Александр Тимофеевич Филичкин
На подступах к Сталинграду. Издание второе, исправленное
– Никто сюда не придёт, – отмахнулся сержант. – Они получили приказ и им очень нужно, спешить на восток. Ну, а то, что случилось с ранеными недавно стрелками, офицеров уже не волнует. Они сделали всё, что могли, посадили болезных в машины, дали охрану, а остальное чужая забота.
Пусть об уничтожении конвоя, болит голова у тылового начальства. В их задачу входит борьба с партизанами и диверсантами. Так что, давай съедим то, что у нас осталось в заначке. После ужина, я пойду спать, а ты остаёшься нас караулить. Часа в три пополуночи я тебя заменю. Потом, разбужу на рассвете, и мы тронемся в путь, к Сталинграду.
Олег порылся в опустевшем мешке и достал из него четыре ржаных сухаря. Два протянул молодому напарнику, а два оставил себе. Сержант расстелил свою шинель на траве, опустился на плотную ткань и занялся немудрёной едой. Запив скромную пищу водою из фляжки, он лёг на бок и мгновенно уснул.
Павел подошёл к мотоциклу, сел возле него на тёплую землю и устало вытянул гудящие ноги. Боец привалился спиной к боку коляски и стал сторожить. Луна медленно двигалась между россыпи звёзд. Час или два пролетели совсем незаметно.
Парень удивительно медленно отходил от недавнего боя. Напряжение в нервной системе постепенно спадало. Он вертел головой в разные стороны, слушал, как стрекочут цикады в степи, и старался не спать. Скоро красноармеец почувствовал, что дремота вот-вот одолеет его организм.
Он достал из кармана один твёрдый, как камень сухарь и, стараясь хрустеть не слишком уж громко, медленно съел его без остатка. На это занятие ушло какое-то время. Когда стало невмоготу, он взял остаток еды и также неторопливо расправился с ней. Вторая малая порция помогла продержаться ещё минут тридцать.
Потом миномётчик на секунду прикрыл тяжёлые веки и тут же очнулся от лёгкого шороха. Он вскинул поникшую голову, отметил, что небо стало светлеть, и испугался, что прозевал появление фрицев.
Боец схватил автомат, висевший на шее, как тяжёлая гиря, глянул по сторонам, но увидел только сержанта, встающего на ноги. Он понял, что пришла его смена, и тотчас успокоился. Красноармейцы поменялись местами. Парень упал на чужую шинель и, наконец-то, спокойно уснул.
Курган
24 августа. Как обещал командир, он разбудил утомлённого Павла перед самым восходом. Парень поднялся на ноги с таким ощущением, будто и вовсе не спал. На самом же деле, он три часа лежал на земле, словно бревно. За это долгое время, всё тело у него затекло. Боец кое-как размял онемевшие мышцы, сделал пару глотков тепловатой воды и пошёл к мотоциклу.
Надобность в утреннем осмотре кустов, почему-то у него не возникла. Оно и понятно, ведь он нормально поел двое суток назад, утром двадцать второго августа, пред боем в станице. За последние сутки он проглотил всего семь сухарей, общим весом в сто сорок граммов
Если считать по науке, то это третья часть килограмма «чёрного» хлеба. Вот тебе братец, и весь рацион. Ну, а лишняя влага в его организме испарилась сквозь поры на коже. С такого питания и водяного пайка в уборную не скоро потянет.
«Но самое страшное, – вспомнил вдруг Павел, – что у нас, вообще, ничего больше нет».
Олег стоял на верхней кромке оврага, осматривал степь в разбитый бинокль, но какой-то опасности, к счастью, не видел. Несмотря, на всю их жестокость, фашисты обычные люди и тоже привыкли спать по ночам.
Размышляя о том, чем они станут питаться в дальнейшем, Павел взялся за руль. Олег спустился в низину и упёрся руками сзади в коляску. Объедёнными силами, они вытолкнули свой экипаж из неглубокой промоины.
Слегка отдышавшись, красноармейцы сели в жёсткие сёдла, медленно выбрались на узкий просёлок и свернули к востоку, пылавшему яркими алыми красками. Поглядывая по сторонам, бойцы тронулись в путь. Через пару минут, они добрались до места, где были вчера, остановились и посмотрели вперёд.
