Александр ВИН
Оскар
– Полы хорошо бы помыть, пыли по низам много. Вижу, что вы тут много уже выгребли, выскоблили, а вот с полами – горе… Санька! Санька, ты где?
С улицы, из-под окон, послышалось сопение.
– Здесь, где же мне ещё быть… Ритку вот к кусту привязываю, к вам сейчас приду.
По дальним деревянным полам протопали сандалики.
– Баба, я здесь! Как тут красиво!
– Скоро ещё красивей будет. Возьми-ка вот ковшик, сходи к лодкам, принеси нам воды. Донесёшь?
Санька ответил закалённым басом.
– Сделаем. Только вы тут за козой присмотрите, пока я по делам хожу. Как бы чего не натворила.
– Присмотрим.
Бабушка Александра лукаво глянула на девчонок.
Зоя одёрнула юбку, убрала волосы со лба.
– А можно и я с ним? Я ведро у вас в доме возьму, так мы больше воды сюда принесём.
– Молодец, Зоинька! И за моряка нашего мне будет спокойнее. Идите, идите. Да, и тазик в доме заодно прихвати, за порогом стоит.
– Какой?
– Оцинкованный такой, блестящий.
– Ладно!
Посмотрела вслед, вздохнула.
– Хорошая девчонка. Правильная. Горя много навидалась, почти вся её жизнь прошла у врагов. Ещё в городе, когда мы оформляли переселенческие документы, нас попросили присмотреть за Зоей. Говорили, что она из плена, из лагеря вернулась, тут одна, вроде как взрослая для детского-то дома. Начальство определило её сюда, в колхоз, обещали, что потом будут искать родных.
– Найдут?
– Вряд ли… По её родным местам немцы сильно прошлись, никого не жалели.
Вышли на воздух.
Мария и Томка присели на тёплые каменные ступеньки крыльца, бабушка Александра осталась стоять рядом с ними, опёрлась на деревянные перила, изредка посматривая из-под ладони на сверкающий залив.
Сосны пахли смолой.
Мария куснула сухую травинку.
– А чего тут такое с водой-то творится? Ну, для питья которая? Вроде возле каждого дома колодцы, а командир воду в бидонах таскает из райцентра?
Бабушка Александра покачала головой.
– Неизвестно что. Вчера он какого-то врача из райцентра привёз, воду из всех здешних колодцев в поллитровки набрали для изучения и увезли. Говорит, пока проверят, то да сё… Приказано из бидонов пить.
– Зараза какая?
– Боятся отравы. Немецкой. Говорят, что в городе много колодцев по весне было отравленных. Вроде как немцы, перед отъездом, перед тем, как их отсюда, из области, вывезли, всю воду питьевую отравили. Скотину порезали, дохлятину тоже в колодцы бросали. Не знаю… А здесь-то, в посёлке, такое очень даже возможно! Особенно после позавчерашних событий.
– Чего произошло?
Было тихо, тепло, солнечно.
Никому не хотелось говорить о трудном или плохом.
Бабушка Александра вздохнула.
– … С утра наши солдаты в посёлок приехали, с оружием, три машины, для эвакуации. И две пустые – для вещей немцам. Мы уже были здесь, выгрузились своим табором на берегу, несколько семей, и те парни, которые астраханские, тоже были. Сидели, ждали.
Никто никого не предупреждал. Как только машины пришли, немецкие мужики бросились к своим лодкам, начали их рубить, борта, верёвки, мачты, вёсла. Сети начали обливать керосином! Наши, кто помоложе, – на них, в драку, с кулаками, с кольями. Солдаты из комендантуры, которые приехали, начали стрелять вверх из автоматов, прикладами молотили немцев, отгоняли от них наших. Бабы кричали на весь берег, детишки плакали. Саньку мы замотали в платки, в тряпки, ничего не показывали. Зоя мальчишку сторожила.
Один немецкий дед, высокий, совсем тощий, седой, когда начали выносить вещи из его дома и грузить в машину, заревел в голос, начал бросаться со слезами на солдат. Вдобавок рядом, возле дома, собака лаяла на привязи большая, громкая. Дед отвязал эту огромную собаку, та бросилась на одного нашего. Ну, старшина в возрасте, пальнул по ней из автомата. Снял с плеча автомат и дал очередь.
