bannerbannerbanner
полная версияВитькины небеса. Жить ради Победы

Александр Васильевич Дёмышев
Витькины небеса. Жить ради Победы

Полная версия

– Эй, хватит дрыхнуть, весь клёв проспишь, – позвал приятеля Витёк.

– Тише, – шепнул Витьке на ухо Кузя и, слегка ткнув его локтем в бок, кивнул в угол.

      Только тут Витёк заметил, что большое зеркало, стоящее в углу комнаты, занавешено покрывалом.

– Папку убили, – не поворачиваясь к друзьям, дрожащим голосом выдавил страшные слова Мирон.

      Всё перевернулось! Всего пару недель прошло как Михаил Поликарпыч живой, здоровый, геройский уходил на фронт громить фашистского гада, и на тебе! Их эшелон уничтожен немецкой авиацией где-то под Новгородом. Отец Мирона погиб вместе с сотнями таких же красноармейцев, не успев даже добраться до линии фронта.

      С той поры незваные гостьи – похоронки – словно серые каркающие вороны, одна за другой всё чаще и чаще стали прилетать в дома, неся с собой страдания и боль. Известие о гибели Михаила Поликарпыча потрясло всех. Люди ждали его скорого возвращения с победой, как после Финской, и не представляли, что смерть может случиться так быстро, так нелепо.

      На следующий же вечер, придя с работы, мама засобиралась скорее на встречу к отцу. Обиды, гордость – всё было забыто пред лицом смертельной опасности.

      На этот раз путь показался особенно долгим; наверное, из-за того, что мама всё спешила и торопила их. Придя, наконец, на КПП сборно-учебного пункта Красной Армии, они узнали, что батальон отца досрочно окончил курс подготовки и утром отправлен на фронт.

      Мама осела на траву, обняла руками убранную платком голову и тихонечко заплакала. Из-за забора доносились негромкие звуки патефонной музыки и приятный голос певца:

Сосняком по откосам кудрявится

Пограничный скупой кругозор.

Принимай нас, Суоми-красавица,

В ожерелье прозрачных озёр!

Ломят танки широкие просеки,

Самолёты кружат в облаках,

Невысокое солнышко осени

Зажигает огни на штыках.

Мы привыкли брататься с победами

И опять мы проносим в бою

По дорогам, исхоженным дедами,

Краснозвёздную славу свою…

5. ОТ СОВЕТСКОГО ИНФОРМБЮРО

      С тех пор, как на Филейке появился первый радиорепродуктор, все, кто мог – от мала до велика – стали слушать ежедневные сводки Совинформбюро. Не был исключением и Витька. Люди заранее собирались под большим угловатым рупором и с надеждой в сердце вслушивались в каждое слово диктора. О, этот редкий по тембру и выразительности голос, разносившийся над толпой – он вселял в слушателей уверенность в скорой победе! «Ле-ви-тан», – несколько раз по слогам повторил про себя Витёк странную фамилию диктора, когда впервые услышал её, чтобы получше запомнить.

      Июльские сводки вселяли оптимизм. Почти ежедневно в них говорилось: «Наши войска наносят немецкой армии большое поражение». Часто сообщалось, что Красная армия, разгромив крупные силы фашистов, перешла в наступление. Количество ежедневно сбиваемых фашистских самолётов в сводках Совинформбюро доходило до ста и более. Наши потери всегда были в 2-3 раза меньше немецких. Лишь однажды передали, что советские войска осуществили планомерный отход из города Львова на заранее подготовленный рубеж обороны. Приграничный Львов – единственный город, об оставлении которого сообщили по радио.

      Поэтому Витька был ошарашен, когда однажды, где-то в конце июля, прослушав очередную такую сводку, дядя Зиновий, тихонько выругавшись, процедил:

– Плохо дело, драпаем.

      Витёк не поверил своим ушам. Увязался за уходящим работать дядькой и потребовал объяснений.

– А ты чем радио слушаешь? – спросил на ходу у племянника дядя Зиновий. – Понимаешь ли, где сейчас фронт?

– Ушами слушаю, – обиделся Витька. – А фронт – ну, где-то у границы. Ну и что? Скоро наши фашистов погонят!

