Александр Зорич
На корабле полдень
Глава 6
Змея-пельтаст и медуза-прыгун
Май 2622 г.
Остров Среда, архипелаг Буровского
Планета Грозный, система Секунда
В лесу висели пронизанные нитями солнечных лучей ранние сумерки.
Афина подняла глаза к небу – туда, где в кружеве листвы сквозило солнце, – и улыбнулась. Она была почти счастлива…
В отличие от палочников Штока, говорящие грибы не стали прятаться. Они сразу открыли себя Афине и ее спутникам – их было полным-полно!
И в самом буквальном смысле слова саперы гребли их лопатами…
Первые семейки грибов, отправившиеся в контейнеры, как и обещала Афина, встретили саперов бодрым птичьим щебетанием.
Ну а последующие уже болтали на сносном русском языке. И даже с матерком.
– Да ты посмотри!
– Тут их навалом!
– Какие шляпки у них, как будто из цветного пластика!
– Почему их не назвали «грибы-попугаи»?
– Интересно, они что-нибудь понимают из того, что говорят?
– Ты совсем дурак, Вова, или прикидываешься?
Влажные поляны, усыпанные грибами, кишели также и самой разной живностью.
Древесные лягушки и жабы, каждая по полкило весом… Слизни, увенчанные пучками нежных вибрирующих рожек. Пиявки, алчными гроздьями свисающие с ветвей…
– Ребята, умоляю вас, перчатки не снимайте, как бы вам этого ни хотелось… Здесь водятся такие саламандры, одной капли яда которых хватит, чтобы убить сто человек! Я не шучу! Сто! Поэтому когда выкапываете грибницы, соблюдайте осторожность… – наставляла саперов Афина.
На душе у нее было покойно и радостно.
И от осознания того, что злосчастные палочники Штока уже пойманы, а значит, доброе начало их экспедиции положено, и от осознания того, что ей все же удалось как-то мотивировать, привлечь к работе саперов, и, не в последнюю очередь, от мечтаний о том, что скоро ведь ужин, а затем и долгожданный сон…
Говорящие грибы казались Афине самой легкой целью из тех, что были отмечены в ее блокноте. В самом деле: они ведь не бегают, они только и ждут, когда же их выкопают…
Афина уселась на заросшую мхом корягу, прикидывая, какой режим полива выставить на контейнерах, чтобы он совпадал с тем, к которому привыкли грибы, когда между деревьями пронесся истошный крик боли.
– Ч-черт! Эта сучка меня укусила! Братва, укусила-а-а-а!
Говорящие грибы повторили этот крик раз пятьдесят. А потом еще пятьдесят.
Пострадавшим оказался рядовой Белошапко, худощавый, наголо стриженный двадцатилетний сибиряк с глазами навыкате.
Он сидел возле особенно матерой грибницы. Рядом с его правым сапогом была небрежно воткнута в землю саперная лопатка – он как раз обкапывал грибницу, чтобы извлечь ее вместе со слоем почвы и переместить в контейнер.
Свою правую руку с короткими, как у карлика, розовыми пальчиками он держал на весу, противоестественно изогнув запястье.
Невозможно было не заметить, что рука его буквально на глазах делается из нежно-розовой ярко-красной, да еще и покрывается зловещими мраморными разводами.
– Какой странный эффект… – пробормотала Афина. – Дайте-ка поглядеть!
– Эта сучка меня укусила! – в сотый раз повторил Белошапко, истерично всхлипывая.
– Какая сучка?
– Да вот эта, полюбуйтесь! – сказал жирный мужской бас откуда-то сзади.
Румяный здоровяк с орлиным носом и трехдневной щетиной – тогда Афина еще не знала, что его фамилия Павлов – нес метровую змею.
В правой руке Павлова болталось туловище змеи. А на ладони левой – она тоже была в перчатке – лежала змеиная голова с причудливым выростом в затылочной части, имеющим форму широкого полумесяца.
– Вот эта укусила, да? – уточнила Афина у Белошапко.
