Александр Ушаков
Утомленные вином
Его избранницей стала дочь герцога Клевского, Анна, о которой посланники короля отзывались как о самой настоящей красавице.
Знакомство жениха и невесты состоялось в Рочестере, куда Генрих прибыл как частное лицо, в нетерпении «взлелеять любовь в своём сердце».
Но увидев Анну, Генрих сказал Кромвелю:
– Где ты нашел это чучело? Немедленно отправь эту фламандскую кобылу назад!
– Это невозможно, Ваше величество! – воскликнул тот. Если вы разорвете брачный договор, Европа может объявить войну Англии!
Генрих смирился, и 6 января 1540 года была сыграна свадьба.
Как очень скоро выяснилось, Анна была не только страшна, но и глупа, поскольку даже не знала, что делают в первую брачную ночь.
В течение всего брака с Генрихом она была уверена, что исполнить супружеский долг – значит взять за руку и пожелать спокойной ночи.
Генрих смирился. Однако супружеский долг он исполнить не мог.
Анна на ночь мазала волосы яичным желтком. В первую брачную ночь он оказался тухлым и распространял невыносимый запах. Король этого вынести не мог.
Развод прошел на удивление спокойно, и Анна стала владелицей роскошных замков и ежегодной пенсии в 4 тысячи фунтов.
Расставшись с женой, Генрих и не подумал останавливаться на брачном поприще и очень скоро женился на девятнадцатилетней Катерине Говард.
Однако темпераментная красавица недолго продержалась на своем «посту».
Она имела много любовников до замужества и не отказалась от этого удовольствия после, за что поплатилась головой.
Вскоре после свадьбы король получил донос, в котором очередной благодетель обвинял его супругу в распутстве как до брака с королем, так и после брака.
Донос оказался истиною от слова до слова: Катерина Говард за брачный свой венец и за корону увенчала голову своего супруга весьма неприлично.
Сообщницей и помощницей Катерины в ее любовных похождениях была в высшей степени омерзительнгая и развартная невестка Анны Болейн, леди Рошфорт.
Суд был недолог: и Катерину, и ее сводницу казнили в Тауэре 12 февраля 1542 года.
Желая впредь застраховать себя от неприятных ошибок при выборе супруги, Генрих VIII обнародовал неблагопристойный указ, повелевавший всем и каждому в случае знания каких-либо грешков за королевской супругой до ее брака немедленно доносить королю.
Второй пункт обязывал каждую девицу, в случае «избрания ее в супруги его величества короля английского, заблаговременно исповедоваться ему в своих минувших погрешностях, ежели таковые за нею водились».
– Теперь нашему королю остается жениться на вдове! – шутили в народе.
Генрих так и сделал и пред отбытием в армию, в феврале 1543 года, женился в шестой раз на Катерине Парр, вдове лорда Летимера, женщине, пользовавшейся репутацией безукоризненной.
Женщина умная, Катерина Парр втайне благоволила лютеранам и была дружна с Анной Эскью – запытанной королем за ее отзывы о религии.
На престол шестая жена Генриха VIII не выказывала никаких умыслов, так как, женясь на ней, король дал права законных дочерей Марии и Елизавете, объявив наследником своим принца Эдуарда.
Строгая и самоотверженная Екатерина Парр попыталась ограничить короля в еде и питье, рискуя при этом жизнью.
Увидев в очередной раз увидев на своей тарелке овощи, а в кубке – воду, Генрих составил указ, в котором обвиняет королеву в ереси.
Екатерина вымаливает прощение, и отныне никто не мешает королю ужинать целым поросенком, запивая его тремя-четырьмя литрами вина.
Коненчо, такой образ жизни не прошел даром, и к моменту своей смерти, в 1547 году, Генрих был разрушен не только психически, но и физически: у него эпилепсия, галлюциноз, цирроз печени и подагра.
Его живот был столь огромен, что король не мог ходить самостоятельно, и последние пять лет его возили в кресле.
Попыталась жена образумить короля касательно вопроса религиозного и душевно желала, чтобы вместо безналичия в делах церковных Генрих VIII остановился на учении Лютера.
Оплакав казнь своего друга, Анны Эскью, Катерина Парр приступила к делу обращения короля в лютеранизм, дерзая вступать с супругом в богословские диспуты.
В одну из подобных бесед Катерина уже слишком явно высказалась за аугсбургское исповедание, на что король с адской иронией заметил ей:
– Да вы доктор, милая Китти!
