Дача, до которой его довёз присланный возок, на поверку оказалась небольшим дворцом. Расположена она была вёрстах в пятнадцати от столицы, уютно разместившись среди вековых сосен. Воздух был наполнен ароматами июньского леса, а ещё сильно пахло морем, которое было отсюда не видно, но запахи просто обволакивали и кружили голову. Он на некоторое время замялся перед парадным входом, но через несколько секунд решительно зашагал по ступенькам к двери.
Последние месяцы выдались просто ужасными. Николай ранее думал, что самым тяжёлым будет узнать об обручении его ненаглядной Катеньки с другим. Но когда зимой пришла новость, что свадьба состоялась, ему с трудом удалось сохранить душевное равновесие. Три или четыре раза он заряжал пистоль, подносил дуло к виску и уже был готов нажать на курок. От самоубийства его удержала не боязнь смерти, ведь он уже давно был мёртв. Ему хотелось одного, отомстить подлому обманщику и предателю. И ещё таинственная незнакомка, которая прислала письмо с описанием свадьбы и приглашением посетить столицу в начале лета для приватной беседы. Никто не знает, чего ему стоило дождаться указанной даты и не показать сослуживцам своих душевных терзаний. Только лучший друг Стёпа всегда был рядом, поддерживал и пытался его расшевелить. Он сделал вид, что смог пережить свою трагедию, но иногда хотелось выть волком от тоски и безысходности.
Полковник без раздумий дал двухнедельный отпуск для решения мнимых дел по наследству. Но очень строго предупредил, чтобы он не задерживался, так как бригада, уже которую неделю готовится к долгому походу и все офицеры должны быть в расположении своих рот. В столице Николай остановился у дальних родственников, а через день за ним прибыл возок от загадочной незнакомки. И вот он стоит перед дверью дворца, за которой должна решиться его судьба. А может, не только его.
Лакей провёл его в небольшую гостиную, где в глубоком кресле сидела хозяйка дачи. Красивое лицо с тонкими чертами, роскошные чёрные волосы, заплетённые в косу, воздушное платье, которое скорее открывало, нежели скрывало точёную фигурку. А ещё глаза, яркого голубого цвета, смотрящие на него с добротой и нежностью. У Николая перехватило дыхание, от явления такой чудесной картины.
– Поручик, ну что же вы стоите, – произнесла дама звонким голосом и ласково улыбнулась, – Проходите и не бойтесь, я не кусаюсь. С каких пор русские офицеры стали опасаться слабых и хрупких женщин?
– Я прапорщик, – хрипло произнёс Ушаков, глядя на откровенный вырез. К своему стыду он осознавал, что не может отвести глаз от выпирающих из лифа полушарий.
– Скоро будете поручиком, – ещё обворожительнее улыбнулась незнакомка, протянув руку для поцелуя.
Николай подскочил и припал губами к изящной ладошке. После чего резко выпрямился и отошёл на два шага, встав чуть ли не по стойке смирно. К ещё большему смущению он почувствовал, что кровь ударила ему не только в голову. Его собеседница опять улыбнулась, встала и подошла к нему вплотную.
– Поручик, – обратилась она к нему. – Позвольте показать вам дом. Все разговоры оставим на потом.
Ольга Жеребцова водила ухоженным пальчиком по великолепному молодому телу и загадочно улыбалась. Буквально полчаса назад она завела в спальню этого недотёпу. Но и после этого пришлось проявить чудеса кокетства, чтобы он наконец-то начал действовать. Зато потом его было уже не остановить. Сначала прапорщик чуть не разорвал её новое платье, специально пошитое к этой встрече. Затем долго путался в своём мундире и рейтузах, которые никак не мог снять. Ей с трудом удалось не расхохотаться, глядя на потуги этого юного девственника. Первый раз закончился, не успев начаться и чтобы успокоить, начавшего впадать в панику прапорщика, она взяла всё в свои опытные руки. Второй заход был просто чудесен. Теперь она начала понимать покойную Императрицу, которая становясь старше, выбирала любовников всё моложе и моложе. Уитворт, конечно, мужчина видный, да и в постели неплох, но ему не сравниться с напором и очарованием юности. Ушаков уже несколько минут лежал с осоловевшими глазами и смотрел в какую-то одну ему ведомую точку на потолке. Ольга игриво укусила его за сосок и засмеялась от забавно дёрнувшегося любовника. Затем резко сменила игривый тон.
