Александр Эл
Одержимость справедливостью
Информация накрыла, я с трудом её переваривал. Капитан насовал кучу мелких заданий, а я не слушал его, и в растерянности вышел из кабинета, не спросив разрешения. Капитан криком вернул меня, и привёл в чувство.
– Тебе ещё нужно постараться, чтобы тебе доверяли. А не выпрашивать привилегии. Не с того начинаешь, начальник мастерской!
Странным было, что третьего художника долго не присылали, и всё приходилось делать вдвоём. Димка, оказывается, всё-таки что-то делал. Стало не хватать материалов, которые брать было неизвестно где. Я доложил капитану, что работать нечем. На что тот ответил, что «плохому танцору и яйца мешают». Разжиться материалами, удалось в родном училище. Но в город отпускали нехотя. Каждый раз нужно было просить капитана звонить замполиту роты, а тот, каждый раз выговаривал мне своё недовольство, как будто ревновал. Потом, капитан из политотдела куда-то и вовсе исчез. Вскоре в мастерскую ворвался майор, тот, что раньше был дежурным капитаном, он стал орать на меня, пообещав «выдавить этот гнойник!».
Замполит роты был возмущён тем, что я не отдал честь майору, и потребовал навести порядок, в моей прикроватной тумбочке. я в неё почти не заглядывал, потому что все свои мелочи хранил в мастерской. Вместо того, чтобы меня поддержать, замполит сказал, что это нарушение устава, что личные вещи боец должен хранить в прикроватной тумбочке, и что майор прав, мастерская это – гнойник.
В мастерскую я пришёл расстроенный, поделиться кроме как с Особистом было не с кем. Он молча выслушал, долго молчал, а потом сказал, что халява, похоже, заканчивается. И что он это уже давно видит, но у него дембель и ему наплевать.
– Ты сказал, что ты начальник? Это Дима, был начальник, а ты дурак. Он с тобой, как с писаной торбой носился, кинофильмы тебе приносил, а ты воду мутил у него за спиной. Начальником хотел стать, да?
– Ты откуда это взял? – возмутился я.
– Да? У тебя же всё на роже написано, коммунист!
Началось наведение порядка. Помещение мастерской кому-то передали. Особист демобилизовался, а я теперь наводил порядок в прикроватной тумбочке, и в столовую ходил строем вместе со всей ротой. Как все, чистил оружие и маршировал на плацу. Даже не верилось, что совсем недавно мы с Димкой, ели жаренную картошку, чаёвничали, наслаждаясь просмотром кинофильмов. Казалось, что это было не со мной.
Солдаты относились ко мне с уважением, все просили нарисовать в дембелевские альбомы их портреты, или что-нибудь на память о службе. Некоторые, просили сделать рисунок для татуировки. Для меня это было упражнением и единственным развлечением, позволяющим отвлечься от солдатской рутины. Желающих, выстроилась целая очередь. Некоторые, чаще это были азиаты, к моему удивлению, не раз предлагали немалые суммы, чтобы я сделал для них рисунок вне очереди. Откуда только у солдат деньги. Не вступи я в партию, деньги, наверное, взял бы. Но сейчас, карточка кандидата в члены партии, что лежала у меня в кармане сделать этого не позволяла. Если бы я деньги взял, замполит узнал бы об этом в любом случае. Как бы не клялись хранить тайну, кто-нибудь всё равно настучал бы. Мало того, что в партию не приняли бы, так ещё и пятно на всю жизнь. Не успели принять, и уже исключили. Я впервые задумался, на кой хрен мне эта партия? Без неё, к дембелю было бы, на что купить штаны.
А замполит не забывал обо мне, подбрасывая всякие задания. Теперь всё приходилось делать в Ленинской комнате, и частенько после отбоя, потому, что в другое время помещение было занято. Но когда я пожаловался, что не высыпаюсь, замполит сказал, что молодой коммунист, должен показывать пример стойкости и что членство в партии нужно заслужить. Он напомнил, что ему ещё характеристику на меня писать, без которой, меня не переведут из кандидатов в члены партии. И я старался, назад пути не было.
Глава-8 Мечта жениться
Вопрос, что делать после армии, для меня не стоял. Только в институт, нужно делать карьеру. Не зря же я в партию вступал. Интересно, где сейчас Димка. Красит, наверное, где-то на халтурах, институт ему не светил.