И немедленно по уходу супруги Генрих вместе с канцлером составил против нее обвинительный акт в очередной ереси.
Друзья предупредили Катерину о готовящейся грозе, и королева своей находчивостью спасла голову от плахи.
На другой же день она, придя к мужу опять, затеяла с ним диспут и, постепенно уступая, сказала:
– Мне ли спорить с Вашим Величеством, первым богословом нашего времени? Делая возражения, я только желаю просветиться от вас светом истины!
Генрих, нежно обняв ее, отвечал, что он всегда готов быть ее наставником и защитником от злых людей.
Будто в подтверждение этих слов на пороге показался канцлер, пришедший за тем, чтобы арестовать королеву.
– Вон! – крикнул король. – И как ты смел прийти? Кто тебя звал? Мошенник!
Великий король вообще был неразборчив в выражениях.
Точно таким же неразборчивым он оказался и в выборе жен.
За исключением Екатерины Арагонской и Иоанны Сеймур, король английский не обрел в своих женах того высокого идеала чистоты, женственной прелести и кротости, которой он так упрямо добивался.
Может быть, именно поэтому он предавался безудержному пьянству.
Может, Генрих VIII был не такой уж злой, как его малюют?
Просто очень влюбчивый? А влюбленность и страсть, как известно, приходят и уходят.
И кто знает, вполне возможно, что добрая и любящая женщина могла бы исправить этого человека, но такой он не нашел.
28 января 1547 года горький пьяница и истребитель жен испустил последний вздох на руках своего клеврета Кренмера и попросил похоронить его в Вестминстерском аббатстве рядом с Иоанной Сеймур.
Последними словам короля были:
– Монахи! Монахи!
Повинуясь исключительно своей похоти, Генрих VIII казнил 72 тысячи человек, отправил на эшафот всех друзей и единомышленников и заставил страну сменить религию.
Тем не менее, в народных памфлетах его называли, прежде всего, Пьяницей и Чревоугодником и только потом – душегубом и развратником.
Князь Владимир: «Руси есть веселие пити…»
Как известно из истории, князь Владимир, узнав о том, что Коран запрещает пить вино, сразу же потерял интерес к исламу.
– Руси есть веселие пити, не может ее без того быти, – только и сказал он.
Но также понятно и то, что речь шла отнюдь не о пагубной привычке и тяжком похмелье, а именно о той радости, какое даровала вино.
Иначе и быть не могло, так как до принятия христианства на Руси пили вино только при рождении ребенка, победе на войне и на похоронах.
Пиры в те далекие времена стоили довольно дорого и были доступны только князьям.
В то же самое время они являлись не только развлечением, поскольку на них велись дипломатические переговоры и заключались торговые договоры.
Пили на них медовые вина, брагу и пиво.
В Древней Руси водку использовали не для опьянения, а как чудодейственную настойку на лекарственных травах.
Применяли ее и как анальгетик. При этом дозы не превышали, как правило, одной ложки.
Если верить некоторым источникам, то и сам князь Владимир весьма любил хорошее застолье и каждое воскресенье устраивал пиры, на которых брага лилась рекой.
Более того, Владимир щедро угощал на пирах каждое воскресенье и киевлян, приказывая развозить на телегах еду и питьё для немощных и больных.
И ничего удивительного в этом не было, поскольку Владимир до крещения был известен как «великий распутник».
«Был же Владимир побеждён похотью, – рассказывает «Повесть временных лет», – и были у него жёны, а наложниц было у него 300 в Вышгороде, 300 в Белгороде и 200 на Берестове, в сельце, которое называют сейчас Берестовое. И был он ненасытен в блуде, приводя к себе замужних женщин и растляя девиц».
Более того, князь состоял в нескольких официальных языческих браках: Рогнедой, с «чехиней» «болгарыней».
Кроме того, Владимир сделал наложницей беременную вдову своего брата Ярополка, греческую монахиню, похищенную Святославом во время одного из походов.
Конечно, пьяницей Владимир не был, но вино любил.
Да и какой разврат без вина?
А его, надо заметить, на Руси уже умели делать.
До 15 века винокурение было корчажным.
Корчагами называли плоские керамические сосуды с широким горлом. Именно в них заливали подготовленную брагу или мед.
Затем корчаги ставили в печь и накрывали другой корчагой. В резульате получалось очень слабое вино.
