bannerbannerbanner
полная версияТри вещи и одно дело

Александр Вячеславович Цехомский
Три вещи и одно дело

Полная версия

Глава 1. Все начинается с крика

– ААААААААА

– Чего орать?

– Аааа – застонал я более протяжно

– Повторяю, чего орать?

– Ты, ты кто?

Новый день, новый впечатления. Я стоял посреди озера. Не помню, как я сюда попал. Зато помню, что этому предшествовало. Но не это было важно сейчас. Я стоял посреди озера. Вокруг, впрочем, было довольно живописно. Ветер приятно щекотал лицо, на деревьях пели какие-то птички. А, кстати о деревьях. Я стоял в лесу. Лес был на удивление красив. Каждое дерево было как на подбор, стройное. Лучи света пробивались через их кроны и приятно грели кожу на щеках. Замечательно, но что-то с первых минут пребывания в новой локации вызывало во мне смутную тревогу. Странность была во всем. Те же деревья. Конечно, они были очень красивыми, и даже неправдоподобно красивыми. Листочек к листочку. Это вселяло чувство какой-то жуткой неуверенности в себе. Реальность вокруг как бы говорила: “Эй, парень, шел бы ты отсюда. Ты тут лишний”. Но птицы… Они пели так сладко. Сомнительно сладко. В их трелях звучал призыв бежать отсюда куда подальше. Но самым странным, пожалуй, был мой собеседник. Правда не всегда очевидна и стоит прямо перед глазами. Я опустил взгляд ниже и увидел, что из воды выглядывала рыба. Она смотрела на меня глазами без век, лицом, не способным выражать эмоции. Но я почему-то понял, что ее физиономия выражает крайнее удивление и одновременно уверенность.

– Я кто? Это ты кто?

– Я Платон.

– Платон? Платон… Не уходи никуда, окей?

Рыба нырнула куда-то в водную муть и появилась через полминуты неловкого молчания.

– Да, прости за заминку. Мы ждали тебя!

– Вы?

– Ну да. Ты, наверное, очень растерян сейчас. Но не бойся, это скоро пройдет.

– Есть немного.

– Мда, давай по порядку. Ты представляешь, где ты сейчас находишься? Стой-стой. Конечно не представляешь. Итак, Платон, я тебя поздравляю. Ты выиграл в лотерею!

– Что, правда? – саркастично ответил я

– Конечно нет. Но тебе повезло, мог попасть не к нам, а сразу в дальнюю инстанцию.

– Да к кому к вам да черт меня забери??? – взбесился я.

– Тише тише, этого нам как раз не надо. Как я и сказал, по порядку. Для начала, позволь представиться – Ихтис Карлович. Твой, как бы лучше выразиться… друг. Очень приятно познакомиться. Пожмем руки?

Я не понял, что я должен был сделать в этом месте, но машинально протянул руку. И тут же ее отдернул. Я не успел ничего понять. Единственное, что отпечаталось у меня в памяти, ощущение рукопожатия с совершенно нормальной, сильной, но при этом довольно дружелюбной человеческой рукой. Я посмотрел на Ихтиса Карловича и убедился, что рук у него нет. Совсем.

– Лаааадно, это было жутко. Как вы это сделали?

– Давай на ты? Тебе не обязательно знать всего сейчас. Познакомились – можно и выпить. Угощайся.

Я опять не понял, что произошло. Но я вмиг очутился на берегу, совершенно сухой. Притом очутился сидя на довольно простого вида стуле. Но новом, как будто только их столярной мастерской. Пахло деревом. Передо мной сразу возник небольшой стеклянный столик, который опирался на три ажурные ножки в виде атлантов, держащих небо. На столе были незамысловатые явства: корзинка с хлебом, тарелка и две бутылочки, одна с красной жидкостью, другая – с желтой.

– А в бутылочках вино и оливковое масло. Повторюсь, можешь угоститься. По местным меркам, ты не ел уже около 20 часов.

Я отломил кусочек хлеба и макнул его в красную лужицу на тарелке. Перевалил ногу через ногу и понял, что действительно очень голоден. Хотя и старался этого не показывать из уважения к собеседнику.

– Ну, Ихтис Карлович, рассказывайте

– А что ты хотел бы услышать?

– Для начала, где это мы?

– Луг.