Здесь степь начинала, плавно спускаться к великой русской реке. Разгромленная колонна фашистов оказалась, как на ладони, и смотрелась не настолько зловеще, как накануне.
Наверное, в этом было виновно яркое солнце, светившее с другой стороны? Но скорее всего, сутки назад, бойцов будоражили толпы врагов, бродившие возле разбитых машин. Сейчас, там оказалось на удивление пусто.
Сержант снова залез сапогами на седло мотоцикла, встал в полный рост и посмотрел в разбитый бинокль вперёд и назад. На их удачу, и с той, и с другой стороны всё было спокойно. К небу не поднимались большие клубы серой пыли. Значит, сюда никто не спешил и у них есть, какое-то время в запасе.
«Мерседес», замыкавший колонну, был перевёрнут кверху колёсами, и сгорел весь дотла. Другая машина не избежала того же удела. Третья стояла так, как предусмотрено инженерами «Опеля», но была разукомплектована фрицами почти догола.
Все прочие грузовики оказались в таком же плохом состоянии. Или их раздавил советский «Т-34», или уничтожило пламя, или сами фашисты разобрали целиком на запчасти. Всюду валялись клочья каких-то бумаг, рваные тряпки, куски железа и жести и битые стёкла.
Внутри несгоревших автомобилей нашлось мало чего интересного, лишь карабины под названием «Mauser» и ящики с патронами к ним. Кое-где валялись гранаты, каски и пустые канистры. На одних виднелась вдавленная крупная надпись «Kraftstoff 20 L». Чуть ниже – «Feuergefahrlich» и цифра «1939».
Из первой строчки парень узнал, что там говорится о двадцати литрах объёма, а из второй – что она имеет отношенье к пожару. Выходит, железные ёмкости, произвели для храненья бензина или прочего топлива.
Другие баклаги, с белым крестом на боку и надписью «Wasser», предназначались для чистой воды. Попадалось множество противогазов в круглых рифлёных коробках и фашистские ранцы, покрытые сверху куском нестриженной шкуры телёнка. Все котомки были открыты, а их содержимое брошено в пыль, на дорогу.
Видимо, фрицы тоже искали воду, продукты и, конечно, горючее. Заодно прихватили все пулеметы и миномёты, способные хоть как-то стрелять. Всё остальное, что не смогли унести, они оставили здесь за ненадобностью. Мол, тащить на себе тяжело. Придут следом трофейшики и подберут всё, что ещё сможет сгодиться для армии фюрера.
Бойцы подъехали к небольшой «таратайке», в которой недавно сидели старшие офицеры фашистов. От «кюбельвагена» осталась лишь куча железа, смятая танком в большую лепёшку. Под весом «тридцатьчетвёрки» двигатель и оба моста вдавились в дорогу и почти не выступали наружу. Сорванные со ступиц колёса лежали вокруг этих жалких остатков.
Первым делом, Олег начал искать что-то съестное, а заодно, собирать гранаты с деревянной внушительной ручкой. Свои боеприпасы они израсходовали на фашистский конвой, и не мешало бы снова пополнить запасы.
Павел занялся другою работой. Он подошёл к уцелевшему грузовику и осмотрел его раму. Он нашёл заправочный бак с откинутой крышкой, принюхался к большому отверстию, открытому настежь, и услышал резкий запах бензина. Парень придвинул ухо к листу тонкой жести, постучал по ней костяшками пальцев и чутко прислушался. Судя по гулкому звуку, который возник от ударов, внутри было пусто.
Боец огляделся вокруг, заметил останки разбитого дощатого борта, и поднял с земли длинную щепку. Он сунул обломок в широкую горловину металлической ёмкости, опустил до самого дна и тут же вынул наружу. Оказалось, что конец деревяшки слегка потемнел от пропитавшей его, светлой жидкости.
«Получается, – успокоил себя миномётчик, – внутри есть немного бензина».