Конкурс на факультет живописи и графики зашкаливал, чуть ли не тридцать человек на место. Абитуриентам, в качестве первого задания предлагалось поставить на стол, стоявший тут же, вазу с сухими цветами и объяснить, почему ваза должна стоять именно здесь. Говорили, что так проверяют чувство и понимание композиции. У себя дома все привыкли ставить вазу в центр стола. Но, оказывается, это не правильно, не художественно. Потому, что всё зависит от освещения, и положения в комнате самого стола. Если вазу, по мнению членов приёмной комиссии, ставили правильно, тогда смотрели рисунки абитуриента. Короче, кого хотели, того и принимали. Школа с золотой медалью, ничего не значила. То, что ты окончил художественное училище, конечно хорошо. Но, может это и есть твой потолок. В общем, проскочить через это сито удавалось не многим, в основном тем, чьи фамилии были заранее согласованы. Но, тройному натиску не могла противостоять никакая комиссия. К моему красному диплому об окончании художественного училища, добавлялась солдатская форма, которую я надел специально, а завершающим моментом, была копия моей карточки кандидата в члены партии. Как и обещал замполит, в институт меня внесли на руках. И сразу выбрали старостой курса. Не зря, я терпел тяготы и лишения. После казармы, учёба была в радость. Ленивые сосунки, прогуливавшие занятия не понимали, как это здорово, учиться. Вот только денег не хватало, приходилось искать подработки. Серьёзный заказ не возьмёшь, после учёбы оставалось слишком мало свободного времени. Приходилось заниматься всякой ерундой, однажды даже красил забор. В остальном всё было прекрасно. Меня включили в партбюро факультета. Я был там единственным студентом, на собраниях сидел вместе с преподавателями. Обсуждали не детские вопросы, и я подумывал о том, почему бы в будущем самому не стать профессором.
– Это правда, что Вы художник? Я бы так хотела стать художником. Художники самые счастливые люди на свете. Правда, ведь? Только что был белый холст, и вот, он постепенно наполняется жизнью. Художник может показать другим свой сон, дивный мир, который никто кроме него не видел. Кругом течёт размеренная жизнь, или кипят страсти, а художник над этим, созерцает…
Ещё на вступительных экзаменах я приметил девчонку, фигурой напоминавшую Танечку. Каким-то чудом девочка из провинции ухитрилась поступить сразу после школы. Жила она в общежитии института, в комнате с тремя такими же овечками, как сама, и звали её, Анжелика. Вскоре мы сошлись, и не упускали ни одной возможности, для «внеклассных занятий». В эти моменты я представлял её то Розочкой, то Танечкой, то Люсечкой, которую я даже в глаза не видел, лишь представлял себе. Мне почему-то казалось, что Люсечка – брюнетка. Интересно, думал я, кто лучше в постели, Анжелика, или Димкины девчонки? Однажды, я случайно назвал Анжелику Танечкой, и она сразу устроила сцену ревности. Как я её ни успокаивал, как ни объяснял, что кроме неё у меня никого нет, ничего не получалось. Мне это надоело, и я сказал ей, что художник не может встречаться только с одной женщиной. Потому, что женщины нужны для творческого вдохновения, а не только для того, чтобы рожать детей. И тут, начался настоящий ад. Оказалось, что эта дура, беременна, притом давно, и что я этого не вижу только потому, что не люблю её. Люблю? Надо же такое придумать. Беременна? Уже несколько месяцев? Специально скрывала, чтобы нельзя было сделать аборт. За что мне такое? Может, это вообще не от меня? Чем она там занимается, в своём общежитии? Хочет женить меня на себе, чтобы перебраться в город из своей деревни.
– Дима, ты не волнуйся так, – она хлопала своими глупыми глазами, перебивая мои мысли, – мне от тебя ничего не надо, я просто маленького хочу. Я уеду с ним домой. А ты, если захочешь, сможешь приезжать….
– Ты хочешь ребёнка? – я пытался понять суть игры.
– Хочу, хочу девочку. Она будет красивая, я буду её наряжать. Я сама шить умею и вязать. Я своим куклам, сама одежду делала.
Эта идиотка думает, что ребёнок это кукла. Одежду она будет шить.