– Она… Я только перчатку снял, чтобы сигарету достать из пачки, она вот тут лежала, – рядовой показал на невысокую полочку, которую образовывал ряд грибных шляпок, – а она башку свою отсюда ка-ак выпростает!
– Хорошо, что вы не дали змее уйти, – искренне поблагодарила здоровяка Павлова Афина. – Теперь я хотя бы буду знать, какое противоядие искать!
Белошапко тем временем побледнел еще сильнее и заныл:
– Товарищ Афина, пожалуйста… Дайте какое-нибудь лекарство… Очень больно…
– Подожди секунду!
Взводный фельдшер – Алексей Прохорович – уже был тут как тут.
Он извлек из распахнутого пластикового чемоданчика инъектор, ампулу с универсальным антидотом и, не тратя времени на сомненья, вколол противоядие страдальцу.
– Сейчас попустит, – заверил он беднягу.
– Ты опознала змею? – шепотом спросил Григорий у Афины, которая отошла на несколько шагов, чтобы не мешать манипуляциям фельдшера.
– Как ни странно, да. Перед нами двузубая змея-пельтаст.
– И ты сделала это без электронного определителя? – Вот уже шесть лет Григорий не переставал восхищаться великолепными когнитивными способностями Афины.
– Как обычно. Но это ведь очень простая задача, Гришенька!
– Простая? Разве? Но ты ведь на архипелаге Буровского впервые! Что же тут простого?
– Удивительно, но это не местная змея. Ее родина – планета Йама в Конкордии. Пишут, там их очень много. До такой степени много, что их отлавливают в природе тысячами и готовят из их яда какое-то особенное клонское лекарство, использующееся для профилактики эпизоотий у крупного рогатого скота…
– Но что она делает здесь? Ведь Йама, насколько я понимаю, далековато отсюда?
– Наверное, клоны завезли, – пожала плечами Афина. – Они вообще большие любители таких фокусов… В одной книге по истории наук о жизни я читала, что когда в России и Европе впервые появились квадратные арбузы, многие люди были неподдельно возмущены. А покупатели не хотели эти квадратные арбузы брать. Несмотря на то, что вроде бы какая разница? Квадратный арбуз, треугольный или круглый… Квадратные – так их даже транспортировать удобнее… Но спустя тридцать лет квадратные арбузы в России запретили «как оскорбляющие врожденное чувство эстетической целесообразности».
– Формулировка затейная.
– О, да! Так вот у клонов эта железа, которая вырабатывает врожденное чувство эстетической целесообразности, – она работает не так, как у землян. В Конкордии с квадратных арбузов все только начинается… Там учебник для младших школ «Родная природа» открывается объяснением, что такое гибрид, что такое метис, что такое клон… В общем, я это к тому веду, что клоны обожают завозить свою флору и фауну куда попало. Даже на планеты, которые им не принадлежат! Они от этого балдеют…
– Но все же название «змея-пельтаст» – оно явно какое-то неклонское…
– Ты прав, название наше. Вот эта штука у нее на черепе, нарост такой, по форме напоминает пельту.
– А что такое эта… пельта? – Григорий нахмурился.
– Стыд вам и позор, Григорий Иванович! Всю историю прогуляли! Все бы вам интегралы да алгебры…
– Позор, конечно. Но теперь у меня есть ты! А ты, насколько я тебя знаю, прогуливала совсем другие предметы! – Пользуясь тем, что на них наконец-то никто не смотрит, Григорий жадно чмокнул Афину в висок.
– Пельта, Гриша, – это такой древнегреческий щит.
Но их содержательный разговор о вооружении древнегреческой армии был прерван истошным криком рядового Белошапко.
– Нога отнялась! Ничего не чувствую! Помогите! – взвыл он, объятый животным ужасом.
К Афине подошел озадаченный фельдшер.
– Товарищ Железнова, прошу вашей помощи! Универсальный антидот не подействовал!
– Я всегда говорила, что не бывает ничего универсального! – жестко бросила Афина.
– Да я вроде как и не против! Но что делать, если у нас в комплекте только он? В общем, я предлагаю ампутацию – у него быстрый некроз тканей пострадавшей руки… Я бы даже сказал, стремительный некроз!