– У гра-ни-цы! – передразнил дядька. – Лучше слушай! Тут, окромя ушей, ещё и голова нужна, да чтоб соображала, – и постучал племянника по лбу.

      С тех пор Витёк стал обращать внимание, что в сводках иногда упоминаются какие-то направления, на которых идут бои. Но что это за направления такие, где они? Он пробовал искать в учебнике по географии Новоград-Волынское, Невельское, Порховское направления или хоть что-то похожее, но у него так ничего и не вышло.

      В августе из сводок как-то невзначай исчезла до этого регулярная формулировка: «Наши войска наносят немецкой армии большое поражение». А вскоре диктор время от времени стал сообщать об оставленных городах. В вечерней сводке за 13 августа, как бы между прочим, сообщалось: «Несколько дней назад наши войска оставили Смоленск». Витька бросился домой, думая: «Смоленск, очень знакомое название. Где ж это?» Раскрыв учебник, он обомлел: от Смоленска до Москвы оставалось уже меньше, чем от довоенной границы до этого самого Смоленска! А диктор сказал, что Смоленск оставили несколько дней назад. Покрутив линейкой, Витёк высчитал, что фашисты всего в трёхстах километрах от столицы. Драпаем! Как же так?!

      Витёк был в недоумении. Как такое возможно, что «непобедимая и легендарная» Красная Армия, которая «всех сильней», так поспешно отступает? Ведь разгромили же японских самураев в боях у озера Хасан в 1938-ом и на Халхин-Голе в 1939-ом. С белофиннами в 1940-ом тоже быстро справились. Не говоря уж о победном шествии Красной Армии по Прибалтике и Польше, вернувшем СССР территории Западной Украины и Белоруссии. Всё это было совсем недавно, ведь не приснилось же! Советским людям все эти годы внушали, что если начнётся война, Красная Армия сразу перейдёт в наступление и быстро разгромит врага на его территории. Что же случилось? Неужто фашисты так сильны?

***

      А жизнь с каждым днём становилась всё сложнее. Мама с утра до вечера работала. Бабушка занималась хозяйством. Покупку продуктов возложили на плечи одиннадцатилетнего Витьки, как старшего из детей. Огромное количество времени у него теперь отнимало стояние в очередях за едой. Полки магазинов давно опустели, народ скупил уже всё, что можно. А для того, чтобы купить буханку хлеба, приходилось занимать очередь в четыре утра. Отлучаться нельзя, так как частенько устраивалась перепись очереди, и, если человека не оказывалось на месте, его тут же без разговоров вычёркивали. На покупку буханки хлеба Витька тратил ежедневно примерно по шесть часов.

      Сильно тревожило отсутствие известий от отца. Их мама, Катерина Павловна, очень расстраивалась из-за ссоры с батей и виноватила себя за то, что не успела проститься с ним. Думала, что это из-за обиды на неё отец не пишет.

– Да не умеет он толком писать, читает-то еле-еле по складам, вот и не пишет, – пыталась её утешить бабушка.

– Сам не может, так попросил бы сослуживца какого грамотного; чай, не откажут. Да хоть бы только адрес узнать, я б сама ему написала, прощения бы попросила, – продолжала расстраиваться мама…

      Строительство филейского завода набирало обороты. Временно привлечённых из ИТК заключённых вскоре сменил стройбат. Наращивались темпы работ, но до завершения было ещё ой, как далеко! Всё больше народу приезжало на строительство 315-го завода из других городов. В конце августа прибыло крупное, в несколько сотен человек, пополнение эвакуированных ребят-ремесленников из Одессы.