Он глянул под ноги и заметил отрезок тонкого шланга. С помощью резиновой трубки фрицы забрали отсюда весь нефтепродукт. Выходит, если там и осталось хоть что-то, то только на донышке. Фашистский водитель не смог его «высосать» и оставил, на месте.
Значит, придётся пробить тонкую сталь, слить последние капли в канистру и идти к другой уцелевшей машине. Глядишь, и удастся собрать хоть немного. На каждом литре горючего можно проехать десять километров дороги, а то и побольше. Всё лучше, чем тащиться пешком.
Возникает вопрос, как это сделать? Внутри накопились пары легко воспламеняемой жидкости. Начнёшь пробивать днище бака, может возникнуть незаметная искра. От неё вспыхнет топливо и грохнет так сильно, что разорвёт железную ёмкость на десятки кусков. Ну, а они, в свою очередь, убьют к чёртовой матери, стоящего рядом бойца. Можно выстрелить из винтовки метров с десяти – двадцати, но пуля будет горячая, и тоже начнётся пожар.
«Нужно взять латунь или бронзу», – вспомнил Павел советы инструктора по вождению автомобиля, у которого он учился в Самаре. Парень пошарил взглядом вокруг и увидел прямой кусок жёлтой трубки, лежавший в пыли.
На одном конце была железная гайка, другой оказался срезан под острым углом. Скорее всего, фашисты сняли с машины запчасть, увидели топливопровод, перерубленный каким-то осколком, свинтили его и бросили в пыль.
«Им он оказался не нужен, а мне пригодится». – подумал боец, поднял находку, нашёл пустую канистру, а к ней железяку весом почти в килограмм. Он быстро вернулся к машине и положил всё на землю. Парень подвёл острую трубку к той части бака, что оказалась ниже всего, приложил остриё к жести и ударил по другому концу своим «молотком».
Прочная бронза прошила тонкую сталь, но, как и рассказывал дотошный инструктор, не вызвала появление искры. Павел выдернул свой инструмент из днища массивного бака и подставил принесённую ёмкость. Из пробитой дыры потекла тонкая струйка бензина. Горючего набралось чуть менее литра, но и это было неплохо.
Красноармеец закрыл большую канистру, собрал всю оснастку и вернулся к своему экипажу. Он сложил все предметы в коляску и увидел там с десяток фашистских гранат, которые собрал командир. Боец невесело хмыкнул: «Лучше б сержант принёс сухарей».
Забравшись в седло, Павел проехал вперёд метров на сорок, затормозил, слез с мотоцикла и обошёл со своим инструментом все автомобили, что находились поблизости. Он слил один или два литра бензина, продвинулся немного к востоку и сделал ещё одну остановку. Боец быстро провёл нехитрую операцию по добыче горючего и двинулся дальше.
Сержант шёл следом за ним, лазил во все кузова, рылся в помятых кабинах машин и осматривал ящики и вещмешки, которые валялись вокруг. Он собирал в пустой «сидор» всё, что походило на пищу. Мол, на привале, потом, разберёмся.
К маленькой роще, где лежали покойные фрицы, он даже не стал подходить. Во-первых, живые «камрады» уже обыскали убитых и выгребли всё, что у них было ценного.
Во-вторых, слишком ужасное зрелище представляло собой большое количество мёртвых, лежавших рядами, как на витрине. И, в-третьих, трупы уже сильно воняли. Как ни крути, а после внезапной кончины, они столько часов провели на сильной жаре. Разложение тел пошло бурным темпом.
Как ни спешили бойцы, но осмотр длинной колонны фашистов занял у них более часа. Наконец, красноармейцы всё же покончили с таким неприятным, но удивительно нужным для выживания делом.
За это долгое время, Павел слил литров пятнадцать бензина и набрёл на канистру, в которой хранилась питьевая вода. Правда, она оказалась неполная, но и половина такого объёма тоже неплохо. Обе тяжёлые ёмкости он принёс к мотоциклу и сунул в коляску.
Олег набрал штук двадцать гранат, но больше искать, почему-то не стал. Видно, решил, что и этого им за глаза. Зато принёс два новеньких на вид карабина и ящик на девятьсот зарядов к оружию.
– Всё равно мы едем пустыми, – объяснил парню Олег. – Истратим припасы для «шмайссеров», возьмём в руки «Маузер».
