко мне сестра и крепко обняла за плечи.
Она плакала, тяжелые кудри рассыпались по плечам.
– Джи, где все? – спрашиваю.
– Все мужчины взяли револьверы и пошли к реке, – объясняет она, усаживая меня в широкое плетенное кресло у себя в комнате.
Тут невыносимо душно, но мы боимся открыть окна. Джи располагается на полу и кладет голову мне на колени, а я нервно перебираю пальцами ее волосы. Мы ждем. Время тянется невыносимо долго. Казалось, оно замерло. Когда же рассвет? О, великий Будда, когда же взойдет солнце? Сердце замирает и подскакивает каждый раз, когда в дали слышится очередной выстрел.
– Кто же мог это устроить? – рассуждаю вслух, чтобы хоть как-то снять гнетущее напряжение.
– Тонкинские солдаты, чаонинг, – шепчет тихонечко Парамит.
Я перевожу удивленный взгляд на Пею, и та утвердительно кивает.
– Тонкинские стрелки?! Но это невозможно! – восклицаю я пораженно, – они же во Вьетнаме!
Джи касается моей руки, смотрю в ее глаза, так похожие на мои.
– Рой рассказывал, что недавно под Сайгоном вспыхнуло восстание среди тонкинских срелков, его жестко подавили французские войска, но некоторым солдатам удалось бежать.
Ее тонкие пальчики были совсем холодными, сжала их и стала растирать. Мелкая дрожь пробивала все тело. Неужели те бунтовщики добрались до нашей плантации? До нашего дома? Что же будет с отцом? С братом? А Эдвард? Сейчас ведь он тоже там!
Стук в дверь заставил нас четверых вздрогнуть.
– Госпожи! Госпожи! Надо уходить! – мы узнали голос Кривоногого Бонга, отцовского конюшнего.
Пея открыла дверь, слуга стоял на пороге, лицо все перемазанное в грязи, черные глаза-точечки горели, словно угольки.
– Господин приказал увозить чаонинг, – произнес слуга, нервно теребя в руках треугольную соломенную шляпу-нон. – Все готово. Скорее!
Джи бросилась к шкафу, но я остановила ее.
– Нет, надо бежать.
– Неужели ничего нельзя взять? – Джи колотила дрожь. – Даже шаль?
– Чаонинг Джия, прошу скорее! – молил Кривоногий Бонг. – Эти проклятые аннамцы уже пошли жечь поля!
Перепуганные, растерянные, мы взялись с сестрой за руки и в сопровождении Пеи и Парамит стали спускаться по лестнице вниз.
– К черному входу, – пояснил слуга.
В доме было темно и пусто, мы шли на ощупь, пробираясь по узкому коридору, ведшему из основных зал в дальнее крыло.
– Почему ты нас ведешь туда? – удивляюсь. – Разве мы поедем не на машине?
Бонг ничего не отвечает, но когда мы вышли, то сразу поняли, что бежать из отцовского дома в эту страшную ночь нам предстоит в простой телеге.
– Скорее! Прячьтесь под полог, – сказал слуга.
Все еще не веря, что это на самом деле происходит с нами, мы залезли в телегу и накрылись с головой большим куском грубой ткани. Бонг вскочил на козлы и стегнул мула.
Огромные колеса покатили вперед по узкой дорожке, по которой обычно в дом привозили с деревни козье молоко, она вела через лес, и ночью по ней мало кто решался ездить.
– Надеюсь Бонг прихватил револьвер, – шепчу на ухо Джи, – ребятишки клялись мне на днях, что видели огромного слона-самца.
– Ох, замолчи, Киара! – сжимает тут же мою ладонь сестра. – У меня и так того и гляди сердце из груди выпрыгнет, так ты еще сильнее пугаешь.
Мы притаились, как мышки, от волос Парамит и Пеи шел сильный аромат масел и цветов, чтобы впустить хотя бы немного воздуха, приподнимаю полог и вижу черную стену непроходимого тропического леса. Страшного, живого, внимательно следящего за нашей телегой. Мне стало не по себе, когда между стволов промелькнули чьи-то желтые горящие глаза. Поспешила задернуть полог и прижаться к сестре.
Судя по дороге, отец приказал отвезти нас в ту деревню у подножия холма. Неужели ситуация настолько серьезная, что он не видел другого выхода, как отправить нас с Джи туда? Эти мысли мучили на с сестрой, мучили они и наших верных лао.
