Яромир налёг на вёсла. Увидев лодку, девушка устремилась к ней.
– Помогите! – крикнула девушка.
– Это Виринея! – узнал её Светозар.
Лодка приблизилась к ней. Светозар протянул Виринее руку. Она ухватилась за руку юноши, и тот помог ей забраться в лодку. Эрсиянка тряслась от холода. Светозар скинул рубаху и помог Виринее её надеть. Однако она не перестала дрожать – рубаха была насквозь мокрой.
– Где Вера? – спросил Яромир.
– Я потеряла её из виду, – ответила Виринея.
– Вера! – глядя на тёмное озеро, позвал любимую Яромир.
И тут он увидел её среди волн. Последние силы уже оставляли девушку, когда она услышала, как её кто-то зовёт. Она повернула голову и увидела лодку, в которой сидели люди. У неё уже не были сил ни плыть, ни кричать, однако она смогла поднять над водой руку.
Когда лодка подплыла к тонущей девушке, Яромир перестал грести и, перегнувшись через борт, подхватил обессилевшую Веру и втащил её в лодку.
По примеру брата Яромир снял с себя рубаху и накинул её на плечи Веры. Виринея села на дно лодки между сиденьями, а Вера расположилась позади Яромира.
– Вы поглядите, что творится! – вскричал Светозар, указывая рукой на тёмную воронку, появившуюся над озером.
По озеру пронёсся вихрь, с угрожающим гулом он налетел на утлую лодку, закружил, завертел её и поднял в воздух. Яромир обернулся и крепко прижал к себе Веру. Виринея прильнула к Светозару. Яромир почувствовал, что задыхается. Ему не хватало воздуха. Над головой сверкали молнии. Вой ветра и раскаты грома слились в единый рёв стихии.
И вдруг всё разом стихло. Пронизывающий ветер стих. Лодка плюхнулась в воду. Сумеречный свет сменился серым туманом. Вдалеке сверкнули молнии, и прогрохотал гром.
– Что это было?– прошептала Вера.
– Вихрь поднял нас вместе с лодкой, а потом опустил на воду, – сказал Яромир.
Серый туман постепенно рассеялся, стали видны деревья, крупные камни, лежавшие на берегу, усеянном водорослями и сломанными сучьями. Сквозь туман пробились лучи солнца.
– Мы рядом с берегом! – обрадовалась Виринея.
Она выбралась из лодки и по мелководью направилась к берегу. За ней последовала Вера и юноши, которые подтащили лодку к берегу.
– Спасибо, что спасли нас от верной гибели, – выйдя на берег, Вера поблагодарила братьев.
– Спасибо, витичи! – поклонившись юношам, сказала Виринея.
– Да чего уж там, – смутился Светозар.
– Где мы очутились? – спросила Вера.
– А ведь мы снова попали на остров. Я узнала это место, – сказала Виринея. – Неподалёку отсюда мы оставили наши вещи. Вера, давай наденем свою одежду и возьмём корзины.
– Наверняка наши вещи разметала буря, – предположила Вера.
– Сейчас увидим, что с ними сталось, – сказала Виринея и попросила юношей:
– Оставайтесь здесь. Мы скоро вернёмся.
Светозар и Яромир проводили взглядом девушек, облачённых в мокрые длинные рубахи.
– А ведь мы вовремя к ним на выручку подоспели, – сказал Яромир. – Как думаешь, случайно нас вихрь забросил на заколдованный остров или тут не обошлось без участия озёрных духов?
– Не знаю. Только о таких вихрях, которые лодки по воздуху переносят, я не слыхивал, – развёл руками Светозар.
Юноши сели на прибрежный песок и стали греться под лучами выглянувшего из-за туч солнца. Вскоре девушки возвратились. Вера переоделась в свой промокший сарафан, а Виринея надела влажное платье. В руках они несли корзины и мокрые рубахи.
– Мы переоделись. Возвращаем вам рубахи, – сказала Вера.
– Все вещи отыскали? – поинтересовался Яромир, надевая рубаху.
– Всё было на месте. Только корзина с грибами опрокинулась. Пришлось их собирать, – рассказала Вера.
– Видно, в том месте не было сильного ветра. Не зря я просила лешего – он сохранил наши вещи, – сказала Виринея.