– Луг? А не многовато деревьев для луга?

– Много здесь только ты о себе думаешь. А деревьев здесь в самый раз. То место, где ты на данный момент находишься, называется Луг. Именно с большой буквы.

– Ну хорошо, предположим, Луг. А как я сюда попал?

– Ну это совсем просто. Давай вопросы посложнее.

– Можно у вас стрельнуть сигаретку?

В моей руке мгновенно оказалась мягкая красно-белая пачка. Мальборо. Мои любимые. И как только он узнал?

– Да я много о тебе вообще-то знаю, Платон Викторович. Ты вырос в провинциальном городке. Рос ты, скажем прямо, скверно, как сорная трава. Не то, чтобы родители о тебе совсем не заботились. Напротив, ты был окружен гипертрофированной заботой. Отчего вырос довольно инфантильным. Я буду называть вещи своими именами. Без обид?

Я выдохнул колечко дыма.

– Какие обиды? Продолжайте.

– Ну так вот. Ни друзей, ни девушки ты особо никогда не имел.  Зато, из-за исключительного одиночества, ты научился играть сам с собой! Немаловажная и очень полезная черта. Хвалю.

– Спасибо, от вас это слышать в особенности приятно. – не знаю, почему, но эта фраза вырвалась из меня с необычайной теплотой, как если бы мы были старыми знакомыми.

– В школе ты был задирой, но недолго. Класса до шестого. Потом тебя переодели в костюм жертвы и самого стали гнобить. Ох, и настрадался же ты тогда. Даже в школу другую перевелся. Там тебя тоже никто не жаловал. Но ты взрослел, время шло, и ты притерся к новым одноклассникам, даже смог завести недолгосрочную дружбу с некоторыми. Как мы оба знаем, они презирали тебя до последнего дня вашей совместной учебы, а потом просто забыли.

– Да, вы правы. И я их забыл.

– Конечно прав, а ты – нет. Ты не забыл их. Ты все прекрасно помнишь. И ты думал о них перед тем, как попасть сюда.

– Думал-не думал, какая разница?

– Вот мы и подошли к вопросу о том, как ты здесь оказался. Объяснять тебе этого я все равно не буду, ты просто не поймешь.

– Да что б меня…

– Что б тебя что? Черти побрали? – сказал он ехидно.

В этот момент я почувствовал холодок по спине и горький привкус во рту.

– Давайте еще поговорим об этом месте. Где мы находимся? Раз вы говорите по русски, надо полагать, мы еще в России.

– И да, и нет. Это место метамерно. Оно находится везде и нигде одновременно.

Когда он это сказал, я еще не понял всей безысходности своего положения. Это произошло немного позже.

– Вы хотите сказать, что я умер?

– Нет, но ты по пути.

– Просто скажите мне, что я в аду.

– А ты так хочешь туда?

Я опять почувствовал горечь по рту и почти животный, беспричинный ужас. Постарался не подать виду, но это у меня вышло плохо.

– Ладно ладно. Бойся ты так. Никуда ты отсюда не денешься. В конце концов, ты в самом безопасном месте в мире!

– Да? Почему?

– Тут невозможно умереть. Физически нереально.

– А попробовать можно? Может, это просто сон, и если я пущу себе пулю в голову, я проснусь и этот кошмар закончится. Хотя, почему кошмар. Вино и сигареты довольно вкусные.

– Ну скажи мне, дорогой Платон, из чего ты тут застрелишься? Ты думаешь, здесь возможно найти хоть старый, но пистолет? Серьезно?

Я огляделся. Он был прав, стреляться здесь было просто неоткуда. Я вообще был неуверен, есть ли за пределами этого леса и озера хоть что-то. Если это сон, по идее, мир должен быть достаточно большим. И в нем должно быть хоть какое-то оружие. А если это мой сон, то я, вообще-то, могу наколдовать себе оружие прямо из воздуха. Я сделал мысленное усилие, но ничего не произошло.

– Отец мой, да на тебя смотреть жалко. Ладно. Браунинг или кольт?

– Пусть будет кольт.

– Прошу.

Я почувствовал холод металла в своей руке. Рукоять лежала идеально, как будто была сделана под мою руку.

– Ну, если это сон, то ты знаешь, что делать. – он опять ехидно улыбнулся.