– Ампутацию? Да вы с ума сошли! Давайте подождем хоть полчаса! Если яд имеет такую специфику, что от него у парня отнялись ноги, то никакой ампутацией уже дела не поправить…
Словно бы в подтверждение мрачных прогнозов Афины рядовой Белошапко потерял сознание.
– Подождите-ка минутку, – сказала она. – Гриша, подай, пожалуйста, мой планшет.
Григорий послушно принес ей испрошенное, и Афина отважно бросилась в пучины Большой Медицинской Энциклопедии. Ее интересовало противоядие к яду змеи-пельтаста (клонское название – «змея последнего поцелуя»).
Энциклопедия рекомендовала воспользоваться одним из трех препаратов фабричного производства с пятиэтажными фармацевтическими названиями.
Относительно любого из трех Афина была твердо уверена, что его нет ни в сумке фельдшера, ни во внушительной аптечке «Эйлера».
Но самый молодой в России доктор биологических наук не спешила сдаваться. Она запустила сложносочиненный запрос по фармакологическим и биохимическим базам данных.
Афину интересовало, нельзя ли выделить действующее вещество какого-нибудь антидота из того сырья, что имелось у них здесь, под рукой.
Удача улыбнулась ей. А может быть, это ангелы-хранители рядового Белошапко постарались на славу…
Так или иначе, вдруг выяснилось, что яд змеи-пельтаста может быть эффективно разрушен одной из денатурированных форм белка пилюгина, который в изобилии содержался в тканях летательного пузыря медузы-прыгуна. Той самой, что убила великого Франциска Штока.
– Вы куда, товарищ Афина?
– Объяснять некогда! Просто несите Белошапко к «Эйлеру»! Остальные продолжают сбор грибов. Встречаемся через двадцать минут у трапа звездолета, – сказала Афина на бегу и, обернувшись, добавила: – Гришенька, радость моя, ты мне очень нужен. Я сейчас буду погружаться…
– Погружаться? Ты серьезно? – Григорий был до крайности удивлен. Но счел, что время для споров, как, впрочем, и для объяснений, самое неподходящее.
Медуза-прыгун, носитель ветвистых щупальцев и ценного белка пилюгина, была, в свою очередь, крайне необычным обитателем местного моря.
Она действительно умела прыгать. По крайней мере ей было по силам приподняться над морской поверхностью и проплыть по воздуху метров десять – двадцать!
Но вот ночевать на поверхности или в верхних слоях морской воды она в силу своей конституции не могла.
Медуза-прыгун всегда ложилась спать на глубинах свыше тридцати метров!
Притом ночевала она там не просто так, среди камней или в небольшой рифовой пещерке. Она засыпала, лишь забравшись в раковину, оставшуюся после гибели какого-нибудь крупного моллюска, – точно турист в спальный мешок!
(Кстати сказать, именно по этой причине профессор Шток поначалу планировал дать ей название «медуза-отшельник», чтобы подчеркнуть сходство повадок медузы с повадками земного рака. Но его пятилетняя внучка Тереза упросила назвать «эту зузу» прыгуном.)
А пока медуза-прыгун отлеживалась в чужой раковине, ее прозрачная, желеобразная тушка вырабатывала монооксид углерода, также известный как угарный газ, – который как раз и служит источником ее легендарной прыгучести поутру, когда медуза поднимается из рифовой полутьмы на щедро залитую солнцем поверхность…
Афина поглядела на глубиномер. Минус десять метров.
Она зависла и внимательно осмотрелась по сторонам. Ни единой медузы вокруг. Стравила еще немного воздуха из компенсатора плавучести и опустилась ниже.
Хотя по их человеческим меркам еще длился день, по распорядку рифовой живности уже начинался вечер.
Минус двадцать. На этой глубине было совсем сумеречно.
Афина включила мощный фонарик, пошла ниже.
Приборы показывали, что дно под ней находится на глубине тридцать пять метров. Это означало, что именно там, а не где-нибудь еще, должны привольно чувствовать себя медузы-прыгуны…
«Интересно, они перед тем, как лечь спать, зубы чистят?» – подумалось Афине.
