Александр Воропаев
Наказание с оговоркой
Да, Вениамин говорил, что это вовсе не заключение. Это мы пока не в состоянии переступить через земные шаблоны и понять, как все будет с нами дальше. Пока, неспособны. Скорее уж это карантин, необходимый чтобы остановить вирус насилия…
Разве это что-то меняет? Уже через полгода начались первые терки. Все стали нарушать оговорку и применять насилие. Друг к другу и к ботам.
И все убивали Разуваева. По несколько раз. Потому, что винили во всем его. И по правилам, за насилие у каждого отсчет начинался сначала. Если так пойдет и дальше, то прежде чем закончится наш срок, горы, которые синеют за нашей спиной, успеют одряхлеть и сравнятся с землей.
Но я держался. Я усвоил урок.
***
В этот раз Разуваев принялся мне объяснять, как, по его мнению, все обстоит.
– Вот ты сам говоришь, что нам не обязательно здесь сидеть, что с другой стороны нашего острова есть пролив. Его можно попробовать переплыть и там виднеется материк. Ты думаешь, мы где-то далеко в космосе? И под нашу тюрьму выделили целую планету? А Вениамин сюда прилетает через всю галактику? Ага, ради наших красивых глазок. Это все только в нашей голове.
Я не спорю, я слушаю.
– Где-нибудь на земле наши тела положили в холодильник. И они будут лежать там тысячи лет. А наше сознание засунули в компьютер. Иначе, как получается, что Вениамин снова меня сюда привозит? Это все ненастоящее…
Вот здесь я его и убил. Не знаю почему, но это привело меня в страшную ярость. Я отломил металлическую ножку у кресла и воткнул ему в горло. Я нарушил оговорку. Теперь все сначала. Как у остальных.
Я очень боюсь того первого взгляда, которым мальчик посмотрит на меня при встрече. Мне кажется, он в меня верил. Но мы такие, какие мы есть. Боюсь, что это море и солнце будут со мной навсегда, и редкой наградой будет гулять при шторме с Вениамином по мокрому песку. Разговаривать. Бросать в морскую пену камешки. Ведь у меня никогда не будет своих детей. Восемьсот шестьдесят шесть лет – это очень долго, особенно если с оговоркой.
