Александра Байт
Клуб анонимных мстителей
© Бузина А., текст, 2023
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
* * *
Все персонажи и события являются вымышленными.
Любые совпадения с реально живущими или жившими людьми случайны.
Пролог
– Сядьте поудобнее, расслабьтесь, закройте глаза, вытяните ноги, пусть руки свободно свисают… Здесь вы – в полной безопасности, в компании единомышленников, – мерно, успокаивающе звучал голос ведущей. – Мы не осуждаем, не заставляем говорить, если вы не готовы. Впереди нас ждет длинный путь, который мы одолеем вместе…
Я послушно выполняла команды такой спокойной и понимающей психологини, но долгожданного расслабления не наступало. Даже наоборот: к клокотавшему внутри, будто в адовом котле, замесу эмоций добавлялось гаденькое циничное желание вскочить, отшвырнув стул, заорать, послать все и всех подальше – сделать хоть что-нибудь, только бы расшевелить этих несчастных терпил вокруг.
Приподняв веки, я покосилась на Аньку – подруга покорно распласталась на стуле и, зажмурившись, наверняка вспоминала по заданию ведущей постигшую ее невиданных масштабов обиду. Я хмыкнула про себя: эка невидаль, застукала своего тусклого до ноющей боли в зубах кавалера с какой-то девицей в пиццерии неподалеку от дома! Потом долго и абсолютно беззубо верещала на все заведение, рыдала и грозила «отступнику» карами небесными…
Анька, как это часто бывает, была заправским сапожником без сапог. Подруга кичилась дипломом психолога, преспокойно опуская тот факт, что многие из институтских заданий – как правило, самые креативные – в свое время накидывала ей по телефону я. Осев на работе в отделе кадров какой-то конторы средней руки, она который год бредила карьерой в тренингах и таскала меня на все мало-мальски заметные душекопательные занятия. Это был тот самый случай, когда проще было подчиниться, чем объяснить, почему не пойдешь, – вцеплялась Анька мертвой хваткой.
Впрочем, справедливости ради стоит заметить, что на нынешнюю групповую терапию я согласилась без обычного предубеждения. «Работаем с обидами. Выслушаем, поймем, научим справляться с острыми эмоциями. Здесь вы встретите тех, кто столкнулся с обидами похлеще вашей, – и осознаете, что у вас-то все еще не так плохо!» – последний пассаж рекламной листовки немного смягчил мой скепсис.
Увы, на тренинге царила унылая тягомотина: всхлипывавшая девушка поведала о травле в школе, потом все желающие высказали слова поддержки и пообнимались под крики «Мы вместе!». Грешна, тоже покричала, чтобы не выбиваться из компании, но зревший в душе протест грозил в любой момент вырваться наружу.
Эх, да что вы знаете об обидах, дети! Обида – не заброшенные прыщавыми юнцами на дерево кроссовки и уж точно не свидание твоего никчемного парня с блеклой, ему под стать, барышней. Все это вполне можно было пережить – и благополучно забыть. Или даже отыскать в этом скудоумную мотивацию: пестовать обидку под низкосортную душещипательную песню и, размазывая по физиономии остатки макияжа, сочинять хитроумные планы мести.
Все это слишком мелко и недостойно хлесткого термина «обида». Того разъедающего тебя изнутри, будто чистая, незамутненная кислота высочайшей концентрации, ощущения, тех отчаянных рыданий, когда, кажется, вот-вот выплюнешь собственное сердце, и того бессилия, от которого хочется рвать себя, как когтями. Я знаю, что это такое. Я знаю об этом все.
Обида моя тянет на солидную цифру с шестью нулями. Сколько ни уводила себя от желания посчитать, на какую сумму меня обобрали, а все-таки сдалась – и, проведя нехитрую поверхностную калькуляцию, пришла в ужас. Двенадцать соток на престижном северо-западе области, добротный дом с обстановкой – наверняка я еще поскромничала в расчетах!