– Присаживайтесь на песок, – предложил девушкам Светозар. – Под жарким солнцем одежда быстро просохнет.
Под тёплыми солнечными лучами всех разморило. Освещённый ярким солнцем остров теперь не казался Вере страшным. Юноши и девушки долго сидели, глядя на безмятежное озеро, пока раскалённое солнце не стало клониться к закату.
– Пора возвращаться, – сказала Виринея. – Мне ведь не только на тот берег надо перебраться, а ещё до Омшани через лес идти.
– Я провожу тебя, – вызвался Светозар.
– Зачем? Не маленькая. Сама доберусь. У меня нож есть – на дне корзины лежит.
– Не со всяким зверем с ножом можно сладить.
– У меня оберег есть. Думаешь, только витичи с оберегами ходят? – спросила Виринея.
– Лучше переночуй у нас, в Комаровке, – предложил ей Светозар. – Завтра возле Комаровки будет праздник Купалы. Вместе на него пойдём.
– Дядя Уштай станет переживать. Да и зачем мне на идти ваш праздник? Что я буду одна среди витичей делать? – спросила Виринея.
– Так ведь не ты одна придёшь на Купалу из Омшани. Наверняка ваш Москай будет у нас на празднике. Он теперь без нашей сестрицы Мирославы дня прожить не может. Приходи! – попросил Светозар.
– Виринея, слушай Светозара! Он дело говорит. Переночуешь у нас в избе, а потом вместе пойдём на праздник. А после Купалы мы к вам в Омшань на ваш праздник пожалуем. И ты, Вера, оставайся на ночь у нас в Комаровке. Уже поздно возвращаться в Берёзовку, – предложил Яромир.
– Мать станет волноваться, – покачала головой Вера. – Хотя она и уговаривала меня затемно домой не возвращаться, а в вашей деревне заночевать.
– Мать слушать надо, – сказал Яромир. – Завтра утром я тебя до Берёзовки провожу, а после обеда снова за тобой зайду, чтобы отвести на праздник Купалы.
– Что-то вы все разговорились, а, между тем, скоро совсем стемнеет. Засиделись мы, – недовольно сказала Виринея. – Пора плыть назад. Погода разгулялась. Вряд ли снова налетит буря.
Юноши оттолкнули лодку от берега. Светозар сел на весла и стал грести. У его ног устроилась Виринея. Яромир сел напротив гребца, и посадил Веру себе на колени. Когда они были на середине озера, сгустились сумерки, а вскоре на небе зажглись звёзды. Яромир взглянул на звёздное небо, и у него закружилась голова. Он вышел из полузабытья только после возгласа Светозара:
– Оглянитесь на остров! Там над деревьями летают синие огоньки.
Во тьме были хорошо видны метавшиеся над островом яркие синие огоньки. Яромир подумал, что это сорвавшиеся с неба звёзды, которые никак не могут вернуться на положенное место. Правда, синие огоньки были более яркими, чем звёзды.
– Это души предков порхают над островом, – прошептала Вера.
– Хорошо, что мы не остались на ночь на этом заколдованном острове, – сказал Яромир.
– Если бы ты знал, сколько всего необычного можно увидеть на этом острове! – проговорила Вера.
– А мне интересно знать, что ты за девушка такая загадочная, Виринея, если твоим именем назвали остров, на который не всякий взрослый мужик отважиться ступить? – спросил Светозар.
– Я никого не просила называть остров моим именем, – сухо ответила Виринея.
Лодка уткнулась носом в берег. Юноши и девушки выбрались из неё.
– Отведите лодку в заросли тростника и переверните её, – попросила парней Виринея.
– А ты сама лодку переворачиваешь, когда на ней на остров отправляешься? – удивился Светозар.
– Сама. Только я шестом её опрокидываю, – сказала Виринея. – Когда на дне лодки нет воды, это не так трудно сделать.
Светозар и Яромир выполнили просьбу эрсиянки, а потом юноши и девушки поднялись на косогор, с которого ещё раз посмотрели на остров, над которым продолжали метаться синие огоньки.
– Наверно, мы потревожили чьи-то души, – с сожалением произнесла Виринея.
– Пойдёмте скорее домой, а то хочется есть. Наверняка, у нас с обеда кулебяки остались, – сказал Светозар.