К счастью, никакой опасности не подстерегало нас на пути. Всего один раз Кривоногий Бонг останавливал телегу, чтобы прогнать с дороги варана. Револьвера у него не было, зато был хлыст, которым он довольно неплохо управлялся.
Деревня лежала у подножия холма, покрытого густым лесом. С балкона моей комнаты я часто любовалась его изумрудной листвой и лиловыми облачками, что клубились вокруг. Пару раз я даже ходила сюда с Пеей и другими лао для подношений статуе Будды, что стояла тут. И всегда мне казалось, что нет на свете более милого, более уютного места на земле, чем эта притаившаяся за лесом деревушка. Но теперь, когда Бонг остановил мула возле низенькой хижины, крытой травой и соломой, внутри меня все сжалось. Так неуютно, так страшно и холодно показалось все вокруг.
Навстречу нам вышла лао с бумажным фонарем, который несла на длинной палке.
– Прошу, чаонинг, проходите, – произнесла она на диалекте, сложив руки в приветствии.
Мы проследовали за ней.
Глава десятая
Казалось, эта ночь никогда не закончится. Склонив колени на глиняный пол, мы молились. Джи шептала молитву Деве Марии, я с Парамит и Пеей – Будде.
Огромная красавица луна заглядывала через узкое оконце, чтобы осветить наши напряженные лица.
Кривоногий Бонг не спал, не спали и другие мужчины деревни, вооружившись, кто мотыгой, а кто и вилами, они стояли у самой границы леса, туда, куда уходила дорожка, по которой нас привезли.
Шепот мужских голосов долетал до нашего слуха, словно ручеек. Испуганные жители делились слухами о том, что тонкинские солдаты подожгли французский гарнизон, располагавшийся в всего в трехстах километрах от плантации, что было захвачено много боеприпасов и перебиты офицеры.
Не выдержав, я поднялась и захлопнула ставни.
– Киара, что же теперь будет? – сестра подошла ко мне и стиснула пальцы, лицо ее, бледное и испуганное, мерцало в неровном свете масляной лампы. – Как же папа? А Рой? Они же убьют их!
Нервное напряжение давало знать, и Джи, закрыв ладонью глаза, зарыдала. Я порывисто обняла ее, положив ее голову к себе на плечо.
Вошла хозяйка, неся глиняный кувшин.
– Чаонинг, отведайте свежего козьего молока, – предложила она с поклоном.
Но нам с Джи даже от одного вида еды и питья становилось дурно. Тревога легла на сердце тяжелым камнем, и мы лишь считали минуты.
Поняв, что не собираемся пить молоко, хозяйка оставила кувшин на низеньком круглом столике, а сама отошла в угол. Там стояла маленькая мисочка. Я сначала подумала, что хозяйка хочет покормить кошку, но когда по стене проскользнула серебристо-черная полоса, ужас сковал мне горло, а Джи истошно закричала, прижимаясь ко мне всем телом.
– Крайт! Господи, это же индийский крайт!
Парамит с Пеей выглядели спокойнее, и мы с недоумением уставились на них.
– Успокойтесь, чаонинг, – голос няньки ровный с нежными нотками помог моему сердцу вернуть былой ритм. – Это домашняя змея. Бей-бей прикармливает ее, чтобы она ловила мышей и отпугивала других змей.
Змея подползла к блюдечку с молоком и стала пить. Мы с Джи все еще не могли сдвинуться с места. Конечно же мы слышали, что местные жители считаются искусными змееловами, но что некоторые из них приручили их, словно собак или кошек, не знали.
– Наги очень умная, – сверкнув зубами, проговорила на диалекте Бей-бей, – спасла моего сына, когда на него хотела напасть кобра.
Змея по кличке Наги бесшумно подползла к босым ногам хозяйки и свилась в кольцо, блестя черными глазками бусинами.
Мы с Джи предпочли себе противоположный угол. Тяжело опустившись на подстилку из тростника, сложили ладони в молитве.
Парамит с Пеей присоединились к нам. Хозяйка ушла, и змея послушно, словно щенок, уползла следом.
Склоны холмов лишь слегка подсветили первые золотые лучи, как раздался крик, прорезавший пространство:
– Идут! Сюда! Идут!
