Александр Валерьевич Коптяков
Прикладная любовь
Писатель: Как изящно. Все помнят, что врачей раньше “целителями” называли?
Инженер: А помнишь, Консультант говорил, что красный свет светофора – это чистая условность? Я начинаю в этом сомневаться. Представьте, что зимой в лесу охотник стреляет в зверя, а потом идёт проверять: “попал – не попал”. Если он находит на снегу красные пятна крови, значит можно идти нагонять зверя – целостность живого существа нарушена и силы будут его покидать.
Консультант: Согласен, согласен. Я тут недавно, не к столу будет сказано, сходил в туалет по-большому, оборачиваюсь, смотрю, а там – красная вода… Меня семь потов пробило, а потом вспомнил, что накануне ел свекольный салат – и отпустило!
Писатель: А как на счёт – “целоваться”? Люди в поцелуе на время соединяются в единое целое.
Консультант: И не только во время обычного поцелуя! Кстати, эти места краснее других. Теперь понятно, почему женщины, чтобы привлечь внимание мужчин, красят губы в ярко красный цвет!
Инженер: И одевают красные платья! Как бы подсознательно говоря – “посмотри, я вся открыта!”
Консультант: Кстати, про подсознание… Как тебе такая модификация твоей схемы?
Писатель: Это объединение двух живых сущностей?
Консультант: Нет, это всё та же единая сущность, точнее даже – отдельный Человек. Я просто узелок, контролирующий миры на границе немного увеличил и выделил сознательную часть – вверху, и неосознанную – внутри. Можно назвать это мозгом, но понятно, что всё сложнее. Главное, что сознание – это лишь вершина айсберга, поддерживающего жизнь в человеке, но зато оно направлено вовне и, если сознание – это совместное знание, то это нечто, что объединяет людей в нечто большее и, не исключено, объединяет во что-то тоже целое и тоже живое…
Писатель: Вот смотрю я на вашу схему и напоминает мне всё это – театр. Сцена, оркестровая яма или закулисье и большой зрительный зал. Причём, сейчас идёт представление, на сцене стоят и разговаривают три “персонажа”: Инженер, Консультант и Писатель. А истинный “Я” сидит в зале, но иногда забывается и полностью сливается с “Писателем” на сцене.
Консультант: Я тебе больше скажу – мы все сейчас сидим в своих “театрах”, на которых параллельно идёт один и тот же спектакль, только видим его каждый по-своему. Да и то – видим, пока свет софитов не потушили на ночь. Хотя, даже если зритель ничего не видит, за сценой – кипит жизнь!
Инженер: Как вас понесло-то! Ну давайте тогда и я свои пять копеек добавлю. Представьте себе младенца. Кто у него первым появляется на сцене сознания? Мама. Потом папа. Потом братья, сёстры, бабушки, дедушки, тёти, дяди и так далее. И только в два или три года на сцену выходит маленький человечек с именем, который ребенок слышит чаще всего. Появляется самосознание!
Консультант: Но ведь “зритель – Я” к этому моменту уже давно сидит в зале и смотрит на разворачивающийся спектакль. С самого начала, и до самого конца. Один, в пустом зале…
Писатель: Скажу только между нами. Мне иногда кажется, что я сижу в зале не один. Кто-то сидит рядом и смотрит на сцену вместе со мной. Кто-то, кто единственный может видеть и спектакль, и истинного меня, сидящего в театральном кресле. Становится и страшно и невероятно благостно в такой момент. И появляется надежда, что когда закроются кулисы в конце спектакля, мы встанем с кресел с Ним вдвоём и вместе выйдем из театра в Настоящий Мир…
Засиделись мы с вами сегодня. До новой встречи, друзья мои!
10. Любовь
Писатель:
Кручу в руке я старый карандаш…
Потёртый, на боках – изъяны,
Источенный, наверно, вполовину.
Он знает всё и Мир опишет наш,
Вдавив узоры в лист измятый,
Отдав свою на строки сердцевину!
Инженер: Знаешь, я в Библии споткнулся сильно только в одном месте, до сих пор понять не могу.
Писатель: Только в одном месте? Счастливчик! В каком?