– Мама поможет, если что, я ей тоже помогала. У меня ведь сестра есть, младшая. И два маленьких брата. Я старшая в семье. Я и пелёнки стирать умею, и готовить. Нам будет хорошо. А ты, будешь приезжать….
– То есть, ты замуж не хочешь?
– Хочу. Но если ты не хочешь…. Мы можем так, как раньше. Ты ведь меня не оставишь?
– Ты что же, с животом в институт будешь ходить?
– Ну что ты, не волнуйся, скоро ведь лето. Потом я домой поеду. Может, академический возьму. Никто и не узнает.
– Если академический возьмёшь, точно узнают. Может, тебе уйти из института? Зачем тебе это?
– Ну, что ты. Родители так мечтали, чтобы я поступила. Да я справлюсь.
– Справишься? – этот кошмар совершенно не вовремя свалился на мою голову. Все планы к чёрту, – если институт для тебя важнее, то может не стоит с ребёнком возиться?
– Как не возиться, а как же тогда? Маме отдать? Но его же нужно кормить, маленького. Ребёнок, сам есть не может.
– Нет, зачем маме. Маме вообще ничего не нужно говорить. Или ты уже рассказала?
– Нет, не рассказала. Но как же не говорить, она же увидит.
– Послушай, Анжела, а что если сдать в Дом ребёнка? Я слышал, что такие дома бывают. Для тех, кто не может детей содержать. Многие женщины прямо в роддоме от детей отказываются. Такое часто случается.
– Отказываются? Ужас какой! – Анжела закрыла лицо руками – что же это за женщины такие? Ведь даже звери детёнышей своих выхаживают, пока те не станут самостоятельными. Нет, я своего не брошу.
– Не бросишь? Ну и правильно, ну и молодец! Именно это я и хотел услышать. А мы и не будем отказываться, мы на время его там оставим, пока ты институт не закончишь, а потом заберём. Там знают, как младенцев выхаживать, они же профессионалы. А ты, спокойно доучишься. И родителей волновать не нужно.
– Временно? А так можно? А потом, что? Вдруг не отдадут?
– Глупенькая, кто же матери её ребёнка не отдаст? Конечно, отдадут.
– Не знаю, как же так…. А, как же рожать? Этого ведь не скроешь. Да, и видно скоро будет…
– Ой, да не будет ничего видно, скажешь, поправилась. Платье посвободнее оденешь. А экзамены сдашь, сразу в другой город, или в деревню. Родителям скажешь, что на практику отправили. А там родишь, и всё. И снова в институт, доучишься и заберёшь ребёнка. И никто ничего не узнает.
– Я в другой город не поеду, хочу быть рядом с ребёнком. Хочу его навещать. Может, сама кормить смогу.
Вот зараза! Как же это всё замять-то. Женит она меня, женит….
– Ладно, давай пока так решим. Но тебе же нужно где-то жить. Я, матери тоже ничего говорить не хочу. Может, попрошу денег у отца, чтобы квартиру снять, на лето. Он поймёт. Они с матерью в разводе. Ну, что, согласна? Я же для тебя стараюсь, для нас.
– Для нас? Так ты, любишь меня? – она нерешительно подняла глаза.
– Ой, ну конечно же люблю. Неужели, ты думала, я тебя оставлю?
Ну, блин, и попал. Вот так вот, «любишь кататься, люби и саночки возить». Неужели Димка никогда не залетал. У него вон, сколько тёлок, а вляпался, я! Вот, почему так? Где, блин, справедливость?
– Я тоже, тебя очень люблю, – Анжелика заплакала.
– Не надо плакать, я же с тобой. Ну, иди ко мне, дурочка. Всё будет хорошо!
***
Парт ячейка факультета собиралась не по графику, объявлений не висело, заранее никого не предупредили, собрать всех не смогли. Меня вообще поймали на коридоре, сказали, вопрос срочный. Я говорю, у меня пара, а посыльный говорит, что разрешили пропустить. Что уж там у них загорелось, посыльный не знал. Я зашёл кабинет, привычно поздоровался со всеми за руку. Мне всегда это немного льстило. Они все преподаватели, а я студент, уважают, как равного. Правда, парторг, здороваясь, как-то подозрительно не смотрел в глаза. Может своими мыслями был занят. Ещё двое, как и я в недоумении, что за пожар-то?