Хотя плевать я хотела на деньги. Наверное, я – набитая опилками дура без «лавэ», но никогда не мерила на деньги людей и обстоятельства. Вот и в этой истории все свелось к банальному «вишневому саду»: после смерти моего бесхарактерного деда выяснилось, что дача, на которой я выросла, где знала каждый уголок, со всеми «намоленными» фотографиями, картинами и записками родных, уже год как принадлежит… дочери его бойкой второй жены!
– Закрыли глаза, закрыли, – послышался совсем рядом мягкий, но настойчивый голос, и я вздрогнула, осознав, что на время «вылетела» из процесса расслабления. Веки опустились, давая мне возможность сосредоточиться на словах психологини. – А сейчас пусть каждый представит себя там, где ему комфортнее всего. Может быть, это пляж с белым песочком и море, или, например, дождливый весенний Париж со свежей зеленью и теплыми круассанами, или…
…или дачный поселок писателей в пятидесяти километрах от родной столицы. Красивое, но, наверное, ничем не примечательное место – за исключением того факта, что только там я и была по-настоящему счастлива. Помню, как взлетала на старых деревянных качелях, мечтая, что стану певицей… нет, следователем… а может, знаменитым журналистом с ордой поклонников. Вдали полыхало заходящее солнце, я с наслаждением подставляла лицо его слепящим ласковым лучам – и мечтала, мечтала, мечтала… Это была моя жизнь. Маленький мир самой обычной наивной девочки с косичкой, сердце которой рвалось от радости за то, что уготовано ей в будущем. Но, как водится, девочка жестоко ошибалась…
«Ленок – хозяйка! И точка. Так решил твой дед. И перестаньте с матерью названивать, мне надоели эти дрязги», – не далее как позавчера отрезала по телефону «безутешная вдова» деда. Даже не знаю, что привело меня в большее бешенство: категорическое нежелание циничной ведьмы идти хоть на какой-то контакт или это простецкое, гаденькое «Ленок».
Двадцать лет назад я, еще девочка-подросток, скрепя сердце смирилась с желанием деда вновь обзавестись семьей. По современным меркам он был еще совсем не старым, да и бабушки к тому моменту несколько лет как не было на свете. Случайно познакомился в санатории с медсестрой, «разведенкой» чуть старше моей мамы, воспитывавшей дочь – мою ровесницу, как раз ту самую Лену. «Окучивает», – дружно вздыхала родня, не понимая, что именно мой вполне себе интеллигентный дед мог найти в этой хамоватой тетке.
Она была… темной. Знаете, как бывает: смотришь на человека и, какими ни были бы его глаза и волосы, какого цвета ни была бы на нем одежда, видишь кромешную тьму. Словно внутри все выжжено злобой, и душа – пепелище, на котором давно не тлеет ни уголька. Такого тронь – и будто дуновением ветра весь пепел, всю грязь вынесет наружу. Так и будешь стоять под этим мерзким зловонным градом, не в силах защититься от летящих в тебя черных комков. Можешь заходиться от бессилия, можешь пытаться что-то доказать, срывая голос и стирая до крошек зубы, – тьма будет лишь уплотняться, надвигаться неумолимой тучей, поглощая без остатка… И ты тоже станешь темным, только от горя и унижения. Научишься провозглашать пустые речи о том, что «справедливость еще восторжествует», станешь часто «дремать» в метро, чтобы никто не видел за закрытыми веками слезы, а они будут жечь глаза, и внутри у тебя навеки поселятся безнадега и тьма…
– Нет!!! – вырвал меня из оцепенения чей-то голос, и, резко встряхнувшись, я в ужасе поняла, что кричала сама. Глаза распахнулись, и меня встретили с десяток ошарашенных взглядов. Все вокруг окутало густой тишиной. Мне не было стыдно, о нет! От вида покорных, несчастных, искренне взволнованных товарищей по терапии впору было зайтись в ярости. Зачем они сидят здесь, взращивая в себе обиды и находя какую-то особую, извращенную эйфорию в ничтожном самокопании? Зачем им это нелепое упоение от роли несправедливо униженных, глупое самопожертвование, никчемное смирение? И главное, зачем все это МНЕ?..