Вскочив на ноги, я бросилась к окну и распахнула ставни. Влажный лесной воздух, напоенный ароматами цветов и листьев, наполнил бедное жилище и разбудил Джи, задремавшую на полу, свернувшись калачиком. Парамит с Пеей спали, стоя на коленях, прижавшись друг к другу и склонив головы. Едва ставни раскрылись, они открыли глаза и поднялись.
– Кто там, Бонг? – кричу с окна слуге.
Он повернул ко мне свое широкое лицо.
– Все в порядке, чаонинг, – заулыбался он, – офицеры! Французские офицеры приближаются по дороге!
Та радость, что охватила нас четверых, уставших, на грани отчаяния, женщин было не описать. Парамит с Пеей прижали руки к щекам и улыбались, мы же с Джи более бурно проявляли свое ликование. Крепко обнявшись, мы закружились в танце, смеясь и плача одновременно. Если офицеры здесь, значит они наверняка уже схватили бунтовщиков. Скоро наши мужчины вернуться к нам!
Подобрав полы платьев, бросились на улицу, встречать наших защитников.
Заря разгоралась сильнее, зеленокрылые попугаи с веселом гамом носились в ветках ротанговых пальм. Лошадиный топот приближался. Все жители деревушки выстроились вокруг нас с сестрой кольцом.
– Киара, а вдруг и там Рой едет?! – глаза Джи светились, словно изумруды в лучах нового дня. – А вдруг и он там?
И не помня себя от радости, сестра бросилась на встречу приближающемуся отряду. Замелькали золотые эполеты среди стволов, но их лица. Почему не видно лиц?
Перевела взгляд на Кривоногого Бонга, вся краска в миг отхлынула с его загорелых щек.
– Назад! – заорал он. – Прячьтесь! Это аннамцы! Аннамцы!
В ушах застучало, по телу прошла волна озноба. Солнце упало на лица всадников, и я закричала:
– Джи! Нет! Стой! Это не французы! Не французы!
Сестра замерла на месте, я кинулась к ней. Но едва я успела что-то понять, как нас с ней взяли в кольцо аннамцы и наставили ружья.
– Чаонинг! Чаонинг! – плакали Пея и Парамит, бросившиеся к нам, но выстрел прогремел у них прямо у ног, заставивший несчастных женщин броситься на землю, а жителей деревни броситься в рассыпную под спасительные крыши домов.
Прижавшись друг к другу и дрожа всем телом, мы с Джи смотрели на ноги лошадей, на желтоватые широкощекие лица аннамцев. Вперед выехал парень, его щеку пересекал широкий шрам, как от сабли, его кусачий цепкий взгляд остановился сначала на мне, а затем на Джи.
– Жители деревни, – начал он на вьетнамском, – близка заря! Больше не будет существовать французский Индокитай! Нет! Теперь мы поборемся за право быть свободными!
Его шайка приветствовала слова своего командира радостным улюлюканьем.
– И потому сегодня я призываю вас стать на нашу сторону! И бороться за свой Лаос, за Лаос без господ!
Он замолчал и обвел своим страшным взглядом перепуганную, сжавшуюся толпу. И не было ничего кошмарней той звенящей тишины. Первым вышел Кривоногий Бонг, с хлыстом в крепкой руке.
– Вы аннамцы известны всем своей жестокостью, – его голос разлетался высоко над верхушками пальм, – не свободу вы нам несете, а пепел и уничтожение. Прогнав белых господ, сами хотите воссесть на трон Лаоса. А потому последний раз предупреждаю, отпустите чаонинг или поплатитесь шкурами.
Аннамский командир облокотился на луку седла, его лицо было, словно маска, бесстрастная и непроницаемая, только глаза, в которых застыла жестокость и кровь, были живыми.
– Ты раб и рабом и умрешь, – процедил он.
Бонг издал рев, словно бешеный медведь, и бросился на лошадей, ловким взмахом хлыста он свалил одного аннамца, прежде, чем тот успел выстрелить. Для жителей деревни это было словно условный знак, будто снялся стопор. Мужчины бросились на аннамцев, коля и режа лошадиные ноги, сбрасывая всадников. Кровь брызнула на землю, послышались крики боли и жалобное ржание. Раздались выстрелы.
– Джи, бежим, – шепнула сестре. Та уставила на мена глаза, широкие-широкие, словно озера и чуть заметно кивнула.
Сцепили пальцы, и когда раздались очередные выстрелы, пригнулись за круп рыжей лошади. Сердце билось с сумасшедшей скоростью, но рук не разжимали.