Они пошли по полю в сторону деревни, ориентируясь на тусклые жёлтые огоньки, горевшие в окнах – кое-где хозяева зажгли лучины и свечи. Вскоре послышался лай брехливых собак.
– Вот мы и дома! – обрадовался Светозар.
В избе Добряна и Переславы свет не горел.
– Наверно, у нас все спчт, – предположил Яромир.
– Надо будет незаметно пройти в избу, – решил Светозар.
– Главное, домашних не разбудить, – сказал Яромир.
– Девчата, подождите нас возле крыльца! Мы осторожно заглянем в избу и разузнаем что там, да как, – сказал Светозар.
Братья поднялись на крыльцо и зашли в избу. Яромир в сенях зацепил ногой ведро с водой и едва не опрокинул его. Услышав грохот, Добрян и Переслава проснулись.
– Явились, наконец? – недовольно проворчал отец. – Где были?
Добрян зажёг свечу и внимательно посмотрел на сыновей.
– Ходили по лесу, силки проверяли. Правда, ни зайцы, ни белки что-то не попались, – сказал Светозар.
– Выходит, зайцы и белочки не попались. А кто тогда попался? – спросил Добрян. – Кто это возле крыльца шепчется? Уж не девки ли?
– Так мы это… Встретили их тут. В поле. Ну, когда мы с Яромиром из леса вышли и к озеру направились, – стал путаться Светозар.
– А отчего одежда на вас сухая? Гроза-то какая бушевала! – подозрительно спросил Добрян.
– Под дождь мы попали, да только потом наша одежда на солнце просохла, – признался Светозар.
– Далеко, выходит, забрели, коль от грозы в доме не стали укрываться? – усмехнулся Добрян.
– Что же ты, Добрян, сыновьям допрос устроил? Они, поди, устали и проголодались, – забеспокоилась Переслава.
– Что ж, мать, покорми этих бездельников, – сказал Добрян и обратился к сыновьям:
– Что стоите? Зовите в дом ваших белочек. Не оставаться же им ночью на улице. Наверняка, не из нашей деревни девчата?
– Зовите ваших зазноб. А я их кулебяками и молоком угощу, – засуетилась мать. – Добрян, зажги ещё пару свечей!
– Нечего свечи тратить попусту, – буркнул хозяин. – Завтра их подружек разглядишь.
– Так гостей всё же надо усадить за стол, – сказала Переслава.
– Гостей за стол усадим. Дашь всем по кулебяке и кружке молока, а потом девчата спать на скамьях лягут. А Светозар с Яромиром пусть в сенях на сене ночуют, – распорядился Добрян.
– Так я позову Веру и Виринею? – обрадовался Яромир.
– Зови, – кивнул Добрян.
Яромир пригласил девушек, и они зашли в избу, поставили в углу корзины и поклонились в пояс хозяину и хозяйке.
– Здравствуйте! – сказала Вера.
– Шумбрат! – произнесла Виринея.
– Так ты та самая Виринея из Омшани? – спросила Переслава.
– Почему я – «та самая»? – удивилась юная эрсиянка.
– Ты внучка колдуньи Вельматы? – подозрительно посмотрев на Виринею, спросила Переслава.
– Внучка, – ответила Виринея, так пристально взглянув на хозяйку, что та отвела взгляд.
– Хватит расспрашивать гостей, – осадил Переславу Добрян. – Проходите все за стол. Время позднее, засиживаться не будем. Поедите и – спать! Только тише разговаривайте, а не то Мирославу разбудите. Она за печкой спит. Да и вам следует хорошенько выспаться. Завтра будет большой праздник.
После ужина Вера и Виринея почистили грибы, собранные на острове, и Переслава положила их сушиться на печь. Виринея сказала, что сушёные грибы она потом отнесёт своей бабушке Вельмате. Вера попросила Яромира завтра проводить её до Берёзовки. Она решила отнести домой собранные травы, а потом вернуться в Комаровку на праздник Купалы. Затем братья и их юные гостьи легли спать и проспали до полудня.