«Ну и куркуль», – уважительно подумал боец. Он вспомнил о том, как сомневался, стоит ли что-нибудь брать у погибших товарищей? Павел покачал головой и завершил свою мысль: «Куда мне до него».
Красноармейцы отъехали от места разгрома колонны на два километра, укрылись в ближайшей промоине и осмотрели, собранные у фашистов трофеи. Оружием и боевыми патронами бойцы обеспечили себя до отвала. Стреляй, сколько влезет.
С пищей у них получилось значительно хуже. Сержант отыскал две жестянки консервов привычной цилиндрической формы. К ним он добавил три небольшие коробки из рифлёного светлого сплава, тонкого, словно бумага.
Они не походили на банки нашей тушёнки, оказались разных размеров, а их габариты не превышали половину ладони. Алюминиевые упаковки выглядели удивительно плоскими, словно кирпич, а все их углы были хорошо скруглёны.
Сержант нашёл четверть буханки чёрствого хлеба в прозрачной разорванной плёнке. На ней стояла давнишняя дата – 1939. Ещё он обнаружил несколько надкусанных шоколадок со следами фашистских зубов и два бумажных пакетика простых сухарей. Надпись на них сообщила, что внутри «Knackebrot».
Отыскались ещё какие-то большие таблетки и кубики под названием «Maggi» и «Knorr», пакетики с кофе, чаем и пряностями. А так же, мятые тюбики из алюминия, в которых находилась тягучая масса с запахом сыра, и круглые или кубические упаковки из плотной бумаги с непонятным советским бойцам содержимым.
«Пока не откроешь их, не узнаешь, что там хранится, – хмуро бросил Олег и добавил. – Ещё неизвестно, можно ли это есть человеку?»
Кроме продуктов, сержант принёс две опасные бритвы с надписью «Solingen». Насколько знал Павел, такие предметы очень ценились не только в России, но и в Германии. Знатоки говорили, что сталь из этого города режет щетину, как масло. А после бритья кожа становится чистой и гладкой.
Рядом с шикарным трофеем лежали вещи попроще. Несколько Т-образных станков для бритья фирмы «Gillette» и початые пачки с тонкими железными лезвиями. Они походили на те, что выпускались в стране под названием «Ленинград» и «Нева». К ним прилагались несколько тощих обмылков и растерзанных донельзя помазков.
Среди собранного у врага продовольствия Олег нашёл сухари, каждый размером с небольшую конфету в бумажной обёртке. Павел видел такое лакомство в фантике, когда работал в Самаре. Он даже купил несколько штук и привёз их в подарок родителям, и младшим братьям и сёстрам.
Три маленьких хлебца, сержант отдал миномётчику, три оставил себе, всё остальное бросил в мешок. Он завязал округлившийся «сидор», сунул в коляску, заполненную до самого верха, и устало сказал:
– Поехали дальше, пока трофейщики фрицев сюда не нагрянули.
Красноармейцы уселись на мотоцикл и, жуя на ходу трофейную пищу, отправились в путь.
Фашисты собрали из разбитых машин всё, что возможно, построились в походный порядок и своим ходом пошли на восток. Их мехколонне было предписано – прибыть в назначенный пункт к вечеру 24 августа. Однако она нарвалась на засаду вражеских танков, и данные сроки, назначенные штабом дивизии, полетели к чертям.
Чтобы чуть сократить отставание от намеченных планов, офицеры гнали солдат всю ночь напролёт. Каждый стрелок шёл с полной выкладкой и нёс что-то ещё из имущества разбитого в степи батальона. В общей сложности, выходило почти по тридцать кило на каждого фрица.
Командир был совершенно уверен, что впереди его ждут немецкие военные части, к которым стрелки должны скоро примкнуть. Засада советских «тридцатьчетвёрок» сорвала все планы начальства, но это всем виделось, как роковая случайность.
«Мало ли что бывает на фронте? – размышлял молодой оберст-лейтенант, который ехал в кабине головной автомашины. – Ну, оказались два вражеских танка в глубоком немецком тылу. Ну, разгромили нашу колонну, но это мало что значит в ходе великой войны против славян. Так, небольшой эпизод, омрачивший мою биографию.