Если бы рядом с ней был Григорий, она наверняка поделилась бы с ним этой остротой.
Но ее муж, увы, ненавидел погружения. «Весь небольшой запас отваги, отпущенный мне природой, истрачен мною на получение пилотского сертификата, а на подводное дело ничегошеньки не осталось», – отшучивался Григорий.
Наконец минус тридцать три.
Ноги Афины – обутые в черные неопреновые боты и ласты с блудливыми русалками – встали на морское дно, поднимая клубы серого ила и колючего крупного песка.
Афина направила себе под ноги луч фонарика.
Где же они, эти раковины с медузами-прыгунами? Как их отличить от тех раковин, которые без прыгунов? Почему в энциклопедии об этом не написали?
Она искательно похлопала себя по кармашку жилета-компенсатора, где должна была лежать сетка для транспортировки улова. Слава Богу, та была на месте.
Мишка косолапый
По лесу бредет,
Шишки собирает,
Песенки поет.
Эта детская песенка неотвязно вертелась в мозгу у Афины, пока она парила над дном, осматривая раковины.
Ни одна из них не была похожа на фотографию-эталон. Какие-то мелкие, выкрошенные, явно необитаемые…
Но на пятой минуте поисков инопланетный Посейдон все же сжалился над Афиной и послал ей первую медузу-прыгуна! А потом и еще двух!
Тем временем на глубине стало совсем темно.
А когда Афина поднимала голову вверх, к поверхности воды, темно было уже и там. Ни бликов, ни теней далеких волн.
По-видимому, солнце уже зашло за верхушки деревьев.
«Три есть… Вот бы плюс к ним еще столько же – и можно всплывать! Сколько там весит этот недокормленный Белошапко? Ну максимум килограммов семьдесят. Это значит, шести-семи медуз должно хватить…»
Казалось, до каждой новой находки успевает пройти целая вечность…
Между тем Афина адски замерзла. А еще у нее начала болеть голова. Вдобавок совершенно некстати хотелось в туалет! И пить! И вообще…
И лишь осознание того, что ее блуждания во тьме опасного инопланетного океана – последняя надежда умирающего от смертельного отравления солдата, придавало ей куражу.
Наконец некстати сел мощный фонарь.
В баллонах осталось всего пятьдесят бар воздуха.
На ощупь закинув в сетку последнюю раковину с медузой-прыгуном, Афина начала степенное всплытие…
Вслед за этим триумфом индивидуальной воли пришел черед триумфа отечественной медицинской техники.
Ловко орудуя препараторскими скальпелями, Афина отделила газовые мешки медузы от студенистого тела.
Между прочим, поскольку медузы-прыгуны являлись, строго говоря, не моносуществами, а колониями из нескольких специализированных особей, подобная операция не была для них смертельной. Газовые мешки обещали восстановиться через неделю-две.
«Возьму их с собой на Землю», – решила Афина, которой была невыносима мысль о том, что она сознательно губит живое существо.
Афина поместила газовые мешки в приемник биоматериалов полевого многорежимного анализатора-дезинтегратора «Рязань-2». Набрала на панели управления слово «пилюгин» и нажала кнопку «пуск».
– Товарищ Афина! – Это был фельдшер Алексей Прохорович, лицо его, покрытое крупными каплями пота, имело самое отчаянное выражение. – Белошапко пришел в себя. У него галлюцинации… Он бредит… Агрессивный такой! На меня напал!
– Свяжите его и несите в медицинский бокс, – потребовала Афина. – Агрессивный – это хорошо… Агрессивный куда лучше, чем мертвый.
– Согласен, – фельдшер сделал важное лицо и ускакал.
К счастью для Белошапко, российская медтехника XXVII века справлялась со сложнейшими задачами аналитической химии и фармакопеи на оценку «отлично».
Уже спустя три минуты Афина извлекла из недр «Рязани-2» пробирку с мутной белесой жидкостью, относительно которой дезинтегратор был твердо уверен: это взвесь чистого пилюгина в дистиллированной воде.