Мирослава проснулась рано. Она увидела спавших девушек и, подойдя сначала к Вере, а затем к Виринее, рассмотрела их, пожала плечами и пренебрежительно хмыкнула. Спящие девушки были не такие красивые, как Мирослава. Она была в этом уверена – ведь она часто смотрелась в медное зеркальце, которое ей подарил отец. Мирослава, по её собственному мнению, была первой девушкой в своей деревне. Да и в Берёзовке, и в Омшани, как она считала, все парни были в неё влюблены. А вот ей самой никто из юношей не нравился, кроме омшанского пастуха Моская. По душе ей пришёлся юный Москай, который умел, подражая птичьим трелям, красиво играть на свирели. Мирослава вспомнила, что сегодня будет праздник. Хоть и позвала Мирослава Моская на Купалу, но переживала, что он может забыть про её приглашение, и не придёт на праздник витичей. Ведь эрсияне – и те, которые живут в Омшани, и жители Эрсиянь-града отмечают свои праздники. Мирослава же после Купалы решила обязательно отправиться в Омшань на праздник Тундонь Ильтямо – проводы весны и на Раскень Озск – моление эрсиян в середине лета. Да и Светозар с Яромиром наверняка пойдут на эти праздники в Омшань. Ведь сам прявт Уштай их приглашал. Впрочем, Светозар и без приглашения часто ходил в Омшань, чтобы повидать Виринею.
Мирослава вышла из избы. Отец и мать уже встали. Переслава подоила корову, а отец задал овса лошадям. Мирослава незаметно, чтобы ей не поручили какую-нибудь работу по хозяйству, вышла за калитку. Сегодня Мирославе совсем не хотелось работать. Каждый год в этот день с утра все девушки принаряжались. Ближе к вечеру девушки наденут красные сарафаны и направятся на берег озера. Там их будут поджидать парни в праздничных розовых и синих рубахах и в белых штанах. Вечером они разожгут большой костёр, а потом станут купаться в озере и прыгать через огонь. Взрослые жители Комаровки и Берёзовки будут вплетать цветы в гривы лошадям и купать их в озере. Мирославе не терпелось сплести венок из полевых цветов, чтобы, как только наступят сумерки, пустить по речке венок с установленной на него горящей свечой или лучиной. Что-то посулит ей это гадание? А в ночь на Купалу ей, вместе с остальными девушками, будет позволено раздеться и, не стесняясь молодых парней, прыгать через пылающий костёр и купаться в озере.
Мирослава направилась за деревню в поле, где, среди некошеной травы, цвели ромашки и колокольчики. Две её подруги – Предслава и Млада уже собирали цветы. Они встретили Мирославу звонким смехом и, взяв её за руки, побежали по полю. Когда они вприпрыжку бежали по сырой росистой траве, Мирославе захотелось вспорхнуть и, словно птице, подняться в синее небо. Как же вольготно было у неё на душе!
И вдруг девушки, бежавшие вприпрыжку по полю, остановились, услышав дивные трели – неподалёку заиграла свирель. На таких дудках омшанские эрсияне играли лучше витичей, а среди эрсиян никто не мог превзойти юного Моская. Мирослава осмотрелась по сторонам, ища взглядом Моская, но того нигде не было. Дивные звуки, казалось, звучали со всех сторон.
– Свирель играет на опушке, – прислушавшись, определила Предслава.
– Трель доносится от речки, – сказала Млада.
– Не наш дудочник играет. У нас так здорово никто не умеет, – заметила Предслава.
– Слыхала я, что в Омшани есть такой пастух – Москай, – вспомнила Млада. – Сказывают, добрый и красивый парень. Вот такого бы себе нагадать!
– Что выдумала! Да у Моская своих девчат в Омшани полно, – со вздохом, произнесла Предслава.
У Мирославы зашлось сердце. Ведь это её Моская так жарко желают все деревенские девушки! Но уверена она, что именно к ней, Мирославе, неравнодушен этот юный стройный зеленоглазый эрсиянин с кудрявыми льняными волосами.
– Давайте поищем дудочника! – предложила Мирослава, надеясь отыскать Моская.
Она была уверена, что именно он сейчас развлекает девушек. И делает он это из-за неё. Наверно, Москай оставил стадо на попечение своего помощника, а сам пришёл сюда, вспомнив про предстоящий праздник. Не забыл, выходит, Москай про её приглашение. Резво побежала Мирослава к речке впереди подруг. Однако возле речки она никого не увидела. Подруги нагнали Мирославу и вместе с ней спустились в овраг, однако среди увитых хмелем деревьев ольхи они никого не обнаружили.