Вскочив на ноги и резко отбросив стул, я в бешенстве полетела к дверям, бессвязно рыча что-то о ничтожествах, которые всю жизнь только и делают, что сносят пинки да скулят. Судя по бессвязным окликам и цокоту каблуков за спиной, Анька припустила следом в надежде меня образумить. Нет, нет и еще раз нет! Я не смирюсь. Я не стану жертвой. Никогда!
Глава 1
– Ну как ты, воительница? – насмешливо бросила Анька, переступив порог моей квартиры. – Всю жизнь была «танком в березках» – и отрадно, что хотя бы это с годами не меняется! Ведущая тренинга жаловалась, что тебе удалось посеять сомнения в рядах этих бедняг, ее подопечных. Сама эффективность метода оказалась под вопросом, о как! В харизме тебе не откажешь. С нами не просто отказались работать – твоими стараниями мы теперь точно не попадем ни на одно подобное мероприятие, «рекламку» нам обеспечат по высшему разряду!
Вздохнув, я уныло поплелась на кухню делать чай, жестом пригласив Аньку следовать за мной. Прошедшая с момента памятной истерики неделя основательно охладила мой пыл. Сначала мне было стыдно – даже не того, что сорвалась на этих бедняг, утратила остатки терпения, а с ними – и все нормы приличия. Главное, я «потеряла лицо», показала, как сильно переживаю, и от этого мое унижение от ситуации с дачей стало еще более явственным.
Стыд и в который раз оскорбленное достоинство грызли меня изнутри все эти дни, вполне ожидаемо заставив снова съехать на ярость. Глуша мерзкое чувство провала, накатывавшее обычно к вечеру, когда отступала привычная будничная суета, я на все лады поносила деда, его «черную вдову», ее хамку-дочь, добрую недалекую психологиню и всех этих несчастных глупцов с тренинга по борьбе с обидами. А потом все самые красочные эпитеты вдруг иссякли – и в душе осталась зиять пустота, эта уже знакомая темная дыра, выжженная ненавистью.
Мерный стрекот Аньки заставил меня очнуться от неутешительных мыслей. Пока я метала на стол чашки и конфетки, подруга вдохновенно говорила о чем-то… Да о чем же? Ох, пора мне, видимо, и правда забыть оскорбление как страшный сон, а с ним – и эту окаянную дачу со всем скопищем обиженной родни и горой псевдоценной фамильной макулатуры. Иначе скоро я совсем потеряю навыки коммуникации и начну распугивать людей одним своим грозным видом царевны Софьи с картины Репина.
– …это был главный ресурс, на это ты опиралась в жизни, – вещал между тем мой доморощенный психолог. – Ты придумала себе легенду, сказку о легионе родни, готовой горой постоять за тебя даже с того света. Жила в этой иллюзии долгие годы. И тут эта сказка – вжих-х-х!!! – и рухнула. Один ресурс сменился другим, теперь твоя главная движущая сила – ненависть. Но силенок превратить это в настоящий стимул для развития, увы, нет. Ты топчешься на месте, заходишься в бессилии. Смирись уже тогда, или…
– И ты туда же! Подвешивай мозги своим дурикам на работе, Фрейд, они с готовностью схавают этот протухший продуктец! Вас специально, что ли, учат толкать этот нудеж про ресурсы и прочую фигню? Да пойми ты, психолог – это не тот, кто насобачился орудовать умными словами! Нужно видеть человека насквозь, влезать в его шкуру, смотреть на мир его глазами! Чувствовать его настолько, чтобы прицельно бить словами в десятку, на интуиции, на проникновении. Психолог – тот, кто способен «ходить в чужих ботинках»… – Разогнавшись, я осеклась на полуслове, заметив, что Анька каменной глыбой застыла на месте.