Теперь оставалось смешать имеемое с десятипроцентным раствором глюкозы и ввести получившуюся панацею несчастному Белошапко.
– Т-тварь! К-козел! Ты как меня назвал? Больным? Да ты сам больной! И больным по жизни был! Я еще в учебке заметил! – лютовал крепко привязанный к манипуляционному топчану Белошапко.
Рядом с ним стояли фельдшер и рядовой Борзун, вольнодумный тихоня.
– Товарищ Афина, он меня не узнает, – пожаловался Борзун. – Уверен, что я какой-то Димас, это с его первого места службы…
– И меня не узнает! – добавил Алексей Прохорович. – Я же говорил, у него галлюцинации!
– Ничего, сейчас как рукой снимет, – сказала Афина, легонько подбивая иглу инъектора ногтем. – Подержите пораженную конечность, сделайте милость…
На место укуса было страшно смотреть. Две малиново-красных дыры. Вокруг синее всхолмье. По краям всхолмья – черный ободок.
Кожа Белошапко была равномерно покрыта неприятной серо-коричневой сыпью в виде папул. Папулы эти были расчесаны до крови всюду, куда несчастный мог дотянуться.
Ну а губы паренька были сухими и растрескавшимися – что поделаешь, высоченная температура…
Когда добытое с таким трудом лекарство перетекло из инъектора в горящее от жара тело Белошапко, Афина закрыла глаза и одними губами промолвила:
– Боже, сделай так, чтобы авторы Медицинской Энциклопедии не ошиблись с рецептурой…
После этого Афина, к удивлению фельдшера и Борзуна, быстрым шагом вышла из медицинского бокса.
«Куда это она побежала, бросив пациента? Разве ей не интересно, как подействует лекарство?» – читалось в их недоуменных взорах.
Афина побежала просто-напросто в свою каюту – после всплытия ей нужно было принять пресный душ и высушить волосы, ведь вода в местном море была исключительно соленой!
А когда пятнадцать минут спустя Афина, до скрипа чистая, наряженная в новый рабочий комбинезон, вновь заглянула в медицинский бокс, она обнаружила там… объятого любознательностью Григория, саперный взвод практически в полном составе и обоих офицеров из отдела «Периэксон». Все сгрудились вокруг горячего, розового, потного и по-детски счастливо улыбающегося рядового Белошапко.
Общество встретило Афину волной молчаливого мужского восхищения.
Глава 7
Дождь собирается
Май 2622 г.
Остров Среда, архипелаг Буровского
Планета Грозный, система Секунда
Когда будильник Афины прозвонил колоколами Спасо-Преображенского храма, что на Валааме, часы показывали два ночи по местному времени.
Афина, не открывая глаз, едва-едва подняла голову над надувной подушкой, высунула вслепую руку из спальника и потрясла за плечо мужа, который почивал рядом и даже пытался храпеть.
– Гриша… Кажется, уже… время, – простонала она.
– Да… Да… Сам знаю, – на автомате буркнул Григорий, не открывая глаз и фактически не приходя в сознание.
Они наверняка проспали бы все на свете – за экипажем «Эйлера» такие подвиги водились, – если бы с ними не было привыкших к дисциплине саперов.
Через несколько секунд пропел утренний горн – «подъем по лагерю».
В палатке разом включился весь свет. А еще музыка. И визор.
Рядовые повскакивали со своих спальных мест и бросились занимать очередь в гигиенические службы.
Беготня казалась такой активной, смыслонаполненной и какой-то обязывающей, что Афина с Григорием просто были вынуждены проснуться и включиться во всеобщее роение. И это оказалось – к вящему удивлению Афины – совсем нетрудно! Нетрудно было и спать вместе со всеми в лагере, на земле – Афина сама настояла на таком ночлеге, хотя «Эйлер» с его комфортной двуспальной кроватью был совсем рядом. Ей хотелось разрушить образ «скучающей богачки с причудами».
Афина потянулась. Присела. Встала.
Мышцы были деревянными. Тело требовало отдыха… Впрочем, чему удивляться?! Все они проспали едва четыре часа!