Мои пальцы похолодели. Конечно, я был уверен, что это сон. Конечно. Но ведь всегда есть вероятность… Нет, но рыба не может со мной говорить и при этом еще и насмехаться надо мной. Надо. Просто. Это. Сделать.

Я приставил дуло к виску и быстро нажал на спусковой крючок.

– Щелк.

Пистолет и вправду щелкнул.

– Аааа, ахах. Я вас понял. Не заряжен, да?

Я вытащил обойму. Она была полной. Значит, осечка. Я встал и случайно опрокинул стул. Подставил пистолет снизу от рта и нажал еще раз. Осечка. И еще. И еще.

– Мда, как я и сказал, жалкое зрелище.

– Но почему?

– Говорю тебе, это бесполезно. Многие до тебя пытались. Здесь невозможно умереть.

– Но я сплю, это же очевидно.

– Тогда наслаждайся этим сном, чего тебе не ймется? Ешь хлебушек, макай в масло и вино. Кури, сколько влезет. Инсульт все равно тебе не грозит.

– Но так нельзя! Я домой, может, хочу.

– Но мы оба знаем, что не хочешь, верно? Не мне тебя учить. Если тебе нужен специалист по самоумершвлению, так и быть. Иди на запад, пока не дойдешь до низины. Там ты найдешь следующего проводника. Он тебе поможет. Если тебе понадобится моя помощь – просто найди любой водоем и позови меня.

– Ладно, эм. Спасибо?

– Да на здоровье!

Последние слова Ихтиса Карловича отозвались эхом в моих ушах. Даже кругов на воде не оставил. Я стоял у озера один. Столик и стул исчезли.

– Господи, хоть я в тебя и не верю, даруй мне терпения выбраться из этой задницы.

Дорога на запад пролегала около ручья, который впадал в озеро. Ручей журчал свою песню и помогал думать. Вопросы оставались теми же. Где я? Почему я здесь? Кто, или вернее сказать, что такое Ихтис Карлович? И самое главное, как мне отсюда выбраться? И нужно ли выбираться?

Совсем скоро я вышел из леса, а точнее – рощи, и спустился в низину. Говорящая рыба была(или мне называть его в мужском роде?) права. Мы правда были на лугу. Местность была еще красивее, чем лес. Трава по пояс переливалась на солнце красивыми волнами, как если бы море волновалось. Кое-где из-под травяного ковра выглядывали островки голой каменистой земли, где-то виднелись карликовые деревья. Солнце играло с травой сквозь толщу неба, затянутого тучами. Ветер дул теплым воздухом в лицо, это одновременно и согревало, и бодрило. На душе сразу стало как-то спокойно и хорошо. На секунду даже захотелось остаться. Но я уже встретил своего следующего проводника.

 

– Эм, здравствуйте?

– А? Тебе чего?

Передо мной стояла девушка. Очень красивая. Ее кудрявые рыжие волосы падали на тонкие плечи, а карие глаза горели каким-то девственно чистым огоньком. Она была одета в белоснежное, как и ее кожа, платье. Она что-то рисовала на мольберте. Кажется, автопортрет.

– Вы не подскажете, где тут выход?

– Какой ты смешной.

– И что же тут смешного? – удился я. – Я сплю, и хочу проснуться.

– То есть ты на полном серьезе решил, что спишь? – она недоверчиво подняла бровь.

– А вы считаете иначе?

Она звонко засмеялась.

– Нет, разных дурачков, конечно, заносит. Но такое редко вижу. Тебе ничего там на входе не объяснили?

– Эй, не поясничай. Мне сказали, ты мой проводник. Так выведи меня отсюда – я начинал злиться.

– Оу-оу, полегче, ковбой. Ты тут гость. Ты не знаешь ни правил этого мира, ни сил, которые им управляют. И хочешь сразу на выход. Не очень то вежливо с твоей стороны.

Она вновь принялась за свое ремесло. Наступило неловкое молчание. Я первым его нарушил.

– Так, что ты здесь делаешь? Ты такой же пленник, как и я?

– Пф, нет. Я просто жду.

– Чего?

– Не чего, а кого. Но это не твое дело.

– А что мне еще делать? Никто мне ничего не говорит. Я просто хочу домой! Или куда-нибудь подальше отсюда.

– Не мои проблемы.