А чудные звуки продолжали литься, казалось, отовсюду. Девушки растерянно переглянулись. Позабыли они уже про полевые цветы для венков, позабыли, ради чего вышли в поле. Все мысли их теперь были о том парне, который тешит их трелями.
– Говорю вам: на опушке свирель играет, – сказала Предслава.
– Нет, всё-таки, и не на опушке дудочник играет, и не у речки, а далеко в поле. Издалека трели доносятся. Видно, сидит он средь густой травы, – решила Млада.
– Прячется от нас шутник! – воскликнула Предслава.
Девушки выбрались из оврага и растерянно посмотрели по сторонам, однако определить, откуда доносятся звуки, не смогли.
– Давайте разделимся, – предложила Предслава. – Ты, Млада, поищи дудочника в высокой траве на поле, я направлюсь к березняку, а ты, Мирослава, ступай к ельнику. Как отыщем баловника, так друг друга и кликнем.
Так подруги и поступили. Направилась по полю Млада, Предслава пошла к березняку, а Мирослава побежала к ельнику. Чем ближе она подбегала к опушке, тем громче становились трели. Мирослава подивилась, как может Москай играть так долго, не прерываясь? Но размышлять ей было некогда. Не могла она допустить, чтобы Моская первой обнаружила одна из её подруг.
Возле опушки она остановилась и замерла. Из-под лап могучей ели доносились чарующие звуки. Мирослава стала осторожно подкрадываться к ёлке. Она не сомневалась, что именно здесь играет Москай на своей чудесной свирели.
– Москай! – приподнимая тяжёлую еловую лапу, крикнула Мирослава.
Чарующие звуки резко оборвались. Свирель смолкла. Мирослава заглянула под еловую лапу и обомлела от ужаса. Она понимала, что отсюда надо как можно быстрее бежать, но ноги её не слушались. Она так перепугалась, что не могла сдвинуться с места. Да и как было не испугаться, когда на неё смотрел вовсе не Москай, а лесное чудище, от которого разило псиной. Мохнатый урод глядел на неё, вытаращив свои страшные красные глазища и скалился, обнажая большие жёлтые клыки.
«Леший! – догадалась Мирослава. – Вот он какой!»
Лесной житель сидел на земле, прислонившись к стволу ели. Он сидел, совсем, как человек. Леший весь оброс длинной чёрной шерстью или волосами. На его заросшем лице ничего было нельзя разобрать, кроме огромных красных глазищ и приплюснутого носа. А какие большие мохнатые лапищи были у этого лесного чудища! И на медведя этот леший был похож, и на большого, покрытого шерстью, человека. Поросшие шерстью широкие пальцы лешего, заканчивались длинными загнутыми когтями. В правой лапище косматого чудища Мирослава увидела свирель. Она узнала эту свирель – точно такая же была у Моская. И никто не мог так здорово играть на свирели, как Москай.
«Это не леший, а оборотень! – догадалась Мирослава и похолодела от ужаса. – Выходит, Москай – оборотень!»
Страшный оборотень отбросил в сторону свирель и поднялся с земли. Ростом он был чуть выше Мирославы. Девушка хотела закричать, но её язык – словно прирос к нёбу.
Зато оборотень не стал молчать, а громко произнёс:
– Ух!
Тут оборотень схватил её своими лапищами, взвалил к себе на плечо и ломанулся в лес. Ветви хлестали Мирославу, замелькали перед её глазами ветки, кусты и деревья, а оборотень нёсся по чаще, сквозь густой кустарник, перепрыгивая через замшелые брёвна и ломая мелкие деревца. Мирослава зажмурилась. Оборотень резко остановился и положил девушку на землю.
Приоткрыла Мирослава глаза, и ужас сковал её – красноглазый косматый оборотень глядел на неё жутко, не мигая. Она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, когда к её лицу стала приближаться чёрная лохматая морда. И тут она заметила любопытство в глазах чудища, которое возле неё на коленях стояло и скалилось. Оборотень её, словно куклу, перевернул и по спине похлопал лапищей, да ещё довольно ухнул! Решила Мирослава, что оборотень решил с ней позабавиться, прежде чем сожрать.