У того деда глаза совсем белые стали, выпученные, пена изо рта пошла. Он с топором всё время был, как раз рубил днище своей лодки, чтобы нам не досталась. Ну и бросился на этого старшину сзади. Порубил бы нараз нашего мужика, но солдатик один, совсем ещё молоденький, тоже из комендантского взвода, из винтовки деду прямо в грудь взял, да и выстрелил. Бабы, знамо дело, снова, ещё громче все заорали. Парнишка какой-то немецкий, тоже бросился на солдат, царапался, кусался, визжал чего-то такое. Оттащили его, мальчишка вырвался и в лес убежал.
Солдатик долго ещё стоял после этого, трясся, весь бледный. Старик похрипел, похрипел и умер. Военные его в кузов, вместе с вещами погрузили и уехали. Собака до вечера мёртвая перед домом валялась.
Бабушка Александра вытерла передником глаза.
– А потом?
В ужасе округлив глаза, Томка держала ладошки у рта, смотрела на бабушку.
– Что?
– Ну, с собакой-то?
– А-а… Не знаю. Пропала она. Утром уже её там не было. Может, кто-то из немцев напоследок в колодец бросил, не знаю… После этого нам и сказали воду пока только привозную, из бидонов, пить.
Дед немецкий, тот самый, полоумный, которого потом-то застрелили, ещё что успел учудить – поджёг свой сарай, а к дому его бабы не допустили. Сарай крыт камышом, вспыхнул сразу! Потушили его кое-как, старались, чтобы огонь не перекинулся на другие дома, из колодца таскали воду. Из горелого места дым шёл ещё сутки, наши, соседи, тоже приезжие, заливали понемногу его всю ночь.
В сарае там стоял старый конь, огромный такой! Дед мой успел вывести его на воздух, привязал к дереву, чтобы дымом не надышался, сено потом ему нашли, дали. Потом наши мужики коня куда-то увели.
В ближних соснах зазвенел детский голосок.
По тропинке от залива к дому подошли Зоя и Санька.
Мальчишка поставил ковшик с водой на ступеньку, устало вытер лоб рукавом тельняшки, сплюнул на песок. Справился деловито:
– Ну, как тут у вас? Моя Ритка не буянила?
– Нет, нет! Она без тебя такая смирная!
– То-то же…
И тут же Санька расплылся в улыбке.
– Баба, а Зойка разрешила мне прямо в сандаликах в воду заходить! У берега мутно было, а подальше вода чистая! Мы там набрали!
– Молодцы! Какие же вы у нас молодцы!
Бабушка Александра потрепала Саньку по светленьким волосёнкам.
– И как вовремя ты воду-то принёс! У нас же вся работа без воды встала.
– А то.
Санька чуть отвернулся и снова небрежно сплюнул.
Зоя наклонилась, потрогала ногу у колена.
– Что такое?! Снова больно?
– Не-а, бабушка! Просто оцарапалась, саднит немного! Как к заливу идти, через песок, там кусты жуть какие колючие!
В большой комнате бабушка Александра поставила у порога ведро с водой и тазик.
– Маша, давай ты начнёшь по-мокрому протирать, ты помоложе, а я с Тамарой насухо уже пройдусь?
– Хорошо.
С полами закончили быстро.
Зойка принесла из бабушкиного дома ещё одну скамейку. Сообща расставили в большой комнате мебель, полюбовались.
– Всё хорошо.
– Ох, вспомнила!
Бабушка Александра шлёпнула себя по лбу.
– Сейчас, девчата, вы пока отдыхайте, а я до себя добегу, одну важную вещь позабыла.
– А я?
Санька тоже хотел куда-то немедленно бежать.
– Ты пока побудь здесь, я на минутку…
– Можно я буду жуков ловить?
– Можно, можно! Только далеко от Зои не отходи, ладно?
– Ладно.
Пообещав, белобрысый Санька немедленно умчался в ближние сосны.
Вышли опять на крыльцо, сели на ступеньки, полюбовались на высокое солнце над заливом.
– Водички не хотите?
Томка подхватилась, мигом притащила из дома чайник и стакан.
– Кипячёная.
Действительно, совсем скоро вернулась бабушка Александра.
– Вот! Из дома везла, сама не знаю зачем, а вот, видите, пригодились!
– Что это?