Инженер: Евангелие от Матфея, когда Иисус давал наставление двенадцати ученикам. Я прям зачитаю: “Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто не берет креста своего и следует за Мной, тот не достоин Меня.” Ну как так? Разве семья – это не колыбель любви, разве не в семье мы любви научаемся с первого нашего вздоха? Как можно любить кого-то больше, чем родителей?
Писатель: Попробую объяснить, как лично я это понимаю. Помните, мы про ценности человека разговаривали? Про их иерархию. Что всегда что-то одно ценнее чего-то другого. Если составить большой список того, что ценно для человека, а потом попросить его начать вычеркивать менее важное по отношению к остальному, то в конце останется что-то одно, что-то самое ценное. Я для себя определил, что для меня, как человека православного, это – Любовь. Если я поставлю отца и мать на первое место, то с чем я к ним приду? А если у меня в самой моей сердцевине – Любовь как, например стакан воды, или, как у тебя в определении – источник тепла, то, каждый раз, приходя к отцу и матери, я не пуст, я могу их напоить или согреть. Так, как они делают для меня всю жизнь. “Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь” – апостол Иоанн Богослов.
Консультант: Сейчас трудно найти истинно верующего человека. Раз уж вы сами опять начали, скажи – ты правда веришь в Бога?
Писатель: Трудно найти скорее всего потому, что ищут, где светлее, а не там, где потеряли. В храме по воскресеньям всегда много людей. А по поводу веры в Бога… Не могу сказать, что это вера, скорее – верность. Разумом до бесконечности дотянутся сложно, но если “там” нет ничего, то тогда “здесь” бессмысленно всё. А разум требует смысла. Я и в церковь то пришёл как волхвы – мудрецы с Востока. Перед своим тридцатитрёхлетием – задумался: родители мои в церковь не ходили, жили в Советском Союзе, но ведь все остальные мои предки до них тысячу лет ходили в храм, молились Богу. Неужели дураками были, а я – самый умный? Вряд ли. Вот, получается, что логически я к этому пришёл. Зашёл в храм, начал осматриваться, присматриваться. До смешного – выбрал бабулю с виду подобрее, набрался смелости, подошел и спросил: “Извините пожалуйста. Я тут в первый раз, хочу причаститься. Не подскажете, какую книжку можно купить, чтобы об этом почитать?” Вот бабушка та мне всё показала, рассказала. Её Александрой, как меня звали, дай ей Бог здоровья! А потом уже, когда предстал пред Господом, когда почувствовал, что также пред иконами стояли все мои предки, молились друг за друга и за меня будущего, и следующую тысячу лет мои дети и внуки, и их дети и внуки также будут стоять в храме и молиться, когда я их всех рядом ощутил – и усопших, и живых, и ещё не родившихся, тут уж я понял, что, наконец, домой пришёл… Конечно, пришлось вспомнить всё то зло, что я людям за жизнь сделал, пока плыл по поверхности. После того, как о своих грехах наплачешься, чужие грехи уже не интересуют.
Инженер: А как это всё сочетается в тебе с японскими боевыми искусствами?
Писатель: Видимо, мне повезло. Повезло с точкой входа и учителями. В двадцать лет я прочитал у Ницше – “Падающего подтолкни” и понял, что если не займусь каким-нибудь единоборством, то место мне, хилому и слабому, на свалке человечества. Стал искать. В голову другим бить не хотелось, вот и наткнулся на Айкидо. Говорят, конечно, что Айкидо – путь гармонии и любви, но лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Давайте я вам вашими же схемами нарисую:
Писатель: В основном другие боевые искусства направлены на контроль противника через его подавление, разрушение, в пределе – убийство. В Айкидо контроль осуществляется через объединение, то есть, если в начале боя есть две живые системы 1 и 2, то в ходе схватки образуется новая живая система размера 1+2, но контролируемая из одного центра.
Инженер: Предельно понятно. Любовь – по определению!:)
Писатель: И что важно, как Консультант со скрипкой, Айкидо можно практиковать до самой старости, до конца жизни. Если контролировать только через подавление, то рано или поздно столкнёшься с системой, которая подавить тебя. Но, практикуя Айкидо, даже на склоне лет можно объединится с несущимся на тебя поездом, сделав в нужное время один шаг в нужном направлении, и пропустив его, уйдя с рельсов.