– Поручик, – серьёзно произнесла она, глядя в удивлённые глаза юноши, – Мы с вами оказались жертвами коварства одного человека. У вас он украл самое лучшее в мире чувство, под названием любовь. А моей жизни просто угрожает опасность. Этот страшный человек, привык играть людскими судьбами, как шарами его любимого кегельбана. Мало того что ранее я терпела сплошные унижения от этого подлеца, но теперь он вознамерился уничтожить меня и всю нашу семью.
– У Константина Павловича много недостатков, в том числе излишняя резкость в суждениях и поступках. Я никогда не прощу ему перенесённые издевательства и обман, когда он обещал посодействовать мне в сватовстве к Катеньке, – Ушаков будто очнулся, произнеся имя любимой, и начал натягивать на себя простынь, стараясь не смотреть на лежащее рядом обнажённое тело, – Но я не слышал, чтобы Его Высочество воевал с женщинами.
Понимая, что настал шаткий момент, и весь план может рухнуть, Ольга обхватила руками прапорщика и прижалась к нему своей роскошной грудью. Выдавив слёзы, она поведала трагическую историю, как была изгнана Константином с приёма, про прилюдное унижение и издевательства. Самое страшная часть сей драмы в том, что ей удалось узнать, о готовящейся опале и предстоящей ссылке в Сибирь вместе с детьми.
– А знаете, отчего все эти страсти поручик? – произнесла Жеребцова, подняв заплаканное лицо и посмотрев в глаза растерявшегося юноши, – Я отказала Константину в близости. Да, мы давно живём раздельно с мужем, но это не причина считать меня доступной и даже падшей женщиной. В нежном возрасте я насильно была выдана отцом за человека, гораздо старше меня. И только десятилетие спустя при помощи своих братьев мне удалось разъехаться с этим мерзким человеком. Сейчас братья в опале, чем не преминул воспользоваться похотливый царевич. Мне просто негде искать защиты от этого сластолюбца.
Прапорщик попытался вскочить, обуреваемый чувствами искреннего возмущения, но был удержан в кровати неожиданно сильными женскими руками. Ольга плотно прижалась к нему своей грудью и опять начала рыдать.
– Это возмутительно и омерзительно. Если бы я знал это ранее, то непременно вызвал подлеца на дуэль, – чуть ли не прокричал Ушаков.
– И не дожили бы до следующего утра, мой милый мальчик, – тихо произнесла «жертва».
Ольга перекатилась набок, положила голову на согнутую в локте руку и грустно посмотрела на негодующего юношу. Ловкая ладошка опять начала своё путешествие по груди любовника постепенно опускаясь всё ниже.
– Вы правы, – произнёс прапорщик, с трудом сдерживаясь, чтобы не застонать от наслаждения, – Константин окружил себя фанатично преданными людьми. Я понял это только сейчас после ваших слов. Они просто не позволят свершиться справедливости и готовы на любые подлости, как их хозяин.
– Не нужно спешить, душа моя, – прошептала Ольга в ухо Ушакова, отчего тот вздрогнул и по его телу пошли мурашки, – Всему своё время. Скоро поход и война, а там может произойти всё что угодно. Только пообещайте мне не рисковать своей жизнью, я никогда себе не прощу, если с вами, что-то случится. Не получится свершить правосудие, то значит такова моя несчастная судьба.
Ушаков хотел возразить, но не смог, вернее ему не дали. Рука Жеребцовой дошла до члена, который давно стоял колом. Она перевела взгляд на опять покрасневшего как рак прапорщика. Нежно поцеловав его, она произнесла.
– Помните одно, мой герой. Сегодня преследованию подверглась я, завтра другая, а потом Константин может добраться и до вашей милой Катеньки.
Не дав возмущённому Ушакову ответить, она с силой впилась в его губы. Николай пытался что-то сказать, но потом с жаром ответил. Далее осмелев, он начал покрывать поцелуями набухшие розовые соски.