Томка с любопытством сунулась разворачивать матерчатый свёрток.
– Да шторы это! Из нашего старого клуба! Перед самой войной завхоз дала мне их домой постирать, а назавтра утром немцы в город пришли… Собирались в суматохе, вот я их нечаянно и прихватила.
– А зачем они здесь? На окна, солнце закрывать?
Томка, нахмурив брови, с небрежным недоумением тискала тёмно-красные полотнища.
– Экая ты, девонька! Сразу видно, что мало ещё пожила!
Бабушка Александра ласково обняла Томку.
– Сделаем из них скатерть в президиум! Настоящее мероприятие получится!
– Ого!
Мария с восхищением покачала головой.
– А мы бы и не додумались!
Неподалёку невидимый и закалённый Санька громко кричал на непокорных жуков.
Настоящий день только начинался.
– Быстро же мы тут с вами управились…
– Ещё целый час ждать.
Опять солнечное крыльцо, тёплые ступеньки.
Бабушка Александра нашла в кладовке какие-то старые пальтухи, вынесла их, разостлала поровней.
– Садитесь. Так вернее, не на голом же камне сидеть.
– Бабушка, а я тоже, когда вчера ходила на берег, оцарапалась об эти кусты. Их здесь так много! Немцы что, срубить эти колючки не могли?! Устроили бы субботник и весь посёлок очистили бы!
Справившись с делом Томка рассуждала совсем по-хозяйски, на перспективу.
Бабушка Александра подтянула потуже узелок своего платка.
– Зачем рубить? Не всё, что неприятное, так сразу и рубить нужно. Кусты эти полезные, наш районный агроном в огороде у себя выращивал для науки и для удовольствия. Это облепиха.
– Как красиво! А как же так получается?!
– Что тебе ещё не так?
Томка развела руками.
– Название у кустов наше, русское, а растут они здесь, у немцев?!
– Везде они растут, где жизнь для них подходящая. И люди так же… Вот мы с тобой, с Марией – тоже облепихи. Где довелось заново жить – там и начинаем…
Помолчали.
Шуршала на близкой тропинке песчаная трава.
– …Осенью эта облепиха красивая – оранжевая. Ягодки всю её веточку облепляют, как в тесте получается обмазанная палочка-веточка. На вкус ягода так себе, много не съешь. И колючая – собирать её уж больно неловко, по сравнению с ней наша малина – ласковая ягода. Шипы у облепихи – со спичку! Но если в чай добавить ягоду – запах на всю избу! Лечебная очень. Агроном пробовал даже масло из своей облепихи жать по старым рецептам. Против ожогов, если мазать, очень помогало, заживляло; против других болячек тоже. От простуды агроном только своей облепихой и спасался.
– А вы откуда, бабушка, сюда приехали? Давно?
– Мы из-под Брянска. Сыны сюда нас с дедом перевезли. Сами приехали и нас уговорили. Дом наш там пропал, жить после войны стало негде. Сыны-то молодые, им здесь жизнь свою захотелось строить. Костя – моряк, воевал на море, на здешнем, вот и остался в Калининграде. Витьку, младшего, уговорил. Ну, и мы с дедом, с внуком – за ними. Всё здоровые мужики, сыны-то наши, помогут… Опять же Костя говорил, что домик можно здесь себе выбрать, огородик устроить.
Бабушка Александра улыбнулась.
– …Как нас Костя сюда, к рыбакам, привёз, мы сразу же домик себе присмотрели, там сейчас мой старик порядок наводит, а я вот с Санькой с вами… Сыны приедут завтра из города, помогут прочнее устроиться.
– А сыновей у вас двое? Или кто ещё есть? В Брянске никто не остался?
– Никто не остался… Дочка с мужем погибли, в эвакуацию с заводом отправились, их эшелон разбили танки, где-то на какой-то станции… Точное место, могилку, пока ещё не нашли. Санька – их сынок, умница. Костя, наш старший сын, всю войну отвоевал, на кораблях был матросом. А Витя… Он у нас контуженный, в сорок первом его на окопах бомбой засыпало. Вот такая теперь наша семья.
Подвинувшись по ступеньке к бабушке Александре, любопытствующая Томка не унималась с вопросами.
– А дедушка ваш кто? Он рыбак?