Перед мысленным взором Афины, сонно орудующей ультразвуковой зубной щеткой, встал вчерашний вечер.
Вот они располагаются в лагере на острове Среда, под боком у своего звездолета…
Вот они устраивают говорящие грибы в палатке, которую с легкой руки Гриши все стали называть «зоопарком»…
Затем состоялся ужин, за которым саперы оказались неожиданно говорливыми и приветливыми, а спасенный Белошапко, уже ходячий, тихий и в сознании, требовал себе горохового супа и круассан с шоколадом, испеченный электронным коком «Эйлера».
А потом они еще долго шептались с Григорием в его кабинете на борту корабля, а потом Афина надиктовала и отложила до сеанса дальней связи поздравление с семидесятилетием для своей свекрови Эвелины Васильевны, заслуженного эпидемиолога России.
И лишь затем они, зевая на ходу, последовали в лагерь, в выделенный им старшим сержантом Липиным угол палатки, неся свернутые в рулон спальные мешки, чтобы познать это сладкое слово «отбой»…
– Дорогие друзья! – начала Афина, отставив в сторону чашку тоника собственного изготовления на основе живой спирулины, обогащенной маточным молочком пчел и сеноксом с планеты Екатерина. – Конечно, всем вам хочется знать, почему сегодня я подняла вас так рано… Дело в том, что мы отправляемся ловить аридотевтидов. Живут они на острове Понедельник. И, вообще говоря, это очень скрытные, очень хитрые существа…
«Скрытные» и «хитрые» – вот это было саперам по нраву! Лица слушателей озарились счастливыми зловещими ухмылками.
– Ни один биолог не знает, как ловить аридотевтидов днем. Потому что дни они проводят, забившись в подводные берлоги для нескольких особей, которые отрыты в самых труднодоступных участках мангрового леса. В этом отношении они напоминают наших речных раков, живущих в норах. Но, учитывая размеры аридотевтидов, к ним в нору совсем не хочется запускать руку!
Саперы понимающе закивали.
– А вот по ночам, – продолжала Афина, – эти существа становятся активны. Лазят по деревьям, охотятся, ищут себе пару для обзаведения потомством… Обычно, чтобы выследить ночью хотя бы одного такого мурзика, требуется просидеть в засаде несколько часов… Но нам с вами очень повезло. Сейчас сезон муссонов. И над архипелагом Буровского ночами идут так называемые огненные дожди…
– Я здесь, на Грозном, год назад под такой попал, – вставил старший сержант Липин. – Ховайся в жито, как говорят у нас на Полтавщине.
– Так вот, огненные, они же золотые дожди, – отхлебнув из чашки, продолжала Афина. – Механизм образования этих дождей вкратце таков: стационарные тайфуны, которые на Грозном все лето кружат на пятьсот километров к югу от архипелага Буровского, поднимают в воздух миллионы тонн воды с поверхности океана. В это время там, в воде, как раз идет массовое размножение светящегося планктона. И этот планктон, представьте себе, потом выпадает с дождями! И не просто выпадает, а заставляет дождь сиять за счет биолюминесценции! Впрочем, скоро сами все увидите.
– Да уж, увидим, на улице вовсю гремит, – проворчал Розалинов. Его лицо, опухшее со сна, показалось Афине особенно несимпатичным.
– Уважаемая наша Афина, – вдруг спросил Григорий, прервавший ради этого вопроса археологические раскопки в своем миндальном суфле, – а какова связь между этими красивыми огненными дождями и вашими… то есть нашими… тевтидами?
– Аридотевтидами, – уточнила Афина. – Связь самая непосредственная! Светящийся планктон для аридотевтидов как валерьянка для котов! Душу продадут за него! Когда начинается огненный дождь, они забрасывают все свои дела и собираются на окраинах джунглей, покрывающих остров Понедельник. Лиственный покров тесно растущих деревьев образует почти непроницаемую для дождя крышу. Поэтому основные массы воды низвергаются настоящими водопадами вдоль опушек. И именно эти водопады магнитом притягивают аридотевтидов. Там-то, близ опушки, мы и сядем в засаду.
