Александр Амфитеатров
Анна Дэмби

Актриса. Не знаю. Знаю лишь, что я глубоко чувствую то, что играю. Мнѣ весело, когда я смѣюсь съ изображаемымъ мною лицомъ, и я плачу настоящими слезами, когда роль велитъ плакать.

Фельетонистъ. Вы еще не успѣли возомнить себя ни новою Дузэ, ни Ермоловой?

Aктриса. Конечно, нѣтъ.

Фельетонистъ. А – въ мечтахъ своихъ – конечно, уже рисуете себѣ ихъ карьеру?

Актриса. Говорятъ, будто плохъ тотъ солдатъ, который не надѣется быть генераломъ. Надѣюсь и я, что, если останусь на сценѣ, то не для того, чтобы вѣчно быть въ солдатахъ. Но – даю вамъ честное слово – о фельдмаршальскомъ жезлѣ пока не мечтаю, да и не знаю, буду ли мечтатъ. Я чувствую въ себѣ способности къ сценической дѣятельности, но велики ли онѣ, нѣтъ ли – сама того не знаю. Думаю, что не очень велики.

Фельетонистъ. Вы молоды, красивы, y васъ, какъ y Корделіи, «тихій, нѣжный голосъ – большая прелесть въ женщинѣ». Вы умны и образованы. Вы любите театръ. Вы любите тѣхъ, кого играете, и переживаете – хорошо ли, дурно ли, умѣло или наивно – другой вопросъ, но переживаете своимъ «я» ихъ судьбу. Сложится ли изъ этихъ данныхъ «талантъ»? Не знаю. Но – по сотнямъ примѣровъ – знаю, что если женщина вступаетъ на сцену не въ твердомъ самомнѣніи немедленно заткнуть за поясъ всѣхъ Дузэ, Ермоловыхъ, Федотовыхъ, Савиныхъ, Саръ Бернаръ, то вашихъ данныхъ достаточно, чтобы стать замѣтнымъ, полезнымъ и симпатичнымъ явленіемъ во всякой драматической труппѣ. A дальнѣйшее – дѣло практики и любви къ своему призванію… Разъ есть призваніе – оно выведетъ васъ сквозь всѣ терніи тяжелой театральной карьеры невредимою и усовершенствованною. Per angusta ad augnsta, per aspera ad astra. A терній много… хотя, разъ ужъ мы отбросили въ сторону всякое лицемѣріе, все-таки меньше, чѣмъ пугаютъ молодыхъ неофитовъ сцены ихъ доброжелатели изъ «публики» – родные, знакомые, друзья, женихи.

Aктриса. Вы думаете?