– Нет. Дедушка Вася – плотник, столяр. В прежнее-то время у него дома мастерская была, инструменты хорошие. Со своей бригадой ставили в деревнях деревянные избы, венцы меняли, наличники резали, если кто попросит.
Дед Вася у нас молчун, религиозный. Перед войной он в лагерь на три года попал, кто-то из бригады от нём что-то нехорошее сказанул… Вернулся он оттуда ещё молчаливее, всё работал. Читал свои церковные книги, от нас их прятал в тумбочку. По выходным ходил в соседний поселок, на железнодорожную станцию, там жили такие же, как и он, верующие… Одевался тогда, как на праздник: сапоги, картуз. Каждый раз покупал нам в железке белый хлеб, вкусный очень.
И козу, Ритку, мы с собой привезли в Кёнигберг.
По переселенческому билету её можно взять. В вагоне поместились хорошо, ещё семья с нами была, большая очень. Подсели по пути, ехали от самого Минска с коровой и телёнком. Мы в одном конце теплушки, они – в другом.
Бабушка Александра встала, выпрямилась, держась за перила.
Прислушалась.
– Да вы за внука не беспокойтесь! Он рядом бегает, всё воюет со своими насекомыми. Я тоже его слушаю.
Мария улыбнулась. Оправила юбку на коленках.
А бабушка Александра продолжала говорить, вспоминая.
– …Напрасно мы в прошлый год под самую зиму в этот проклятый Кёнигсберг приехали! Страшный мороз в городе был. Пока Костя в море оформлялся, тоже рыбаком, пришлось нам всем в наполовину разбомбленном доме жить. Голодно было в городе, темно, страшно.
– А Костя чего не поехал с вами сюда, в колхоз, рыбу ловить?
Бабушка Александра по-доброму вздохнула, приложила кончик платка к глазам.
– Костя… Он же у нас моряк, ему море обязательно нужно, широкое! А здесь ему тесно, так он сам говорит. Он и Витю, младшего брата, старается с собой в море пристроить.
Ну вот… В городе ещё много немцев жило, у них еды не было, лечения никакого тоже, болели они, умирали. Те, которые не работали, получали по двести грамм хлеба в день, работающие побольше. Они нам жаловались, что новая власть морит их голодом, так мы, чем могли, помогали…
Некоторые наши, из переселенцев, злились на немцев, всех подряд фашистами считали. Квартиры и дома, которые целые, захватывали, а немцев выгоняли на улицу. И к нам такие бандитские рожи приходили… Те, несчастные, местные, кому жизнь была дорога, терпели, молчали. Некоторые немцы за такое мстили, убивали приезжих людей вечерами, на улицах нападали, продукты отбирали…
Вспоминать было трудно, говорить – тем более.
Бабушка Александра ещё раз вытерла мокрые глаза платком.
Томка слушала её, хмурилась, кусала мизинец.
Мария просто смотрела в небо.
– Вот поэтому мы по весне оформились и двинулись из того злого города сюда, к воде, всё дело знакомое, рыбацкое. Ладно, чего уж плохое-то вспоминать, о хорошем думать надо. Особо вам, молодым!
Сразу, вместе, не сговариваясь, замолчали.
Минуту была тишина.
Первой вскочила, поднялась со ступенек, подпрыгнула со смехом Томка.
– Пора уходить, скоро одноглазый с начальством сюда заявится!
– Не надо так!
Всё время Зоя была рядом, при разговоре, молча слушала, не перебивала, а тут вспыхнула, почти закричала.
– Чего ты?!
Томка развела руками.
– Не надо на него так: одноглазый, одноглазый! Ему же обидно, как будто мы все на него обзываемся…
– Так он же не слышит!
– Всё равно! Он хороший, он для всех нас старается…
Зойка отвернулась к перилам, Мария обняла её сзади за плечи, погрозила пальцем растерявшейся Томке.
– Ты права, Зоя. Мы больше так не будем. Давайте теперь его всегда называть…
– Его Сергей звать!
Зойка крикнула не оборачиваясь, а бабушка Александра прищурилась понимающе, улыбнулась в сторону Марии и Томки.
– Хорошо, хорошо, Зоинька. Будь по-твоему, правильно ты это нас поправила. Мы же не хотим незнакомого человека походя обижать, так ведь, девчата? Мы с Зоей пошли домой, деда предупредим, что пора готовиться на собрание.
