Александр Зиборов
«Великолепная семёрка»
«Мы знаем, кто вы и зачем здесь. Увы, возникло взаимное непонимание между вами и нашими детьми. Мы их вернули домой. Далеко отсюда. В иной метагалактике. Пока контакты между нами невозможны. Они установятся в будущем.»
Средний метагалактинянин с русой головой остановил свой взор на астронавигаторе Гервеце, у которого неожиданно вновь обильно потекла кровь из изувеченного носа.
Я услышал его слова с ноткой удивления:
«Вы даже ещё не владеете умением регенерации своих органов…»
Он подошёл к Гервецу, поправил ему нос. Навигатор ахнул и тут же изумлённо застыл: его нос принял нормальный вид, и кровь уже не текла.
Метагалактинянин мимоходом тронул ногу астрофизика, мгновенно излечив её.
Троица попрощалась с нами. Их слова прозвучали в наших мозгах:
«Прощайте! Внуки ваших внуков увидят нас.»
Гости вновь прошли сквозь обшивку корабля и оказались снаружи в безвоздушном пространстве, стремительно удаляясь от нас.
Хейтис злобно выругался, и рванулся к управлению протомезонными пушками, явно намереваясь выпустить залп вслед метагалактинянам. Я перехватил его руки:
– Капитан, не сходи с ума! Неужели ты ещё не понял, с кем мы имеем дело?
– Я не позволю так разговаривать с людьми, богами космоса!
– Капитан, мы имеем дело с богами космоса! Настоящими богами!
– Это они так считают!– буркнул он, несколько смиряясь.
– Как раз об этом они не сказали. Как и вообще не сказали ни слова – они общались с нами телепатически. Мы на такое не способны!
– Это ещё ни о чём не говорит!
– А массовые телепортации – мгновенные перемещения в пространстве тоже ни о чём не говорят? На подобное у них способны даже дети! – я принялся напоминать: – А что вы скажете о способности к регенерации собственных органов, которой обладают они? При этом они способны делать это с другими! Видели, как походя оказались излечены Гервец и Пелесрим? Излечены одним божественным прикосновением!
Хейтис наконец-то начал осознавать реальность и ошеломлённо произнёс:
– Вот почему в горном лагере не оказалось убитых и раненых. Они заращивали свои раны.
– Совершенно верно, – согласился с ним я и продолжал: – Готов поспорить с вами, что на планете детей этих богов космоса не осталось. Доселе их количество там оценивалось нами примерно в полтора миллиона. Что это значит? Полтора миллиарда детей легко – почти шутя – прибыли сюда для игр и забав. Они поиграли с нами, и убыли в свою метагалактику. Все разом! В единое мгновение! А что такое метагалактика вы понимаете. Мы освоили Солнечную систему, потом принялись осваивать Галактику, которая является крохой нашей Метагалактики. Только-только мы начали проникать в соседние галактики. А эти свободно шастают по метагалактикам туда и обратно. Представьте разницу между нами и ими. Она колоссальная. Невообразимо колоссальная. Мы даже не дети в сравнении с ними, а ещё находимся в пелёнках! Вы рвётесь в драку с ними, уверен, они даже не ответят, а лишь посмеются. И вы бы так сделали, если бы на вас замахнулся грудной младенец!
Капитан понуро опустил голову, не споря со мной. Я не мог остановиться и сыпал вопросами:
– Вы способны пребывать в открытом космосе без всяких скафандров и защитных устройств? Перемещаться в пространстве без всяких механизмов и машин? Шутя проходить сквозь броневой борт астрокрейсера, способный выдержать удары метеоритов?.. Неужели вы хотите устроить конфликт с такими людьми? Нет, это не люди – а боги космоса!
– Нам что, молиться им?
– Им наши молитвы без надобности. А вот внуки наших внуков разберутся, какие им иметь отношения с ними. – Тише я добавил: – Надеюсь, тогда они станут такими же богами космоса. Или – полубогами. Надеюсь на это. А до той поры нам приличествует лишь смирение.
«Великолепная пятёрка»
(Записки астрокока)
Ежели кто-нибудь из вас ожидает услышать от меня рассказы о невероятных приключениях на новооткрытых планетах, о набегах межзвёздных пиратов, о загадках Чёрных дыр – коллапсирующих звёзд, то предупреждаю сразу: не ждите, ничего подобного не будет. Ведь я всего-навсего астрокок, то есть космический повар гиперзвездолёта «Великолепная семёрка».