Ведь, как сообщили по рации из штаба полка, ещё вчера, 23-го августа, 6-я армия под руководством Фридриха Паулюса ворвалась в Сталинград. Наши войска вышли к цехам тракторного завода, где делают «тридцатьчетвёрки», и ведут бои на территории, прилегающей к гигантским цехам.
14-й танковый корпус прорвался к реке на северной окраине города в районе селения Ерзовка. Со дня на день, капитулируют последние части врага. А тех, кто не захочет сдаваться, придётся прижать к берегу Волги и уничтожить, как бешеных псов. Поэтому, нужно спешить. Иначе, такое большое событие пройдёт мимо нас».
Измученные мотострелки с нетерпением ждали скорого отдыха и торопились изо всех своих сил. Луна перевалила зенит и начала понемногу, спускаться к закату. Однако, жара не спадала. Липкий пот заливал немцам глаза и покрывал разгорячённое тело.
Атака советских танкистов изрядно попортила нервы всем фрицам, кто остался в живых. Тяжёлый груз давил на усталые плечи и не мог им поднять настроения. Ближе к утру, фашисты так сильно устали, что не видели перед собой, дальше, чем на несколько метров.
24 августа. Через шесть часов быстрого марша, стало быстро светать. Три роты вышли к небольшому кургану, который стоял у глубокой извилистой балки. Они вплотную приблизились к невысокой возвышенности и, не сбавляя скорого шага, шли на восток.
Откуда-то сверху, послышалась команда на русском. Даже те, кто плохо знал языки, сразу узнали её. Это была команда «Огонь!».
На вершине холма укрылись два взвода советской пехоты. Солдаты услышали долгожданный приказ и дружно нажали на спусковые крючки боевого оружия. Застучали два пулемёта «максим» и восемь «ручников» Дегтярёва.
Множество тяжёлых цилиндриков ударило по пешей колонне фашистов. Кусочки свинца срезали врагов одного за другим. Следом за очередями, затрещало около сотни винтовок. Часть из них била в машины, другие стреляли по идущим солдатам.
Раскалённые пули впивались в тела немецких стрелков, кромсали потную кожу и мышцы, рвали сосуды и сухожилия в мелкие клочья. Они дробили прочные кости на мелкие части, вырывали ошмётки горячего мяса и выбивали наружу фонтанчики дымящейся крови.
Фрицы падали в пыль, словно стебли травы, срезанные острой косой. Счастливчики умирали мгновенно. Другие валились на землю, хватались руками за ужасные раны и угасали со страшными воплями на посиневших губах. Третьи бились в мучительных судорогах, не способные сдвинуться с места. Этим досталось больше всего: у них был перебит позвоночник. Таким бедолагам оставалось только лежать, как бревно, и страдать от неспособности двигаться.
Под ураганным огнём, первая рота фашистов погибла почти целиком. Водители и пассажиры двух уцелевших машин разделили их участь. Несколько пуль попали в деревянные ящики, где лежали гранаты и взрыватели мин.
Два оглушительных взрыва грохнули один за другим. Осколки металла брызнули в разные стороны и, большею частью, попали в фашистов, идущих за автомобилями. Они смели тех, кто ещё стоял на ногах, и превратили всех остальных в кровавое месиво.
Услышав стрельбу, стрелки других рот уронили поклажу, что несли на плечах, и ринулись вон из пешей колонны. Многие развернулись на месте и побежали налево, к внушительной балке, что протянулась метрах в ста от дороги.
Над краем обрыва, тотчас показалось полсотни советских пилоток. Послышалась команда «Бросай!».
В воздух взвилось два десятка гранат. Секунду спустя, следом за ними взлетело ещё столько же «РГД-33». Снаряды упали под ноги бегущим фашистам и, как огромная куча хлопушек, взорвались с сухим частым треском.
Воздух вокруг тут же наполнили сотни кусочков железа. Они полетели в разные стороны, и большая часть нашла свою цель. Осколки впивались в живые тела с ужасающим звуком и жестоко кромсали, словно ножами.