И тут раздался громкий треск ломаемых сучьев и грозный рык, повторившийся трижды. Мирослава повернула голову и взглянула в сторону, откуда послышались жуткие звуки. И тут ей стало ещё страшнее, когда она увидела огромную мохнатую чёрную бабу, которая была намного выше и крепче оборотня, затащившего Мирославу в чащу. А то, что второй оборотень был бабой, Мирослава сразу поняла, потому как заметила, что под волосами у чудища виднелись большие груди.
– А-а-ах! Аргиме бухрай! – громко прокричала косматая красноглазая баба-оборотень.
Она отвесила пару затрещин по затылку оборотня-Моская так, что у того замоталась голова. Потом она схватила его за загривок своей лапищей и отшвырнула в сторону.
– Ай! – совсем как человек, прокричал меньшой оборотень, барахтаясь в зарослях колючей ежевики.
– Гутаре жорм! – сказала косматая баба и, совсем как человек, погрозила кулаком малому оборотню.
Мирослава поняла, что оборотни разговаривают между собой на незнакомом языке. А ещё она догадалась, что эти чудища – мать и сын. Мать поколотила и ругает сына за то, что тот принёс в лес Мирославу.
«Значит, у оборотней тоже бывают матери», – подумала Мирослава и стала вспоминать Люкшаву – мать Моская, которую она не раз видела в Омшани. Невысокая и худая Люкшава была совсем не похожа на эту косматую красноглазую бабищу.
«Наверно у оборотней всё наоборот бывает, когда они принимают звериный облик», – про себя решила Мирослава.
– Етерхе ирм, – произнёс оборотень-Москай, выбираясь из зарослей ежевики и почесывая свой лохматый зад.
– Аргиме ирм! – с угрозой в голосе рявкнула косматая лесная баба.
Мирослава села на траву и, вся дрожа, смотрела на жутких оборотней. Неподалёку, под корнями вывороченной из земли ели, она увидела огромную нору, в которой, видимо, те жили. Увидев, что чудища её, по крайней мере, в ближайшее время, не собираются есть, Мирослава осмелела и попросила:
– Отпустите меня!
Косматая баба уставилась на неё, вытаращив красные глазища. У Мирославы снова онемели ноги. Понимала она, что надо бежать, а не сидеть, да только не могла пошевелиться. Да и как убежишь, если её даже оборотень-Москай легко догонит, а не то, что его мать, у которой один шаг, как три человеческих.
Насмотревшись на девушку, косматая баба потеряла к ней интерес и отвернулась в сторону, а оборотень-Москай, почёсывая спину, полез в нору.
Мирослава, наконец, успокоилась, увидев, что мать оборотня-Моская вовсе не собирается её есть, а принялась когтями сдирать кору с молодой осины и жевать её. Девушка встала и начала потихоньку отходить от норы оборотней, стараясь бесшумно ступать по еловой подстилке. Пройдя несколько шагов на цыпочках, Мирослава затем сорвалась с места и опрометью побежала прочь. Сначала она бежала, не разбирая дороги, а затем остановилась и осмотрелась. Она оказалась в незнакомой местности. Вокруг росли тёмные ели и кривые осины. Мирослава поняла, что заблудилась в дремучем лесу. В такой глухомани легко можно было стать жертвой хищных зверей или умереть от страха, встретившись с лешим. Теперь к этим неприятностям добавились жуткие оборотни. Правда, отец рассказывал о больших косматых лесных людях. Однако Добрян говорил, что живут те люди в далёких краях. Значит, Мирослава сегодня столкнулась не с лесными людьми, а именно с оборотнями. Да и не в простой день состоялась эта встреча. Старики сказывали, что накануне праздника Купалы всякая нечисть выходит из лесов, болот и водоёмов поближе к человеческому жилью. В ночь на Купалу много необычного происходит. Например, в глухом лесу, говорят, папоротник зацветает.