К 15 веку появились новые технологии, разработанные учеными-монахами.
Считается, что первое хлебное вино было создано в 40–70 годы XV века в Чудовом монастыре московского Кремля.
Очень скоро монастырское винокурение вышло на первое место, и великий князь Иван III запретил производство вина в монастырях.
Более того, в 1474 Иван III ввел первую монополию на производство водки.
Сам Иван III, который по существу является первым русским царем, любил пропустиь за пиршественным столом рюмку-другую, но никаких излишеств себе не позволял.
Среди российских императоров были и знатоки, и ценители алкоголя, и трезвенники.
Утонченные вина и дорогие напитки были такой же привычной частью повседневной жизни Российского Императорского двора, как и пасхальные яйца «императорской серии», работы мастеров фирмы Фаберже, выложенные на полках в горках императорских кабинетов.
Ну, и само собой разумеется, что вина, водки и коньяки были неотъемлемой частью пышных дворцовых трапез.
Таким образом, алкоголь на императорских столах занимал такое же почетное место, как и на столах подданных российских императоров.
Тем не менее, алкогольной зависимости не было ни у кого из российских императоров.
В обычной же жизни напитки позволяли и снять стресс, и просто создать атмосферу дружеского ужина с соратниками и сослуживцами. И в императорских резиденциях все было «как у людей».
Тем не менее, некоторые историки считают алгоколизм наследственной чертой почти всех Романовых.
Давайте посмтрим, так ли этой на самом деле.
Иван Грозный
В 1552 году Иван Грозный после взятия Казани запретил торговлю водки в Москве и построил для своих опричников особый питейный дом на Балчуге, названный «кабаком».
Напомним, что слово «кабак» у татар означало выпивку без закуски.
Кабак на Балчуге очень нравился царю, и стал любимым местом увеселения его приближенных.
Скоро государство увидело в продаже водки неистощимый источник обогащения казны.
С 1555 года кабаки появились и в других русских городах, заменив в них старые питейные заведения – корчмы.
Но самым интересным было то, что в кабаках разрешалось пить только простому люду: крестьянам и посадским.
Люди других сословий обязаны были пить спиртное у себя дома, а людям, занимающимся творческим трудом пить вообще запрещлось.
С 1746 года кабаки были переименованы в «питейные заведения», но название «кабак» сохранилось до сих пор и стало нарицательным.
В течение нескольких веков кабак был особенностью русского быта, породив новую общественную социальную прослойку: «кабацких ярыг».
Что же касается самого Грозного царя, то, если верить некоторым источникам, он довольно сильно был подвержен питию.
Особенно он усердствовал в оргиях в Александровской слободе, которая стала оплотом его опричников, где они предавались самому безудржному разврату и пьянству.
К этому времени царский дворец в Александровской слободе был превращен в нечто среднее между крепостью и монастырем. Кругом возвышались прочные стены с бойницами, из которых мрачно выглядывали жерла пушек.
Так среди глухих лесов появилась опричная столица с дворцом, окруженным рвом и валом, со сторожевыми заставами по дорогам. В этой берлоге царь устроил дикую пародию на монастырь.
На вышках дежурили дозорные, железные ворота всегда были заперты. Иоанн, начавший проявлять несомненные признаки помешательства, решил, что для него и его приближенных настало время покаяния.
Он выбрал триста самых отчаянных (выражаясь современным языком, самых отмороженых) опричников и объявил их иноками.
Себя он назначил игуменом, князя Вяземского – келарем. Малюту Скуратова – параклесиархом. Всем были сшиты рясы, скуфьи и прочие принадлежности иноческого облачения. Кроме того, для Иоанна были изготовлены ризы.
Почти каждую ночь, около четырех часов, царь в сопровождении Малюты Скуратова и царевича Ивана поднимался на колокольню и начинал звонить в колокол.
Со всех сторон в церковь спешили опричники.
Случайный посетитель мог бы подумать, что он находится в настоящем монастыре.
Черные фигуры, одетые в подрясники, со скуфьями на головах, ничем не отличались от простых монахов.
Звон умолкал, и в просторном храме, тускло освещенном лампадами, появлялся царь.
Сгорбленный, с лицом изрезанным глубокими морщинами, в длинной мантии, с посохом игумена в правой руке, он производил впечатление инока-молитвенника.
Начиналась служба, которая длилась часа три-четыре. Служил священник, но царь все время находился в алтаре и клал земные поклоны.