Бабушка Александра прямо с крыльца закричала в сосны.
– Санька! Внучок! Ритку свою бери, идти нам нужно.
– Иду-у!
Из-за кустов донёсся тоненький, но решительный голосок.
Мария отряхнула юбку, осмотрелась, сняла с плеча сосновую иголку.
– И нам пора. Идём, Томка, показывай, какое ты жильё ты нам присмотрела.
– Ура!
Не успели.
Прямо на тропинку, ведущую к дому-правлению свернула военная легковушка.
– Вот те на!
Ловко, без особой суеты, бабушка Александра подхватила одной рукой Саньку, второй – козу за верёвочку, и с Зоей, все вместе, они незаметно пропали за кустами бузины.
– А…
– Стой. Не показывай, что они важные. Сейчас доложим, что всё сделали как надо, и спокойно уйдём.
Мария шагнула навстречу приехавшим.
По тропинке к дому шли трое: Сергей, ещё один мужчина в военном френче, в сапогах, и гражданский, солидный, в пиджаке с галстуком, с портфелем.
– Вот и хозяйки наши!
Высокий, ладный, Сергей обернулся к своим попутчикам, широко повёл рукой в сторону Марии и Томки.
Заулыбался.
– Порядок в правлении наводят.
– Здравствуйте, девушки!
Тот, что в пиджаке, поздоровался, приподнял шляпу.
– Вас тут Сергей Викторович не обижает, не нагружает обязанностями? Нравится вам здесь?
– Нравится. Лишней работы пока нет, справляемся.
Надо было быть спокойной, за спиной дышала Томка, переминалась с ноги на ногу.
– Это хорошо. Хорошо, что с первых дней в вашем колхозе, в вашем новом трудовом коллективе, есть порядок. Ну, показывайте, что удалось сделать, где помещение, в котором мы сегодня будем общаться с народом.
Не дожидаясь ответа солидный шагнул к ступенькам.
За его спиной Сергей отчаянно замахал рукой в сторону Марии.
Она не понимала, морщилась, молча спрашивала, что он хочет.
– В машине! В машине!
Сергей успел на ходу прошептать и махнул в сторону легковушки.
– У водителя возьми.
Мария пожала плечами.
Водитель вынес из машины что-то небольшое, завёрнутое в полотенце.
– Осторожней только с этим, стекло!
Развернула и тут же захохотала.
– Томка! Бежим быстрее.
Пока начальство, осматриваясь, рассуждало о чём-то на крыльце и одобрительно рассматривало высокие сосны, Мария и Томка проскочили в дверь дома.
– Он действительно молодец!
– Кто?!
– Да председатель наш.
– А чего такого он ещё успел сделать?
– Вот!
По уже подсохшему полу, между скамеек и стульев, Мария добежала до красивого стола президиума и, размотав тряпку, поставила на стол сияющий графин.
– Вот! Додумался же! Не позабыл!
– Да-а, молодец!
Томка с восхищением, осторожно, повертела в руках стеклянную штуку.
– Всё по-настоящему!
Тут же, не мешкая, Томка притащила из другой комнаты, из той самой, где Мария оставила свои вещи, синий чайник.
– Вода есть?
– Да, много!
Налила воду в графин, обтёрла его краем скатерти. С довольной улыбкой примерилась и торжественно поставила графин точно в центр стола.
Обе расхохотались.
– Так, Томка, ты беги переодевайся, ну, к тем, у кого ночевала…
– А ты?
– Чего мне с чемоданом по улице носиться, народ уже, наверно, в правление идёт. Поднимусь во вторую половину, наверх. Там умоюсь, причешусь. Дай мне чайник и ключи.
– Только не опаздывай! Я тебе место там займу.
– Хорошо.
Небольшая прохладная комната, не на солнечной стороне.
Два окна открыты, ветерок.
Чемодан, узел.
Усталость.
Присела на кровать.
Без простыней.
Ну и что? Всё сначала?
Сейчас все будут много говорить, потом начнут подписывать заявления.
Колхозница.
Не такой жизнь виделась и не такая…
А какая?
Вскочила, стиснув зубы, улыбнулась.
Какая?! Такая, какая придумается! Как решится, так и сделается!
Уже знала, что будет делать и как.