      Однажды Витька, стоя в длинной очереди за крупой, познакомился с разговорчивым 16-летним Колькой-одесситом. Колька рассказал, что их город начали бомбить с первого дня войны. Много дней горело взорванное нефтехранилище. Немцы разбомбили весь порт, затонуло множество кораблей. В этих ужасных условиях молоденькие ребята сталинского призыва ремесленных училищ продолжали ежедневно учиться и работать. Через месяц после начала войны им объявили об эвакуации. Строем в парадной форме шли они пешком 120 км до Николаева. Передвигались по ночам, опасаясь авианалётов. Отсыпались на полях в неубранных скирдах. Через четыре дня добрались. Только отправились из Николаева дальше в Херсон, как ночью в город вошли немцы. То же самое случилось и в Херсоне – только успели они уехать, как на следующий день его заняли фашисты. В тот момент им казалось, что всё уже кончено, германская армия шла по пятам. Потом через Запорожье, Горький, на открытых платформах, в товарняках добирались к месту эвакуации – в Киров. В пути их часто бомбили. Спасаясь, мальчишки прыгали из вагонов и разбегались в разные стороны. Продуктов, выданных ещё в Одессе, хватило ненадолго, пришлось голодать. В долгой и трудной дороге ребята терялись, гибли в бомбёжках. До Кирова добирались месяц. К месту эвакуации прибыли едва ли две трети вышедших из Одессы.

– Где ж вы сейчас живёте? – спросил Витёк.

– У поликлиники, в землянках, в которых до нас зеков держали, – отвечал Колька. – Ничего, нормально. Главное, здесь бомбёжек нет!

***

      В самом конце августа почтальонша наконец-то принёсла долгожданное письмо от бати – потрёпанный сложенный треугольником листок, на котором обратным адресом значилось: «Действующая армия, полевая почта № …».

      В письме были батины слова, записанные красивым почерком кем-то из грамотных сослуживцев: «Здравствуйте, мои дорогие мама Анна, жена Катерина, дети Витя, Таня, Маша, Толя и Алёшка! Только что наш батальон прибыл на фронт, и выдалась свободная минутка рассказать вам мои новости. Во-первых, хочу сказать тебе, дорогая моя Катенька, что ты у меня самая лучшая жена в мире. Не обижайся на меня и прости, что ушёл воевать добровольцем, оставив тебя с детьми, но по-другому я не мог. Виноват в нашей разлуке не я, а проклятый Гитлер, напавший на нашу Родину. Знай, что и я тебя простил. А фашистам от меня скоро достанется. Мы с товарищами выгоним всех врагов с нашей земли. Я вернусь, и будем жить хорошо-хорошо! Мы сейчас возводим оборонительный рубеж перед Смоленском. Роем окопы, оборудуем блиндажи. Ждём, когда подойдут фрицы, чтобы всыпать им по первое число! У нас есть приказ командования – в Смоленск врага не пускать! И мы с товарищами приложим все силы, чтобы его выполнить. И погоним фашистов с нашей земли! Оставайтесь здоровыми и пишите мне, буду ждать. Ваш сын, муж, отец Александр. 2 августа 1941 г.»

 

      Получив это письмо, в семье не знали, что делать – радоваться или плакать? Получить долгожданную весточку от отца, конечно, радостно. Но письмо написано почти месяц назад. Все знали, что наши войска давно выбиты из Смоленска. Тяжёлые мысли бередили душу. Что же произошло с батей, с их батальоном, стоявшим на передовой? Пока всё это оставалось тревожной загадкой.

6. ГЛАЗА, ПОЛНЫЕ ГОРЯ

      Вот и подошло к концу горячее, горькое лето 1941-го года. Чтобы хоть как-то упорядочить снабжение населения, власти ввели карточки на основные продукты. Продовольственные нормы невысокие, но позволяли худо-бедно существовать. Введение продкарточек облегчило Витькину жизнь. Теперь ему уже не нужно было простаивать по полдня в очередях за хлебом. И 1 сентября он, как все нормальные дети, пошёл учиться.

      Всё бы ничего, но ближайшая к их деревне школа, располагавшаяся у КУТШО, была начальной, четырёхлетней. И теперь перешедшему в пятый класс Витьке приходилось ежедневно пешком топать в школу на улице Дрелевского. На дорогу уходило больше часа в один конец. Добравшись до города по грязному, размокшему по осени Филейскому шоссе, сворачивал он на Октябрьскую улицу. Шёл по ней мимо старого Богословского кладбища*, за которым виднелась тренировочная парашютная вышка.

[*Примечание: Богословское кладбище снесли после войны. Сейчас на том месте стоит Областной Дом Народного Творчества.]