Я окончательно вышел из себя и сделал шаг вперед. Какое же отрезвляющее действие на меня произвело дуло пистолета, приставленное ко лбу.

– Тебе надо остыть. Ну как, лучше?

– Да! Просто пристрели меня здесь!

Девушка убрала пушку и посмотрела на меня с еще большим удивлением, чем раньше.

– Тебе же объясняли, что здесь невозможно умереть, да?

– Боже, боже…

– Не упомяни в суе. Так объясняли или нет?

– Ну, рыба объяснила… – сказал я, схватившись руками за голову и мерно качаясь на траве

– И в чем проблема?

– Проблема в том, что я хочу домой. И мне сказали, что ты поможешь мне умереть. То есть проснуться.

– Я могу показать тебе тысячу способов самоубийства. Но надо ли оно тебе?

– Надо.

– Окей, тогда начнем.

Я не успел среагировать, все произошло слишком быстро. Я сидел на земле, а она подставила пистолет к моей макушке. И последнее, что я услышал, оглушительно громкий хлопок и что-то, похожее на удар металлической палкой о трубу. В голове мелькнула мысль:

– Домой…

Глава 2. Платон

– Молодой человек!

Звон от пистолетного выстрела  перенес меня в воспоминания о минувшем дне. От неожиданной фразы я впал в мутное оцепенение и не знал, что на это ответить. Как же болит голова…

– Молодой человек! Здесь выхода нет!

– А?

– Идите, говорю, отсюдова. Давайте давайте. Вот так, да.

Со стеклянным взглядом я развернулся и вышел вон. Коридор больницы, по которому я шел, весь пропах сладковатым запахом изопропилового спирта и еще чего-то. Ах, сладкий запах больничного спирта! Как он прекрасен. Но я уже вышел из длинного лабиринта поликлинических коридоров и дышал свежестью весенней улицы. Сам того не понимая, я направился прочь от своего дома, куда-то, куда несли меня ноги. Я шагал по залитой солнцем улице. Деревья, еще наливающиеся соком, покорно кланялись мне под порывами ветра. Птицы пели свои незамысловатые, но от того до безумия красивые серенады. Блики от автомобилей приятно слепили глаза прохожих, а в воздухе стоял никем не уловимый, но все же существующий аромат того, что все еще возможно.

Конечно, так я тогда не считал. Я не видел перед собой ни деревьев, ни птиц, ни других прелестей славного весеннего дня. Мой взор как всегда был затуманен, и глаза, как два мутных стеклышка, пронзали пустоту бездны, в которой нет ничего. Да, вообще ничего…

– Эй, поаккуратнее!

В чувства меня привел резкий толчок. А столкнулся я с молодым человеком лет тридцати, в аккуратном черном пиджачке и зеленой рубашечке клетчатого покроя, которые совершенно никак не сочетались. Молодой человек носил русые, почти седые волосы и голубые, или, скорее бирюзовые, в цвет рубашки, глаза. В руках у него был дипломат, из которого вывалилась кипа бумаг.

– Вы бы смотрели, куда идете!

Я замешкался, мне было дико неудобно, и я машинально принялся подбирать бумаги.

– Ничего не трогайте! Я сам… Идите дальше, куда шли.

– Извините, всего доброго. – и я с прежним стеклянным взглядом направился по неизвестному никому маршруту, куда-то в бездну своих размышлений.

Размышления, впрочем, были незамысловатыми. Человеческий ум устроен таким образом, что редко сворачивает с протоптанных тропинок. В основном мы бездумно бродим по уже давно избитым шаблонам, сами того не замечая, вновь и вновь идя по одним и тем же маршрутам мысленных дорог.

– Кхм, гэ

– Да?

– Яблочко будешь?

Я настолько погрузился в свое оцепенение, что с трудом заметил перед собой нового персонажа. Им был коренастый старичок, слегка походивший на горного гнома. Старая кепка, клетчатая жилетка, очки, кстати, довольно изящные, без оправы. Но все это совершенно не сочеталось со старыми, свалянными штанами с начёсом(что было совсем неуместно в такую теплую погоду) и слегка подранными и порванными туфлями из крокодиловой кожи.

– Так яблочко будешь, или как?

– Да? Да, почему бы нет.

– Держи

Я принял от собеседника зеленое яблоко и по инерции укусил его. Оно оказалось настолько кислым, что меня перекосило от отвращения, но я сглотнул и укусил еще раз почти сразу.