Лёжа под пыхтящим прапорщиком, обхватив его ногами, Ольга думала, что как легко всё прошло. Но у неё есть ещё целых два дня для того, чтобы окончательно заморочить голову этому глупцу до состояния полного умопомешательства. А пока можно полностью отдаться плотским наслаждениям и задуматься о постоянном молодом любовнике.
Июль 1798 года Порховский тракт, Российская Империя.
Если раньше я думал, что путешествовать по нынешним российским дорогам невыносимое испытание, то вынужден признать своё заблуждение. Одно дело неторопливо ехать из столицы в Новгород, а далее в Москву, по вполне себе ровному и утрамбованному шоссе. Но совсем иначе выглядят тракты на других направлениях. Такое ощущение, что с 1784-го года, когда по новой дороге проехала Екатерина, её больше не ремонтировали. Это я так ворчу, отбивая задницу на очередной кочке. После трёх дней езды верхом решил не мучить себя и пересел в свой комфортабельный возок на рессорах. Царевич я или нет? Тем более что все хозяйственные и прочие бытовые вопросы были решены заранее. Рота была в надёжных руках Фитцнера, егерям мои советы не нужны в принципе.
В начале, когда полк выступил в поход, хватало сумбура и неразберихи. А как ещё могло быть, если одновременно начинается передвижение почти трёх тысяч человек, а ещё огромный обоз с артиллерией. Фон Миллеру не удалось полностью переформировать наш полк в бригаду, но полноценные двенадцать рот были созданы. Ещё у нас, в отличие от обычного мушкетёрского полка, было шестнадцать орудий, вместо положенных восьми. Несколько офицеров и полсотни старослужащих солдат остались в Новгороде на хозяйстве и должны были обучать следующее рекрутское пополнение. С учётом того, что именно мы первые получили новые фуры, передки и прочие транспорты, то сила получилась внушительная. Главное, что Выборгский мушкетёрский, наверное, самая мобильная пехотная часть в Империи, да ещё с максимальной автономностью. Пока идём не до конца загруженные, но на зимних квартирах должны пополнить свой арсенал боеприпасами.
К чему я не могу до конца привыкнуть, так это к контрасту в нынешнем русском обществе. С одной стороны, тотальное засилье европейских товаров, культуры и даже языка. С другой фанатичный патриотизм, поддержка и абсолютная вера в нашу армию. Приятно, чёрт возьми, когда внутри страны такое отношение к собственным воинам. Новгородские дворяне, купцы, духовенство и мещане тоже внесли свой вклад в обеспечение полка. Крупами и фуражом мы были буквально завалены. Купцы очень помогли с одеждой, обувью и разного рода мелочёвкой. Артели, которые давно производили разнообразную продукцию, тоже внесли свой вклад. В общем, полк собирали и провожали всем миром. После этого мы просто не имели права опозориться и проявить слабость в предстоящих сражениях. Глядя на лица горожан, которые заполнили древний Кремль, каждый офицер и солдат испытал чувство невиданного единения со своим народом. Даже один циник из XXI века проникся, чего уж говорить о пейзанах. В Кремле прошёл молебен во славу русских воинов, а так как в храм все не поместились, то мероприятие провели под открытым небом.
Как раз накануне я вернулся из столицы и сразу попал в гущу событий. Две недели непрерывных сборов, нервотрёпок, судорожных попыток решить все оставшиеся дела, раздать поручения и вот мы в пути. Наивный поручик думал, что тяжело было последние дни, когда мы готовились к долгому маршу. Основные проблемы полезли буквально через несколько часов. Полк двигался поротно, и нам пришлось плестись в конце бесконечной колонны или каравана, называй как знаешь. Первый батальон выдвинулся за два дня до нас, мы шли в арьергарде. Обоз был разделён на несколько частей, чтобы можно было в рабочем порядке кормить солдат и коней. Скотина, кстати, оказывается более требовательная и капризная, нежели русский солдат и её надо беречь с особым тщанием. Это какой-нибудь рядовой Иванов может шагать целый день без еды и с одной флягой. А вот Сивки и Бурки должны отдыхать, вовремя питаться и получать воду. Также их нужно рассёдлывать, мыть, протирать потёртости, следить за подковами и ещё много чего.