      Октябрьская улица представляла собой широкий, поросший травой пустырь, вытянувшийся по окраине города с севера на юг.* По сторонам редели невысокие, большей частью деревянные дома. Посередине улицы пролегала узкая дорожка, по которой проезжал время от времени редкий транспорт – телеги с запряжёнными в них лошадьми. Несколько раз в день тишину улицы нарушало урчание мотора автобуса или грузовичка, а легковые автомобили были вообще в диковинку. Глядя на проезжавшие повозки, Витька частенько вспоминал их последнюю с батей поездку в город.

[*Примечание: Ныне Октябрьский проспект – главная улица г.Кирова.]

      Не успели ребята начать учиться, как в здание школы въехал военный госпиталь. Их классу выделили какую-то небольшую каморку ещё дальше от дому. Направляясь на учёбу, Витёк почти с середины пути видел ориентир – высокую водонапорную башню, стоявшую прямо посреди Октябрьской улицы. Рядом с этой башней они и учились.

      Однажды их класс послали на субботник прибирать территорию вокзала. Вскоре к радости мальчишек, издав протяжный гудок, появился из-за поворота грохочущий паровоз. Большой, чёрный с красной звездой спереди, чадящий копотью паровоз притащил за собой вереницу разномастных вагонов и, выпустив клубы пара, замер у резервуара с водой.

      То прибыл в Киров очередной поезд с эвакуированными из Ленинграда. Их было много, особенно маленьких ребятишек дошкольного возраста. Дети бросались на шеи встречавших воспитательниц и кричали: «Тётя, скажи, где моя мама?». Никто не мог без слёз смотреть на этих перепуганных бомбёжками детишек, увезённых от оставшихся погибать, защищая родной город, родителей. Надолго запомнились Витьке эти детские глаза, полные горя.

      Витёк тогда ещё не знал, что пока этот поезд добирался до Кирова, гитлеровцы окружили Ленинград и началась блокада города, которая будет продолжаться почти 900 дней и унесёт сотни тысяч человеческих жизней.

***

      Мама хотела перевести Витьку учиться поближе к дому – в школу села Филейка, до которой добираться от Суханов гораздо ближе, но к концу сентября стало не до учёбы. Каждый день дети ходили в лес собирать сучья на дрова: ведь зима была не за горами. Так и забросил Витёк школу до лучших времён, как и многие его сверстники.

      На глазах Витьки происходило становление филейского завода. С началом войны, несмотря на возросшие трудности, связанные с нехваткой стройматериалов, темпы строительства нового завода № 315 заметно выросли. Дядя Зиновий рассказывал Витьке, как сооружались бараки для размещения производства. Один из корпусов из-за отсутствия цемента строили из дерева, крыша его держалась на нескольких сотнях деревянных столбов, поэтому внутри корпуса было как в лесу. Срочно строили электроподстанцию, другие вспомогательные сооружения.

      По филейским деревням уже ходили слухи о скором прибытии эвакуирующегося завода с оборудованием и людьми, но подробностей толком никто не знал.

      Весь сентябрь в скупых сообщениях Совинформбюро ежедневно говорилось об упорных ожесточённых боях на всей линии фронта. Как-то раз Витька стоял, по обыкновению, в толпе и слушал очередную сводку. Передавали, что оставшаяся глубоко в тылу противника Одесса не сдаётся, продолжает вести героическую оборону, и её защитники уже разгромили несколько румынских дивизий. Витёк глядел на лица стоящих рядом эвакуированных ребят-одесситов и видел их влажные глаза и крепко стиснутые зубы.

      Вскоре проводили на войну и дядю Зиновия. Он оказался на том же сборно-учебном пункте РККА, где в своё время ожидал отправки на фронт Витькин батя. Однажды Витёк вместе с роднёй пришёл навестить дядьку. Немало удивились они тогда виду красноармейцев. Дядя Зиновий предстал пред ними в нижнем белье и каких-то замызганных башмаках. Так же были «обмундированы» и его сослуживцы.

– Формы на всех не хватает, – ругался раздосадованный дядька. – Выдали нам обмундирование, а через три дня отобрали для срочно отбывающих на фронт. Теперь неделю уж строем в исподнем ходим. Тьфу! Цирк какой-то, так их растак!