Сели, парторг заговорил не как всегда, как-то неформально, без предисловий, почему-то обращаясь ко мне.
– Дмитрий, когда Вы к нам поступили, мы все были очень рады. Вы одарены редким природным талантом, зрелость ваших работ, сразу бросалась в глаза. А когда выяснилось, что вы ещё и коммунист, радость была вдвойне. К сожалению, молодёжь сегодня чаще всего аполитична, несознательна и инфантильна. Мы ждали, мы надеялись, на Ваше активное участие и поддержку дела партии. Однако, что то пошло не так. Сегодня в Партком института позвонили. Некоторое время назад, при выписке из роддома, студентка отказалась от своего новорождённого ребёнка. Это наша студентка, второкурсница. Случай – исключительный. Попросили разобраться. Со студенткой провели беседу….
Я почувствовал, что струйки холодного пота потекли по спине. Вляпалась таки, дура.
– Как оказалось, товарищи, бросить ребёнка её надоумил, как она сказала, наш студент…, член парткома нашего факультета. Вы, Дмитрий, посоветовали! Как Вы можете прокомментировать эту ситуацию?
Мой язык присох к нёбу, я потерял дар речи. Пауза затягивалась, двое других сидевших напротив меня преподавателей, выпучив глаза, уставились на меня явно не понимая, что происходит.
– Какая ещё студентка? Что за чушь? – наконец выдавил я из себя, – ничего не понимаю….
– Ничего не понимаете? Она утверждает, что Вы жили с ней, как с женой, больше чем полгода. Почти весь первый курс.
– Ах, эта? – неожиданность загнала меня в угол.
– А, у Вас ещё и другие есть? Интересно, сколько же их у Вас?
– Да, сама она! Я не хотел! Таскается со всеми….
– Позвольте товарищи, надо разобраться, – вмешался преподаватель английского, – может, это оговор? Мало ли с кем девчонка нагуляла. Дмитрий, Вы не молчите, ответьте. Вы, имеете к этому отношение?
Сволочи! Хоть бы предупредили. Как ответить…, как ответить, весь институт знает, что я с ней ходил, по заднице при всех хлопал, а она визжала радостно, дура! Нет, не отмажусь….
– Я вообще не понимаю, почему меня здесь допрашивают? Это же личное, частный случай? Почему я должен отчитываться, мало ли что бывает?
– Частный случай? Частный случай!? Вы позорите факультет, институт! – парторг явно начал психовать, – может, это не Ваш ребёнок?
Скажу, что не мой, может отвяжутся. Может он и правда не мой. Ну, блин, попал.
– Я не знаю, мой он, или не мой. Может, и мой…
– Простите, Дмитрий, у Вас были с ней отношения? – вмешался второй преподаватель, – ну, в смысле, Вы с ней спали?
– Да, не отрицаю, было. Я не понимаю, почему вы меня допрашиваете? Кому какое дело, с кем я сплю?
– Ах, ты не понимаешь! – снова взвился парторг, – сукин ты сын! Это ты, мерзавец, заставил нас тут в твоём дерьме копаться. Если бы не Райком Партии, я бы с тобой, мерзавцем, не разговаривал. Студентов попросил бы, чтобы тебе морду набили. А так, тебя даже отчислить проблема, ты же коммунист! Коммунисты так не поступают!
– В голове не укладывается, – снова заговорил преподаватель, – у Вас, Дмитрий, уникальный талант. Вам бы о творчестве думать, а не заниматься таким.
– Да, чем таким? – этот придурок реально бесил, – с девчонкой встречаться нельзя? При чем тут творчество? Я же не думал, что так получится.
– Если бы ты, мерзавец, в партии не состоял, плевал бы я на тебя, – продолжал возмущаться парторг, – таскайся где хочешь, кому ты, на хрен, нужен. И девки твои, ни кому не нужны. Разбирайтесь сами, и не впутывайте никого. Ты что, не можешь, как все, без скандалов? – парторг откинулся на стуле и всплеснул руками, – придурки кругом. Тут, ещё один такой. Завёл любовницу, ну и сиди себе тихо. Так нет же, мерзавец, разводиться затеял! А жена, в партком написала! Я у него спрашиваю, разводиться-то, тебе, зачем приспичило? Кто тебя заставлял? А он говорит, – это, говорит, нечестно! Нечестно, видите ли! Честный он! А мне разбирайся! Выгоним на хрен из партии, и всё тут! И этот вот, молодой ведь совсем, помойку устроил.