Так как наша часть самая обеспеченная в плане транспорта и вообще везёт с собой чуть ли не годовой запас припасов, то караван получился внушительным. И это с учётом того, что новый вид фуры более лёгкий и вместительный, нежели используемый сейчас русской армией. Но не это самая большая проблема. Большое количество новобранцев, которые привыкли к маршам, но не столь длинным, сильно замедляли движение. Мелкие травмы, стоптанные ноги и желудочные расстройства стали причиной того, что у врачей хватало работы. В моей роте заболевших не было, солдаты пили только колодезную или кипячёную воду, но других мелочей хватало. Плюс обычная сиволапость и необразованность вчерашних крестьян.
Не исключаю, что некоторые солдаты специально так себя вели, чтобы остаться долечиваться в каком-нибудь городе, а далее дезертировать или другим способом отклониться от войны. Но фон Миллер был человеком принципиальным и опытным, все больные были посажены в фуры, до полного выздоровления. Никто же не будет ждать засранца, пока он сделает свои дела и не один раз. Санитарная фура плелась в самом конце и давала возможность нуждающимся сбегать в кустики. Тех же, кто был пойман на питье грязной воды отправляли в вечный наряд копать нужники. Та ещё проблема, особенно для следующих в арьергарде. Стоянки располагались примерно на одинаковом расстоянии и нам приходилось использовать места, где уже ночевали идущие впереди подразделения. Если наша четвёртая рота работала как единый механизм-часть солдат ставила палатки, другая копала отхожие места, третьи занимались мелким ремонтом, то у других всё было не так гладко.
После того как мы встали на очередном изгаженном до невероятности месте, которое в итоге пришлось покинуть, я послал гонца вперёд. Офицеров попросил проконтролировать, чтобы следили за гигиеной и чистотой. А солдатам как бы невзначай донесли, что если кто-то ещё раз нагадит вне отведённого места, то в следующий раз пошлю егерей, которые заставят поганцев сожрать продукты своей жизнедеятельности. Это не стоянки для ночлега, а какие-то смердящие минные поля. Взвод егерей постепенно обрастал специфической репутацией и даже самые тупые поняли, что лучше не искушать судьбу. Далее места для ночевок были относительно чистые, костры тушили залив водой, а не кое-чем иным, в общем, почти благодать. Не лучше дела обстояли с питьевой водой. По дороге были вычерпаны все колодцы, так что приходилось посылать нашего водовоза в деревни, отстоящие дальше от тракта. И таких мелочей были десятки. Но тяжело в учении, поэтому мы с офицерами роты учились со всем старанием. Боевой опыт имел только старший Фитцнер, который совсем молодым застал подавление восстания Костюшко. Да и в том походе на нём не лежало особой ответственности. Как оказалось, война – это не красивые перестроения в колонны и атаки под гром канонады. Это в первую очередь бесконечная дорога, пыль и грязь. А мы ещё до сражений не добрались, где к нам присоединятся кровь и смерть.
– Ваше Высочество, – отвлёк меня от размышлений Дугин, – Ужин готов, господа офицеры ждут.
У нас изначально действовало правило, что в походе все едят из одного котла. Понятно, что кое-какие разносолы на офицерском столе присутствовали, но основным блюдом была каша, сегодня гречневая с салом. Окидываю взглядом наш бивак и ещё раз убеждаюсь, как мне повезло с Фитцнером. Палатки расставлены, солдаты собрались в две очереди, одна перед умывальниками и вторая уже около походной кухни. Я ввёл очень жёсткие порядки в плане гигиены. После похода и установки лагеря личный состав моется и хорошенько оттирает руки щёлоком, мыло штука дорогая и даже не все офицеры могли себе его позволить. Наш фонд недавно начал выпускать большой ассортимент мыла и даже аналогов шампуней, от которых женщины были в полнейшем восторге. Это я как-то заикнулся про такой девайс, дамы дружно на меня насели на предмет информации, заставив рассказать всё, что удалось вспомнить. Далее сами нашли химика, который взялся за работу. В итоге после года экспериментов, что-то у него получилось. Мне шампунь без надобности, волос на голове почти нет, а вот мылом, я запасся основательно.