«Кстати! – стала размышлять Мирослава, вспомнив о цветке папоротника. – Никто из жителей окрестных деревень и городов цветок папоротника так и не нашёл даже в ночь на Купалу. Иначе об этом бы все знали. Хотя… Ну, кто расскажет, что нашёл и сорвал цветок папоротника. Ведь кто цветок папоротника отыщет, тому клады откроются. А про клады только дурак станет всем рассказывать. А ведь, сказывают, некоторые люди, ни с того, ни с сего, богатели. Так ведь это оттого, что они цветок заветный нашли. Выходит, и вправду расцветает папоротник в ночь на Купалу! Вот и в нынешнюю ночь может зацвести папоротник, особенно в лесной глухомани!»
Мирослава попала именно в такую лесную глушь. Она стала всматриваться в росшие вокруг папоротники – нет ли на каком-нибудь из этих растений бутона, который этой ночью распустится? Однако бутонов на папоротниках она не увидела. Девушка прошла ещё немного и под ногами захлюпала вода. Увидев впереди кочки и лужи с тёмной водой и ряской на поверхности, Мирослава поняла, что впереди лежало болото. Она решила обойти топь, потому что страшилась пойти назад и снова очутиться рядом с оборотнями.
Девушка пошла краем болота. Солнце поднялось высоко, и в лесу стало жарко. От духоты у Мирославы закружилась голова, и она присела на поросшее мхом бревно. Она устала, и её стало клонить ко сну. Девушка некоторое время боролась со сном, но дремота одолела её, и она, покачнувшись, свалилась с бревна на мягкий мох. Но даже падение не прервало её сон.
Мирослава проснулась, услышав над собой скрипучий голос. Она почувствовала, как кто-то трясёт её за плечо. Девушка приоткрыла глаза и увидела над собой морщинистое лицо старушки со всклокоченными седыми волосами. Мирослава приподняла голову и увидела одетую в лохмотья худую сгорбленную старуху, опиравшуюся на кривую палку. Голова у девушки кружилась. Она некоторое время не могла вспомнить, что с ней случилось. Однако вскоре к ней вернулась память. Мирослава вспомнила про оборотня-Моская, утащившего её в дремучий лес, и про его страшную, но её справедливую мамашу. Девушка попыталась понять, на кого была похожа склонившаяся над ней старуха. Лицо у старухи было землистого цвета и испещрено глубокими морщинами, седые волосы растрёпаны. Одежда на ней была рваная и линялая, а лапти перепачканы грязью, тиной и болотной ряской. Словно из болота выбралась эта старуха да ещё скрипучим неприятным голоском хохотнула. И тут по спине Мирославы пробежали мурашки.
«Так это же кикимора болотная!» – догадалась она.
Измученная недавними переживаниями, Мирослава испытывала неимоверный страх. Не в силах закричать, она пискнула, словно придавленная мышь.
– Тейтерь! Тейтерь! – произнесла кикимора и протянула ей руку.
«Разговаривает она на языке эрсиян. Может, старуха и не кикимора вовсе, а из Омшани забрела на это болото?» – подумала Мирослава.
– Далеко ли отсюда Омшань? Я заблудилась, – проговорила Мирослава, с помощью старухи поднявшись с земли.
– Витичанка? Откуда пришла, красавица – из Комаровки или Берёзовки? – спросила её старуха хриплым голосом.
– Из Комаровки. Меня Мирославой звать. А вы, случайно не болотная кикимора? – напрямую спросила Мирослава.
Старуха хрипло засмеялась и сказала:
– Нет. Я не кикимора. Хотя, видно, стала я похожа на старую кикимору, – огорчённо махнула рукой бабка. – Я Вельмата. Может, слышала про меня?
Девушка испуганно посмотрела на старуху. Мать Мирославы всегда побаивалась колдунов и колдуний. И Светозара мать всегда отговаривала от походов в Омшань. Знала Переслава, что её сыну Светозару нравится внучка старой колдуньи – Виринея. Надо же, как получилось – ей сама старая Вельмата в глухом лесу встретилась и даже руку ей протянула! Не к добру это. Плохо сегодня день начался – то оборотень на неё набросился, а теперь встретилась старая горбатая колдунья, опирающаяся на кривую палку.
– Отчего испугалась меня, внученька? – огорчённо спросила колдунья.
«Вот уже внучкой колдунья меня стала называть. Пропала я!» – ещё больше испугалась Мирослава и осторожно сказала:
– Всякое сказывают про вас, бабушка Вельмата.