Правда, среди своих коллег я не последний. Хотите, открою секрет, как готовить в космосе пожарские котлеты, пельмени, пилав, самарский курник, чахохбили, русские щи, сациви, окрошку, расстегаи, борщ, кулебяку по-марсиански, люля-кебаб, расстегаи или галактический шашлык?..
Да, кстати, наш штурман Семён недавно взялся за окрошку, но не учёл, казалось бы, малюсенькой разницы между природным, земным, тяготением и искусственным на корабле. А в результате получилось невесть что! Даже сам Семён опробовать не решился. Весь экипаж мог остаться голодным, если б не я: зная наперёд, чем всё завершится, я приготовил настоящую окрошку и подал на стол, произведя прямо-таки фурор. Видели бы вы, с каким удовольствием они её уплетали! Я даже начал опасаться, что языки проглотят, нечем будет просить добавки и меня благодарить…
Но, наверное, хватит о кулинарии. Признаюсь, это моя слабость, люблю о ней поговорить. Как шутит наш капитан: «Его пирогами не корми, квасом не пои, а дай заняться стряпнёй». Это он обо мне. Напоследок добавлю, что каждый из вас может прочитать мою книгу «Секреты астрокухни» или статью в последнем номере «Космического вестника». Она называется «Влияние невесомости на технологический процесс приготовления пищи с учётом многовекторности космических излучений». В них я всё изложил. Правда, столь мудрёный заголовок придумали в редакции, мне на него ума не хватило. Простите великодушно.
А вас предупреждаю ещё раз: ничего особо занимательного поведать не могу. Другое дело, если бы вы порасспросили кого-нибудь из нашего экипажа гиперзвездолёта «Великолепная семёрка». Семеро нас на нём, оттого и название такое. Получается, что все семеро – небывалые удальцы, герои! Правильнее было бы переправить второе слово на «шестёрку» – «Великолепная шестёрка». Меня-то к ним отнести нельзя даже с большой натяжкой. Куда простому корабельному повару до бывалых космических львов, тигров, пантер, ягуаров, волков и барсов! Стыдно мне перед ними, чувствую себя известным животным, залезшим со своим рылом в калашный ряд.
Вы не подумайте, я и к капитану ходил, тоже самое сказал, но он не пожелал менять название. Заявил, как отрезал: мол, нас на корабле семеро и нельзя одного отделять от всех, какой бы незначительной работой он ни занимался. Мы должны быть, привёл он образный пример, как плотно сжатый кулак, ведь раскрытой пятернёй не ударишь!..
Так-то оно так, да не совсем так. Как-то плохо вяжется слово «великолепный» с моей скромной особой. Но с начальником не поспоришь, у нас с ним разные весовые категории.
Словом, ушёл я от него ни с чем, несолоно нахлебавшись. Неаппетитный осадок остался внутри.
А всё же совестно мне, кошки на душе скребут, зря меня приравняли к остальным: они-то подвиги совершают, а я кастрюли тру. Каждый из них – настоящий герой, исполин тела и духа. Взять, к примеру, нашего капитана Михаила Моисеевича. Человек-кремень! Всю Галактику облетал, в каких только переделках ни бывал, что ни видывал! А сколько звёзд наоткрывал – не перечесть! Последнюю назвал Дельтой Бармалея, так просил его внучок Гриша.
(Надо сказать, презабавный мальчуган: поэт, на горшок ямбом просится! Недавно считалку сочинил: «Альфа, гамма, фазатрон, сигма, бета – выйди вон!» На весь детский сад прославился. Возгордился Гриша и пошёл на нехорошее дело, плагиат совершил: пытался выдать за свой всем известный стишок, который он слегка замаскировал: «Сидел в траве киберкузнечик, совсем как синтетический огуречик!..» Его уличила девочка Маша из младшей группы и Гриша получил ататашки в педагогических целях.)
Продолжу о нашем славном капитане. Имеется у него одна слабинка (а у кого её нет?!) – любит покушать. Жаркое по-марсиански, пельмени, пироги разные, блины, холодец, окрошку, шашлыки всякие и разные, курочку жареную, плов по-шаартузски – эти блюда у него в первом почёте. Он же человек! Тем более, повар-то у него кто? Я!..
Страдал я через своё искусство. Вызовет меня, бывало, Михаил Моисеевич, стыдить-срамить начнёт, рассердится не на шутку, даже ножками затопает. Разругает прежестоко, что закармливаю его. Устный выговор шепотком на ухо объявит, ведь одно время в дверь боком проходил, да и то не с первой попытки. Они же на его комплекцию не рассчитаны! Порой застревал, приходилось аврал объявлять – всей командой вызволять. Иногда сие никак не удаётся, хоть и бьёмся с раннего утра. Тогда я иду на хитрость: шагаю на камбуз, начинаю громко стучать кастрюлями, а потом кричу во весь голос:
– Обед! Марш все в столовую, жаркое по-юпитериански стынет!