За раскладным столиком собрался весь офицерский состав, кроме егерей. Они держались наособицу и разбивали лагерь обычно подальше от роты. Оснащены мои башибузуки были гораздо лучше, чем обычные солдаты, так что за них я не переживал. Кроме каши на ужин у нас был хлеб, копчёный окорок, зелень и вино. На алкоголь никто особо не налегал, а вот кашу смели за пару минут. Молодым здоровым организмам, которые провели несколько часов на марше, требовалось восстановить калории. Даже я проголодался, хотя особо не напрягался, и весь путь провёл в возке. Денщики убрали посуду, а мы приступили к дегустации неплохого вина.
– Ваше Высочество, – начал Фитцнер на правах старшего после меня офицера, – Не хочу сомневаться в талантах наших полководцев, но вам не кажется, что сама компания начинается очень странно.
– Называйте вещи своими именами, здесь вроде чужих нет. Кампания начинается в жуткой спешке, что ещё никого до добра не доводило. Едва мы подписали соглашение о вхождение в Коалицию[1], как выдвинули огромные силы армии и флота в сторону противника, практически без подготовки. Наверное, англичан сильно припекло, если они активизировали все свои ресурсы и уговорили Императора, чтобы мы присоединились к этой ненужной войне. С учётом того, что теперь среди наших союзников Порта, то им очень нужны русские войска в Европе. Османы оттягивали на себя значительную часть русской армии, но сейчас в этом нет необходимости.
На самом деле эти английские торгаши вообще ничего не обещали. Решили проскочить бесплатно, пользуясь непоследовательностью и эмоциональностью Павла. Я ему написал письмо, где попросил просить больше денег или добиваться списания части наших долгов. Благо, с Безбородко мы тоже обсудили тему переговоров и планов будущей компании. Надеюсь, на его опыт и что мы не продешевим.
– Но позвольте, что значит ненужная война? – воскликнул Ушаков, который в последнее время был какой-то хмурый и нелюдимый, – Наша святая обязанность разбить республиканцев и восстановить во Франции монархию.
Судя по одобрительным кивкам части офицеров, это мнение поддерживал не только прапорщик. Надо срочно проводить ликбез по международной политике.
– Восстановление монархии на чужих штыках дело затратное и трудноосуществимое. Всё равно, когда-нибудь её опять свергнут. Это без учёта того, что именно французские войска угрожают Вене, а не наоборот. А ненужная потому, что у нас нет никаких интересов в этой кампании. Вместо того чтобы окончательно разобраться со шведами и турками, мы в союзе с ними будем спасать Австрию. Более того, я уверен, что ни Австрия, ни Англия не выполнят своего союзнического долга и предадут Россию при первой возможности. Они и продовольствием с фуражом нас не обеспечат, помяните моё слово. В остальных пунктах договора тоже обманут. Не знаю, чего пообещали англичане, но обещать – не значит жениться, особенно в политике.
После моих слов Ушаков дёрнулся как от пощёчины и сильно покраснел. Чего с ним такое происходит? Неужели переживает, что его юношеское увлечение выдали замуж за соответствующую её положению партию? Ну не идиот же он, должен понимать, что такие неравные браки бывают только в сказках.
– Вы считаете, что русскую армию ждёт неудача? – задал вопрос фон Рентелень, батарея которого двигалась сразу за нами, и вечером он присоединялся к посиделкам.
– Барон, наши сухопутные силы возглавляет Суворов, а флот Ушаков. О какой неудаче может идти речь? Я говорю о том, что ничто не мешало России пойти по пути Пруссии и придерживаться нейтралитета. Мы даже свои войска не можем провести через их территорию, и приходится делать большой круг. И никто на Фридриха[2] не ополчился, все понимают, что это политика, и каждый правитель заботится о своей державе. Помяните мои слова, в итоге получится, что мы понесём большие людские и материальные потери. Англичане с австрияками предадут нас или развернут ситуацию в нужную им сторону. Турки и шведы задействуют только свой флот. А через три-четыре года никто не помешает тем же англичанам натравить их на нас, если Россия захочет выйти из коалиции. Или джентльмены просто решат, что мы слишком сильны, и пора ослабить своего союзника, во избежание, так сказать. Только наша армия будет потрёпана, а страна иметь огромные финансовые проблемы. Враги, наоборот, за несколько лет успеют накопить силы. Ведь ещё есть Персия, с которой мы ввязались в такую же ненужную войну. А если неприятели ударят по нам одновременно с трёх направлений?