      Посещение сборно-учебного пункта вызвало тяжёлые чувства, напомнило об отце. И так стало нехорошо на душе у Витьки, что с тех пор он туда больше не ходил.

      Однажды серым октябрьским утром, когда мелкий осенний дождик мочил кучки опавшей листвы, Витёк зашёл проведать своего друга Мирона. Был там и Кузя со своим старшим братом, шестнадцатилетним Григорием. Ребята поговорили о житье-бытье, повспоминали погибшего Миронова отца Михаила Поликарпыча. И тут Мирон вытащил лист бумаги, исписанный ровным детским почерком. Григорий, как старший, взял его в руки и стал читать: «Военному комиссару Сталинского района города Кирова. Заявление. Прошу принять меня добровольцем в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии, так как я хочу с оружием в руках защищать нашу Советскую Родину и мстить фашистам за смерть отца. Умею хорошо стрелять из охотничьего ружья. Могу быть снайпером или разведчиком. Буду дисциплинированным, смелым, до конца преданным Родине бойцом. Я уверен, что моя рука не дрогнет и все пули пойдут точно во врагов».

– Вот так дал! – восхитился приятелем Витька.

– Молодец, здорово придумал! – подтвердил Кузя.

– Всё это, конечно, хорошо, – попытался вразумить друзей Григорий, – да только ничего не выйдет: тебе ж на днях четырнадцать только стукнуло. Кто ж тебя в армию-то возьмёт, да ещё и на фронт? Исключено.

– Ничего ты не понимаешь! – выговаривал ему Мирон. – Мой возраст будет козырем, если меня в разведку послать. Я у немцев меньше подозрений вызову, чем здоровый мужик, верно? А выносливость и меткость у меня получше чем у некоторых!

– Шёл бы ты, парень, на завод устраиваться, там больше от тебя пользы Родине будет. Вот я уже с начальником отдела найма поговорил, берут меня на работу.

– Я в армию хочу, за батю поквитаться! А не возьмут, убегу на фронт, там примут!

***

      Витька возвращался домой понурый. Все в семье переживали из-за отца. После единственной полученной с фронта весточки писали бате в действующую армию уже трижды, а ответа всё не было. Ему вдруг захотелось убежать на фронт вместе с Мироном, повстречать там папку и воевать вместе против фашистов.

      Дома было пусто. Лишь из-за занавески, отделяющей бабушкин угол, доносились лёгкие шорохи. Витёк тихонечко скользнул за пёструю материю. Бабушка стояла спиной к Витьке и нашёптывала молитвы. Перед ней на комоде возвышалась икона с величественным седобородым дедом. Витька не знал, что это за образ, он видел его впервые. Наверное, бабушка из какой-нибудь разрушенной церкви принесла: Витёк слыхал, что некоторые несознательные элементы так делают. «Хорошо же бабушка икону прячет, раз никто в доме про неё не знает», – вздохнул про себя Витька.

      Сам-то он, как порядочный пионер, в Бога не верил. И на бабушку в этом вопросе смотрел свысока. Как-никак за плечами Витьки имелся солидный багаж из законченных четырёх классов, а у бабушки всё образование – три класса церковно-приходской школы. «Что поделать, пережитки прошлого, – рассуждал просвещённый паренёк. – Ведь объяснил же прогрессивный английский учёный Чарльз Дарвин, что обезьяна превратилась в человека, что тут может быть непонятного?!»

      Витька подошёл к окошку и взглянул на хмурое небо. «Вот если бы бабушкины молитвы могли помочь отцу, Родине… А так что толку от них?» – подумалось мальчишке. В это время раздался нетерпеливый стук в дверь. Витька вышел, а через мгновенье влетел обратно с радостным криком, держа в руке заветный мятый треугольник.

– Бабушка! Скорей! Письмо от бати!

– Читай, милок, читай, – бабушка, крестясь, появилась из своего угла.

      Витька принялся читать вслух. В письме отец с горечью описывал события сражения за Смоленск. Как они из последних сил держали свой рубеж обороны, отражая бесчисленные атаки фашистов. Как пришлось им, непобеждённым, отходить, оставив этот рубеж, чтобы не угодить в окружение. Как напоролись неожиданно в лесу на громадную колонну гитлеровцев и в завязавшемся бою его тяжело ранили. Как однополчане тащили его, раненого, двое суток к своим.

      Из письма они узнали, что отец был дважды ранен в плечо и в ногу. Но уже шёл на поправку, находясь в подмосковном одинцовском госпитале.

      Вечером Витька зашёл к Мирону узнать результаты его похода в военкомат. Мирон был угрюм и неразговорчив. «Не взяли», – понял Витька и предложил другу вместе бежать на фронт. Мирон тут же оживился.

– Давай. Может, к партизанам прорвёмся. Там такие, как мы, точно пригодятся! – предложил Мирон.

– Не, я к отцу хочу, вот и адрес госпиталя есть, – возразил Витёк, – Он уже скоро поправиться должен, там и повоюем.

– Да, повоюешь ты! Меня вон в военкомате чуть ремнём не выдрали: мол, дурь из тебя вышибем. А потом объяснили, что у них сверх планового призыва ещё больше тысячи заявлений лежит от добровольцев. Так что не всех ещё берут, и нам, малолеткам, ничего не светит. А ты думаешь, в армию прибудешь – и тебя там с распростёртыми объятьями встретят?

      Просовещавшись весь вечер, ребята решили с утра пораньше бежать на фронт, а там будь, что будет!

      Лёжа под тёплым лоскутным одеялом, Витька всё никак не мог уснуть в ту ночь. Мешали воспоминания. Вокзал, паровоз. Малыши-дошколята, эвакуированные из Ленинграда. «Скажи, где моя мама?» – и детские глаза, полные горя.

7. ПОБЕГ НА ВОЙНУ

      Шёл четвёртый месяц войны. Фашисты всё ближе подбирались к Москве. Из столицы на восток непрерывным потоком эвакуировались промышленные предприятия и люди. Стонали перегруженные транспортные артерии; ведь из тыла в сторону фронта перебрасывались всё новые и новые подкрепления: люди, техника, боеприпасы. Словно в гигантской топке, сгорали они в пламени войны, и пламя это никак не могло насытиться.

      9 октября 1941 года Государственный комитет обороны принял постановление об эвакуации московского завода № 32 в далёкий город Киров.

      А в Кирове, на северной его окраине – Филейке, встретились в то утро два паренька, решивших бежать на войну бить немцев. Было по-осеннему сыро. Остывшая за ночь стройплощадка пряталась в густом тумане. А Витька с Мироном решили начать свою авантюру с визита к дяде Филиппу. Добравшись до располагавшейся рядом с Филейским шоссе, деревни Тиминцы, пацаны вошли в покосившуюся избу. Безногий дядя Филипп, выглядящий из-за косматой бороды гораздо старше своих лет, уже работал, как обычно, починяя чью-то обувь.

– Дядя Филипп, нам задание в школе дали: про беспризорников написать, – соврал, не моргнув глазом, Мирон.

– Ну, заходь, послухаете, – мужик отложил в сторону инструмент, почесал по-простецки бороду. Он был рад неожиданному визиту мальчишек. – Чаво рассказать-то?

– А как вы по стране путешествовали, куда ездили, где бывали?

      Простоватый одинокий калека дядя Филипп жил бобылём. И когда выпадала редкая возможность рассказать про свою жизнь – использовал её по полной. Ловко вскарабкавшись, он устроился прямо на рабочем столе рядом с верстаком и принялся пересказывать свою судьбинушку. Отец его погиб на империалистической войне, мать умерла от тифа после революции. Жили с братом и сестрой у родственников, которые тоже все погибли. Кого-то убили на гражданской войне, кто-то умер от голода и заразных болезней. Так в четырнадцать лет остался он один на белом свете. Три года скитался с беспризорниками в поисках лучшей доли по всей России. Именно этот период жизни дяди Филиппа и интересовал больше всего мальчишек.

 

– А как же вы на поездах ездили без денег, без билетов? – направляли пацаны разговор в нужное русло.