– Спасибо, очень вкусно – прокряхтел я.

– Кушай кушай. Подскажи дедушке, где тут поликлиника.

– Прямо, метров через триста.

– Ну ты нарываешься прямо, чтобы я тебе в рифму ответил. Но спасибо.

Мы смотрели друг на друга и молчали. Было очень неловко. Его зеленые глаза сверлили меня, было жутко, и я почувствовал горечь во рту. Где-то это уже было…

– Я не думаю

– Что не думаете?

– Что это где-то было.

– Вы о чем?

– Удивительный фрукт яблоко, не правда ли?

Я никак не мог прийти в себя. От неожиданно предложенного яблока у меня сбился автопилот, по которому я шел в неизвестном направлении. Из кислого послевкусие превратилось вдруг в горькое. Я искренне хотел обогнуть старичка и идти, но слова сами лились у меня изо рта.

– И чем же оно удивительное? – сам не понимая как, ответил я.

– Ну как же. Яблоко было диким растением. Но человек нашел его кислые, ни к чему не годные плоды пригодными для пищи. И стал культивировать разные сорта яблоневого дерева, пока не сделал кислый плод сладким. Но удивительно совсем не это…

Я понял, что мое тело меня не слушается. Я не отдавал себе отчета в своих действиях и медленно подшагнул к старику.

– А что же на самом деле удивительно…

– Человек проделал ту же самую процедуру сотни тысяч раз. Берет продукт, который совершенно чужд его природе. Как кислое, совсем не вкусное яблоко. И культивирует этот продукт до тех пор, пока его плоды не станут сладки.

Я почувствовал, как мое тело что-то сдавливает. Стало трудно дышать. Пространство вокруг постепенно заполнялось чернотой. Мой взгляд непроизвольно пересекался с взглядом старичка. Горечь во рту усиливалась. И тут я понял, что попал по самое не могу.

Спасение пришло оттуда, откуда не ждали. Я услышал противный женский голос.

– Отстань говорю, не видишь, мое.

– Тьфу ты, гарпия.

Темнота вдруг рассеялась и я понял, что старичка передо мной больше нет. Вместо него стояла женщина средних лет.Но лицо ее было испещерено морщинами. Почему я решил, что ей не так много лет? Лицо было чересчур живым. Оно все время как будто незаметно менялось, так быстро и неуловимо, что постоянно хотелось проморгаться. Женщина(или бабушка), была не очень полная, местами даже худощавая, не симпатичная, и, как я уже понял, с неприятным голосом. Но она отогнала от меня какого-то сумасшедшего старика с яблоком, и я был ей за это благодарен.

– Ну?

– Что, ну?

– Баранки гну. Поможешь?

В одной руке у нее красовались два потрепанных пакета, и было видно, что она использовала их по назначению уже не один десяток раз. В другой – палочка, которая, судя по всему, досталась ей от покойной царицы Евдокии.

– Бабушка, я бы с радостью, но я спешу немного. Давайте как-нибудь в следующий…

Я не успел договорить, потому что все мое естество пронзила жуткая, неимоверная, острая и одновременно ноющая боль, начало которой бралось где-то в области коленного сустава.

– Аааа – успел протянуть я

– Хам!

– Да за что…

– А надо было сразу соглашаться. Ну что, сбила я с тебя спесь немного? А теперь будь умницей, помоги "бабушке" донести пакеты.

Делать нечего, и я, повинуясь хитросплетениям судьбы, взял пакеты в обе руки и направился за Клавдией Петровной. Так она представилась. И еще много много чего говорила по пути к ее дому.