Консультантов: А вам не кажется, что любое искусство про любовь? Будь то фигурист, про которого мы говорим, что он катается, как будто в коньках родился. Будь то скрипач или пианист, которые сливаются с инструментом. Мы всегда восхищаемся, когда человек контролирует что-то так, как будто это часть его.
Писатель: Полностью поддерживаю. С одним комментарием: путь настоящего искусства – это кропотливый тяжелый труд. Например, прежде, чем контролировать противника в боевых искусствах, нужно сначала хотя бы начать контролировать себя. И, заканчивая про Айкидо, мне нравится, что вырабатывается готовность к контакту, но без желания подавить. В древнекитайском трактате “Сунь-Цзы. Искусство войны” написано, что есть две тактики: тактика нападения и тактика обороны. При этом не овладев тактикой обороны, глупо переходить к тактике нападения. А мне по душе третья тактика – ненападение. Это и не оборона в чистом виде, не пассивное состояние, и не агрессивное нападение.
Консультант: Прогресс – движение вперёд, регресс – движение назад, агрессия – движение навстречу…
Писатель: А ещё я, конечно, безмерно благодарен всем своим учителям. Не только по боевым искусствам, всем учителям по жизни. Вот, кто проявляет любовь больше многих других! Постоянная отдача себя.
Консультант: Как ты там говорил: где есть настоящая любовь – жертвы нет! На самом деле, мы все друг для друга можем быть учителями, даже не осознавая этого. Если человек всегда адаптируется к окружающей среде, то тут надо не забыть что для любого другого человека мы и есть та самая окружающая среда!
Писатель: Я раньше думал, что для того чтобы быть учителем необходимы два условия: обладать знаниями и уметь их передать. Потому что я много видел людей, которые были профессионалами в своём деле, но научить других не могли. А потом, в какой-то момент я осознал, что обладаю какими-то знаниями, и даже могу их передать, но не делаю этого, занимаюсь другими делами, занимаюсь собой и своей жизнью. Теперь необходимых условий для того, чтобы быть учителем – три: знания, умение их передать, действия по их передаче.
Инженер: Любовь проявляется во взаимодействии… Я тут недавно у Людмилы Петрановской, детского психолога, прочитал, что любовь – это и есть основной инстинкт. Если у появившегося на свет малыша есть взрослый, который его любит, то у него всё будет: и поесть и не пропасть. А если нет такого взрослого – верная смерть. Мы, то есть люди, вообще друг без друга не выживаем. Да и, если внимательно приглядеться к другим человеческим потребностям, то многие из них лишь вариация на тему объединения с чем то во внешней среде.
Консультант: Любовь – ненасыщаемая потребность! А, может быть, как юле нужно крутиться, чтобы не упасть, так и границам любви нужно расширяться, чтобы Миры оставались в равновесии?
Писатель: Вот мы тут философствуем, мудрствуем. А я точно знаю, что пойду в воскресенье в храм, и вся суета спадёт. Вся любовь, которую растерял за неделю, снова наполнит сердце. Не знаю, как другим народам, а нам точно повезло. Есть куда и к Кому прийти и отогреться.
Консультант: Да ладно. В стране, поди, восемьдесят процентов крещёных, а в храм ходят от силы – пять процентов.
Писатель: Вот скажи, если тебе вдруг в самолёте плохо станет, сколько тебе врачей нужно, чтобы оказалось в салоне? Поверь мне – одного хватит. Главное, чтобы он действительно мог помочь и, что тоже немаловажно, чтобы он (или она) отозвался, когда спросят “Тут человеку плохо, есть ли среди вас доктор?” Вот и получается, что прекрасно было бы, если все православные ходили бы в храм, да, может оно и так уже не плохо. Лично я уже пережил ранний христианский максимализм, когда сразу после воцерковления обвинял других, что носят на шее крест, как билет абонементный в спортзал, а сами в спортзал не ходят, поэтому и толку нет. Да и возможно ли уместить всех в храмах? Раньше как было – храм строили такого размера, чтобы все христиане в округе могли вместе собраться под одной крышей. А сейчас в одной многоэтажке две деревни людей живёт. Это что, по два храма на каждый дом строить, если все ходить начнут?