– Так на товарняках. Товарняки – они что? На станции обычно их сторожат. Так выберешь, бывало, место сразу за станцией; желательно, чтобы дорога в горку была. Тогда, пока паровоз не раскочегарился и скорость не набрал, можно запрыгнуть под проползающий мимо вагон. Потом нужно быстро выискать под вагоном такую скрепу, схватиться за неё покрепче и завернуться в собачий ящик. Если к этому времени ещё цел, считай, полдела сделано. Так мы и путешествовали после Гражданской.

– А что это за скрепа такая? Где её под вагоном найти?

– Э-э-э, ребяты, вона что! Никак в путешествие собралися, – горько усмехнулся дядя Филипп. – Ну, так на это я вам вот что отвечу. Чтобы так ездить, большая тренировка нужна. Да и то вона эсколь нашего брата погибло! Умеючи и то, чуть зазевался – вмиг ходули отрежет!

      После этих слов он красноречиво похлопал по своим култышкам и добавил:

– То-то! А по нонешним временам-то может, оно и к лучшему, что отрезало, пёс его знает…

***

      Ребята возвращались восвояси несолоно хлебавши. Вопрос, каким способом добираться до фронта, так и не был решён. Култышки дяди Филиппа произвели впечатление. Немного покумекав, мальчишки решили всё же ехать товарняком, спрятавшись внутри вагона. А как иначе? Не пешком же идти, так и до зимы не добраться! Об автомобильном транспорте даже и не заикались. Известно было: осенью и весной в Кировской области дороги превращаются в непролазную трясину – такую, что и на танке не проехать.

      Пацаны разошлись по домам собираться в путь. Основательно подкрепились в дорогу, оставили для родных прощальные записки. Встретились вновь, как обычно, у овражка. Уже готовые, с котомками направились они прямиком на 16-й разъезд. На этой небольшой станции, спрятавшейся в лесу за посёлком Ганино, где ненадолго останавливались грузовые составы, им повезло. Довольно быстро отыскали они пустой крытый вагон. Скоро поезд тронулся.

– Что ж, в добрый путь! – промолвил Витёк. – Хорошо у нас получилось.

– Да, но это только начало, – отозвался Мирон. – Нам, главное, в Лянгасово удачно вагон найти. До Горького доберёмся, а там уж будем искать состав в сторону фронта.

– А куда мы направимся?

– Это уж как повезёт. Фронт большой. Можем и в Карелии оказаться, можем и на Украине.

      Уже вечерело, когда два паренька добрались до огромной сортировочной станции Лянгасово. Витька никогда раньше не бывал на таких станциях и не представлял себе, как они смогут сориентироваться среди всех этих составов и десятков путей, растянувшихся на километры. Мирон тоже был сбит с толку, но, как старший, не подавал виду.

      Прошли обходчики, стуча по колёсам вагонов. Дождавшись сумерек, ребята выпрыгнули из убежища. Мирон всё это время наблюдал за составами и сделал вывод, что они уходят со станции по очереди. Осторожно, чтобы не попасться на глаза охране, ребята пролезали под вагонами. Так они добрались до состава, который, по мнению Мирона, должен был вскорости отправиться. Долго крались они вдоль вагонов, но подходящего для поездки всё не находилось.

      Наконец, Мирон вскарабкался по боковой лесенке и посвистел сверху Витьке. Тот последовал за товарищем. Вот и оказались они в своей новой резиденции на колёсах. Однако этот полувагон по комфорту заметно уступал предыдущему. Почти полностью он был заполнен углём, не было крыши над головой. Ребята могли расположиться только лёжа, тогда деревянные борта чуток закрывали их от ветра.

      Не успели друзья перекусить, как раздался сильнейший удар и грохот. Поезд тронулся. Хорошо, что ребята лежали, иначе скувырнулись бы от такого рывка. Вскоре радость от быстрой отправки сменилась недоумением. Их вагон принялись таскать по всей станции, прицепляя то к одному составу, то к другому.

– Чёй-то нас туда-сюда мотают? – пробурчал Витька.

– Сортируют, – догадался Мирон. – На то она «сортировочная станция» и зовётся.

      Так продолжалось до глубокой ночи, пока, наконец-то, их вагон не оказался прицепленным к длиннющему эшелону. Сразу стало понятно, что теперь их состав сформирован и ждёт отправления. К этому времени были они совсем далеко, где-то в трёх верстах от места прибытия на станцию. Стало холодать. Мальчишки натянули все вещи, прихваченные из дома. Чувствовалась усталость, но сон не шёл. Они лежали на угольных каменьях. Но эти неровности и холод не прогоняли сон так, как отгоняло его чувство опасности.