– Сейчас! Сейчас! – кричу сестре.
И не помня себя от страха, кинулись в лесную чащу не разбирая дороги. Среди криков и дыма краем глаза увидела Кривоногого Бонга, он лежал, сжимая кнут, его голова была разбита, а глаза устремлены в небо.
Несемся вперед. Тропический лес, хмурым стражем сдвинул стволы перед несчастными беглянками.
Мы бежали до тех пор, пока не стихли звуки стрельбы и битвы. Наконец Джи споткнулась о корявые корни и упала.
– Киара, я больше не могу, – рыдала она сдавленно, ее грудь быстро вздымалась.
– Джи, еще немного, прошу! – бросилась я к ней. – Там за тем холмом, начинается плантация мистера Дюпона, он поможет нам! Поможет отцу!
Голос срывался, все тело била мелкая дрожь, а уставшие ноги отказывались бежать. Но мы должны, чтобы спастись, чтобы вызвать помощь! Должны!
– Ну же, Джи! – тяну ее из последних сил, но сестра вертит головой.
– Нет, Киара, я больше не смогу сделать ни шага, – прошептала она.
Я в отчаянии стиснула руки. Ветки деревьев переплелись над головой, словно зеленая крыша, почти не пропускавшая солнечные лучи. Было сумрачно и влажно. Хотелось пить. Ужасно.
Опустилась возле Джи и перевела дыхание.
– Ты слышишь? – вдруг спросила я, вытягиваясь.
Сестра тут же вскинула голову испуганно.
– Что? Стреляют?
– Нет. Звук воды. Здесь должно быть где-то ручей. Пойдем, нам нужна вода, иначе жара и жажда нас убьют раньше, чем аннамцы.
Лицо Джи исказила мука, ноги тряслись и подгибались, подол платья был измазан в грязи и изорван.
– Обопрись о меня и пойдем, – подбадривала я ее, помогая встать.
Кое-как ковыляя и спотыкаясь, мы побрели на шум воды.
– Жалкое зрелище, чтобы подумал мистер Томпсон, увидев тебя сейчас? – решила я немного подшутить над Джи.
Она подняла свои большие глаза, и искра улыбки проскользнула в них и тут же погасла. Нам сейчас нужна была надежда. Надежда, что все живы.
Мои ожидания насчет воды оправдались с лихвой. Это был не просто ручей, а целый водопад, заросший деревьями и лианами.
– Джи! Вода! Вода! – радовалась я, разглядывая светящуюся радугу над бурным потоком.
Цепляясь о коряги, мы, как могли, поспешили к спасительной влаге и испугали диких красноносых макак. Они опустили свои морды в поток и пили, но при нашем приближении, ощетинились и решили поскорее взобраться на ветки сандалового дерева.
Я умывала Джи и помогла ей напиться, сестра наконец пришла в себя.
– Что нам теперь делать? – спрашивала она обреченно. – Как те голодранцы могли раздобыть форму французских офицеров?
– Помнишь разговоры сельчан? – напоминаю ей. – Аннамцы захватили гарнизон и разграбили его. Возможно, что они там же и форму взяли.
Джи нервно провела рукой по волосам, которые от влажности завились в мелкие колечки у лица.
– Все будет хорошо, Джи, – успокаиваю я ее, гладя по руке. – Папа с Даниэлем и с верными работниками уже прочесывают лес. Нас скоро найдут.
Но Джи замотала головой.
– Как ты не поймешь, Киара! – выкрикнула она на грани истерики. – Отец отправил нас в ту деревню, думая, что сможет быстро справиться с бунтовщиками. Но это оказалось не так. Возможно, они уже погибли! Все, отец, брат, Рой…
Джи закрыла испачканными руками лицо и зарыдала.
– Нет, я не верю, – шепчу я то ли сестре, то ли самой себе, – я точно знаю, что они живы. И Эдвард Фейн. Он жив!
В глубине раздался треск сучьев, и мы тут же испуганно пригнулись к земле.
Кто бы это мог быть? Свои или быть может снова аннамцы? Джи зажмурилась и впилась в мою руку ногтями. Треск становится глуше. Если это отец или кто-то из своих мы сейчас упустим шанс на спасение. Ладони холодеют, тело болит, будто побитое камнями.
– Джи, надо посмотреть кто это, – наконец решаюсь я.