Бросила на кровать чемоданчик, открыла его, достала книги, отложила в сторону.
Рядом – два свёртка.
Развернула первый, не тугой. Платье.
Встряхнула на вытянутых руках, оглядела. Правильно, ткань хорошая, дорогая, почти не помялось.
Ярко-синее платье, в крупный белый горошек.
Во втором свёртке – туфли. Единственные. Не новые, конечно, но совсем неношеные, предвоенные. Муж подарил…
Набрала в рот воды из чайника, прыснула на платье, осторожно положила его на матрас, там, где не пыльно.
Часики. Лёгкие, маленькие. Завела, прислушалась.
Помада?!
Да. Да, да!
Большого зеркала, в рост, ни в одной из комнат не было. Отметила это ещё когда они прибирались.
Достала из кармана жакета маленькое зеркальце, простое, круглое.
Расчёска? В чемодане, с краю.
В большой комнате шумели.
Крики, пока рассаживались, смех, грохот сапог по чистому полу, запах не первый день ношеной рабочей одежды.
Люди, едва знакомые, не научившиеся ещё никому доверять здесь, совсем недавно умевшие ненавидеть там, хотели, чтобы в эти минуты им повезло и началось бы счастье… Их выстраданное, не раз оплаканное, почти уже потерянное счастье.
Они хотели жить и работать.
Просто – жить и работать.
Всё остальное, хорошее, непременно должно было произойти.
Потом.
Сначала – жить и работать.
Сергей уже не раз стучал карандашом по графину, смеялся, кричал по-свойски на кого-то, но не строго, ждал, пока подойдут остальные. Оглядывал большую комнату, что-то отмечал в списке.
Почти все улыбались, некоторые по-прежнему выглядели настороженно.
Шумели не от желания быть свободными от приказов, а просто так, пока есть такая возможность, пока не поступила строгая, понятная всем команда.
Мест хватило всем.
Внезапно шум стих.
Никто ничего никому не приказывал, но весь шум стих.
В комнату вошла Мария.
Высокая, стройная, в длинном, ниже колен, ярко-синем платье, с пояском из того же материала, с белым отложным воротничком.
Изящные, гибкие руки.
Рукава-фонарики, с неширокими манжетами.
Голова высоко поднята, гладкие волосы – со лба назад, большая, строгая коса плотно уложена на затылке.
Блестящие туфли, средний каблук.
Крохотные часики на запястье.
Бледное лицо, красная помада.
Мария шла и не смотрела ни на кого.
Одноглазый в президиуме, скрывая восхищённую улыбку и качая головой, низко наклонился к столу, карманом гимнастёрки задел стакан, задребезжал им по графину.
– Ма-а-ашка!
Вздрогнула.
Томка вскочила на стул и замахала руками.
Издалека – сияющие, распахнутые в радостном восторге девчоночьи глаза.
– Машка, Машка! Иди сюда, я места здесь нам всем заняла!
Рядом с Томкой тихо, сложив руки на коленях, сидела Зоя.
Выдох десятков людей.
Спокойный, радостный, уверенный.
Каждый знал, что всё у него может быть именно так.
Пусть поначалу грязно, пусть будет поначалу трудно, но всё у них будет так.
Засмеялись, начали перешёптываться, люди приподнимались со скамеек, чтобы ещё разок увидеть Марию.
– Так, граждане, тише! Начинаем.
Сергей встал, выпрямился, туго оправил под ремнём гимнастёрку, откашлялся. Заметно было волнение, но говорил он при этом уверенно и чётко.
– Сегодня, двадцать четвёртого мая тысяча девятьсот сорок восьмого года, мы с вами собрались здесь, чтобы организовать на новой советской земле ещё один рыболовецкий колхоз и работать в нём с пользой для нашей великой страны.
Мне доверено открыть наше собрание и вести его, пока мы не изберём руководящие органы. Позвольте…
Ещё раз откашлялся.
– Позвольте представить вам второго секретаря районного комитета партии товарища Климко! Поприветствуем товарища Климко!
Товарищ во френче неторопливо поднялся со стула, устало и строго взглянул на собравшихся, заодно поправил бумаги, разложенные перед ним на скатерти.
Раздались редкие аплодисменты.
– Также в работе нашего собрания участвует уполномоченный представитель областного Рыбакколхозсоюза товарищ Гурьев.