Делал он это так усердно, что на лбу у него постоянно была опухоль. Такого же усердия он требовал и от «братии».
Царь строго следил за тем, чтобы все опричники посещали эти ночные службы.
Ослушникам грозила суровая кара: заключение в сыром подвале, почти без пищи, на десять-пятнадцать дней.
После обедни за трапезой, когда веселая братия объедалась и опивалась, царь за аналоем читал поучения отцов церкви о посте и воздержании.
Опричные пиры были далеки от идеального монашеского аскетизма.
Описавшие опричный «монастырь» служившие в опричнине ливонские дворяне Иоганн Таубе и Элерт Крузе рассказыввали, что «каждому подается еда и питье, очень дорогое и состоящее из вина и меда».
Попойки сменялись долгими и изнурительными богослужениями, подчас ночными.
Таубе и Крузе рассказывают, что время, которое царь Иван проводил за церковной службой, вовсе не было потрачено даром.
«Все, что ему приходило в голову, – отмечали они, – одного убить, другого сжечь, приказывает он в церкви».
Между пиром и церковной службой царь ходил в застенок.
«И есть свидетельство, – пишут те же авторы, – что никогда не выглядит он более веселым и не беседует более весело, чем тогда, когда он присутствует при мучениях и пытках до восьми часов».
И далеко не случайно, что при таком образе жизни тридцатилетний Иоанн выглядел дряхлым стариком. Желтая, морщинистая кожа обтягивала череп, на котором не осталось почти ни одного волоса.
Небольшие серые проницательные глаза погасли, всегда оживленное лицо осунулось, на голове и в бороде от прежних волос уцелели только остатки.
«Вокруг суставов длинных костей конечностей, – написано в медицинском отчете и вскрытии гробницы Ивана Грпозного, – возникли гребни и наросты остеофитов; особенно сильное разращение их обнаруживается во всех местах прикрепления мышц.
Такого образования остеофитов мы не наблюдали ни у 72-летнего Ярослава Мудрого, ни у адмирала Ушакова в 71 год, ни у Андрея Боголюбского в 63 года, а между тем царю Ивану в год его смерти было всего 54 года».
Такое раннее образование остеофитов можно объяснить, скорее всего, резким нарушением обмена веществ, в частности солевого-кальциевого, полным отсутствием режима и неумеренным употреблением алкоголя и еды.
Но самое печальное заключалось в том, что алкоголь действовал разрушающе на и без того больную психику царя, и кто знает, сколько невинных душ был им загублено после обильных возлияний.
Не секрет, что Грозный имел привычку прерывать пиры и ездить с опричниками разибраться с неугодными ему боярами.
Не могло подобное поведение царя не сказываться и на управлении страны, которая докатилась благодаря этому самому правлению до Смутного времени.
Алексей Михайлович «Тишайший»
После Грозного русские цари вели довольно спокойный образ жизни.
Да, они любили и веселую кампанию, и хорошее застолье, но ни Борис Годунов, ни Шуйский, ни Михаил Федорович не дружили с зеленым змием.
Первым российским государственником, объявившим войну вредным привычкам, стал дед Петра I – царь Михаил Романов.
Он объявил табак «антихристовой травой» и запретил его употребление под страхом смертной казни с конфискацией всего имущества.
Вскоре смертная казнь была заменена позорным наказанием – 60 ударами палкой по стопам.
Царь Алексей Михайлович курильщикам вырывал ноздри.
Но власть была непоследовательна в своих действиях – борясь с курением, она поощряла пьянство.
Сам Алексей Михайлович не имел себе равных на этом поприще и, если верить легендам, на спор в течение суток выпивал двадцать литров вина.
Петр I
Петр стал первым нарушителем воли отца и под влиянием иностранцев закурил еще в юности.
Он предпочитал крепкий голландский табак и любил запивать его вином.
Сам Петр настолько любил выпить, что за один день мог пропустить 36 стаканов вина.
Понятно, что с такой любовью к выпивке великий царь не мог не наложить отпечаток на алкогольный уклад России.
Именно при Петре водка в России стала считаться обязательной принадлежностью не только праздничного, но и повседневного стола.
Дело дошло до того, что водку стали выдавать обитателям богоугодных заведений.
Водка долго считалась непременной частью солдатского пайка.
Русские ратники почти всегда везли за собой в обозе хмельное питье, чтобы было чем ободрить себя в решительную минуту.