Ого, оказывается, не все эпитеты у меня иссякли, и оскорблять я по-прежнему умею! И ведь сама ударила прицельно, по больному месту, упрекнув в нетонкости и по большому счету в профнепригодности. Потому что глубокая, сотканная из сомнений и полутонов психология и моя старательная, рациональная подруга обитали будто на разных планетах. Глядя на Аньку, утонувшую взглядом в чашке с чаем, чтобы не заплакать, я уже на чем свет стоит поносила свою дурацкую прямолинейность и желала – в который раз за последнее время – провалиться куда-нибудь поглубже, в преисподнюю.
– Ань, ну прости. – Я сорвалась с места и приобняла своего горе-психолога за плечи, покачиваясь с ней из стороны в сторону. – Я очень тебя люблю, ценю твое желание помочь и, кстати, твои советы как специалиста. Дело не в тебе, а в моей безнадежной ситуации. Ни характера, ни нервов. Да, я не могу с этим справиться. Но… не надо меня «лечить». Это бесполезно, сама понимаешь. Должно пройти время…
Я еще долго говорила, умасливая ее и заглаживая вину за очередной срыв. Отходчивая подруга мягко погладила меня по руке, но все равно продолжала всхлипывать. Мы дружили с первого класса, и я точно знала, что после редких ссор нужно вовремя переключить ее внимание на что-то злободневное – и любопытная Анька тут же оттает, забыв все претензии. Как назло, ничего путного в голову не приходило. Ресурсы, дача, обиды, тренинги, смирение… Да вот же!
– «Или»! – провозгласила я, встряхивая Аньку за плечи. Сейчас мы снова пробудим к жизни психолога, покажем, как важны ее советы. Покривить душой ради дружбы – не грех. – «Или»! Ты только что сказала: «Смирись, или…» Что «или»? Что ты имела в виду?
Анька мгновенно преобразилась. Слезы на простодушном лице разом высохли, зеленовато-рыжие глаза распахнулись, а из круглого розового рта вылетело, тут же повиснув в воздухе и обретя чуть ли не материально ощутимую значимость, одно слово:
– Клуб.
* * *
Минут пять мы, склонившись над столом, изучали Анькины малоинформативные каракули на обратной стороне основательно пожеванного чека.
– Извини, записала на первом, что подвернулось под руку, – беспечно бросила подруга в ответ на мое красноречивое раздраженное молчание. – Момент удачный подвернулся, нужно было спешить. Позвонила клиентка с прошлой работы, да ты ее знаешь по моим байкам… Жизель.
Я понимающе кивнула. Прекрасно помнила эту тетку не первой молодости, какую-то обеспеченную бухгалтершу, главным хобби которой были походы по разного рода ловцам и лекарям душ. Тетку отличала изобретательность по части выдумывания проблем, а свое негласное прозвище в наших сплетнях она получила за привычку суетливо метаться по жизни и напрочь утраченный в какой-то момент этих метаний здравый смысл.
После института Анька успела поработать в психологической консультации – там-то и познакомилась с Жизелью, пришедшей снять непосильный груз: переживаний – с души и лишней наличности – с кошелька. Удивительно, но клиентка прикипела к моей подруге, совсем, кажется, не предназначенной для своей профессии, и периодически звонила даже по окончании их психотерапевтических бесед.
– Обрушилась на меня, причем с таким нахрапом, словно трясло всю, – продолжала живописать Анька, отбросив остатки этики. – Она на работе все воюет, уж и представить не берусь, что там за гадюшник, но сама посуди: важные бумаги украли и под статью чуть не подвели – раз, с отпуском «прокатили» – два, теперь перед начальством полной дурой выставили – три. Короче, вся такая несправедливо обиженная… Да-да, твоя тема!
Видимо, я совсем разучилась контролировать себя, раз при слове «несправедливо» мое лицо изменилось – да так, что его выражение верно считала не самая тонкокожая Анька. Я по-прежнему не понимала, куда она клонит, но очередная затея с тренингами – а, судя по всему, «клуб» представлял как раз обычное собрание нытиков и неудачников, – мягко говоря, не вдохновляла.