Тогда наш капитан с львиным рыком рванётся, освободится и первым примчится в столовую, оставив всех далеко позади, – уж очень он любит поесть.
А вот помощник его, Али-заде, он же корабельный врач, придерживается диеты. Йогой увлекается. Фонтанчики воды из ноздрей пускает на тренировках. Питается одной морковкой, и сам стал на неё похож: худой, кожа жёлтая, никакой стати в нём – сложение, скажу так, диетическое! Перед коллегами стыдно.
Про Семёна, штурмана и астронома, я уже говорил: этот выхваляется, что умеет готовить. Вот брехло! На Земле – может, быть, но не в открытом космосе. Тут особая сноровка требуется. Нужно назубок знать кухонную технику, технологию, качества продуктов… Про искусственное тяготение я уже упоминал, но кроме него следует помнить о самых разных излучениях близлежащих звёздных систем и туманностей. Они воздействуют не столько на сами продукты, сколько на плазменные плиты, инфракрасные духовки, кухонные приборы, а порой – на упаковку.
Помню, около Канопуса у меня никак не получался настоящий русский салат (его ещё называют салатом Оливье), пока я не удосужился проверить спектр излучений звезды и тогда обнаружил в нём одно неизвестной природы. Оно-то и влияло на вкус салата.
Кстати, позже излучение назвали моим именем – Федяевское излучение, ведь меня зовут Федей, а фамилия у меня – Лаптев. Совершенно незаслуженно назвали, я так считаю. Может ли простой кок делать какие-то важные открытия, ведь для этого необходимы особые чины, звания, заслуги! Да и образование должно быть какое-то совершенно необычайное. А про фамилию я уж и не говорю – с такой в герои не пускают…
Но я отвлёкся. При варке пищи также необходимо помнить о величине ускорения или торможения корабля. Позабудешь, так соус распадётся на составные компоненты, особенно, если готовить его по способу венерианских аборигенов. Этого, да и многого другого Семён не ведает. Откуда ему знать, что вкус продуктов зависит от тары и длительности нахождения в ней, как и от количества ускорений-торможений корабля. Влияния эти сами по себе ничтожны, но все вместе они существенно сказываются на качестве блюд. Говорят же, сила мелочей в том, что их много: одна капля – пустяк, а вот когда капель наберётся море, тогда совсем иной компот!.. Впрочем, я уже принялся пересказывать содержание моей книги, о которой упоминал в начале.
Продолжу рассказ о нашем великолепном экипаже. Василий – неблагодарный человек. Скушает всё, что сготовишь, поблагодарит, но видишь, что настоящего вкуса съеденного он не ощутил. Пища для него – необходимость, и только! Что ж, бывают такие ущербные люди. Возможно, сие от профессии – он пилот-кибернетик. Сухарь сухарём!
Ян и Лацис – вот те разбираются в самых сложных пищевых гаммах и нюансах: гурманы, одним словом. Для них с капитаном в основном и стараюсь. Уписывают за обе щёки и жалеют, что не могут есть один раз в сутки – с раннего утра до позднего вечера. Особенно Лацис меня радует, смотреть на него мне одно удовольствие: пышный такой, сдобу напоминает. А вот Семён над ним посмеивается, дразнит, обзывает «облаком в штанах». Любит в его присутствии бросить реплику, вроде следующей: «Уймись, обжорство – худший из изъянов. Живот твой – не могила для баранов». Или такое: «Живём не для того, чтобы есть и пить, а едим и пьём мы для того, чтобы жить». Прямо-таки изводит человека, изверг!..
Однажды я не выдержал и, когда Семён изрёк свою очередную подобную сентенцию, подбодрил Лациса словами: «Не стыдись, и если очень хочешь есть, умудрись меж дух тарелок сесть». И с этими словами демонстративно налил в качестве добавки полнющую тарелку борща. Семён аж заколдобился.
Но это частности, а так наш экипаж на редкость хороший: все – богатыри, молодец к молодцу, джигит к джигиту. Естественно, я не в счёт, хотя ростом на голову выше самого высокого из них и со штангой управляюсь играючи, как с половником, цепи рву и подковы ломаю. Но подвиги – не мой удел. А вот они – богатыри, не я!.. О, о них многое можно рассказать!