– Нет! Нет! – в глазах Джи застыл животный страх.
– Но мы должны, – мягко говорю я, расцепляя ее ледяные пальцы, – я пойду, а ты сиди здесь. Если…, – мой голос дрогнул, – если это аннамцы беги к тому холму, проси помощи у месье Дюпона. Ну же, Джи, я пойду.
– Нет, Киара! Нет! – рыдала сестра, снова хватая мою руку.
Но я освободилась и стала пониматься. Коленки тряслись, руки бил тремор. Если это ошибка. Она будет стоить мне жизни. Но прежде, чем они убьют меня, постараюсь убежать как можно дальше, чтобы у Джи было время на спасение.
Сердце ошалело било в ребра, я осторожно переходила от одного шершавого ствола к другому, громкие майны напугали меня так, что я подпрыгнула и чуть не закричала, но во время зажала рот.
Беру палку, то еще оружие, но хоть что-то. Хотя бы по голове получит, проклятый аннамец, чтобы на веки не знать им перерождения!
Солнечный свет проскользнул по чему-то черному. И сердце тут же упало. Офицерская форма. Все-таки это не наши, ныряю в первый же куст, и тут же слышу щелчок курка.
– Выходи с поднятыми руками, аннамская мразь! – раздается голос с сильным английским акцентом.
Голова кружится. Я схожу с ума. Это его голос! Голос Эдварда Фейна!
– Только без глупостей, иначе через твой труп можно будет легко процеживать чай, – снова угрожает мужчина, и у меня не остается никаких сомнений.
Выхожу из-за кустов и встречаюсь со взглядом серых глаз. Эдвард сжимал в руках гладкоствольное ружье и целился, но едва он увидел свою цель, лицо его застыло.
– Киара! – выдохнул он.
Не помня себя, бросилась к нему, и тут же оказалась в крепких объятиях. Сердце вот-вот разорвется от переполнившей его муки и невыносимого счастья. От Эдвара пахло терпким запахом пота и пороха.
– Так это была ты! Я нашел тебя! – шептал Эдвард, целуя мои волосы, и слезы брызнули у меня из глаз. Зарылась лицом в его черный пиджак.
– Я так хочу домой! Так хочу домой! – бормочу, сама не понимая чего. Ведь я хотела сказать совершенно другое, но боялась.
– Все хорошо, все кончилось, – Эдвард сжал меня сильнее в объятиях, – я отведу тебя домой, Киара.
– Но сначала Джи, – произнесла я, чуть отстраняясь, – она прячется там, у водопада.
Эдвард кивнул.
– Хорошо, идем.
Он взял мою ладонь в руку и поднес к губам, и я подняла на него глаза, полные счастья. Пусть простит мне великий Будда, но я любила этого мужчину, любила всем сердцем, хотя и знала, чем мне он не принадлежал.
– Идем, – сказал Эдвард, и его глаза улыбнулись.
– Там, – показываю в сторону зарослей, за которыми скрывался водопад.
Тороплюсь туда. Все хорошо. Сейчас мы заберем Джи и вернемся домой!
Тяну Эдварда за собой, не веря, что совсем скоро этот кошмар закончится. С губ уже готово было сорваться имя Джи. Но тут Эдвард встал и замер, лицо его мгновенно помрачнело.
– Киара, зайди за меня, – произнес он таким тоном, что я тут же подчинилась.
Широкая спина Эдварда защищала меня. Замерла. Кругом тихо. Только гомон птиц высоко в ветках. Даже сквозь одежду ощущаю, как от тела Эдварда идет жар, каждый мускул его напряжен. Снимает ружье с предохранителя и подносит к лицу. Смотрит напряженно сквозь заросли тиковых деревьев.
– Эдвард, что прои…– я не договорила.
– Киара, беги! – взревел он.
И раздались выстрелы, я бросилась прочь, но не пробежала и пары шагов, как замерла и обернулась.
Встав на одно колено, Эдвард продолжал стрелять, и тут же из-за белых стволов выбежали аннамцы в офицерской форме. От нескольких выстрелов Эдварду удалось ловко увернуться, но их было слишком много.
– Нет! Эдвард! – этот крик вырвался из моего нутра и пронесся по всему лесу.
Я бросилась к нему, и не дала упасть на землю.
Нас окружило кольцо аннамцев, глухой удар по голове и дальше темнота.