– Я уже привыкла к ее жалобам, а тут, представь себе, звонит вся такая взбудораженная, окрыленная! Говорит, посоветовали ей нечто такое, где точно поймут и, главное, научат мыслить иначе. – Анька, до сего момента жарко тараторившая, вдруг резко остановилась, замерла, преисполненная таинственности, и театрально вскинула палец. – Это клуб. И не простой, а закрытый. Удивительно, но не самый дорогой. Для тех, кого несправедливо оболгали, оскорбили, обобрали. Попасть туда не так-то просто, только по рекомендации одного из его членов и после тщательной проверки. Информации в Сети почти нет, а если и попадают крупицы, все тут же подчищается. Нет-нет, ничего незаконного, просто… Ты совершенно права насчет всех этих тренингов. Полная ерунда. А там – максимальная откровенность, настоящее единство, действенная помощь. И, по слухам, какой-то нереально фееричный лидер.
Только этого мне и не хватало для полного счастья! Не сумев сдержать пренебрежительный свист, я схватилась за голову. Отличная идея – на четвертом десятке разыгрывать из себя участников тайного общества, да еще и по наводкам полубезумной тетки! Окунуться в толпу фанатиков, а потом, как водится, отписать имущество какому-то «лидеру», явно шарлатану. И, главное, позволить переформатировать себе мозги – по доброй воле! Ну не чушь?
В нашей с Анькой дружбе было немало противоречивого. Начать хотя бы с этих ее психологических потуг: получив нужное образование, она так и не смогла стать настоящим профи в любимом деле, я же, наоборот, – никогда не стремилась залезть людям в душу, но, кажется, мне это неплохо удавалось.
Подобное противоречие отмечало и наши образы жизни. Анька, так и грезившая авантюрами, существовала вполне себе заурядно и благонравно. Я же, мечтавшая о стабильности, не самая легкая на подъем, предпочитавшая созерцательность активности, вечно вляпывалась в какие-то истории. «Приключения» находили меня с незавидной регулярностью: новый знакомый с перспективой на долгие отношения оказывался изобретательным извращенцем, на мои резюме откликались исключительно мошенники всех мастей, а под моей дверью вечно околачивались сотрудники липового пенсионного фонда, сектанты и прочие коммивояжеры. Словом, «развлечений», мелких и не очень, хватало.
Вот и теперь, похоже, меня ждала очередная порция неприятностей. Впрочем, с недавних пор, так и не сумев сладить с постигшей меня обидой, я стала все чаще задумываться о своей жизни. Может быть, именно страусиная политика и определяла все мои неудачи? В конце концов, мне уже надоело опасаться всего и вся в попытках избежать «острых углов» жизни. И не выплескиваю ли я, как говорится, с водой ребенка, не отбрасываю ли шансы изменить все к лучшему, наладить работу и личную жизнь…
– …не какой-то там заштатный тренинг с дамочками, выдумывающими себе от скуки проблемы, а сообщество успешных, мыслящих людей. Контингент там – закачаешься! – словно подслушав мои мысли, пылко молола языком Анька. – Сейчас там набирают новую группу. Кто знает, вдруг найдем себе достойных мужчин? Да и лишние связи не помешают, сама вечно ноешь, что работу пора менять… Не говоря уже о том, что с твоей проблемой помогут! Ну же, соглашайся, надоело киснуть в этом болоте!
И я сдалась. Не из-за уговоров подруги, хотя они были вполне убедительными. Просто в этот самый момент, на этой самой кухне, сидя с чашкой остывшего чая, я вдруг ясно осознала: дальше так продолжаться не может. Слезы, одиночество, неустроенность, неприятности, бессонные ночи… Надоело! В душе шевельнулось долгожданное – и такое, увы, редкое – предчувствие. Интуитивное обещание скорых перемен, и отнюдь не к худшему. Того, что наконец-то ослабит терзавшую мою душу боль – и поможет справиться с ее поистине ужасными последствиями. Того, что в прямом смысле слова оттащит меня от края.
* * *
– Привет, – бодро поздоровалась пышная ухоженная блондинка бальзаковского возраста, втиснутая в твидовый клетчатый костюм известного бренда. В наманикюренных пальцах-сосисках она сжимала сумку с не менее известным монограммным узором. Судя по исходившему от дамы ореолу финансового благополучия, ее экипировка была самой что ни на есть настоящей. Женщина суетливо дернулась, приобняв меня, и представилась:
– Марина.