Воинский Устав 1716 года учредил особые порционы – нормы выдачи спиртного.
Солдат получал обязательное довольствие – 2 кружки водки в день (около 1,5 литров) крепостью 15 %– 18 %.
Не остался в стороне и простой люд. Одна чарка в день полагалась всем петербургским строителям, дорожным рабочим, рабочим верфи, портовым грузчикам.
Для простолюдинов выдавалась низкосортная водка бесплатно по царскому распоряжению.
Сам царь предпочитал «Гданьскую», но какой она была на вкус, никто не знает. Известно только, что это была довольно чистая, без запаха и привкуса, водка, крепостью около пятидесяти градусов.
Петр начал пить рано, пил много и часто, пьяным бывал агрессивен.
Со временем он стал прикладываться к рюмке по самым ничтожным поводам. Но самым печальным было то, что он Петр втягивал в пьянство большее число людей, полагая выпивку европейским способом досуга. И, надо заметить, был недалек от истины, посольку в Европе в те времена пили много.
Сложно сказать, упивались ли тогда в Европе до смерти, а на Руси подобное случалось. И не среди простолюдинов, а в окружении самого царя.
«Тут-же в доме Лефорта, – писал в 1692 году князь Борис Куракин, – началось дебошство, пьянство так великое, что невозможно описать, что по три дня запершись в том доме бывали пьяны, и что многим случалось оттого умирать».
Ну а те оргии, которые устраивлись учрежденным Петром Всешутейшим и всепьянейшим собор стали легендарными.
Достаточно сказать, что главнейшей соборной заповедью, зафиксированной в первых строках Устава, было требование «напиваться каждодневно и не ложиться спать трезвыми».
Что же касается Евангелия, то вместо него была сделана книга, в которой стояло несколько сосудов с водкою.
Особенно весьма блудливому Петру нравилось спаивать женщин, в связях с которыми он был неразборчив. Как следствие, он долго и тяжело болел сифилисом.
Не изменял соей пагубной привычке царь и за границей.
«В Либаве, – писал К.Валишевский, – он увидал в первый раз Балтийское море, море варягов, и, не имея возможности, благодаря дурной погоде, продолжать свой путь, проводил время в винных погребках в обществе портовых матросов, чокаясь и болтая с ними, упорно выдавая себя на этот раз за простого капитана, на которого возложено поручение вооружить капер для царской службы».
Так было и в Бранденбурге, и в Голландии, и в Англии, где, по словам маркиза Кермартена, обычной утренней порцией Петра была пинта (0,55 л) бренди и бутылка шерри.
По свидетельству епископа Солсберри Джилберта Бернета, Петр даже в Англии собственноручно гнал и очищал водку.
О загулах Петра I существуе велкое множество рассказов и легенд, и нет никакого смысла упоминать их.
Гораздо важнее сказать о том, что если великий царь и пил до полусмерти, то работал он, без малейшего преувеличения, до смерти.
Наложило ли пьянство Петра свой отпечаток на дальнейшее продвижение России по этому пути?
Наверное, отложило. Но только в известной степени. По той простой причине, что все сделанное Петром намного перевешивает его разгульную жизнь.
Более того, даже самые рьяные противники Петра не считают его алкоголиком.
Да он и не был им.
Вино для него было, скорее, неким стимулом, который не только не мешал работе, но и в известной степени помогал ей.
Что же касается его загулов, то это была, скорее всего, желание расслабиться, поскольку даже сейчас трудно представить, в каком нервном напряжении жил наш великий царь, что называется, с младых ногтей.
Екатерина I
Любила погулять и Екатерина I.
Делами государства занимался А.Д.Меншиков, а сама императрица подобрала себе соответствующее окружение, сутки напролет предавалась неумеренному пьянству и столь же неумеренному разврату.
Особенно Екатерина налегала на крепкие венгерские вина, которые закусывала бубликами, и лишь потом переключалась на очищенную водку.
О ней писали иностранцы: «Екатерина вечно пьяна, вечно пошатывается и вечно в бессознательном состоянии».
«Нет возможности, – писал в 1725 году один из членов дипломатического корпуса Лефорт, – определить поведение этого двора.
День превращается в ночь, все стоит; ничего не делается. Никто не хочет взять на себя никакого дела. Дворец становится недоступным; всюду интриги, искательство, распад».