Мужчина в пиджаке встал, с лёгкой усмешкой поднял ладонь в приветствии, тоже похлопал в ответ на хлопанье в рядах.
– Сегодня на собрании у нас присутствует…
Для верности Сергей заглянул в список.
– Присутствует тридцать девять человек. То есть пришли не все, дальняя бригада с утра на воде, пробуют там закидной невод, крупночастиковый, посмотрим, что получится. Но прибыл их полномочный представитель, у него от бригады имеется доверенность. Петрович, покажись людям!
Со скамейки в задних рядах встал, комкая кепку, кряжистый конопатый мужик средних лет. Ухмыляясь, поклонился по сторонам, снова неловко сел.
Томка осторожно взяла Марию под руку, наклонилась, зашептала.
– А председатель-то наш ничего себе, молодой, симпатичный! Жаль, что глаза нет… Но деловитый такой, просто ужас!
Мария кивнула.
Собрание продолжалось.
– … По состоянию на сегодняшний день в списке тридцать девять человек. Заявление на вступление в колхоз каждый из вас напишет попозже, после обсуждения главных вопросов. Итак, …
Сергей повысил голос, прекращая поднявшийся шум.
– Итак, кворум, так сказать, у нас имеется, можно начинать собрание. Для ведения протокола собрания предлагаю избрать председателя и секретаря, голосуем. Кто «за»? Все согласны, хорошо.
– Давай быстрей, Викторович! Чего тянуть-то?! Ты – председатель, всем ясно, чего руки зря ломать!
Бородатый мужик поднялся, оглянулся на всех, крикнул и снова сел.
– Порядок такой. Поступило предложение избрать меня председателем собрания…
– Председателем колхоза!
Бородатый не унимался, теперь уже сидя, запросто, не вставая.
Второй секретарь что-то шепнул, Сергей сразу запротестовал, перебил бородатого.
– Этот вопрос решим позже. Давайте по порядку. Кто за меня? Все «за». Теперь изберём секретаря собрания, ну, того, кто будет записывать все наши выступления, вести протокол. По этой кандидатуре какие у кого будут предложения?
– Марию! Марию предлагаю! Она у нас самая красивая!
Томка подскочила как на пружинке, потянула вверх руку, подпрыгивая.
Все захохотали.
Мария дёрнула Томку за подол.
– Ты что?! Прекрати сейчас же!
Та не унималась.
– Марию! Она справится! Настаиваю!
В президиуме тоже заулыбались.
Сергей нацелился карандашом.
– Мария, вы не против?
Мария кивнула, молча и согласно.
– Так, хорошо! Секретарём голосуем Марию… Мария, а как вас по отчеству?
– Батьковна. Отчество будет потом, когда выберут. Допишу в протоколе, не забуду.
И опять хохот.
Хороший, рабочий, добрый смех.
– Тогда попрошу вас присесть за стол. Вот бумага, карандаши. Знаю, человек вы у нас грамотный, справитесь.
Сергей пододвинул Марии свой стул, сам встал в полный рост у стола президиума.
Восхищённая Томка звонко захлопала в ладошки.
– Ну вот, товарищи, все формальности регламента соблюдены. Передаю слово товарищу Климко.
Гость во френче встал, обмахнулся клетчатым носовым платком.
– Товарищи! В связи с тем, что развитию рыбной отрасли в экономике нашей самой молодой области Советского Союза отводится особое место, в прошедшем году Совет министров принял очень важное для всех нас постановление о переселении колхозников-рыбаков в Калининградскую область. Этим постановлением, товарищи, предусматривалось с целью организации рыболовецких колхозов переселить в область более тысячи семей рыбаков-колхозников. Представляете масштаб такого общегосударственного дела – больше тысячи семей!
Осенью прошлого года в центральных областях страны прошел специальный оргнабор рыбаков-колхозников, пожелавших переехать к нам в Калининградскую область. Переселенцы прибывали из Ростовской, Сталинградской, Псковской, Калининской, Новгородской, Ивановской, Ульяновской, Горьковской, Куйбышевской, Владимирской, Вологодской областей, Краснодарского края, Татарской и Марийской республик.
Переселенцы-рыбаки уже организовали несколько рыболовецких колхозов в нашей молодой области! Сегодня вы тоже стоите на этом правильном пути, товарищи!