– Вообще-то, в наше время, было принято жениться, и вести себя как-то поприличнее, что ли, – продолжал зудеть преподаватель, – но меня пугает другое.. Как вы могли, как у вас язык повернулся, уговаривать мать, отказываться от своего дитя? Это же, вопреки природе. Она же Вам верит, Вы для неё самый близкий человек. Она ведь из-за этого своего поступка, всю жизнь каяться будет. При чём тут творчество, говорите? При том, что, художник и подлец, это несовместимые понятия. Я, вообще не понимаю, что из Вас получится. Куда вы пойдёте. Учителем рисования? Но, разве можно доверить Вам детей? Ужас! Не дай бог мои, к такому как Вы попадут….
– Короче, слушай меня внимательно, – снова заскрипел зубами парторг, – у тебя есть выбор: вон из партии, и из института, за аморальное разложение. Нам, тут таких не надо! Или, беги и немедленно женись, Райком приказал уладить, и не позорить партию! Сукин ты сын! Будем улаживать! Ни старостой курса, ни в партбюро тебе, конечно, больше не бывать. Будешь сидеть тихо, как мышь, только услышу про тебя, раздавлю! Всё понял? Пошёл вон!
Как оказался на коридоре, не помню. Назойливый студент тянул за рукав.
– Эй, староста! Алё, оглох что ли, в какой аудитории собрание? Где собираемся? –
– Не знаю, отстань! Не будет сегодня собрания.
Я закрылся в кабинке туалета и беззвучно, чтобы не слышали, рыдал как ребёнок. Успокоившись, понял, что выхода нет, придётся жениться. Хрен с ними, домучаюсь в институте, получу диплом и разведусь. Жить с ней, меня не заставят.
Я её, уже два месяца не видел. Как отправил в роддом, с тех пор и не видел. Второкурсники живут в другом общежитии, у кого спрашивать. Может, она вообще институт бросила. Но, нужно торопиться. Иначе, кранты, размажут. Эх, вся жизнь к чертям. И на кой ляд мне понадобилась эта партия, будь она неладна. Вступил, как в говно, и выйти нельзя. Ярмо, пожизненно. Это всё из-за Димки, и тут ему повезло. Вот бы смеялся сейчас….
***
На факультете выяснил, что Анжелика институт не бросила. Это удачно, ехать к её родителям очень не хотелось. Походив по аудиториям, увидел её. Она, заметив меня, подошла.
– Привет, ты как тут? Меня ищешь, или так?
– Тебя, конечно тебя. Кого же ещё. Я пришёл сказать, что решил жениться на тебе. Решил, что так будет правильно.
– Ты, решил? А у меня ты спросить не хочешь, пойду ли я за тебя?
– Как, разве ты не хочешь? Ты же хотела.
– С чего ты взял? Не хотела и не хочу. Мне не нужно.
– А ребёнок? Как же ребёнок? Ему нужен отец.
– Отец? Ты даже не спросил, сын у тебя или дочь. Какой ты отец….
Только сейчас до меня дошло, что я действительно этого не знаю. Да и какая разница, ребёнок и ребёнок, пищит и пелёнки гадит.
– Да я же пришёл, специально, всё хотел узнать, спросить.
Я поверить не мог что это та самая, что совсем недавно заглядывала мне в глаза, как преданная собака. Хотелось ударить её, – к ноге, тварь!
– Так что же не спрашиваешь? – она говорила, как с прохожим на улице.
– Жду, когда расскажешь, – я так старался улыбаться, что лицо стали сводить судороги, – разве ты сама не хочешь мне рассказать?
– Ничего я от тебя не хочу. У меня всё хорошо. Вот только молока нет. Говорят, пропало, из-за стресса. На меня так орали…. Где ты был? Мне так нужна была помощь. Теперь ничего не нужно, ребёнок с моей мамой, врачи рядом. А я вот тут, тебя слушаю. Ну, ладно, мне надо идти на следующую пару. Если я ещё и институт завалю, отец с ума сойдёт. Ну всё, пока….
Я стоял на коридоре и не мог поверить в происходящее. Меня кинули? Соплячка, дрянь! Как она смеет так со мной разговаривать? Пока я шёл назад в свой корпус, стало доходить, что становится совсем не смешно, ещё месяц, и распнут. Я помчался в канцелярию, где пока не знали о зреющем вокруг меня скандале.
