Александра Яковлева
Игра в оленей
– С дочерью улажено, – роняет Хасавако. – Пойди, скажи, чтоб готовилась.
Мать быстро выскальзывает из чума. Вслед ей смотрит только родильная кукла-помощница, что сидит на почётном месте, одетая в три ягушки, по числу выживших детей. Значит, скоро и у Маймы такая будет.
Хасавако делает шумный глоток, крякает, выплёскивает остатки чая. Достаёт из-под малицы уже початую бутылку, вновь наполняет пиалу.
– Плох оленевод, не знающий, что в стаде его делается, – говорит Хасавако и наконец-то смотрит на сына.
Язык у отца почти не заплетается, но вот мутные глаза так и бегают, выдают с головой. Липкий ужас опутывает Сойти. Он будто снова маленький мальчик, а отец – огромный, сильный, совершенно дикий. Непредсказуемый. Это как сидеть в одном чуме с волком или даже медведем.
– Ты считал моих оленей? – рычит Хасавако.
– Нет…
– Громче!
– Не считал! – голос Сойти срывается.
Всю неделю ему удавалось сохранять стадо в целости. Каждое утро в стойбище возвращались ровно те же олени, что уходили накануне. Конечно, Сойти их не считал. Бабушка всегда наставляла: «Сочтёшь – и от волка спасу не будет. Настоящий оленевод всех в глаза знает». Но отец гнёт своё:
– То-то и оно, что не считал. Так вот пойди, пойди! Проверь! Мой белый по тундре шарахается, а ты тут дрыхнешь! Сторож!..
Сойти перебрал в памяти стадо. Вот с чёрным пятном на лбу, вот с рыжиной в шерсти. Самый крупный, самый старый… У того рог обломан, этот с шишкой… Всех белых важенок вспомнил, всех телят.
– Да на месте вроде… Я ж проверял.
Пиала, брошенная в Сойти, едва расходится с его головой, но брызги попадают на лицо и одежду.
– Сам! Своими видел! – орёт отец. Глаза его вот-вот вылезут из орбит. – Мой он, мой! Только у меня такие!
По чуму разливается запах алкоголя. Сойти терпеть его не может.
– Встал и пошёл искать! Моего оленя! Быстро, я сказал!
Сойти кое-как одевается и вываливается из чума под ругань Хасавако. Ксения занята у нарт, но, завидев Сойти, бросается к нему.
– Бил? Бил?!
– Я в порядке, мам, – Сойти отстраняет её руки. – Потерял одного, пойду искать.
– Ксеня! – ревёт из чума. – Где ты шляешься, падаль…
– Не надо, мам, не ходи, – просит Сойти, но мать, как всегда, идёт: «Иначе будет хуже».
Быстрым шагом Сойти идёт, куда глаза глядят, бессильно стискивая в руках аркан и хорей – длинное копьё погонщика. Не сразу он замечает маленького Ноляко, что бежит ему навстречу.
– Ну как, выспался? – Ноляко заглядывает брату в лицо. – Я старался тихонько играть. А бабушка меня дымом обдымила, представляешь? От злых духов! Это потому, что я беду накликал… А видел, папа приехал? Здорово же?
– Очень.
– Теперь он тоже будет сторожить оленей, и ты отдохнёшь. Здорово же?
– Ага.
– А куда ты идёшь?
– Искать оленя.
– Потерялся? Давай, я помогу?
– Нет, Головастик. Не ходи за мной.
– Ну, Сойти! Я хочу с тобой!
Ноляко повисает на локте у брата, но Сойти с такой силой отдёргивает руку, что младший падает, не удержавшись на своих ножках.
– Вставай, чего ты, – Сойти поднимает брата. Оглядывается на чум, из которого доносятся пьяные крики и как будто бы придушенный женский плач. – Ладно, пошли. Поиграем в оленей, я ж обещал.
– Ура! – маленький Ноляко подпрыгивает так высоко, как только может. – Давай, как олени, побежим? Будем бежать, бежать – и к самому краю земли убежим. Здорово же?
– Здорово, – соглашается Сойти.
***
Сойти поднимается с колен, опираясь на хорей. Оглядывается, щурясь на солнце. Сегодня хороший тёплый день, только на горизонте собираются облачные горы. Объеденный ягель под его ногами говорит о том, что здесь и впрямь проходил одинокий олень. Верный Изок, увязавшийся за братьями, взял его след. В нетерпении он поскуливает и заглядывает Сойти в глаза: «Ну, ты идёшь?»