Я страдал. Да.  Ничего  хорошего в том, что со мной происходит, я не видел. Идешь себе, никого не трогаешь, и тут к тебе начинают приставать пенсионеры, то с яблоками, то с упреками, то вообще бьют по коленной чашечке. Дурдом, ей Богу. Но ладно. Маршрут к дому Клавдии Петровны пролегал через сеть замысловатых улочек, подворотен и дворов. Улочки были на удивление ажурными. Они были образованы кавалькадами серых и желтых пятиэтажных домов, стоящих сплошной стеной, отчего казалось, что дома как бы нависают надо улочкой, образуя купол, свод которого находится где-то за пределами досягаемости человеческого глаза. Небольшие пристроенные балкончики свисали над головами прохожих, норовя уронить на них горшок с рассадой или бельевую веревку. Прямо под балкончиками располагались миниатюрные палисадники. В их состав входили не только замечательные петунии сиреневого, красного, желтого и, конечно, белого цветов, но и необычные элементы декора, такие как лебеди, собранные из неизвестных материалов, или сад камней, выполненный из битого бутылочного стекла. Чуть поодаль от палисадников произрастали величественные дубы. Даже не понятно, кому в голову пришла идея посадить столь большие деревья в небольшом городском дворике, но это не имеет для нас большого значения. Совершенно разных размеров и форм, дубы своими раскидистыми ветвями создавали живительную прохладную тень, которой так не хватало в знойные майские дни.

Тем временем, Клавдия Петровна уже сделала два оборота ключа и открыла дверь своей квартиры.

– Ну и вонь – отметил я про себя.

Квартира не отличалась особым убранством. Небольшая кухня, одна комната, сортир. Вот и все. Я уже было собирался уходить.

– Погоди. Помоги мне с телевизором. А я пока чайку нам сделаю. Выручи старую, посиди со мной немного.

Делать нечего. Пошел я в комнату, возиться с телевизором. И так к нему подошел, и с другой стороны. Вижу – никак. Плюнул, пошел на кухню.

– Ну как? Починил уже?

– Угу

– Вот спасибо, а то мой сына не часто ко мне заглядывает. Я тут совсем одна. Даже, вон, телевизор починить некому. Зачем я его только растила, а? Не телевизор, сына. Другое дело – ты. Такой галантный, и пакеты донести помог, и телевизор сделал. Дай я тебя расцелую.

– О боги. – я с силой рванул вперед и увернулся от сложённых в трубочку губ.

– Ну не хочешь целоваться, как хош. Садись, чай пить будем.

– Да мне уже идти пора. Но все-таки, если вы хотите чем-то мне отплатить.

– Ах ты поганец. Денег хочешь? Вот тебе – она скрутила фигу – вот, а не мои похоронные.

– Да нет же, нет. У вас случайно крысиного яда нет?

Ее лицо исказилось хищной улыбкой

– А, чего сразу не сказал. Этого добра навалом. Погоди-ка…

Она ловким, совсем не погодам, движением, вскочила на табуретку и полезла куда-то на антресоли.

– На, лови.

Прямо в руки упала пачка с большой черной надписью:

РОСХИМСТРОЙ: ЯД КРЫСИНЫЙ. Держать в недоступном для детей месте.

– Благодарю. Всего доброго.

– Ага, давай давай, увидимся еще.

Я ловко выскочил за дверь и полетел вниз по лестнице прочь от злополучной старушки. Последним ее словам он не придал никакого значения.

Свобода! Так упоительна после духоты совдеповских квартир. Я бодрыми шагами шел обратно, к дому, проносясь мимо кавалькад пятиэтажек, мимо ажурных балкончиков, мимо палисадников, прохожих и скверов мимо… Мне в голову пришла мысль. Или нет, лучше! Идея. И я жаждал ее осуществления. Я понял, что вся моя сознательная жизнь свелась именно к этой идее. И ей стоит, определенно стоит осуществиться.  К слову сказать я жил в не менее живописном месте, чем Клавдия Петровна. Путь к моему дому напоминал восхождение на гору. Дорога просто напросто постоянно шла вверх. Все выше и выше. Я взобрался по бетонным плитам, по обломкам лестниц, мимо причудливых сооружений из арматуры и мусорных баков. Даже эти серо-зеленые глыбы в этот день казались какими-то загадочно-романтичными. По ним вился, к тому же очень изящно, дикий плющ, делая их немного подобным древнегреческим амфор. Но я этого всего не видел, я открыл дверь своей квартиры и с треском ее захлопнул. Дома никого. Лучше не придумаешь. Квартира у меня была не в старом доме, этот возвели во время последней волны застройки. Дешевый, но эффектный евроремонт. Если бы за ним следили, может, он выглядел бы не так убого, но это был максимум того, на что были способны хозяева квартиры. Квартира была съемная. И в этой съемной квартире была съемная кровать, на которую я кинул свои штаны и майку. Съемная газовая плита, которую я зачем-то включил. И съемная ванная, в которую я набирал воду. Да, что может быть лучше холодной бодрящей ванны в конце сложного дня, наполненного такими неприятными встречами. Ванная комната кстати была не совсем обычной. Она была выработана в греческой манере. На кафельной плитке располагался, не хуже, чем на древних фресках, Парфенон. Памятник античной культуры на вершине афинского Акрополя.

