Александр Эл
Мотивация
Глава шестнадцатая
Белая рубашка
Если бы события не разворачивались так быстро, все бы конечно рано или поздно всё равно всё узнали. Однако, когда в наступивший понедельник Бельский опоздал, и мастер снова возмущённо забегал по цеху, снова поползли слухи.
– Ну что, студент, где профессор? – радостно зашипел Матрос.
Егор не знал. Слесаря советовались, остальные шушукались. Бельский появился около 10 часов и успел сказать Егору, что действительно проспал. Оказавшись в своей постели, после нескольких подряд ночей спанья на полу цеха, он «вырубился без задних ног».
– Кхе, кхе, – покашлял в кулак незаметно подкравшийся мастер, – Бельский, ты обещал, – орать он не решался, наверное, чтобы снова не послали.
– Всё готово, я просто проспал, – спокойно сказал Бельский
– Ну да? Неужели работает?
– Работает. Я там на штамповке, картона напортил, и не убрал.
– Так что, штамп уже там? Не дослушав ответ, мастер умчался. Через минуту появился снова, уже вместе с начальником цеха,– веди, показывай…
Первым возбудилась слесарная элита и гурьбой потянулась за начальником цеха. Егор, пользуясь правом ученика быть рядом с учителем, тоже затесался в группу. Штамп работал. Сделав на глазах у всех десяток задних стенок для радиолы, Бельский остановил пресс.
– Ну вот, как-то так. Дальше без меня.
– А что было-то? – загалдел народ, – объясни, интересно же.
– Я подумал, что из-за большого размера матрицы с большим количеством отверстий, матрицу при закалке металла, повело. Возникло внутреннее напряжение в металле, матрицу перекосило. Это стало ощутимо только потому, что отверстий слишком много. Мы с таким не сталкивались потому, что таких картонных решёток, до сих пор делать не приходилось.
– И что ты сделал? Дырки расточил?
– Если отверстия расточить, картон начнёт рвать. По-хорошему, такие сложные матрицы нужно делать из другой стали и закаливать особым способом.
– А ты что сделал? Новую матрицу, что ли?
– Нет, на это нужно много времени. Вот смотрите, я сделал дополнительный толкатель, ну и на всякий случай пружины съёмника поставил помощнее. Но это, даже лишнее.
– Темнишь Бельский, как ты узнал, куда толкатель ставить? Почему он в углу, а не посередине.
– Я, просто подумал…
Уже через неделю про инцидент все забыли. Бельскому заплатили и за заказ, и сверхурочные, и ещё премию, приказ о которой вывесили на общее обозрение. Бельский, на неё купил жене сапоги.
– Где справедливость? – возмущался Матрос, – почему одним всё, а другим ничего? Если бы я три дня прогулял, меня бы выгнали! А Бельскому, премия.
Жизнь пошла своим чередом. Егор неплохо продвинулся в пилении болванки, изучал разные марки стали, учился читать чертежи, знакомился со всем процессом производства, и готовился к сдаче экзамена на разряд. К своему удивлению он понял, что слесарь-инструментальщик, действительно, центральная фигура в подготовке производства.
Конструкторское бюро делало чертежи. По ним, резчики, сварщики, токари, фрезеровщики, шлифовальщики, и прочий рабочий народ готовили детали и компоненты штампов. Всё это стекалось к нему, к инструментальщику, кто должен оживить эту кучу железа и превратить в инструмент, который будет месяцами непрерывно вырубать, высекать, гнуть выгибать, сотни тысяч, а то и миллионы разных деталей из которых собиралась продукция завода. Инструментальщик, обнаружив ошибки, мог предложить изменить конструкцию и переделать чертежи. Слово инструментальщика было весомым, если вообще не решающим.
Чем лучше Егор это понимал, тем большим уважением он проникался к самому себе, почти инструментальщику. Он уже примерял на себя образ маститого спеца, подсчитывал будущую зарплату и даже мысленно совершал на неё покупки.