Маленький Ноляко треплет Изока за мохнатые уши, и на шерсти остаются красные следы от ягодного сока. У Ноляко уже все карманы набиты княженикой, для Маймы.
Летняя тундра цветёт, торопится жить. Мхи переползают с камня на камень, цветы поворачиваются за солнцем, травы стелются зелёным ковром. В тундре так: когда цветёт она, небо светлеет; когда светла от снега тундра – расцветает северным сиянием небо. Цвета кочуют между небом и землёй. Кочует солнце из мира живых в мир мёртвых. Вслед за ним кочуют на оленях и люди. Без оленя нет жизни человеку в тундре.
– Хороший мальчик, – Сойти тоже треплет Изока по ушам. – Давай, ищи.
Изок – большой охотничий пёс, но прыгучий, словно кузнечик. Потому так и назвали: Изок. Выслеживая оленя, Изок то и дело возвращается к хозяевам, игриво скачет вокруг них, будто подгоняя, вновь убегает далеко вперёд.
– Слышишь? – Сойти вдруг замирает, напряжённый. Ноляко тоже прислушивается. Вдалеке радостно заливается Изок: нашёл. Они идут на звук и, наконец, видят оленя.
– Как тебя, окаянного, занесло?..
Порядочно проплутав, братья оказываются не так уж далеко от стойбища, только Сойти старается не водить сюда стадо. Здесь из-за промышленных разработок царствует обманчивая елань: с виду добрая земля, а ступи – одна топь зыбучая. В ней всё ещё борется олень, серый от болотной грязи. Ногами он ищет опору, но лишь крепче увязает в елани. Уже ушёл по самую грудь, и кровожадный гнус облепил его, не оставив живого места. Но олень ещё плачет, хрипло и бессильно.
– Надо ему помочь! – торопится Ноляко.
Рука Сойти останавливает его.
– Не лезь. Утонешь.
– А кто полезет? Ты, что ли?
– Надо позвать на помощь.
– Папу?
Сойти думает о том, в каком состоянии сейчас Хасавако, и стискивает зубы до боли. На кого ему надеяться? На холёную сестру? На слабую мать? Может быть, на старуху?
– Жалко, что я маленький, – шмыгает носом Ноляко.
– Да, – говорит Сойти. – Жалко, что ты маленький… – В памяти вдруг всплывает картинка из школьного учебника: смешной человечек длинной палкой поддевает валун. – Все мы маленькие, зато кое-чего умеем.
Сойти обвязывается арканом, конец верёвки протягивает брату:
– Не потеряй. Я подойду, обвяжу рога и буду подталкивать. А вы с Изоком тяните, хорошо? Втроём справимся. Смотри только, в топь не влезь!
– Понял, – Ноляко крепко стискивает верёвку.
Сойти грозит псу:
– Отвечаешь за Головастика.
Пёс виляет хвостом-калачиком.
Осторожно Сойти заходит в болото. Под его ногами чавкает и шевелится жижа. Каждый шаг опаснее предыдущего. Сойти медленно идёт к оленю с глухим упорством. Вот он уже по колено в топи. Но и олень совсем близко: лишь руку протяни – ухватишься за рога.
– Почти достал! – от волнения Ноляко приплясывает на одном месте, Изок вертится рядом.
– Стой смирно, – напоминает старший брат. Некоторое время он собирается с духом, потом резко выбрасывает себя вперёд – и руки обнимают тёплую шею животного. Он достал.
– Ура! – вопит Ноляко.
Олень шумно всхрапывает и мотает головой, пытаясь высвободиться. Сойти повисает на нём, ноги никак не находят опоры, увязают всё глубже и глубже. Жирные и сонные комары облепили оленю всю морду. Сойти разгоняет их привычным жестом, вытаскивает насекомых из длинных ресниц, из ноздрей. Олень находит ладонь человека и начинает жадно слизывать соль.
Сойти шепчет в белое ухо:
– Тише ты, глупый… Тише.
Как странно: ухо чистое, без клейма Хасавако.
– Он не наш.
– Чего?
– Говорю: олень дикий!
Сойти пробует дно хореем, кое-как находит опору. Теперь нужно снять с себя аркан и закинуть на рога. Но дурной олень, почуяв спасение, вдруг отчаянно бьётся, месит грязь – и ноги старшего вязнут под оленьими копытами. Верёвка, обвязанная вокруг Сойти, скользит в руках у Ноляко.