Узнал домашний адрес и данные родителей Анжелики. Действовать решил через отца, к матери соваться было нельзя. Прикинусь шлангом, буду говорить, что люблю, что мечтаю жениться, скажу, что Анжелика сама выпендривается, что я и не думал её бросать, и что нужно, чтобы он на неё повлиял. У ребёнка должен быть отец! Кстати, нужно срочно узнать пол ребёнка, и как его там записали. Буду уговаривать, чтобы пока оформили только документы о браке, а свадьбы всякие, и прочие дела, потом решим….
Глава-9 Профессиональный художник
Жизнь после ЗАГСа превратилась в ад. Никто из студентов не понимал, почему я больше не староста, и не член Парткома. Приходилось выкручиваться, нужно было сидеть в тени. Я даже на девчонок боялся смотреть. Вдруг донесут моей обузе, а та из ревности в Партком напишет. Кто знает, что у неё в голове. Доучиться не дадут, тогда вообще труба.
В группе появилась новенькая, откуда-то перевелась. Да ещё Таней зовут, как тут Димку не вспомнить. Вижу, возле меня трётся, и всё при ней. Лучше Анжелки, явно. А я глаза поднять боюсь. А она не понимает, думает я скромный. Обхаживает, заговаривает. Ей точно уже сказали, что я женат, а ей наплевать. Всё говорит, мы люди творческие, мы люди творческие…. Типа, нам всё можно что ли? Эх, может и получилось бы у меня с ней, если бы не мой «чемодан без ручки». Видит око, да зуб неймёт. Надо же, на меня, на творческого человека, хомут надели, стреножили. А вообще, какого чёрта, я в монахи не нанимался. Женили насильно, так я теперь должен верность соблюдать? Вечером, когда все ушли, мы в аудитории, подперев дверь стулом, два часа, по полной оттянулись.
***
– Фтириаз, молодой человек, фтириаз. Ничего страшного, букета я у Вас не наблюдаю. Сейчас рецептик выпишу, следуйте инструкции, и всё за пару дней пройдёт, – врач сел за стол и стал что-то писать.
– Какого ещё букета? Это вообще, что за хрень такая? Это не хроническое?
Уже несколько дней я мучился от нестерпимой чесотки, притом в самых интимных местах. Чесаться хотелось нестерпимо, но на публике, в аудитории это выглядело очень неприлично. Я сидел на занятиях, стиснув зубы. Чтобы не делал, не помогало, а у матери спросить стеснялся. На четвёртый день твёрдо решил пойти к врачу.
– По-простому, молодой человек, это лобковые вши. В народе это называется на букву «М», ну Вы знаете. Заболевание, чаще всего передаётся путём беспорядочных половых связей, и иногда сопровождается другими болезнями, передаваемыми половым путём. Ну, Вы знаете, гонорея, сифилис, и дальше по списку. Кстати, Вы женаты? Жена не жалуется? Но, но, но, не надо, мне тут в обморок падать, садитесь, садитесь на стул. Ой, какие мы нежные. Вот, нашатырный спирт, понюхайте. Так, Вы женаты? О, вижу, вижу, женаты. Да не волнуйтесь Вы так, букета нет, легко отделались.
– Я с ней не живу, – едва смог выдавить я. Доктор не понимал, что бы меня ждало, если бы я Анжелу наградил. Сумасшедший её папаша, убил бы наверное, и закопал в огороде.
– Уверены? – не унимался врач, – а то приводите, посмотрим? Или, сами разберётесь? Вы же теперь грамотный. Кто герой-то? Кто с подарком пришёл, Вы, или она?
– Нет, это не жена.
– Ну да, обычно говорят, что в бане подцепили. Вы хоть, с разносчицей знакомы, или так? Если знакомы, то приводите. Ну, или сами объясните, чтобы она дальше не разносила. У Вас, вообще, один партнёр или больше? Неплохо бы, всех предупредить. Ну и ладненько, зовите следующего.
Всю дорогу назад я шёл пешком, чесался и думал, Господи, да за что мне всё это. Почему с другими ничего? У Димки сколько девок, почему только со мной, Мононуклеоз, Фтириаз, не выговорить мерзость какая….