После моих слов наступило продолжительное молчание. Я давно учу своих соратников смотреть на ситуацию не с точки зрения сословной солидарности и прочей чуши, а исключительно со стороны выгоды для России. Процесс этот тяжёлый, потому что русское дворянство действительно в некотором роде зашорено. Это выражается в попытках доказать европейцам какие мы мол настоящие рыцари, а не варвары. Вообще это черта, что о нас подумаю в каком-нибудь вонючем Лондоне, бесила меня и в прошлой жизни. Да плевать, что о нас думают всякие пидорасы, главное – оборачивать любые процессы в свою пользу. К сожалению, инерция мышления, заданная ещё Петром превалировала над здравым смыслом. Аристократия пыталась доказать, что они более европейцы, нежели жители всех этих Вен с Парижами. А с учётом того, что Павел строил из себя рыцаря без страха и упрёка, всё было гораздо хуже. В результате за всё будет расплачиваться русский солдат своей кровью. И это я про экономические потери молчу.
– Более того, – продолжаю свою речь, – Мне совершенно непонятно, зачем дробить наши силы на две армии? То есть часть наших войск под командованием Суворова пополнят австрийские полки, и они будут действовать в одном направлении, а другая опять-таки совместно с союзниками в другом. Может, в Гофкригсрате[3] придумали какой-то гениальный план предстоящей войны, но я очень в этом сомневаюсь. Политика опять берёт верх над здравым смыслом. Но мы не можем ничего изменить и наше дело выполнять приказ Императора.
– Мне всё равно не понять ваше критическое отношение к предстоящей кампании, – не унимался Ушаков.
– Наша армия не готова к войне. Нет, личный состав обучен и вряд ли уступит неприятелю, – я остановил жестом, готового перебить меня прапорщика, – Меня смущает, что наши войска в плане снабжения будут зависеть от австрийцев. Одно дело воевать, опираясь на собственные военные магазины и иное дело передать все поставки продовольствия, фуража и боеприпасов другой стороне. Повторяю ещё раз, нас просто используют. Как только союзники почувствуют, что русские войска начали мешать или выполнили локальную задачу по нейтрализации неприятеля, то ситуация может развернуться в любую сторону. Нас могут предать или поставить в неприемлемые для ведения боевых действий условия. Например, не доставят вовремя фураж, и мы не сможем накормить лошадей. Этого хватит, чтобы остаться без артиллерии.
Я сделал глоток вина, недурного надо отметить. Посмотрел на притихших соратников и продолжил.
– На самом деле не всё так плохо. Русская армия способна воевать автономно несколько месяцев, припасов хватит. А в наших моряках я вообще не сомневаюсь. Адмирал Ушаков целенаправленно готовил эскадру последние два года. Думаю, господство флота союзников в Средиземноморье будет тотальным. И если не станут мешать, то есть шансы закончить компанию через два года в Париже. Полководцев в Европе много, но Суворов один и других не предвидится. Но опять всё упирается в политику. Я очень хочу ошибиться в своих ожиданиях и подозрениях в отношении союзников.
– Мы не должны больше видеться, – говорю Ей, как только немного отдышался. Но все мои аргументы сразу рушатся под ироничным взглядом прекрасных глаз.
Опять Сестрорецк. Сначала я посетил завод, очень продуктивно пообщался с Даниловым и осмотрел готовые транспорты. А далее проторённой дорожкой, тайком проник в знакомую усадьбу. В этот раз меня уже ждали на расстеленной кровати, и мы сразу окунулись в водоворот безумной страсти. Следующий день опять провёл на заводе, где обговаривал с Даниловым порядок поставок фур с артиллерийскими передками. Оказывается, часть продукции уже в дороге, а вторая партия выдвинется в ближайшие дни. Далее немного поспал и вечером опять побежал на свидание. Никак не могу разобраться, что мною вообще движет – страсть, наваждение, любовь или безумие. Но сейчас это неважно. Мы опять вместе и это главное.