– А почему Арон всегда одет, как на свадьбу? – спросил он однажды у Бельского, – это же так неудобно, в белой рубашке. Чтобы её не испачкать, приходится работать вытягивая руки. И всё равно ведь испачкаешь.
Этот вопрос, рано или поздно возникал у всех, кто видел, как работает Арон. Егор представил себя вот таким же, в белой рубашке и лаковых туфлях, идущим по заводской столовой. Молодые, одетые в одинаковые халатики, симпатичные девушки из сборочного цеха смотрят на него, а он машет им рукой…
– Родители Арона хотели, чтобы он был музыкантом, скрипачом. Ты сам у него спроси.
Оба музыканты, родители мечтали видеть Арона на сцене, но он ненавидел скрипку, и считал своё детство загубленным гаммами и сольфеджио. Назло отцу, он пошёл работать на завод, чтобы скорее начать зарабатывать деньги, и стать независимым. Однажды, вернувшись со смены в испачканной одежде и почерневшими руками, он очень расстроил свою мать, которая вскоре после этого заболела и умерла. Не из-за музыки, а именно из-за грязной рабочей одежды, которой до Арона никому в семье носить не приходилось, мать решила, что сын непутёвый и будет в жизни несчастлив. В память о матери Арон поклялся, что никогда не снимет белую рубашку…
Глава семнадцатая
Отойди пацан
Под руководством Бельского, продолжая пилить болванку, Егор параллельно стал брать несложные, но почти самостоятельные заказы. Иногда он просто помогал Бельскому, осваивая при этом, стоявшее в цеху оборудование.
– Вот смотри, шляпки болтов нужно утопить, – Бельский заканчивал большой штамп и доверил операцию Егору, – для этого нужно просверлить отверстия на определённую глубину. Не меньше, ни больше. Если просверлишь глубже, чем нужно хоть одно отверстие, вся плита будет запорота, и я останусь без зарплаты. Понял? Это ответственное задание, справишься?
– Справлюсь, – Егор старался звучать уверенно, хотя в душе был взволнован неожиданным доверием. Это же, не глупую болванку пилить. Завершить целый важный проект, штамп, который уже ждут в соседнем цеху, могут доверить только настоящему инструментальщику.
– Да, и вот ещё что, предупреждаю ещё раз. С этим станком, будь внимательным, он очень мощный и с автоматическим усилением. Объясняю, сталь – твёрдая, отверстия большого диаметра. У тебя сил не хватит, давить на такое сверло. Поэтому станок сделан так, что реагирует на твои усилия. Как только нажмёшь чуть сильнее, включится усиление. Отпустишь – выключиться. Но это, штука опасная, чуть зеванёшь, может вырвать деталь. Поэтому никогда не сверли, не укрепив деталь, и обязательно с упором. Вот так, как я сейчас показываю. Запомни, это техника безопасности. Машины могут покалечить. Понял? – Бельский внимательно смотрел в глаза Егора, стараясь понять, действительно ли ученик проникся важностью сказанного, – не спеши, делай с толком.
– Понял, не подведу.
Егор взял сверло, оно было мощным и увесистым. Вставил в патрон. Плита, которую нужно было сверлить, была тяжелее, чем казалась. Острые углы резали руки. Егор подумал, что было бы неплохо ворочать её в рукавицах. Отошёл за ними всего на минуту, но станок уже заняли. Недавно вернувшийся из армии, тоже ученик, уже сидел перед станком.
– Эй, сейчас моя очередь, это моё сверло. Не видишь, что ли?
– Да мне только фаски снять, пять минут, а ты тут час будешь сидеть. Сверла жалко? – парень явно не собирался уступать.
В этот момент Егор увидел именно то, о чем говорил Бельский. Деталь, которую собрался сверлить нахальный парень, не была закреплена. Она вообще была слишком маленькой для этого станка.
– Так сверлить нельзя, деталь вырвет, нужно укрепить.