Инженер: К слову сказать, мне кажется, что у нас единственная страна, в которой храмы снова строятся, а не разрушаются или переоборудуются под гостиницы или клубы.
Консультант: Прошу не забывать, что мир большой и многообразный. На нашей стране свет клином не сошёлся. Вот ты, Писатель, в тридцать три стал православным христианином. То есть это был твой сознательный выбор. А сейчас детей крестят с самого рождения, никто их не спрашивает.
Писатель: Ну, во-первых, меня тоже крестили в детстве. И я на самом деле, жалею, что большая часть жизни прошла без осознания Бога и любви, которую Он даёт. Особенно буйная молодость, которую, анализируя задним умом, чудом пережил, ходил по краю. А во-вторых, это же как гены. Религия отцов, прошедшая проверку на эволюционную прочность, передается детям. Да как тот же язык. Ты же не откажешься учить детей с рождения русскому языку? Мол, пусть станут совершеннолетними – сами выберут, какой язык учить. Пропустил пару лет и вот, уже не ребёнок, а Маугли, который ни на каком языке разговаривать больше не будет.
Инженер: Писатель, а вот чудеса церковные? Так-то всё вроде правильно: любовь, взаимодействие, большое целое, живые частицы. Но мой рациональный мозг отказывается верить во всевозможные чудеса. Мне кажется, это всё фокусы какие-то.
Писатель: А что такое чудо? Это что-то, что невозможно, но оно случается. Я за себя скажу. Историю расскажу, которая со мной случилась. Было это в Покровском монастыре, стояли мы в очереди людской, чтобы преклониться к мощам Матроны Московской. Все там за чудом стояли, и мы тоже. Отчаялись, пошли просить невозможного блаженную святую. И вот, стоя уже в нескольких метрах от Матроны, меня накрыло озарение. Ведь самое большое чудо – это моя жизнь, что я родился, стою здесь и думаю обо всём этом! Что может быть чудеснее этого чуда? Всё остальное – это фокусы, как ты сказал. А вот моя жизнь – это чудо. И жизнь любого другого человека с того момента для меня – тоже чудо! Правда потом, через несколько лет я упёрся в ещё одно недостижимое разуму чудо, в то, что невозможно, но обязательно случится – смерть. На сегодняшний день, как человек православный, я верю всего в три чуда: “что я живу”, “что когда-то я умру” и “что потом я воскресну и буду жить вечно”. Все эти три чуда кажутся мне невозможными, но я верю в любовь и каждый новый день делаю шаг вперёд, как будто знаю, что впереди твёрдая почва.
11. Человек
Человек: Батюшка, здравствуйте! Наконец я до вас доехал.
Священник: О, здравствуй, дорогой! С сынишкой приехал?
Человек: Да, вон заснул в коляске пока шли. Вас как перевели в новый храм, я всё собирался приехать, но – то одно, то другое. Вроде бы не далеко, а пока ждал удачного момента – почти год уже прошёл. Но я хожу в наш храм почти каждое воскресенье, исповедуюсь, причащаюсь.
Священник: Это хорошо.
Человек: Я это… с целью приехал. Никогда ещё благословения не просил. Но тут собрался книгу написать, и чувствую, что надо взять на это благословение.
Священник: Про что будет книга?
Человек: Про любовь. Понимаете, я по первому образованию – прикладной математик, программист. Потом инженером по автоматизации стал. Увлёкся теорией управления, сейчас профессионально этим занимаюсь в большой международной компании. Ещё практикую японские боевые искусства. И везде вижу единые принципы, везде вижу любовь. Даже определение придумал: “Любовь – это свойство всего живого, проявляющееся в его взаимодействии с другой сущностью как с единым целым с самим собой”. Хочу написать об этом, поделиться личным опытом, показать, что любовь – она везде. Показать это другим людям, молодёжи.
Священник: Интересно. Да. Я вот тоже, когда преподавал, студентам про Суворова, Александра Васильевича рассказывал. За всю свою карьеру он не проиграл ни одного сражения, в Бога верил, с Богом и русскими солдатами-богатырями побеждал. Иногда это даже лучше – не в лоб, а вот так, на примерах про Бога и Любовь говорить, особенно с молодёжью.
Человек: Спасибо, отче. Благословите написать книгу!
Священник: Пиши, дорогой, с Богом!