– А они, эти ваши звери, что, под деревьями садятся с открытым ртом и ждут, пока им туда дождь накапает? Так, что ли? – спросил рядовой Мохович.
– Примерно так. Они пьют дождевую воду из рафлезиеобразных цветов. Их полно на опушках, и в каждый такой цветок может войти четыре ведра воды.
– Вы только не обижайтесь, товарищ Афина, – подал голос старший сержант Липин. – Но мы с ребятами так и не поняли, как выглядят эти ваши тевтиды.
– Аридотевтиды, – поправила Афина. – В переводе с греческого это означает «кальмары, живущие на суше». Вот, поглядите, – с этими словами она нажала на кнопку передвижного демонстратора.
Проектор высветил на стене палатки, ходящей на ветру туда-сюда, видеоролик. Некие целеустремленные многоногие существа, почти полностью сливающиеся по цвету с корой гигантских деревьев, карабкались вверх по стволам, да притом так шустро, что ни сосчитать их число, ни как следует разглядеть какие-либо подробности их облика было невозможно. От существ отчетливо веяло чем-то предельно чуждым человеку, чем-то экстремально инопланетным…
Некоторое время саперы наблюдали за происходящим на экране, приоткрыв от изумления рты. А потом рядовой Мохович спросил:
– Я чего-то не понял. Это обезьяны, что ли?
– Я один раз от нефиг делать смотрел чоругский спорт по визору, – вставил Белошапко. – Такое же ощущение примерно.
Афина улыбнулась и покачала головой.
– Это не обезьяны. Хотя образ жизни чем-то похож… Аридотевтиды – такие особенные высокоразвитые моллюски, отдаленно похожие на наших земных наутилусов. Миллионы лет назад подводные вулканы, на которых они жили, стали подниматься над поверхностью моря, и им пришлось эволюционировать… В итоге получилось то, что вы видите: нечто вроде небольшой обезьяны, у которой десять конечностей и туловище, частично прикрытое мягким хитиновым панцирем. Аридотевтиды – холоднокровные. Их кожа покрыта хроматофорными клетками. Проще говоря, они, как хамелеоны, сливаются с любой поверхностью. Ночью это особенно большая проблема. Их не видно ни тепловизионным, ни светоусилительным ноктовизором. Но, к счастью, техотдел Российской Академии Наук при помощи моего дорогого мужа, – Афина указала на Григория, который как-то очень по-девичьи зарделся, – разработал специально для таких случаев систему микроволновой локации «Полифем». Функционально это тот же ноктовизор, но небольшого радиуса действия…
– Так у нас у всех, что ли, по такому будет? Или только у вас, товарищ Афина? – спросил рядовой Гресь.
– Мы раздадим вам все четыре комплекта, которые имеются на борту «Эйлера». Остальным придется довольствоваться обычными ноктовизорами, которые, насколько я знаю, имеются в комплекте вашей экипировки.
– У нас еще сети есть… Может, пригодятся? – поинтересовался старший сержант Липин.
– Пригодятся. Но только для того, чтобы дотащить парализованных аридотевтидов до «Каймана». А вот для ловли таких существ они совершенно бесполезны…
– Вы сказали «парализованных»? А чем парализовывать-то будем? – Это был Розалинов.
– Электропулями. Это тоже наша новейшая рановская разработка, – пояснила Афина. – Поскольку аридотевтиды холоднокровные, притом с очень особенным обменом веществ, ввести их в состояние временного паралича можно, только вырубив большую часть их нервных узлов. С этим прекрасно справляются именно электропули.
– А к электропулям прилагаются электроружья?
– Они унифицированы по патрону с обычными армейскими боеприпасами. Скажем, ими можно стрелять из вашего автомата «Алтай», надо только выставлять наименьший импульс бинарной смеси…
– Но обычные-то магазины мы тоже с собой берем? – не то спрашивая, не то утверждая, сказал старший сержант Липин.
– Как вам будет угодно. Насколько мне известно, никаких опасных для человека хищников на архипелаге не водится…