А в институт нужно было идти обязательно, диплом на носу. Не успел осмотреться, Танька, тут как тут, улыбается, глазки строит. Неужели, у неё ничего не чешется. Вышли на коридор, она впереди идёт, попой вертит, неужели не в теме?
– Ну, что, – спрашиваю, – чешется?
– Ты же знаешь, что чешется, – отвечает и улыбается при этом, – пойдём, почешем, – говорит.
Она что, совсем дура? Или у неё не чешется… Мне тут не до улыбочек.
– Ты понимаешь, о чём спрашиваю?
– Понимаю. Грубый ты, меня это заводит.
Ну, точно дура. Поверить не могу, что она ничего не чувствует. Как это возможно?
– Тебе надо к врачу сходить, провериться.
– К врачу? Почему к врачу? Ты, хочешь сказать, что я ненормальная? Нимфоманка? Тебе что, плохо? Не нравиться?
Ну, точно идиотка, улыбается она ….
– Ладно, мне нужно идти.
– Ну что я сказала? Подумаешь…
Ничего не понимаю, как такое возможно? Может, я не от неё набрался? В баню не ходил. Что за хрень? А что если у неё зачешется, и она на меня подумает? Ещё разболтает кому-нибудь.
***
Институт закончу, устроюсь на работу, и прощай колхоз, – я шёл из института занятый своими невесёлыми мыслями, – правда, с работой пока швах, что-то совсем ничего не просматривается. Не нужны нигде художники, как грязи их везде. Где только ни смотрел, и в проектных институтах, и в издательствах, там вообще всё по блату. Ой, чувствую, сошлют по распределению в район, учителем рисования. Впрочем, говорят, не должны сослать потому, что я женат и у меня ребёнок. Овца моя, тоже заканчивает, но у неё проблемы с работой нет. Папаша подсуетился, она будет их колхозным клубом заведовать. А мне куда? Лозунги для клуба писать? Плакаты, типа «Даёшь два урожая за один сезон!» Тесть, говорит, приобщайся к сельскому хозяйству. Ты же коммунист, говорит, найдём тебе работу. Нет уж, спасибо, работал я в колхозе, целый месяц. На всю жизнь хватило….
От невесёлых мыслей отвлёк громкий сигнал автомобиля, прямо за спиной. Я едва не упал от неожиданности. Что за хрень, я же по тротуару иду. Ещё и дверь открыл, ну я тебе сейчас.
– Эй, Здесь для людей, для машин, вон дорога!
– Димка! Я за тобой уже пять минут еду, а ты не видишь.
На улыбающейся во весь рот роже, узнаю знакомые очки. Димка, он опять преобразился, не узнать сразу. В пиджаке с галстуком, ну прям начальник. Любит пыль в глаза пускать. Я то знаю, что он никто, даже школу не закончил. Меня увидел, расцвёл, как майская роза, обниматься полез.
– Димка, ну как ты? Я так рад тебя видеть. Слышал, ты Институт Культуры заканчиваешь, женился, счастлив, наверное.
…Ишь, как поёт. Завидует, небось, неуч.
– Привет, давненько не виделись. Да, у меня всё замечательно.
– Ну, а работаешь над чем? Небось, уже на персональную выставку наработал. Не забудь пригласить, когда выставляться надумаешь.
– Ну, насчёт выставки, это пока рано. Не до этого было. Учёба всё время забирает. Теперь вот семья. Кто же их кормить то будет. А тут ещё общественная нагрузка. Меня ведь в партком избрали, отказаться не мог. Два года отрубил почти, но, всё же не выдержал. Так, мало того, меня ещё и старостой курса сделали. А сейчас вот, на дипломе я. Мама моя, уже тоже не молодая, помогать нужно. Так что с выставкой придётся подождать.
– Ну, ты крутой, понимаю, понимаю, уважаю! – Димка слушал открыв рот, – но я думаю, это только начало для тебя. Ты ведь ещё свой талант толком не задействовал. Институт закончишь, начнёшь писать, я ещё прославлюсь, что знаком с тобой был, что учились когда-то вместе. Эх, хорошее время было. Девчонок наших, помнишь?
– Какие девчонки, мне это ни к чему. У меня жена – красавица. А ты, не женился ещё?