– Юрьевна, – машинально добавила Анька, тут же осекшись под грозным взглядом приятельницы. Жизель находилась в том опасно-неопределенном возрасте, когда женщину одинаково обижают не уступивший ей место в метро юнец и «возрастное» обращение по отчеству. Хотя одета она была довольно легко для середины марта – значит, ни о каком общественном транспорте речь не шла и где-то неподалеку пряталась ее машина.
Клацая лакированными когтями по экрану телефона, Жизель долго изучала карту навигатора. Потом, несколько раз все перепроверив, недоуменно пожала плечами и махнула в сторону самой обычной бело-синей многоэтажки:
– Ничего не понимаю… Адрес я записывала тщательно, здесь должен быть клуб. Но это ведь жилой дом! Ерунда какая-то…
Покачнувшись на неудобных каблуках, я лишь хмыкнула. Разве долгие годы дружбы не научили меня откидывать любые Анькины инициативы мгновенно, не дожидаясь разочарования и раздражения? Растрезвонила про этот свой «клуб для избранных»! Еще утром, узнав, что едем мы в обычный спальный район, я уловила шевельнувшееся в груди сомнение. Но тут же от него отмахнулась, решив, что это какая-то хитрая маскировка. Нет, вы только вдумайтесь в это – «маскировка»!!! Чего-чего, а дури в моей голове всегда хватало с избытком.
Досаднее всего было то, что я битых три часа собиралась, надев, как водится, все лучшее сразу. Сначала с благоговейным трепетом встала на весы и обнаружила, что за время стресса «наела» пару лишних кило. Потом все же втиснулась в черное платье-футляр, купленное в свое время под верещание неуемной подруги о моих мега-супер-пупер «итальянских» формах. Накинула черное же пальто – я любила этот цвет, а сейчас особенно захотелось в него «спрятаться». Образ довершили туфли с застежкой на лодыжке – дорогущие, не по сезону легкие и страшно неудобные.
Ощущая себя перетянутым слоном на копытах, я окинула взором Аньку – и мне сразу полегчало. Видимо, подругой двигали те же побуждения: элита! мужчины! харизматичный лидер! – потому что и на ней красовался весь самый дорогущий ее «шмот». Раздражение так и подтачивало изнутри, но нельзя было не признать, что смотрелось наше трио, что называется, дорого. Глупо, но дорого.
Изрыгая себе под нос проклятия, я смиренно похромала вслед за товарками к заштатному многоэтажному «улью». У подъезда Жизель небрежно перебросилась с кем-то парой фраз по телефону, постучала по кнопкам домофона и потянула толстую железную дверь.
У лифта нас уже встречали.
– Мила, – приветливо склонила голову набок хрупкая белокурая девушка, и я сразу подумала о том, как же ей идет это имя.
Невысокая, с легкими тонкими завитушками волос, точеными чертами лица, прозрачной, с голубыми прожилками, кожей и серыми глазами с бездонными зрачками, она напоминала изящную статуэтку. От нее исходили кротость и… какая-то мука, словно такому миниатюрному нежному созданию было безгранично тяжело влачить на себе груз существования в этом неотесанном мире. Жизнь научила меня не доверять милым тихоням, но эта девушка сразу расположила к себе.
Интерьер квартиры удачно перекликался с «экстерьером» ее хозяйки. Мне доводилось бывать в домах подобной планировки, но это помещение, больше напоминавшее офис, не шло ни в какое сравнение с виденным прежде. Все было светлым, белым до рези в глазах, а в сочетании с обилием хрупкого стекла и изящных хромированных деталей создавало впечатление операционной.
Если здесь и препарировали гостей, то только психологически. Мила рассадила нас за большим столом со стеклянной же поверхностью и, вежливо сообщив, что перед первым занятием в клубе нам необходимо заполнить ряд тестов, раздала по стопке бумажек. Пока хозяйка хлопотала над угощением, мы взялись за дело.