Помню, прилетели мы к звезде ХЕК-20, что в созвездии Абракадабры. В ней обнаружили семь планет. Внимание капитана привлекла вторая от светила с кольцами, вроде как у нашего Сатурна. Помчались прямо к ней.
Вышли на планетарную орбиту. На пути эти самые кольца оказались. Михаил Моисеевич направил «Великолепную семёрку» сквозь них. Хорошо, что на самой малой тяге и низкой скорости. Уже через несколько секунд нас тряхнуло, словно мы упёрлись в мягкую вату. Все с ног попадали на пол. Корабль остановился, двигатель заглох.
Все недоуменно переглядываются: что такое? Что случилось?..
Бросились к приборам. Ничего не слышно, не видно. На панели красная лампочка мигает и зуммер верещит, что двигатель блокирован из-за засорения сопел. Какого засорения? Чем?..
Понять никто не может. Капитан решил произвести наружное обследование. Но едва открыли люк выходного шлюза, как за ним обнаружили целый пласт налипшей на «Великолепную семёрку» пыли. Пришлось отбойным молотком пробиваться наружу. Далее – в ходе обстоятельных исследований – выяснилось, что кольцо планеты состоит из аномальной пыли. Сама по себе она инертна, но при движении любого тела притягивалась (возможно, статическими зарядами), оседала и слипалась в поразительно прочную массу.
Мы объявили аврал и более суток очищали корпус звездолёта от нароста. Особенно пришлось повозить с дюзами.
На самом малом ходу двинулись дальше, но скоро история повторилась, словно под копирку: снова автоматы произвели аварийную блокировку двигателя. Нам опять пришлось взяться за очистку…
Вымотались неимоверно, пока её завершили.
Лацис помотал головой:
– Если ещё раз подобное произойдёт, то я повешусь. Сил моих уже нет никаких.
– И меня на третий раз не хватит! – добавил его приятель Ян.
Долго Михаил Моисеевич не решался запускать двигатель, но всё пришлось, не оставаться же тут на веки вечные! Тронулись предельно тихо, летели-летели, а потом «Великолепная семёрка» начала терять ход… Толчок! И зуммер противно заверещал: «Аварийная остановка двигателя!»
Слышали бы вы, какой мат-перемат пошёл по отсекам! Даже я не вытерпел и вздохнул:
– Елки-палки, лес густой! Снова нам предстоит аврал!
Так всё и оказалось. Опять нам путь преградила пыль. Василий сказал:
– Судя по толщину кольцу планеты и по тому, сколько мы пролетаем от очистки до следующего залипания, нам не менее недели продвигаться в таком темпе. И сие в самом лучшем случае. Нужно что-то делать!
– Ты прав, – согласился Семён. – Должен же быть какой-то способ продвижения в этой треклятой пыли! Необходимо найти какое-то средство.
Попытались с помощью лазерной пушки пробить себе канал, но пыль отражала луч, и он сжёг саму пушку. Хорошо, что мы начали с минимальной мощности, а то бы пострадал весь корабль.
– Значит, и астроторпеды нельзя использовать, – сокрушенно произнёс Али-заде, – они вряд ли сумеют выйти за пределы корабля: пыль тут же сгустится, остановит. Так мы подорвём сами себя.
Я хожу по рубке взад-вперёд, нервничаю.
Капитан ко мне обратился:
– Может, Федя, ты что-то дельное подскажешь. Иногда порой в каких-то случаях твоё мнение бывает не лишним.
Я только развёл руками:
– Тут карты вам в руки. Я могу лишь подгоревшие сковородки на кухне очищать, и только.
Семён съязвил:
– Мы тебя на нос корабля посадим и полетим, а ты метлой будешь пыль отгонять.
Меня за живое задело, но его слова вместе с упомянутой мной сковородкой натолкнули меня на идею. Я заявил:
– А вот и сяду на нос, только не с метлой!
Растолковал то, что мне пришло в голову. Они переглянулись.
– А что, может получиться, – сказал Василий. – Тем более, иных, лучших, вариантов всё равно нет.
Словом, очистили мы корабль и в третий раз: весь-весь, с носа до кормы! Как и в предыдущие разы особенно намучались с дюзами.
На носу «Великолепной семёрки» соорудили временный обтекатель и в нём поместили резервуар с маслом. Им же смазали весь корпус.
Полетели дальше, но при этом масло выделялось наружу на обтекатель, с него попадало далее на корпус корабля и служила хорошей смазкой. Пыль уже не прилипала к кораблю, и мы благополучно выбрались из пылевого кольца.