Из ужасающих ран брызнула горячая алая кровь. Ноги пострадавших стрелков подломились. Сражённые фрицы рухнули в пыль, как сухие колосья, сметённые ветром.
Снова послышалась команда «Огонь!». В этот раз, она донеслась уже из оврага, где укрывался взвод пехотинцев. Сорок с лишним винтовок появились над кромкой обрыва и вместе с четырьмя «дегтярями» открыли стрельбу почти что, в упор.
На таком расстоянии тяжёлые пули пробивали одного, а то и двух немцев подряд. Мощный залп сбил многих из тех, кто ещё стоял вертикально. Остальные сами упали на землю, и началась пальба с двух сторон.
В первую минуту атаки, из почти шестисот фашистских солдат, погибло не менее сотни. Ещё столько же унёс взрыв автомашин с боевыми припасами. Сорок пехотных гранат тоже сработали достаточно чётко. Они сильно ранили и уничтожили почти полтораста стрелков. Те враги, что остались в живых, рухнули в пыль и попытались отбиться от советских бойцов.
После нападенья танкистов, фрицы начали лазать по сгоревшим машинам и собирать уцелевшее в бою снаряжение. Среди войсковой амуниции они смогли отыскать тридцать семь «MG 34» и коробки с патронными лентами. Всё это взяли с собой, но не сложили в автомобили, а несли на плечах, как и положено в боевом построении.
Когда немцы приблизились к большому кургану, почти треть пулемётов погибла вместе с расчётами. Ещё столько же, потеряли стрелков и валялись в пыли абсолютно бесхозными. Только шестнадцать «машинок» остались в строю и немедля вступили в борьбу.
Одиннадцать «ручников» открыли огонь по кургану. Пять повернулись к той балке, где укрывался взвод неприятеля. Туда же направились и «колотушки» с деревянными ручками. В ответ, полетели «РГД-33» в металлическом корпусе.
Треск очередей, винтовочных выстрелов и хлопки пехотных гранат слились в ужасающий шум ближнего боя. Свист множества пуль и осколков дополнял жуткий грохот. Всё это разносилось по степи на несколько километров вокруг.
То один, то другой фриц громко вскрикивал от попадания советских зарядов. Он резко дёргался от ужасающей боли, пронзившей всё тело, и утыкался лицом в горячую пыль. Под врагом расплывалась красная лужица крови, которая быстро темнела и смешивалась с сухою землёй.
Двукратное превосходство уцелевших фашистов позволило им открыть ураганный ответный огонь. Шквал пуль оказался удивительно плотным, и едва не свершил своё чёрное дело.
Красноармейцы находились в укрытии, но и они погибали один за другим. Не помогали ни большие траншеи, отрытые на макушке кургана, ни низкие брустверы, что пехотинцы насыпали на верхнем склоне оврага.
И всё же, место для атаки фашистов оказалось очень удачным, и это сыграло огромную роль. Мало того, в бой вступили 50-миллиметровые миномёты РККА. Три лёгких орудия ударили с вершины кургана по тем площадям, где находились фашисты.
Снаряды падали на немецких стрелков откуда-то сверху, взрывались от удара о землю и накрывали осколками много врагов, лежащих на открытом пространстве. Каждая миниатюрная мина убивала и ранила пять или шесть фашистских стрелков.
Минут через тридцать, пальба начала затихать. Всё больше захватчиков получали тяжёлые травмы от пуль и осколков. Они немедленно прекращали стрелять, старались унять бурное течение крови и начинали перевязывать раны.
Кто-то пытался укрыться в воронках от мин, разбросанных по пыльной степи. К сожалению фрицев, они оказались диаметром не более метра и не настолько глубокими, чтобы скрыть человека от внимания снайперов.
Сидевшие в овраге, бойцы не могли высунуть носа наружу, без риска попасться на мушку мотострелка. Зато те, кто был на кургане, теперь били фашистов на выбор. Сейчас они никого не жалели. Даже тех, кто пытался подняться с руками, вытянутыми над головой.
Советских солдат легко можно понять. Ведь они оказались почти в окружении. С запада прямо на них шли орды врагов из 6-й армии Паулюса. Танковые клинья фашистов далеко ушли вправо и влево от центра.