– Мироха, что если нас поймают?

– Худо будет. Военное время ведь, долго, поди, разбираться не станут. Так что сиди тихо.

      Вскоре в ночи послышались шаги. Всё ближе и ближе. Ребята, затаив дыхание, вжались в уголь. Вдруг тот, кто шёл, остановился около их вагона. Витьке казалось, что его сердце колотится на всю станцию. Мальчишки услышали характерный звук падающей на гравий струи. Несколько секунд, показавшихся вечностью, и шаги стали удаляться. Кто это был – охранник, железнодорожник, диверсант – перепуганные ребята так и не узнали.

***

      Где-то под утро – грохот, удар, и поезд, наконец, тронулся.

– К вечеру, поди, до Горького доберёмся! – обрадовался Витёк

– Больно ты шустрый, это ж не пассажирский тебе. Кто его знает, сколько проедем, – ответил Мирон.

– А хорошо бы всё-таки воевать, где потеплее.

      На это замечание друга Мирон хотел ответить, что и за полярным кругом люди воюют. Но тут на ходу стало так зябко, что Мирон промолчал, а в душе даже и согласился с Витькой. Только с рассветом, когда воздух начал мало-помалу прогреваться, стало чуть легче.

      Поезд плёлся еле-еле, часто останавливался. Мальчишкам казалось, что они больше стоят, чем едут. Впрочем, так оно и было. Ребята и покемарить успели, отогревшись на скупом осеннем солнышке. Всю дорогу из вагона не высовывались, благо еда в запасе имелась. Одно – плохо: воды взять не догадались, но было не жарко, пить не очень хотелось.

      Вскоре после полудня встали на крупной станции.

– Шахунья. Полдороги до Горького, – определил Мирон.

      Через пару путей от их вагона, загороженный другими составами, стоял армейский эшелон. До ребят доносились звуки гармошки, залихватские частушки, громкие команды, какие-то крики, смех красноармейцев. Ребята лежали, притаясь.

– Вот бы нам в тот эшелон напроситься, и сразу на фронт, – прошептал Витька.

– Мечтать не вредно, – тихонько вздохнул Мироха, – да не получится. Ни один командир на себя ответственность не возьмёт. Уж когда на место прибудем, тогда другое дело.

– Возьмут нас в армию?

– А куда ж денутся? Или мы к партизанам прорвёмся.

      Мирон пытался говорить убедительно, но уже сам понимал, что затея с прорывом к партизанам – штука довольно-таки фантастическая.

      Через полчаса их поезд тронулся. Странно, что он ушёл со станции раньше красноармейского эшелона. Ведь составы с солдатами, спешащие на фронт, пропускались в первую очередь. Зато на ходу можно вновь громко разговаривать, шутить.

– Как думаешь, у нас на Филейке завод быстро построят? – кричал Витёк, перекрывая стук колёс.

– Ага! – орал, щурясь, Мирон, и его волосы трепал ветер. – Мать говорила, скоро военный завод к нам эвакуируют и людей ещё привезут.

      Так и ехали весь день. Сквозь облака частенько выглядывало солнышко. Впереди чадил трудяга-паровоз. И всё бы хорошо, но уже очень хотелось пить. Наконец, ближе к вечеру прикатили на большую, забитую поездами станцию.

– Горький, кажись! – обрадовал друга Мирон.

      Перепачканные, как трубочисты, ребята спрыгнули на землю и, размяв затёкшие мышцы, осторожно поплелись вдоль составов. Они решили вначале выйти в город, чтобы раздобыть воды и хлеба, прежде чем продолжать путешествие. Пацаны осторожно пробирались меж бесконечных вагонов. Сумерки, опустившиеся на станцию, были им в помощь. Шли они наугад. Вдруг, о чудо, ребята заметили прямо меж путей колонку. Попробовали нажать. Вода! Мальчишки стали по очереди жадно пить. Ещё и ещё.

Рейтинг@Mail.ru