 

Я взял бритву и достал из нее лезвия.

Главный храм древних Афин, посвященный образу Афины, которая издревле считалась покровительницей этого величественного города.

Я взял лезвия бритвы и тонкими красными строчками нарисовал у себя на запястьях незамысловатые параллельные узоры. Волна облегчения. Проделываю ту же процедуру со второй рукой. Струйки красных чернил стекают в холодную воду и распадаются в ней на мимолетные облака розовой пыли.

А Парфенон оставался храмом для почитателей Афины еще более 1000 лет. После разграбления Афин при патриархе Павле Третьем он был перестроен в храм святой Софии.

Которая вряд ли бы одобрила то, что я вытворял. А я, тем временем, ничего не стесняясь, закинул в рот добрый десяток таблеток из пачки РОССТРОЙХИМа и стал ждать.

Снаружи Парфенон был окружен прекрасными нимфами, которые что-то, по всей видимости, пели и играли на арфах. Обнаженные тела прятались в тенях деревьев и забавно переплетались между собой. Некоторые особенно любопытные девицы заглядывали в стоящие рядом с амфорами и черпали из них молодое вино с местных виноградников. Мне это напомнило тот плющ, стелющийся рядом с моим домом. Да, чудесно…

Глава 3. Три вещи и одно дело

– Эй, подъем!

Голова еще гудела.  И невыносимо хотелось пить. Во рту еще стоял привкус таблеток мышьяка. Я открыл глаза. Картинка перед глазами была размыта. Божечки, да когда ж это закончится, а?

– Сколько пальцев видим?

– Что… что ты сделала?

– Привела тебя в чувства. Ну как, охота умирать уже отпала, или повторить?

– Не надо, было больно. Ты чем-то ударила меня? Я не видел, чтобы ты замахивалась. Но, должен признать, удар у тебя отменный.

– Ты смешной. Ты мне нравишься. Даже стал немного симпатичнее. Свинец делает из парней настоящих джентельменов.

Я понял, что произошло, и пощупал макушку. На пальцах остался пороховой след.

– Какой калибр ?

– Девять миллиметров. Но ты быстро очухался. Обычно это занимает больше времени.

– Обычно?

– Ну, у других. Но ты же у нас особенный, да?

Она посмотрела на меня и я смог рассмотреть ее ближе. У нее были поистине аристократичные черты лица. Свет причудливо играл на радужной оболочке ее глаз, а в зрачках, казалось, и вовсе можно было утонуть. Рыжие пряди волос падали на ее белые плечи вызывая какое-то забытое чувство, родом откуда-то из детства. Мной одновременно овладели несколько противоположных по своей природе желаний. Во мне смешались злость, восхищение, удивление. Я хотел ее. С другой стороны, я боялся приблизиться к ней, потому что не знал, чего ждать от нее в следующий момент. Одним словом, роковая женщина.

– Ладно, пора отсюда выбираться.

– Да? И ты знаешь, как это сделать? Удиви.

– Я сплю. Я точно сплю. И мне нужно проснуться. Может, здесь не работает огнестрельное оружие. Но никто же не отменял другие способы.

– Например?

– Вопрос странный, конечно. Но у тебя не найдется таблеток каких-нибудь? Любых, главное – сильнодействующих.

– У меня такого не водится. Но могу спросить у Роналда.

– Это еще кто?

– Эксперт, который тебе нужен. – она выделила букву “Э” ударением

Я, неожиданно для себя, бодро встал с земли, отряхнулся, почесал еще раз невероятно зудевшую макушку.

– Где его можно найти – почти безумно спросил я.

– Пошли, провожу тебя. Бедолага.