Этот случай попал в астрономическую энциклопедию, где сказано, что «экипаж «Великолепной семёрки» сумел преодолеть пояс аномальной пыли с помощью масла…»
Позже о нас все газеты с журналами написали снова: мы тогда от пиратов беляшами отбились. Они с голодухи на них набросились, наелись до отвала и оказались совершенно небоеспособными, мы их всех перевязали и сдали Космополу. Но рассказывать не буду, подумаете, что хвалюсь. Хотя тогда скверное выдалось дело: верх брала, то одна сторона, то другая. Я не знал, как своим помочь и решил пустить в дело только что напечённые беляши, пираты перед ними не устояли…
Был и другой случай. В созвездии Гончих Псов мы наткнулись на неизвестное светило. Вокруг него несколько планет кружатся, как горошинки в супе. Летим мимо одной и вдруг слышим, что нас зовут оттуда, вернее – взывают о помощи. Наши – земляне!
Капитан, недолго думая, отважно останавливает наш гиперзвездолёт и посылает на планету авторазведчика для уяснения обстановки. Ждём сообщений, а вместо них слышим только невнятные звуки, словно кто-то перед микрофоном сухари грызёт: хрум-хрум, хрум-хрум… Затем полная тишина. Полное впечатление, что съели нашего посланца.
Час ждём, другой. Молчание. Дивуемся, небывалое происшествие: у него же шестикратное дублирование всех важнейших систем и элементов. В жерло вулкана брось – будет работать в кипящей лаве. Термоядерная бомба против него бессильна. А сигналов нет и нет. Чудо чудное, диво дивное!
Какие только предположения, гипотезы наши космические волки-барсы не выдвигали, без толку – не могут сыскать сносного объяснения.
В конце концов разгорелся у них спор: спускаться на планету или нет? Одни кричат «да!», другие «нет!». Мол, опасно, может погибнуть корабль, и тогда мы не выполним важное задание начальства.
Словом, мнения разделились: трое «про» и столько же – «контра». Вы не подумайте, пожалуйста, что это я такой умный, знаю столь мудрёные слова, так капитан сказал, ученейшая голова!
В этот ответственный момент Михаил Моисеевич оборачивается ко мне – заметил-таки, что я стою у дверей! – и спрашивает в упор:
– А ты, Федя, что посоветуешь?
Я вроде как человек маленький, тут важное совещание, чуть ли не симпозиум, посторонним не место, но он насел и потребовал ответа. Пришлось высказаться:
– Люди же там, вызволять надобно. Как же иначе!
Капитан даже крякнул, поперхнулся, наверное. Усы подкрутил и сказал:
– Слышали все? Глас народа – глас божий! Значит, решено – садимся. Слушать мою команду: экипажу занять свои места!
…Опускаемся на планету. Трудно пришлось, нас мотало, как сахаринку в гоголе-моголе: куда-то влекло, крутило, едва не опрокинуло, но всё же приземлились. Наш капитан дока, посадил «Великолепную семёрку», как собственный зад на стул. Так мягко, что даже кастрюли на кухне не звякнули. Вот это мастер!
Глядим в иллюминаторы, а местность – странней не бывает: видимость ограниченная, какие-то диковинные радужные туманы вокруг нас, заунывные звуки, солнца почти не видно из-за необычных матовых облаков.
Вновь собрались на совет: хотим рискнуть и послать одного из нас к потерпевшим бедствие. Долго кандидатуру подбирали, рьяно обсуждали. Капитан, ясное дело, отпадает сразу – его дело осуществлять общее руководство, принимать единственно верные решения. Али-заде также – он же его непосредственный помощник и врач вдобавок. Семён штурман, один-разъединственный, должен же кто-то вести корабль, а на неизвестной планете всякое может случиться. По столь же веским причинам не подошли и остальные.
Тут я самовольно встрял в разговор:
– К чему долго толковать, посылайте, как обычно, меня. Ежели что со мной произойдёт, то до Земли обратно как-нибудь доберётесь и без повара. Вон Семён умеет готовить, замена есть.
Каюсь, покривил душой: ну, какой из него повар! Разве что чай вскипятить да яичницу поджарить. Но надоело вечно передником плиту обтирать, ведь лишь в подобных случаях на планеты и выбираюсь!
Они переглянулись и привычно порешили: быть сему! Каждый в команде наперечёт и жизненно необходим, ведь недаром все они смежные профессии осваивали, и только я, вроде, не очень нужен.
Снаряжали меня дотошно, всем экипажем. Наставлений наговорили уйму, на советы никто из них не скупился, давали их охапками. Я мало что запомнил, но усердно головой кивал, соглашался во всём, страшно боялся: а вдруг передумают и не пустят.
