Именем человечества – Александр Звягинцев

Поверхностный гуглеж говорит, что Алексей Григорьевич Звягинцев в русском инфополе главный по тарелочкам Нюрнбергскому трибуналу. И тут его позиция на редкость удачная ― буквально каждым словом он чеканит преемственность (не только лишь права) советского и российского.Так, подглава о плане «Ост» и мрачных перспективах Советского Союза называется «Раздел нашей страны» (минутка имперских амбиций). Недрогнувшей рукой автор ставит знак равенства между СССР и РФ, хотя, возможно, для юриста ввиду правопреемства это и вправду одно и то же.Ею, собственно, начинается глава о перечислении преступлений нацизма, а не с условной Хрустальной ночи или Нюрнбергских законов (они будут где-то в конце короткой строкой). Дальше ― больше. Советских обвинителей Звягинцев зачастую зовет просто «наши» (все ж свои).И нет, дело не в том, что трибунал судил нацистов за преступления, совершённые во время Второй мировой, как мог бы подумать осведомленный читатель. Просто своя рубашка ближе к телу, и этот тон прослеживается на протяжении всей книги.Основных мыслей у Звягинцева несколько, он их совсем не прячет. Да они и совсем не о ходе процесса, если что (о нем мало, но интересно).Адын. Русским больше всех было надо, они этот процесс продавили буквально вопреки, а теперь он ― достояние всего мирового сообщества и нам никто даже «спасибо» не скажет.Два. Не добили фашистов на правовом поле в 46-м ― и вот, пожалуйста, что сейчас в мире творится (даже цитату Путина как авторитетного источника прикрепил в соответствующем разделе). Союз развалился, некоторые товарищи нам не товарищи, попираются нравственные законы и скрепы. «Доколе, братья!»Три. Западные товарищи уже тогда были нам больше партнеры, чем союзники. «И вот почему», – говорит Звягинцев и вываливает поименно и хронологически список антисоветских высказываний союзников.Пишет он тоже не сказать что ловко: «Его отец был мастеровой, портной. И это вот была та среда, где довольно сильно процветал немецкий национализм». Иногда казалось, что это необработанный сборник его лекций или выступлений, но потом появлялись протоколы допросов на десять страниц, и эта версия тоже проваливалась.Что же там с трибуналом, Женя? Узнала что-нибудь новое? Учитывая, что до этого я знала только о его существовании, ― да. И все же это больше очерк о политической обстановке, в которой проводился Суд народов, и актуалочке о том, как некоторые плохо помнят уроки прошлого и что из этого выходит.Бестолковая, короче, книжка какая-то. Хотя мне и неловко говорить так и из-за темы, и из-за фигуры автора. Но воспользуюсь фактами, которые так любит Звягинцев: в моем издании введение и послесловие автора занимают 30 страниц, а описание хода процесса ― 25. Делайте, как говорится, выводы.В ставке Гитлера ходят упорные слухи, что существует книга Звягинцева аж в 800 страниц, и, возможно, там все более логично. Но мне в очередной раз не повезло ― навряд ли, решусь после такой сомнительной нарезки взяться за режиссерскую версию.Отдельно поворчу про издание (у меня снова обострение). Это надо додуматься – выпустить книгу юриста о судебном процессе с таким меленьким шрифтом, как будто это примечания в вашем кредитном договоре. Не знаю, насколько молодой должна была быть целевая аудитория, но даже мои глаза подолгу текст не выдерживали.