Вначале шла короткая анкета с общими сведениями. Имя, дата рождения, образование, профессия, хобби… Подкупало, что, вопреки моим ожиданиям, никто не требовал точных данных вроде фамилии и места работы, да и графы можно было оставить незаполненными – пресловутые звездочки стояли лишь над строчками с именем и предложением указать предпочтительный способ связи. Я вписала электронный адрес.
Потом шел довольно длинный, но легкий тест – как я поняла, на психологическое состояние. Несколько десятков вопросов о настроении и самочувствии, сне и аппетите. Я покосилась на Аньку, и подруга, перехватив немой вопрос в моем взгляде, уверенно кивнула: да, такой тест действительно существует, серьезный и профессиональный, можно заполнять.
После еще одного похожего опросника, гораздо короче, следовал листок с нарисованным кругом, разделенным на восемь секторов. Требовалось представить себя в центре круга, а в «дольки» вписать людей, пришедших в голову, и указать, насколько близко ты готов подпустить их к себе. Отметив ближе к середине родителей и Аньку, я крепко задумалась – и остановилась. Актуального спутника жизни у меня не наблюдалось, а лишний раз вспоминать о родственных перипетиях, учитывая крушение любимой семейной легенды, не хотелось. Значит, в оставшихся секторах будут прочерки – вполне красноречиво.
Наконец, остался один разлинованный листочек со сформулированной в самых изысканных выражениях просьбой написать, чего именно я жду от занятий в клубе. Вежливость в сочетании с небанальной подачей всегда меня подкупала, и я не поскупилась на слова. Не менее художественно и, главное, абсолютно искренне изложила, что жду проработки своей проблемы, ищу способ справиться с обидой, надеюсь обрести понимание… Хотя, положа руку на сердце, это была лишь половина правды. Ладно, две третьих правды. Частичка меня по-прежнему заходилась в беззубой ярости, стоило вспомнить об унижении. И хотела лишь одного: справедливого возмездия.
– Большое спасибо, – полился мелодичный голос Милы, стоило мне и остальным отложить ручки.
Я подняла взгляд и увидела нашу милую – ну куда тут без тавтологии! – хозяйку, которая сидела напротив за уже уставленным чашками и невесть откуда взявшимися изысканными пирожными столом, чинно сложив тонкие ручки и с улыбкой глядя на нас.
– Далеко не всем хватает терпения заполнить тесты, а ведь они так полезны! На их основе мы сможем выработать индивидуальные рекомендации по работе с каждой из вас. Правда, это еще не все методики…
– А этот ваш хваленый лидер, он что, материалы для диссертации с нашей помощью собирает? – с насмешкой вырвалось у меня. Нет-нет, я не имела ничего против, просто привыкла с самого начала понимать, на что подписываюсь. И раз уж какой-то умник намерен использовать меня в качестве подопытной крыски, пусть отработает мою бескорыстную помощь как следует!
– Диссертацию? Вы правы. Уже докторскую, – отозвалась Мила так просто и доброжелательно, что я мгновенно устыдилась, будто ненароком обидела ребенка. – У вас верный ход мыслей. У нашего руководителя – если позволите, я бы использовала именно термин «руководитель» – психологическое образование, он успешно защитил кандидатскую. И это не единственное его достижение. И образование – тоже не единственное.
И Мила пустилась в пространные объяснения о том, что любой деятельностью нужно заниматься профессионально, и это выгодно отличает клуб от остальных псевдо-психологических заведений подобного рода, где каждый может объявить себя специалистом. Знакомая тема заставила Аньку оживиться, и подруга, напустив на себя важный вид, еще долго обсуждала с Милой достоинства и недостатки проективных тестов, какие-то нейронные сети и прочие ганглии…
Даже не стараясь вникнуть в смысл заумной беседы, я снова осторожно скользнула взглядом по гостиной. Первое впечатление подтвердилось: квартира явно представляла собой подобие офиса. Нигде – ни на стенах, ни на мебели, ни на других предметах обстановки – не наблюдалось указаний на личность или увлечения хозяйки. Впрочем, почему я так уверилась, что квартира принадлежала именно Миле? С тем же успехом здесь мог обретаться кто угодно – как и не обретаться вообще.