– Иди пацан, не учи учёного. Мне только фаски снять, пять минут, – он прикрутил струбцину к детали и ухватился за неё рукой, – видишь, никуда не денется, – для надёжности он просунул пальцы между винтами струбцины, – удержу, у меня руки сильные.
– Это нарушение техники безопасности. Станок, с усилением, – неуверенно сказал Егор.
– Слышь, пацан, иди на хер! Не каркай тут…
Спорить было бесполезно. Воспользовавшись невольной паузой, Егор не спеша пошёл в туалет. Возвращаясь, он издалека увидел, что станок освободился, и поспешил к нему, пока никто не перехватил. К сверлу зачем-то была привязана та самая деталь нахального парня, почему-то вместе со струбциной.
– Это что такое? – Егор глазами стал искать хозяина привязанной детали, и вдруг обратил внимание, что окружающие как-то странно смотрят на него. И никто не работал…
– Отойди оттуда, пацан!
Кто кричал, Егор не понял и подумал, что никуда он не пойдёт, потому, что сейчас его очередь. Он снова посмотрел на станок, и на сверло. Деталь со струбциной была привязана странной, бело-сине-красной, тонкой верёвкой, на конце которой, висел… человеческий палец. Только сейчас Егор заметил кровь. Он посмотрел вокруг. Ему махали, отойди мол…. До Егора, наконец, стало доходить, что тут произошло, пока он ходил в туалет. Ноги подогнулись, он сел на пол. В голове шумело. Его оттащили, посадили на стул…
Уже потом, на другой день объяснили, что верёвка, вовсе и не верёвка, а какие-то жилы вытянулись из руки парня от самого локтя, когда палец вырвало из кисти ….
Штамп, дырки под шляпки болтов, Бельский доделал сам, на том же станке, на следующий день. Производство ждать не могло.
Глава восемнадцатая
Надувательство
Жизнь цеха снова вошла в привычное русло. У Егора, наконец, начал получаться прямой угол. Поняв задачу, он добивался результата правдами и неправдами. Как сказал Бельский, это неважно, каким напильником ты пилишь, ты хоть зубами грызи, хоть языком лижи. Главное получить нужный результат. Иногда, для достижения результата делают специальные инструменты, нужной формы и твёрдости. Задача Егора, достичь высокой точности, овладеть процессом.
Дни шли, приближалось время сдачи экзамена на рабочий разряд. Егор, понятное дело волновался. Однако, в цехе снова произошло неординарное событие. Бельский написал не то жалобу, не то заявление, на самого директора завода. Егор немного обиделся, что Бельский ничего ему не сказал и слух дошёл от других. Помолчав с неделю, он всё же не выдержал и спросил Бельского напрямую.
– Помнишь, я тебе говорил, что всё равно обманут? – Бельский говорил без всякого энтузиазма, – вот и обманули. Помнишь тот штамп, из-за которого конвейер встал? Из-за задней стенки для радиолы. Так вот, директор, начальник цеха, мастер и конструктор, написали коллективное рационализаторское предложение, и к нему ещё патент. Теперь, все штампы такого типа, будут делать с учётом моей идеи. А меня, даже не вспомнили. Я спрашиваю, как же так? А они говорят, что я своё уже получил. Я, сверхурочные получил, а за идею мне никто не платил. Правда, премию дали. Вот из-за этой премии весь сыр бор и есть. Говорят, раз получил, то всё. Говорят, не надо было получать.
– Нужно было от денег отказаться, что ли? Зачем? Деньги лучше, кому нужны эти бумажки?
– Да вот в том то и дело, что они деньги уже получили, за изобретение. Говорят, что директор сыну машину купил.
– Ну да? Машину, это же куча денег!
– Сколько там денег было, я не знаю. Они же темнят. Но уж точно, не какая-то там премия, едва на сапоги хватило. Да и противно как-то, себя вписали, а меня нет. А это моя идея, между прочим! Хоть бы, для вида вписали.