– И зачем только матери в Комаровке пугают своих детишек? – огорчённо произнесла старуха. – Разве я когда-нибудь кому причинила зло? Всю жизнь я людей лечила, да защищала их от злых чар. Вот не станет меня, плохо людям будет. Боюсь, не справится моя Виринея. Молода она ещё, неопытна. Если бы плохие времена не наступили, тогда смогла бы Виринея одолеть злую силу.
– Не пойму я ничего, что вы говорите, – пробормотала Мирослава.
– Не понимаешь ты ничего оттого, что голова у тебя в дурмане. Уходить с этого места надо. Ты ведь едва не заснула вечным сном. В этом месте на болоте дурман-трава растёт. Вот ты и надышалась. А ещё жарко стало. Вот ты и задремала. А сейчас уже прохладно становится. Облачка набежали на небо. Вечер близится.
– Надо же! А я ведь ещё венок из цветов не сплела! – воскликнула Мирослава.
– А ведь у вас, у витичей, сегодня праздник. Если тебе не помочь, ты можешь на него не успеть. Пойдём скорее отсюда, пока нас с тобой вечный сон не сморил. Я тебе отсюда дорогу до Омшани покажу, – пообещала Вельмата.
– До Омшани? А до Комаровки мне отсюда никак не выйти?
– Далековато ты ушла от Комаровки. Туда теперь только через Омшань, по тропе, сможешь добраться. Да и я сюда случайно забрела – собирала нужную траву.
– А цветок папоротника вы не искали?
– Нет. Не искала. Я цветущий папоротник никогда не видела, хотя давно в лесной глуши живу. Ладно. Пора отсюда выбираться, – сказала старушка и повела за собой Мирославу.
По пути Вельмата поинтересовалась:
– А как ты здесь очутилась?
– Меня оборотень унёс в лес.
– Да ну! Так уж и оборотень тебя унёс! – усмехнулась колдунья.
– Самый настоящий оборотень. Мохнатый, весь зарос чёрной шерстью, и глазища у него красные. А ещё он на свирели играл.
– Разве оборотни на свирелях играют?
– Так ведь этот оборотень и есть Москай! – всхлипнула Мирослава.
Удивлённо посмотрев на юную витичанку, Вельмата сказала:
– Быть такого не может.
– Оборотень на свирели играл так душевно, как только Москай умеет, – сказала Мирослава.
– Вижу, люб тебе Москай.
– Был люб. А после того, как я Мроская увидала в таком страшном обличье, страшусь его. Если бы не его мать, неизвестно что он со мной сделал бы.
– А у оборотня и мать есть?
– Есть. Она тоже вся чёрной шерстью заросла, огромная!
– Знаешь, тейтерь, мне эти оборотни напоминают диких лесных людей. Слышала я о них от своей матери. Раньше они обитали в глухих далёких безлюдных лесах, а теперь, выходит, семья лесных людей в наши края пришла жить. Зря они к людям поближе переселились. Ничего им хорошего от этого не будет, – покачав головой, проговорила Вельмата.
– Выходит, эти чудища не оборотни, а лешие?
– Нет, не лешие. Говорю же тебе, что это лесные люди. Они смышлёные, многое умеют, и разговоры ведут между собой. Могут и на свирели научиться играть. Вот не ясно только, откуда детёныш лесного человека раздобыл свирель? Лесных людей не следует бояться. Человеку они зла не причиняют. Правда, могут напугать или, как тебя, утащить в лес. Но это только дикий малыш так мог поступить. Едят они ветки, кору, коренья, орехи и ягоды, – поведала Вельмата.
Старушка остановилась и сказала:
– Вот мы и пришли. Видишь овражек, заросший кустарником? Иди вдоль него. Правда, он не до самой Омшани тебя доведёт, а до того места, откуда услышишь лай деревенских собак и людские голоса. А я через этот овражек переберусь и в свою землянку пойду.
– А меня снова не схватит лесной человек?
– Лесных людей здесь нет. Да и зверей хищных поблизости я не чувствую. Вдоль овражка путь свободен. Иди, не бойся, – уверила старушка.
– Спасибо, бабушка, – поблагодарила старушку Мирослава.
– Ступай. Да хранит тебя Инешкипаз! И не страшись Моская. Он добрый парень, – сказала старуха.