Полчища фрицев устремились вперёд, прорвались к Сталинграду и теперь нападали на город с запада, юга и севера. Сил для обороны оказалось так мало, что оставалось лишь отбиваться и медленно пятиться к Волге.
Куда в такой ситуации, прикажешь деть множество пленных? Перевязывать их и лечить от ранений? Кормить и везти в осаждённый нацистами город, прижатый степью к широкой реке? Там сажать на паромы вместо гражданских людей, погибающих под немецкой бомбёжкой? А потом, отправлять вглубь огромной страны и тратить на это, ресурсы и время?
Да тут со своими увечными неизвестно что делать. То ли, самим пристрелить, то ли, оставить такую «заботу» эсэсовцам, которые уничтожают славян, как опасных животных.
Прошло ещё тридцать минут, и пальба окончательно стихла. Фашисты уже не стреляли и, лежали не шевелясь. Было трудно понять, то ли, они все мертвы, то ли, притворились покойными и лишь ожидают, когда что-то изменится на поле сражения. Например, появятся немецкие части или красноармейцы пойдут собирать боевые трофеи.
Ведь, как ни крути, а «MG 34» в чём-то значительно лучше, чем «ручник» Дегтярёва «ДП-27». Патрон у «германца» сильнее, бьёт значительно дальше и намного точнее. Лента с зарядами гораздо удобнее, чем круглый диск, крепившийся сверху. Правда, «фриц» тяжелей и капризней советской «машинки», да и намного дороже, но почему не взять на халяву, когда он просто так, лежит на земле?
Однако, время всё шло, но ничего не менялось. И те и другие военные части внезапно попали в патовую для себя ситуацию. Уцелевшие в бойне, полсотни фашистов, были как на ладони у советских солдат и боялись двинуться с места. Лишь измени положение рук или ног, как на кургане грохнет винтовка и в тебя тут же вопьётся кусочек свинца.
Красноармейцы, к своему сожалению, не могли ничего предпринять. Из полноценной роты в сто семьдесят семь человек, которая вчера пришла на данный рубеж, в живых оставалось всего восемнадцать. Все они находились на верхушке холма. Те, кто укрывался в овраге, погибли от огня пулемётов и немецких гранат.
Из советских бойцов двое лежали в беспамятстве: лейтенант, подстреленный в голову, и старшина, схлопотавший пулю в живот. Ещё четырнадцать воинов получили ранения разной степени тяжести, но пока, все крепко держали «трёхлинейку» в руках. Они всё ещё, уничтожали фашистов, которые шевелились внизу.
Невредимыми были лишь два человека: рядовой и ефрейтор. Да и те миномётчики, чьи позиции находились на другом склоне кургана. Расстреляв все снаряды, расчёты орудий взяли винтовки. Они поднялись к вершине, встали в окопы и били врагов вместе со всеми.
Они пришли на помощь солдатам, в самый последний момент, когда огонь уже ослабел. Поэтому большинство остались в живых, а кое-кто избежал серьёзных ранений.
Вот только, что делать теперь, никто толком не знал. Бойцов почти нет. Патроны и гранаты подходили к концу. Спускаться вниз за трофеями – значит нарваться на пулю фашистов, что притворяются мёртвыми. Отойти с данной позиции тоже никак невозможно.
Во-первых, перед боем с захватчиками, их лейтенант отдал команду: «Ни шагу назад! Стоять до последнего!» А, как ты уйдёшь из окопа без разрешения начальства? Указ за номером 227 подписан не очень давно, и о нём никто не забыл, ни «особисты», ни командиры пехотной дивизии.
Во-вторых, едва они спустятся с вершины кургана, как фашисты рванутся в атаку, а их там внизу достаточно много. Наверняка, их осталось значительно больше, чем уцелело советских солдат. К тому же они с «ручниками». Если начнёшь удирать на восток, быстро догонят и пристрелят, как зайцев. Ведь отбиться во время отхода, вряд ли удастся.
Два «максима» с собой не потащишь, нет ни здоровых людей, ни брезентовых лент, набитых патронами. У «дегтярей» закончились полные диски, а зарядить и то и другое, практически нечем.