Это что, за зарплата такая, патент? За что им заплатили, не пойму, – Егор услышал новое для себя слово, «патент».
– Мне так объяснили, они этот патент, или что там, заводу продали. Вот и деньги. Директор всё это оформил, и протолкнул. А этих вписал потому, что директор, сам сделать, как бы не мог. Он же в цеху не работает. Короче, все деньги себе, а этих до кучи, чтобы по закону.
– Так они что, денег не получат?
– Получат, уже получили, только малую часть. А им что, деньги всё равно, халявные. Так бы вообще ничего не получили. А тут тебе и деньги, и диплом изобретателя, и дружба с директором. Глядишь, и на Доску почёта попадут. А я им зачем, слесарь какой-то, премию получил и гуляй. Ну, понял теперь?
Ничего конечно Егор не понял. Всё это нужно обмозговать. Какой патент? Что за патент? Что такое патент? Причём тут деньги? Бельский, какой-то нервный. Надо у папы спросить.
– Такое, может быть, – сказал папа, – хотя, я не верю. Кто же столько заплатит. Никогда про такое не слышал. Может, и были какие-то деньги, но не столько. Может, просто так совпало. Услышал, что директор машину купил, вот и решил, что за патент. А патент, это такая бумажка. Если ты что-то новое придумаешь, то туда запишут, что придумал именно ты.
– А это зачем?
– Ну, вот видишь, директор придумал зачем.
– Разве взрослые такие? Разве могут обманывать? Ты мне всегда говорил, слушай старших, слушай старших. Я, на заводе, такого наслушался…
– Да, многого ты ещё не знаешь. Жизнь, она штука сложная. Может, они и не обманули вовсе. Это, ещё нужно разобраться.
– Я же говорила, рано ему на завод, – вмешалась мама, – чему его там научат.
– Не хотел учиться, пусть знает, как деньги достаются! – папа включил телевизор….
Глава девятнадцатая
Заткнуть рот
«Общее собрание работников инструментального цеха. Повестка – личное дело слесаря С.А.Бельского. Явка обязательна», – объявление висело напротив кассы, где все получали зарплату, рядом с кабинетом начальника цеха. Пройти мимо и не увидеть, было невозможно.
– Опять собрание! Опять Бельский, – шипел Матрос, – оставайся теперь из-за него, после работы. Рабочему человеку отдыхать нужно. Бардак!
– А что за личное дело, что это такое? Мне на собрание, обязательно, или не обязательно? – увидев Бельского спросил Егор, – можно, я не пойду? А то, мне лишних четыре часа на заводе сидеть. А потом ещё на собрании.
– Нет, тебе не нужно. Иди домой, отдыхай. Какое там личное дело, мне будут рот затыкать.
Поразмышляв, Егор всё же решил остаться и посмотреть, что будет на собрании. Это было первое взрослое собрание в его жизни. Он, конечно, не пошёл бы. Но ведь собрание про Бельского. Интересно, как же ему «будут рот затыкать»?
Инструментальный цех работал в одну смену, поэтому собрание началось прямо здесь же в цеху. Стульев было мало, народ мостился как попало, кто сидел, кто стоял, все были злые и проклинали Бельского, молча стоявшего у своего верстака.
Начальник цеха сидел на возвышении за столом мастера. Тот сидел рядом, у края стола и что-то писал.
– Так, товарищи! – громко сказал начальник цеха, – кто отсутствует?
– Давай быстрее, не тяните резину! – загудели недовольные голоса.
– Слово предоставляется мастеру цеха. Он введёт вас в курс дела, товарищи.
– Руководство цеха, товарищи, уже давно и совершенно напрасно, смотрит сквозь пальцы на нарушения трудовой дисциплины отдельными работниками цеха, – мастер вышел из-за стала и почему-то снял халат, в котором всегда ходил по цеху. Затем, собираясь с мыслями, налил стакан воды из графина и выпил. Собрание бубнило, но терпеливо ждало.