– Да нет, куда там, не для меня это. Слушай, а ты уже распределился, в смысле работу нашёл? А то, давай к нам, посчитаем за честь.
Только сейчас я обратил внимание на Димкину машину, она была совершенно новая.
– А это, что за машина у тебя, отца что-ли? У вас, вроде, машины не было.
– Да ты что, у отца даже прав никогда не было, его шофёр возил, на служебной. А это моя, ласточка.
– Твоя? Это же деньжищи какие! В лотерею, что ли выиграл?
– Заработал, заработал! Ты вот ума набирался, а я пахал. Купил вот, думал, буду ездить на природу, на пленер. Только вот теперь не получается. Приходится по делам мотаться. Ну, так что, работа нужна? – Димка радостно суетился.
…Да знаю я твои дела. Погряз в халтурах, небось. Хочешь меня использовать, как раньше. Где же это такие деньги платят?
– А у тебя гараж есть? Где ты машину держишь? Не боишься, что украдут?
– Нет гаража, во дворе бросаю. Колпаки с колёс уже спёрли. Теперь жду, когда колёса украдут. Так ты не ответил, как с работой-то? Пойдёшь ко мне?
…Ах ты, индюк надутый. Я, к тебе? Наглец.
– Слышь, а если целиком украдут?
– Ну, украдут, и украдут. Другую куплю. Ты, чего на вопрос не отвечаешь?
…Другую купит. Неужели у него столько денег?
– Нет, не распределился. Думаю пока, может, на природе пожить, в деревне. Там такие красоты. Между прочим, Ван Гог тоже начинал в деревне.
– А на что жить будешь? Ведь, чтобы год творить, нужно на что-то жить, Может, давай к нам. Тусовка, атмосфера творческая, да и заработать можно.
… Да что же ты, как павлин хвост передо мной распускаешь? Не пойду я в твою бригаду халтурщиков.
– Спасибо, конечно, за приглашение. Но, нет, вынужден отказаться. Ты извини, я спешу, бегу на встречу.
– Очень, очень жаль, ну если вдруг передумаешь, мало ли что, позвони, я всегда рад тебя слышать. Вот, возьми, у меня визиточка есть, звони домой или на работу. Да, вот ещё что. Раз уж мы встретились, у меня к тебе просьба. Мы тут девчонку берём, выпускницу вашего Института. Раз ты там вхож во все кабинеты, спроси, пожалуйста, как она там. Ну, в смысле репутации. Должность хоть маленькая, но всё же, хотелось бы хорошего человека взять. Запомни, фамилия – Жердяева, Жер-дя-е-ва. Запомнишь, или лучше записать? Отзвонись, ладно?
…Ну, наглец, я ещё и девок для него подыскивать должен. Кем это он себя возомнил?
– Ладно, ладно, запомню, отзвонюсь, – я механически сунул визитку в карман. Звонить ему я не собирался, но не выбрасывать же визитку при нём.
Смотри, какой всё же Димка предприимчивый, – подумал я, когда остался один, – бригаду сколотил. Наверное, неплохо зарабатывает. Пиджак с галстуком для пантов надел. Интересно, а такие вот шараги, это законно?
Мне, как и в детстве, снова было больно думать про Димку, про маленькое пианино, про его шлюх, про сапоги офицерские, теперь вот ещё и про машину. Забыть, выкинуть из головы, он же мне жить не даёт…
***
На защите диплома всё пошло не так, как ожидал. Было скучно, рутинно, и серо.
– С технической точки зрения работа выполнена безупречно, – зав.кафедры живописи говорил нудно, как будто его заставили, – к композиции, как говориться, тоже не подкопаешься. Наше учебное заведение свою задачу выполнило, подготовило хорошего специалиста. Надеюсь, он сохранит высокий уровень и не уронит честь нашего института.
…И всё? Это всё, что вы можете обо мне сказать? Разве вы не видите, что моя работа здесь самая лучшая? Неужели нельзя прямо сказать? В душу плюнули! Нет, пусть он мне объяснит, что не так?
– Дмитрий, я Вас не понимаю, ведь всё же отлично. Диплом Вы получили, о нас, об институте, Вы скоро забудете, – зав.кафедрой явно скучал, разговаривая со мной, и ждал, когда я отстану, – если Вы чем-то недовольны, обратитесь в деканат. Ну, не знаю, к ректору.