Все гранаты и мины уже покидали в фашистов. У каждого воина только «винтарь» да две-три обоймы в придачу. Вот тебе и весь арсенал. Воюй с ним ребята, как знаешь. Плюс к этим проблемам, продовольствие и вода на исходе.
Прекрасно отлаженный двигатель работал исключительно ровно. Мотоцикл шёл со скоростью не менее тридцати километров за час. Без всяких проблем, два бойца пролетели почти сорок вёрст.
Смотревший вперёд командир увидел древний и сильно оплывший курган. Сержант сразу отметил, насколько бугор поднимается над уровнем окружающей местности. Он подумал о том, что здесь отличное место для размещения боевого поста.
С вершины маленькой горки видно на большом расстоянии в каждую сторону. Очень просто заметить движение кого бы то ни было, и приготовиться к встрече. Поставил внизу людей для проверки проезжих, закинул один пулемёт на возвышенность, и мимо тебя мышь не проскочит. Тем более, колонна фашистов.
Олег приказал миномётчику: – «Притормози!»
Сержант дождался, когда экипаж остановиться, вскочил на сиденье и оказался на своём наблюдательном пункте. Он навёл бинокль на макушку холма и разглядел там строчку окопов.
В земляных укрепленьях сидели люди в советских пилотках и гимнастёрках с привычного вида петлицами. Ещё он заметил два пулемёта «максим» и несколько «ручников» Дегтярёва, направленных дулами вниз.
Брустверы из рыхлой земли были сильно изъедены пулями и, сметёны с края траншей, почти подчистую. Сразу всем видно, по ним долго стреляли из очень многих стволов.
– Похоже, что наши бойцы остановили колонну фашистов, которых недавно разбили танкисты, – сказал Олег молодому напарнику. Он ловко спрыгнул на землю и сообщил: – Я пойду, посмотрю, что там и как, а ты двигай потихоньку за мной.
Минут через пять, сержант нашёл невысокий плоский пригорок. Он осторожно поднялся на вершину бугра и, стараясь поменьше высовываться, огляделся по сторонам.
Впереди лежал ровный участок степи, по которому привольно тянулся пыльный просёлок. Он шёл вдоль большого оврага, миновал подошву кургана и терялся далеко на востоке.
Возле древней могилы кочевников находились две огромные ямы. В каждой из них виднелось всё то, что осталось от взорванных грузовиков: гнутые рамы, обугленные жаром колёса и почерневшие блоки моторов. Судя по тому, что все эти части легонько дымились, бой красноармейцев с фашистами кончился не очень давно. Может быть, четверть часа назад.
Всё пространство между маленькой горкой и извилистой балкой было изрыто воронками от множества мин и гранат. Среди них, в разных позах лежало больше полутысячи трупов, одетых в грязно-зелёную фашистскую форму. Гимнастёрки и галифе у стрелков были испачканы тёмными пятнами запёкшейся крови. Каски, винтовки и вся амуниция валялась рядом с ними в пыли.
Никто из фрицев не шевелился, но это мало что, значило. Захочешь жить, застынешь на месте, как мёртвый, и будешь лежать неподвижно до наступления ночи. Потом медленно тронешься с места и, стараясь перемещаться совершенно бесшумно, устремишься к ближайшим укрытиям. Например, к тому же оврагу, что тянется слева.
Олег направил бинокль на длинную балку, напряг глаза и разглядел там остатки траншеи. Окоп был прорыт вдоль вершины откоса, что смотрел на дорогу, и на всём протяжении, его сильно разрушили многие взрывы немецких гранат. Тут и там мрачно темнели тела советских солдат. Олег насчитал их почти три десятка. Значит, там недавно погиб целый взвод.
Тем раненым, что не могли стрелять по врагу и уходили с позиции, тоже досталось по полной программе. Видимо, часть «колотушек» перелетала траншею. Снаряды катились по склону оврага, попадали на дно, где и срабатывали с громким хлопком. Сотни осколков летело в разные стороны и убивало всех, кто встретится им на пути. Таких бедолаг оказалось больше десяти человек.