На задних скамейках кто-то азартно захлопал.
Выступающий замолчал, привычно сноровисто налил себе воды из графина, неторопливо выпил, обтёр рот платком.
– Для уверенного руководства новыми колхозами в Калининграде партия приняла решение создать областное управление Рыбакколхозсоюз, который в своей деятельности временно подчиняется Управлению моторно-рыболовных станций Министерства рыбной промышленности Западных районов Советского Союза.
По мере приезда будущих рыбаков-колхозников в область и заселению поселков наш райком партии планирует проводить в колхозах выездные заседания оргбюро Рыбакколхозсоюза с участием представителей Балтгосрыбтреста, моторно-рыболовных станций, рыбзаводов и активистов, которых, безо всякого сомнения, мы скоро увидим среди переселенцев и в вашем колхозе. Стране нужна рыба! Партия доверяет вам, товарищи, очень важное дело, и мы все уверены, что вы ответственно и грамотно с этим поручением справитесь.
– Справимся, не сомневайтесь! Не подведём!
Голоса из зала становились уверенней и громче.
Докладчик Климко снова задумчиво замолчал, подошёл к окну.
– …Однако, не все товарищи в наших рядах ещё понимают важность данного момента, по этой причине случаются среди переселенцев ненужные и даже вредные происшествия. И у вас тоже.
Речь идёт о бывшем населении данных мест. В начале этого года партия и правительство страны приняли решение окончательно выселить немцев из Калининградской области. Во избежание происшествий раньше времени никто из немецких граждан не должен был знать об этом. Все подготовительные мероприятия проводились нашими органами в режиме особой секретности. Даже когда запад области был уже зачищен, здесь, на востоке, на заливах, многие даже не догадывались об этом. Но конфликты между бывшим населением и нашими, советскими гражданами, переселенцами всё-таки происходили. Как и случилось на днях в вашем посёлке. Был убит пожилой немец, едва не погиб наш солдат. Фронтовик, семьянин. В связи с этим…
Докладчик значительно повысил голос, нацелил указательный палец в зал.
– Все подобные серьёзные и, не побоюсь этого слова, политические вопросы требуют незамедлительного решения! Партия требует от нас конкретных оперативных действий. Именно поэтому на самом высшем партийном уровне в нашей области есть мнение…
Снова последовала многозначительная пауза.
– Предлагаю безотлагательно, прямо сейчас, избрать председателя вашего рыболовецкого колхоза. Это позволит ему оперативно включиться в общую организационную работу, без всяких там бюрократических проволочек. Кандидатура вчера утверждена на бюро. Это – Сергей Викторович…
Договорить докладчику не дали.
Мужики вскочили с мест, некоторые скамейки с грохотом попадали. Женщины тоже повставали, смеялись, хлопали; парни, те, кто помладше, свистели.
Над кудрявой головой Томки как флаг развевался полосатый шарфик.
Сергей встал прямо перед столом президиума, лицом к людям.
Развёл руками.
Свист и одобрительный гул не смолкали.
Второй секретарь с доброй, почти отеческой улыбкой принялся успокаивать собравшихся.
– Предлагаю… Предлагаю проголосовать за данную кандидатуру!
– А чего тут голосовать-то! Сами слышите! Мы Викторовича который день знаем, нормальный мужик! Дельный! И весёлый!
– Порядок есть порядок. Поднимите руки те, кто согласен с предложенной кандидатурой. Секретарь, прошу считать проголосовавших.
Мария встала, карандашом, чтобы не ошибиться, провела по рядам, по стульям и скамейкам.
– Тридцать девять.
– А вы, астраханская бригада? Ваше мнение?
Кряжистый и конопатый представитель астраханцев привстал.
– Мы как все. За него.
Второй секретарь явно готовился к такому повороту событий, поэтому дикторским, с перекатами, голосом, торжественно, произнёс:
– Решение принято единогласно. Поздравляю вас, товарищи колхозники, с очень важным, правильным и ответственным решением. Ну, председатель, продолжай дальше, веди собрание!
Сергей поклонился.
Помолчал.
– Не подведу. Поверьте, не подведу…
Опять загрохотали упавшие, только что правильно поставленные скамейки, снова раздался весёлый свист.