– Все это, конечно, очень интересно, но… Не поясните ли, что будет дальше? – не выдержала долгих разговоров Жизель. – Мы прошли первую ступень «посвящения»? Достойны круга избранных? Когда же нам завяжут глаза и окольным путем отвезут в этот таинственный клуб?
Ого, а тетка-то с юмором! И не дура. Просто беспокойная. Я бросила на Жизель благодарный взгляд – эта психологическая канитель явно затянулась, а мы так и не узнали ничего конкретного. Где обещанные единомышленники, откровенные беседы, небанальные ходы, солнцеподобный лидер? И вдруг я поймала себя на мысли: сейчас, когда унижение неотвязно следовало за мной по пятам, когда жизнь превратилась в одно тщетное мучительное самокопание, когда любой намек на поддержку оборачивался фарсом, мне почему-то остро захотелось, чтобы мои ожидания наконец-то оправдались. Чтобы меня поняли. Пожалели. Погладили по головке. Чтобы мне помогли.
И опять я ощутила это смутное, но вполне осязаемое предчувствие скорых перемен. Возможно, нечто подобное рано или поздно испытывают все – ты словно ловишь невидимую волну, которая подхватывает тебя и стремительно несет вперед. И эта пассивная роль «пассажира», сулившая очередные приключения и жизненные штормы, странным образом совсем меня не пугала. Наверное, потому, что жизнь наконец-то обещала сдвинуться с мертвой точки. Как угодно, с кем угодно, но – вперед!
– Мы и правда слишком увлеклись, простите, – с виноватой улыбкой спохватилась Мила. – На обработку тестов уйдет несколько дней, после чего мы свяжемся с вами по указанным в анкете координатам. Дадим вам адрес клуба, вы посетите пробное занятие – приглядимся друг к другу. Хотя уже сейчас могу сказать, что это – лишь формальность.
* * *
Через три дня наша нелепо расфуфыренная троица стояла перед железными воротами, скрывавшими территорию клуба. Вопреки ожиданиям, глаза нам никто не завязывал, об особой конспирации не извещал, на смене внешности не настаивал – Мила лишь указала адрес и время встречи. Искорка любопытства еще тлела внутри, но, похоже, на сей раз привычка невольно ввязываться в приключения меня покинула. Вот закон подлости – именно в тот момент, когда я почти поймала желанную волну перемен!
Клуб располагался в самом центре города. Мы уверенно свернули по нужному адресу и… будто потерялись во времени и пространстве. Три современных, не лишенных рациональности и цинизма человека вдруг оказались в другом измерении. Между современных бизнес-центров и отремонтированных особнячков втискивался крошечный переулок. Полуразвалившиеся постройки, затянутые зеленой сеткой, но еще сохранившие следы былой красоты, причудливые граффити на стенах, по-весеннему свежее небо, не расчерченное привычными нитками кабелей…
– Уходящая натура. Атмосферненько, – первой вышла из ступора Анька и, томно закатывая глаза, принялась «пилить» селфи на фоне останков престарелого урбанизма.
Я же потрясенно оглядывалась, не в силах поверить, что в самом сердце крупнейшего мегаполиса еще сохранились такие уголки. И видимо, ненадолго, в этом подруга права – слишком лакомый клочок земли.
Нужный дом нашелся не без труда. Похоже, романтичный флер старины совсем задурил нам головы, раз здание клуба мы отыскали, лишь раза три основательно прочесав переулок. Точнее, самого здания мы так и не увидели. Проржавевший забор, на котором красовался старый полукруглый указатель с номером дома, обвивали ветки дикого винограда. Сейчас, в самом начале весны, на них еще не проклюнулись почки. Мне подумалось, что совсем скоро забор скроется за крупными пальчатыми листьями, и найти это местечко станет практически невозможно.