Фельетонистъ. Да. Я самъ былъ актеромъ – и хорошо помню сцену. Мнѣ пришлось пережить ужасный сезонъ, полный и безденежья, и безквартирья, и ссоръ всей труппы между собою, и газетной ругани ради ругани… Ухъ, какъ жутко было! Такъ жутко, что, едва кончился этотъ сезонъ, я не нашелъ въ себѣ достаточно любви къ сценѣ, чтобы сохранить мужество къ продолженію театральной каръеры, и ушелъ отъ нея навсегда къ новому роду дѣятельности. Но вѣдь ушелъ одинъ я, – потому что мало любилъ, тянуло къ другому. A было насъ въ этой страдѣ сорокъ человѣкъ: всѣ молодые, – и не отбросъ какой-нибудь: образованныя женщины, интеллигентные юноши. И всѣ они до сихъ поръ – кто не умеръ – живутъ театральнымъ трудомъ, хотя случалось, конечно, переживать имъ не одинъ ужасный сезонъ и послѣ нашего ужаснаго, и большинству было куда уйти отъ неудачной карьеры. Слѣдовательно, во-первыхъ, не такъ страшенъ чортъ, какъ его малюютъ, а, во-вторыхъ, крута гора, да забывчива. Теперь, миссъ Анна, – если вамъ угодно, послѣдуйте примѣру вашего прототипа въ мелодрамѣ «Кинъ»: закройте лицо вуалемъ, потому что я буду говорить о вещахъ щекотливыхъ: о главномъ пугалѣ филистерства противъ сценической богемы – о закулисной безнравственности. Брекекексы разсказываютъ о ней ужасы. Говорить, что за кулисами царятъ монастырскіе нравы, было бы пошло. Но что безнравственность дѣятелей сцены опять-таки чортъ, рисуемый страшнѣе настоящаго своего вида; что безнравственность эта на три четверти своей болѣе показная, чѣмъ дѣйствительная, – это я осмѣливаюсь утверждать категорически. Актеры и актрисы – великіе пустословы на легкомысленныя темы, и отъ этого свѣтъ увѣренъ, что они и пустодѣлы, a между тѣмъ y большинства этихъ пустослововъ умъ и сердце гораздо лучше и чище ихъ языка. «Языкъ болтай, голова не знай», какъ говорятъ татары. Утверждаю также, что наиболѣе разлагающій нравственную атмосферу кулисъ элементъ – не сами артисты и артистки, но публика. Эти «мышиные жеребчики», которымъ доставляетъ наслажденіе видѣть въ каждой актрисѣ или уже готовую кокотку, или женщину, готовую пасть, но не падшую лишь потому, что – дура! не понимаетъ своего счастья и ломается. Къ чести русскихъ актрисъ можно смѣло утверждать, что подобныхъ умныхъ «дуръ» на сценѣ становится все больше и больше: интеллектуальный уровень русской актрисы поднимается съ года на годъ, a вмѣстѣ съ нимъ поднимается и защитоспособность ея противъ грязныхъ соблазновъ грязныхъ людишекъ. Что касается своего брата, товарища-актера, то… опять-таки смѣшно было бы увѣрять васъ, будто за кулисами живутъ лишь Кины, Сюлливаны, да Геннадіи Несчастливцевы. Скажу больше: Кины наши, къ сожалѣнію, тѣмъ и разнятся отъ настоящаго, что – по большей части – изъ двухъ составныхъ частей Кина – генія въ нихъ нѣтъ, a безпутства – сколько хочешь. Но закулисная грязь имѣетъ одну хорошую сторону: она липнетъ лишь къ тѣмъ, кто хочетъ или позволяетъ облѣпливать себя ею. Что говорить! жертвою закулисныхъ Донъ-Жуановъ погибла не одна чистая дѣвушка, наивно мечтавшая видѣть въ театрѣ что-то въ родѣ Олимпа, a въ разныхъ Звонскихъ-Лелевыхъ, Гремиславскихъ-Бакенбардовыхъ – полубоговъ… Но, во-первыхъ, зачѣмъ же быть наивною? Наивность – товаръ, который надо оставить за порогомъ храма искусства, вымѣнявъ его на голубиное незлобіе пополамъ съ змѣиною мудростью. На то и щука въ морѣ, чтобы карась не дремалъ. Во-вторыхъ, неужели въ обычной, не закулисной жизни нахалъ-ловеласъ такая рѣдкость? неужели мало дѣвушекъ и женщинъ, никогда не мечтавшихъ о сценѣ, пропадаетъ въ объятіяхъ Frauenjäger'овъ своего круга? Разница лишь въ томъ, что меньше огласки: актриса – слишкомъ замѣтный центръ общественнаго вниманія, и пятно на ея репутаціи выдѣляется чернѣе и рѣзче пятна на репутаціи всякой другой женщины. Въ-третьихъ, если Богъ дастъ вамъ попасть въ мало-мальски порядочную труппу, помните, что дѣвушка всегда найдетъ въ ея средѣ не одну охранительницу и не одного охранителя своей нравственной свободы и женской чести – охранителей безкорыстныхъ, безъ заднихъ личныхъ видовъ, – просто по рыцарству и по жалости къ одинокому молодому существу. Геннадій Несчастлицевъ, суфлеръ Нароковъ и пьяный Трагикъ въ «Талантахъ и поклонникахъ» – не миѳы. Бываютъ, конечно, и лицемѣрные рыцари-волки въ овечьей шкурѣ, но, право, рѣже, чѣмъ можно бы ожидать. Вообще сцена пріучаетъ думать о людяхъ лучше, чѣмъ раньше ихъ считали: на ней иной разъ хорошіе люди дѣлаютъ внезапныя подлости, но зато не рѣдкость и внезапный подвигъ чести со стороны человѣка, всѣми ославленнаго за подлеца. Въ хорошихъ труппахъ есть корпоративное благородство, не позволяющее нахаламъ изъ своей братіи обижать «малыхъ сихъ». Въ-четвертыхъ, наконецъ, сами закулисные Frauenjäger'ы можетъ быть, именно, въ сознаніи всего сказаннаго раньше – гораздо чаще упражняютъ свои донъ-жуанскіе вкусы и способности внѣ кулисъ, чѣмъ въ своемъ обществѣ. Вѣдь y болъшинства изъ нихъ – въ труппѣ – всегда есть какая-нибудь постоянная, долголѣтняя привязанность, въ законномъ ли бракѣ, въ сожительствѣ ли maritalement, совмѣстительство съ которою новаго закулиснаго романа неудобно… да и предъ своими совѣстно. Нѣтъ – вѣрьте мнѣ: падаютъ за кулисами, какъ и во всякомъ другомъ кругу, только тѣ дѣвушки, которыя сами захотѣли упасть или уже такъ глупы, такъ слабохарактерны и запуганно-робки, что сами же, какъ агнцы, ведомые на закланіе, пошли подъ ножъ, даже не дерзая защищаться отъ мужеской наглости, отъ атаки нахрапомъ. Такова ужъ, молъ, видно, моя судьба, такъ тому и быть. Подобные типы – не рѣдкость, но въ какой средѣ ихъ нѣтъ?!. Кулисы ли ихъ губятъ? Гдѣ бы и чѣмъ бы они ни были, волкъ на ягненка всегда найдется. Были бы ягнята, a волки будутъ. Ergo – не слѣдуетъ быть ягненкомъ, и я очень радъ, что ваши прекрасные глаза говорятъ мнѣ, что вы не изъ овечьей породы! Главная же опасность для цѣломудрія актрисы, повторяю, не по ту сторону. рампы, а по сю. Она сидитъ въ первыхъ рядахъ креселъ, воплощенная въ Великатовыхъ (хорошо еще!), Дулебовыхъ, Кикиныхъ, Вожеватовыхъ, во всѣхъ этихъ господахъ, для которыхъ актриса всегда будетъ заслонена красивою женщиною, a въ женщинѣ – духовная красота, «изъ тонкихъ парфюмовъ сотканная», красотою куска мяса, флакона, содержащаго эти парфюмы. Не водитесь, не панибратствуйте, по возможности – съ публикою, хотя бы это и отозвалось на вашемъ внѣшнемъ успѣхѣ. Вѣрьте: отзовется только на внѣшнемъ. Миѳъ, созданный антрепренерскимъ усердіемъ предъ провинціальными сильными міра сего, – будто артистка, ужинающая и пьющая шампанское въ компаніи городскихъ тузовъ, выгодна для театра и, обратно, будто нравственная опрятность и щепетильность актрисы вредна ему. Настоящими любимцами всей публики бываютъ только честныя женщины, не торгующія собою ни прямо, ни косвенно: все остальное – труха и мишура! Гдѣ антреприза становится на начала фаворитизма y лысинъ партера, бѣгите оттуда: хотя бы на репертуарѣ стояли Шекспиръ и Шиллеръ, – вы уже не въ театрѣ, вы уже въ кафешантанѣ. A кафешантанъ, хотя бы въ маскѣ драмы, – смерть и смрадъ. Гробъ повапленный, въ которомъ сгниваетъ талантъ.