Мы направились в неизвестном мне направлении. Погода за время нашего разговора и моей отлежки никак не изменилась, солнце по-прежнему выглядывало из-за туч и нежило в своих лучах поднимаемые ветром волны травы. Всю дорогу мы молчали. Я подумал, что она на меня обиделась. Хотя по логике обижаться здесь должен был только я. Она, в конце концов, стреляла в меня. И мне казалось, ей было не меньше моего обидно, что это не сработало… Через десять минут ходьбы на горизонте завиднелась точка. По мере приближения она увеличивалась и стало ясно, что это многоэтажное здание, высотой в 10 этажей. Выкрашенное в розовый цвет, оно смотрело на нас двумя рядами одинаковых пустых окон. Хотя на некоторых стояли симпатичные горшочки с цветами. Квартира в таком доме – типичная мечта русского эмигранта в Америке. Под верхними карнизами висели бельевые веревки. На них лежал молодой человек лет 20 и весело посвистывал какую-то песенку.

– Роналд! Спустись ка. – она подпихнула меня локтем и перешла на шепот – ты это, только не впечатляйся сильно. Он человек очень специфичный. Оттуда, откуда его вытащил Ихтис Карлович, обычно не возвращаются. Особый экземпляр.

– И что же в нем такого уникального?

– А ты смотри сам.

На этой фразе я услышал, что свист песенки приближается. Завершился он глухим ударом о землю. Да, Роналд спрыгнул. И, пролетев 8 этажей, приземлился на бетонную площадку перед домом. Я подошел к нему и попробовал пульс. Пульса не было. Идеально! То, что нужно. Хотя тело конечно выглядело жутковато. Траектория его полета была такова, что при ударе о землю случился перелом обеих ног. Они просто вывернулись в другую сторону.  Грудная клетка сдавилась. Видимо, сломались ребра. Что удивительно, крови не было. Совсем. Но это даже хорошо. Значит, за мной тут никому не придется убирать.

Вдруг девушка, имени которой я так и не узнал в последствии, поэтому просто девушка, подошла к нему и со всего размаху ударила ногой в бок.

– Эй, ну хватит. Знаю я твои фокусы. Кончай дурака валять.

Тело дернулось. Роналд, крехтя и корчась, сначала поставил на пол одну руку, потом вторую, приподнялся. Ноги, одна за одной, с хрустом вывернулись в нормальное положение, и наш новый знакомый на них встал. Зажмурив глаза, он потянулся, зевнул, и от этого его грудная клетка расправилась, как надувающийся шарик.

– Доброе утро! Чего хотели?

– У нас тот, м, новенький. И он нуждается в твоих услугах.

– Прекрасно. Роналд. – он протянул мне руку.

– Платон, очень приятно.

– И мне, поверьте, и мне. Так, чем могу?

– Понимаете, проблема деликатная. Я сплю, а вы мне все снитесь. И чтобы проснуться, мне нужно, мягко выражаясь, умереть.

Роналд посмотрел на мою спутницу.

– Все как в сорок восьмом, ничего не меняется. Гм. И что вы от меня хотите? – обратился он ко мне.

– Вы, как я вижу, большой специалист в суицидальных вопросах. И мне нужно мнение компетентного человека. Каким образом здесь лучше себя убить? Как я понял, огнестрельное оружие и прыжки с высоты здесь абсолютно бесполезны. Так что же мне делать?

Он потупил глаза в пол и принялся барабанить пальцем по своим губам.

– Пууу-пупупурупурупу. Да, парень. Задачка. Ну ничего, мы тебе обязательно поможем – он дружески похлопал меня по плечу. – Почему ты так уверен, что огнестрельное оружие здесь не работает?

– Я пробовал выстрелить себе в голову из кольта. С полной обоймой. Мне 5 раз подряд выдало осечку. Потом она – я указал рукой на девушку – выстрелила мне девятым калибром прямо в макушку – от этих слов начался небольшой зуд в указанном месте.

– И? Неужели ничего не произошло? – на меня повеяло таким ядовитым сарказмом, что даже обидно стало.

– Ничего…

– Что ж, мда, мда. Это ничего, друг мой. Совершенно ничего. А насчет высоты, думаете, тоже не сработает?

– Ну на вас же не сработало.

– Да это же моя работа, прыгать. Я, так сказать, уже профессионально деформирован – он постучал себя ладонью по груди. – Это вы еще не видели, как мой отец стреляет. Вообще, и смех, и грех. Так что у вас есть всё, чтобы примерять мою роль. Может, вас понравится. Ну же.

1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11 
Рейтинг@Mail.ru