– Что мешает нам видеться дальше?
Вот как ответить на этот вопрос? Я только за продолжение встреч, но понимаю, что в перспективе это может навредить всем моим усилиям по реформированию страны. Вернее, оттолкнёт от меня часть возможных союзников. Совершенно не к месту вспомнил о Юле. После моего приезда в столицу она ходила за мной как хвостик, будто боялась отпустить даже на минуту. Ещё и этот печальный взгляд, когда мы расставались. Резанул он мои чувства как по живому и периодически образ супруги возникает перед глазами.
– Ты замужем, а я женат, – пытаюсь привести хоть какой-то удобоваримый аргумент.
– Когда и кому это мешало? Половина высшего света, живёт особо, не стесняясь своих связей.
– Мы не высший свет.
– Вот уж не думала, что главного возмутителя спокойствия Империи заботят какие-то условности. Или правду говорят, что ты влюбился в собственную жену?
Что-то нехорошее, даже злое блеснуло в прекрасных глазах. Затем Она грациозно перекатилась и легла на меня. Подсознательно понимаю, что мной нагло манипулируют, но ничего не могу поделать. Любимое лицо уже рядом и Её глаза очень серьёзно смотрят в мои.
– Ты понимаешь, что вместе мы сила, которой никто не сможет противостоять? По крайней мере, в будущем, – скромно улыбнулась обнажённая искусительница.
Это было что-то новое. До этого мы обсуждали разные вопросы, но вот тему политики никогда не затрагивали. Что у них в столице происходит, если витают такие мысли? Вообще-то, Павел ещё жив и здоров. Да и я особо не обозначал своих притязаний на власть, потому что наследником является Александр. Параллельно с думами я сжимаю в объятиях прекрасное тело и начинаю путешествовать руками от лопаток до аппетитных ягодиц. Голубые глаза всё также внимательно рассматривавшие меня, покрылись поволокой, и Она не смогла сдержать чувств, издав сладостный стон. Я начал спешно пристраивать Её на себе, потому, что уже не мог сдерживаться.
Но это было ещё не всё. Светлые волосы рассыпались на моей груди, но глаза всё также смотрели в мои.
– Каков будет твой ответ Костья? – с улыбкой произнесла моя любовь.
– А что ты будешь делать с Юлей? Отравишь или несчастный случай? – спрашиваю с усмешкой.
– Как ты мог даже представить такое? – с придыханием отвечает прелестница, даже не думая прекращать соитие, – Юля нам всем как младшая сестра. Просто ей придется отойти в сторону, и выполнять роль послушной жены, как изначально было предписано. За моего супруга тоже можешь не беспокоиться.
Откуда в ней эта жёсткость и цинизм? Понятно, что я последнее время нахожусь в Новгороде и не знаю всех нынешних раскладов. Всё-таки я влюбился в другую женщину – весёлую, добрую и очень несчастную от пренебрежения собственного супруга. Но она не была расчётливой стервой, коей показала себя за поседение несколько минут нашей встречи.
Я ушёл под утро. Мы больше не поднимали вопросы политики и нашей личной жизни. В последние часы Она будто бы взбесилась и попыталась меня буквально вымотать. После ухода осталось чувство недосказанности и понимание, что сегодня я совершил какую-то ошибку. Могу сказать одно, не на такое послевкусие от нашей встречи я рассчитывал. Мало того что меня мучает совесть, так ещё возникли вопросы, на которые нет ответа.
– Ваше Высочество, пора!
– А? Что? Чего? – не могу понять, о чём речь.
Вскакиваю и понимаю, что лежу не на перине в Сестрорецке, а в походной фуре и меня будет собственный секретарь.
– Лагерь уже просыпается. Вы приказали, будет вас вместе со всеми, – произносит Дугин.
Нормально так меня накрыло воспоминаниями. С другой стороны, чему удивляться? Постоянно пытаюсь гнать от себя мысль о том, что придётся принимать какое-то решение и разрывать эту связь. А ведь его всё равно придётся принимать, и никуда от этого не спрячешься. Ладно, ещё года полтора есть в запасе, и буду думать по мере поступления информации.