Через год тон его совершенно не изменился, как не изменился и образ жизни двора царствующей прачки.
«Боюсь прослыть за враля, – сообщал он, – если опишу придворную жизнь. Кто поверит, что ужасные попойки превращают здесь день в ночь. О делах позабыли; все стоит и погибает».
Апофеозом всего сказанного является запись того же Лефорта, сделанная 15 марта 1727 года: «Казна пуста; денег не поступает, никому не платят. Одним словом, не нахожу красок, чтобы описать этот хаос».
Впрочем, ничего иного и не могло быть. Екатерина даже при всем желании не могла править страной в силу полного отсутствия каких-либо для этого способностей.
Это ведь только в мечтах Ленина кухарки могли управлять государством. На деле же прачки так и остались прачками.
«Без сомнения, – писал по этому поводу К. Валишевский, – Екатерина была неспособна заботиться об обширном хозяйстве, выпавшем на ее долю и не походившем на те, в которых ей приходилось блистать в ту пору, когда она стирала белье Меншикова».
Тем не менее, в правление этой прачки только за один год ее веселая компания пропила два с половиной миллиона рублей при бюджете страны в восемь с половиной миллионов. Но на образование денег при этом не хватало.
Довольно разгульную жизнь вели и Елизавета Петровна, и осбенно Петр II, но к их поведению, точно так же, как и в случае с вдовой Петра, нельзя относиться критически, поскольку это были правители только по статусу, но никак не по призванию.
В отличие от других романовых совершенно не пил Павел I, хотя его отец Петр III выпить любил.
Да и мать, Екатерина II, не отказывалась.
Но самое интересное заключается в том, что именно при Екатерине II винокурение стало исключительно привилегией дворянства.
За 20 лет ее правления ею было издано 37 постановлений о производстве винокурения и хлебном вине.
По сути дела при ней произошел отказ как от государственного производства водки, так и от государственного контроля за ее частным производством.
В конце концов, дело дошло до того, что каждый помещик имел свою собственную марку ароматизированной водки.
Высокое качество производимой в дворянских хозяйствах русской домашней водки обеспечило ей уже в XVIII веке международный престиж.
Культура пития в эту эпоху была очень высокой. Главным считалось сохранение легкости ума и трезвости суждения.
Основным правилом любого пиршества того времени было не закусывать выпитое, а запивать кушанья.
В эти же годы сложились и определенные традиции русского застолья, а в начале 19 века в период царствования Павла, старинная петровская кружка была заменена на немецкий граненый стакан.
В кабаках стали пить водку из стограммовых стопок. Помимо стопок, начали использовать шкалики по 60 и чарки по 120 граммов.
Петр III
По количеству написанной о нем лжи Петр III мог конкурировать только со своим сыном – императором Павлом I.
Так, в воспоминаниях Екатерины II он предстает инфантильным молодым человеком и самым настоящим солдафоном.
А это было далеко не так.
Петр обожал итальянскую музыку, играл на скрипке, любил живопись и книги.
Будучи великим князем, он проявлял интерес к нуждам Кильского университета и петербургского сухопутного шляхетского кадетского корпуса.
Он охотно общался с рядовыми людьми, солдатами. Став императором, Петр ездил и ходил по Петербургу один, без охраны, навещал на дому своих бывших слуг.
Ему были свойственны такие качества как открытость, доброта, наблюдательность, азарт и остроумие в спорах, но и вспыльчивость, гневливость, поспешность в действиях.
Происхождение от русский о матери и немца порождало у Петра Федоровича некий комплекс двойного самосознания.
И именно поэжтому, он, по словам А.С.Мыльникова, «ощущал себя в значительной степени немцем, то – немцем на русской службе».
Тем не менее, в своем первом манифесте он обещал «во всем следовать стопам премудрого государя, деда нашего Петра Великого».
С первых же недель царствования Петр III обратил особое внимание на укрепление порядка и дисциплины в высших присутственных местах.
Недостаточно образованный, слабовольный Петр, конечно, не мог самостоятельно охватить интересов огромной страны.
Да, говоря откровенно, и не имел к этому особой охоты.
«Дел он не хотел знать, – пишет автор статьи «Петр III и переворот 1762 года», – напротив, расширил репертуар забав и странных выходок: целыми часами хлопал по комнатам кучерским кнутом, безуспешно упражнялся на скрипке, собирал дворцовых лакеев и играл с ними в солдаты, производил смотры игрушечным солдатикам, устраивал игрушечные крепости, разводил караулы и проделывал игрушечные военные упражнения.