– Не тяни резину, мастер! – крикнул кто-то.
– Вот я и говорю, – продолжил мастер, – только за последний месяц, товарищи, в медвытрезвитель попали двое работников нашего цеха, что совершенно недопустимо. Дурной пример, товарищи, подают слесаря-инструментальщики, а некоторые вообще ходят на работу, когда хотят. На проходной давно заметили, что некоторые наши работники вызывающе опаздывают, или уходят со смены, когда им вздумается. Что себе возомнили эти товарищи! Мы так не можем, товарищи! У нас все равны! А не так давно, произошёл вообще вопиющий случай! Слесарь Бельский, три дня отсутствовал на работе! А когда я, по поручению начальника цеха, попытался выяснить, в чем дело, товарищи, он ответил мне нецензурными выражениями! Я спрашиваю вас товарищи, что же будет дальше? Не пора ли остановить безобразие!? В цеху забубнили громче.
– Уволить его!
– Ну, выпил человек, с кем не бывает…
– Кончай бодягу! Пошли домой.
– Товарищи! – снова взял слово начальник цеха, – какие будут мнения? Кто хочет выступить?
– Всё понятно, какие выступления, пора домой, – гудело собрание.
– Я хочу сказать! – вперёд вышел Матрос, – мало того, что некоторые получают немереные зарплаты, так им ещё и премии выписывают! Это же какое-то стяжательство. За что, спрашивается, дали премию Бельскому? За то, что он отсутствовал на работе?
Собрание затихло, тема премии заинтересовала.
– Зазнайство! – продолжал Матрос, – почему это покрывает руководство цеха? Извиняюсь за грубое слово, протекционизм! Я не знаю, товарищи, у кого какие родственники, но это не повод давать выгодные заказы, а потом ещё и премии выписывать!
– А что за премии? Какие премии? Расскажи, – снова загалдели вокруг.
– А, хамство Бельского, известно! Вы ещё не знаете, чему он своего ученика учит. Как такому вообще доверили ученика? А ведь за учеников тоже платят. Не побоюсь этого слова – стяжательство, товарищи!
– Матрос, ты про премию расскажи! – кричали одни.
– Заканчивай, давайте по домам! – кричали другие.
– Товарищи! – слово снова взял начальник цеха, – есть мнение, товарищи, поставить слесарю Бельскому на вид, и предупредить. Я думаю, обойдёмся на первый раз без голосования, я думаю и так всё ясно. Всё товарищи, собрание закончено. Расходимся, товарищи, расходимся.
Егор, под впечатлением от услышанного, стал проталкиваться к Бельскому.
– Слышь, Бельский, ты чего на рожон лезешь? Из-за тебя ещё расценки порежут, – недовольные Герасим и чумазый Сеня, уже обступили Бельского.
– Чего они от тебя хотят? Куда ты там влез? – спросил, приковылявший Кулаков.
– Устал я, мужики. Давайте завтра. А, ты ещё здесь? – увидел Егора Бельский, – слышь, ничего не говори, давай завтра.
Завтра, Егор ждал с нетерпением. Хотел рассказать отцу, но тот пришёл навеселе, и больше интересовался футболом по телевизору. Егор поймал себя на мысли, что самым неприятным на собрании был ни мастер, ни начальник цеха, которые, как Егор уже знал, преследовали свои собственные интересы, и даже не Матрос, готовый при каждом случае делать какую-нибудь гадость. Самое неприятное чувство, осталось от равнодушия людей, которым было совершенно наплевать на всё и на всех, и которым можно было сказать, что угодно. Приказ о премии Бельскому висел неделю, а они кричали, будто ничего не знают. Они сами радостно уволили бы, любого, лишь бы поскорее пойти домой. Даже слесаря, те, кто хорошо понимал, что тогда произошло, кто не мог не помнить, как Бельский спасал их премии, заботились лишь о том, чтобы их ничего не коснулось. Оказывается, взрослых совершенно не интересует справедливость.