А раз, на восьмом году своей женитьбы, судил по военным законам и повесил крысу, съевшую его крахмального солдатика.
Все это проделывалось с серьезным интересом, и по всему было видно, что эти игры в солдатики чрезвычайно его занимали.
Жену свою он будил по ночам для того, чтобы она ела с ним устрицы или становилась на часы у его кабинета.
Ей он подробно описывал красоту увлекшей его женщины и требовал внимания к такой оскорбительной для нее беседе.
Бестактно относясь к Екатерине и оскорбляя ее, он передразнивал священников, а когда на него смотрели фрейлины, он показывал им язык, но так, чтобы тетка этого не видела: своей тетки он все-таки очень боялся.
Сидя за столом, он издевался над прислугой, обливал ей платья, подталкивал блюда на соседей и старался поскорее напиться».
Но в то же самое время всего за 186 дней царствования Петр III издал 192 указа, большая часть которых отнюдь не казалась сумасбродной.
Общий курс правительства страны был продворянским.
Так, 18 февраля 1762 года вышел манифест о даровании вольности российскому дворянству – дворяне освобождались от обязательной государственной службы, и могли теперь продолжать или прекращать службу по собственному желанию и в любое время.
Развитию чувства собственного достоинства у дворян должно было способствовать и упразднение 21 февраля Тайной канцелярии.
Внесудебный произвол в делах политического свойства заменялся отныне обычным судебным разбирательством.
Ряд указов посвящался более гуманному обращению с крепостными.
В законодательстве Петра III отмечается серия актов направленных на поощрение деятельности купцов и промышленников.
Указ о коммерции от 28 марта предусматривал расширение экспорта хлеба и другой сельскохозяйственной продукции, одновременно запрещалось ввозить в страну сахар, сырье для ситценабивных предприятий и другие товары, производство которых было налажено в России. ряд указов был направлен на расширение применения вольнонаемного труда на мануфактурах, на льготы купечеству и т. д.
Указом от 29 января 1762 года император положил конец преследованиям старообрядцев за веру.
«Бежавшим за рубеж разного звания людям, также раскольникам, купцам, помещичьим крестьянам, дворовым людям и воинским дезертирам» разрешалось возвращаться в Россию.
Правительство Петра III задумывалось над мерами по поднятию боеспособности армии и флота.
Император предпринял шаги по укреплению воинской дисциплины в гвардейских частях.
Его отношение к гвардейцам было негативным: он называл их «янычарами», неспособными ни к труду, ни воинской службе и считал опасными для правительства.
Петр не скрывал своего намерения в будущем упразднить гвардейские полки вовсе, а для начала послать их воевать с Данией, чтобы отобрать у нее Шлезвиг для своей любимой Голштинии.
Армия спешно перестраивалась на прусский лад, вводилась новая форма, менялись названия полков.
Старшим командирам, вплоть до отвыкшего от этого генералитета, предписывалось лично проводить строевые учения.
Все это не могло не породить оппозиции Петру III в офицерской среде, прежде всего среди гвардейцев.
Недовольно было и духовенство, и часть знати, шокированной некоторыми выходками императора, пренебрежением правилами придворного этикета.
Недовольством именно этих кругов и воспользовалась Екатерина Алексеевна, которая по ее собственным словам была равнодушна ко многому, но не к императорской короне.
В заговоре активную роль играли гвардейцы братья Орловы, П. Пассек, С. Бредихин, братья Рославлевы, малороссийский гетман и президент Академии наук, командир Измайловского полка граф Разумовский, Е. Дашкова и др.
В общей сложности, через участвовавших в заговоре офицеров, Екатерина могла рассчитывать на поддержку примерно 10 тыс. гвардейцев.
Утром 29 июня преданные императрице войска окружили петергофский дворец.
Оказавшейся в плену собственной жены император безропотно отрекся от престола.
Низложенного императора доставили в Ропшу. Охранники угадали тайное желание императрицы, и 6 июля 1762 года внука Великого Петра не стало.
Что же касается его любви к горячительным напиткам…
Если верить некоторым воспоминаниям, то Петр III по этой части ни в чем не уступал деду и ежедневно выпивал около полутра литров различных напитков.
Он мог пить с кем угодно, включая лакеев.
Насколько можно верить этим самым воспоминаниям?
