Александр Тамоников
Ташкентское затмение

– Господин президент! Господин президент, мне назначено!

Выходка действительно привлекла внимание Линдона Джонсона, он резко остановился и посмотрел через плечо. При виде директора ЦРУ брови его слегка приподнялись, выражая удивление.

– Господин Хелмс? – произнес он.

– Господин президент! – Хелмс в приветственном жесте поднял руку. – Прошу прощения за задержку, но дело в том, что мне было назначено на два часа дня. Могу я рассчитывать на встречу еще сегодня?

Джонсон перевел вопросительный взгляд на секретаря.

– Да, господин президент. Господину Хелмсу было назначено на четырнадцать ноль-ноль, в расписание встреча внесена заранее, – быстро отчеканил секретарь.

– Что ж, ждали вы долго. Сегодня весь день пошел не по плану, – взглянув на наручные часы, произнес президент. – И все же в данный момент меня ждет неотложное дело. Заставлять вас ждать еще дольше не слишком вежливо, так что придется перенести встречу на другой день. Трэвис, посмотрите, на какой день можно перенести встречу с господином Хелмсом.

– Не нужно переносить, я подожду, – не дожидаясь ответа секретаря, произнес Хелмс.

– Что? – Джонсон снова перевел на Хелмса вопросительный взгляд.

– Господин президент, вы сами сказали, что сегодня все планы нарушены. Значит ли это, что остальные встречи, назначенные на сегодняшний день, отменены? Если да, я готов ждать еще.

– Хотите сказать, что дождетесь моего возвращения, чтобы не откладывать встречу? Ваш вопрос настолько важен?

– Для меня – да, господин президент, – ответил Хелмс. – Надеюсь, для вас он тоже станет таковым.

– Хорошо, можете подождать. Если новая встреча не займет больше двух часов, я готов уделить вам столько времени, сколько потребуется, – подумав, произнес президент Джонсон.

– Благодарю вас, господин президент, – поблагодарил Хелмс и отступил в сторону.

Президент Джонсон в сопровождении охраны вышел из приемной, в которой снова остались только Ричард Хелмс и секретарь президента Трэвис. А спустя два часа терпение директора Центрального разведывательного управления было вознаграждено: президент в приподнятом настроении вернулся со встречи и заявил Хелмсу, что до утра он в полном его распоряжении. Конечно, это была шутка, но в любом случае означала она, что президент готов слушать директора ЦРУ довольно долго.

Войдя в кабинет президента, Хелмс выложил на стол собранные за три дня материалы.

– Что это? – спросил Джонсон, указав на бумаги.

– План постепенного ослабления главного идеологического, политического, финансового и военного врага Соединенных Штатов, – чуть напыщенно произнес Ричард Хелмс.

– Вот как? Не больше и не меньше?

– Именно так, господин президент, – голос Хелмса звучал на удивление уверенно. – Много лет длится противостояние между нашими странами, но до сих пор нам не удалось хоть сколько-то существенно ослабить позиции Советского Союза. Владение СССР ядерным оружием усложнило ситуацию, и, как мне кажется, пришло время всерьез заняться ослаблением позиций СССР изнутри.

– С чего вы взяли, что правительство в моем лице имеет намерение враждовать с СССР? В наших взаимоотношениях впервые за многие годы появилась хоть какая-то стабильность, а вы предлагаете вновь разрыть топор войны?

– Нет, господин президент, я предлагаю нечто иное. Если позволите, я объясню.

– Мне казалось, для этого я вас и пригласил, – заметил президент Джонсон, и Хелмс перешел прямо к делу.

– Вам знаком план «Операции «REDSOX»? – задал вопрос Хелмс.

– Только в общих чертах.

– Тогда позвольте вкратце описать, в чем заключалась реализация плана. На тысяча девятьсот сорок девятый год это было важнейшее направление разведывательно-подрывной деятельности спецслужб двух государств: США и Великобритании. Агенты для данной операции вербовались из числа нелегальных эмигрантов, проходили спецподготовку, экипировались надлежащим образом и группами по два-четыре человека засылались в Советский Союз. Для их отправки использовали все возможные виды транспорта: воздушный, водный, сухопутный. Агенты попадали в СССР через Скандинавию и Западную Германию, через Грецию, Иран и даже Японию. Все они, будучи эмигрантами, быстро находили свою нишу в социалистическом лагере, внедряясь в партийные, военные и студенческие круги. Идея была хороша: посеять в умах советских людей сомнения, заставить увидеть то, что власти СССР так хорошо от них скрывали. План мог в корне изменить соотношение сил, если бы удалось довести его до конца.

– Если план был так хорош, почему он не сработал? Почему Советский Союз все еще силен, а его так называемые союзные республики не предпринимают даже слабых попыток избавиться от влияния СССР? Это вы можете объяснить, господин Хелмс?

– Думаю, что могу, – Хелмс снова обратился к папке с собранными документами. – Взгляните на эти отчеты, господин президент. Здесь указывается одна из причин провала операции.

Президент Джонсон мельком просмотрел бумаги, которые предложил Хелмс, но ничего существенного не заметил.

– Не вижу ничего для себя нового, – признался он. – Эти отчеты говорят о том, что агенты ЦРУ, на подготовку которых ушло немало сил, времени и денег, не смогли справиться с поставленной задачей и были раскрыты агентами советской контрразведки. Но в чем же причина?

– Эти агенты набирались из числа беженцев и вынужденных переселенцев, другими словами можно сказать, «из местных». Они хорошо вписывались в социальные группы, в которые были внедрены. В этих группах они имели вес, авторитет, а главное, друзей. Благодаря этому к их мнению прислушивались, и когда они, разумеется втайне от советских властей, просвещали людей относительно капиталистического строя жизни, им верили. Верили и начинали мечтать о такой жизни. Не о скудных пайках, лозунгах на заборах и уравниловке, а о возможности иметь право голоса, строить карьеру, наладить бизнес и при этом не бояться быть осужденными за желание иметь материальные блага. Но потом оказывалось, что те, кому они доверяли, совершают диверсионные действия на заводах, фабриках, в действующих армейских войсках. А это уже становилось опасно. С такими людьми в СССР не только дружить опасно, но и просто знать их. И люди начали отдаляться от внедренных агентов, а вскоре начали их сдавать в соответствующие инстанции, потому что не сдать тоже страшно, ведь любой агент может оказаться подсадной уткой, которая проверяет твою благонадежность. Так мы потеряли большую часть агентов, а вместе с ними и завербованную агентуру.

– Тогда зачем вы рассказываете мне об «Операции «REDSOX», если она оказалась провальной? – Джонсон нахмурился.

– Потому что я знаю, как модернизировать существующий план, чтобы он сработал так, как нам нужно, – торжественно объявил Хелмс и без паузы продолжил: – Не нужно устраивать диверсии, выискивать оборонные объекты на территории союзных республик. Все, что нам нужно, – это настроить местное население против русских. Рано или поздно наступит благоприятный момент, и местное население само поднимется против социалистического режима. Не без помощи агентурной сети, конечно, но если все сделать правильно, о нашем вмешательстве не узнает не только мировая общественность, но и те, кто поднимет народ против советской власти.

– И что нам это даст?

– Ослабление Советского Союза. Сейчас в составе СССР пятнадцать союзных республик, по статистическим данным, это чуть меньше половины от общего количества населения всей страны. Только представьте, господин президент, почти половина! Если нам удастся внести разлад в отношения между союзными республиками и РСФСР, это даст возможность ослабить Советский Союз ровно наполовину!

– Силами нескольких агентов? Сомневаюсь, – скептически сказал президент, покачав головой.

– Не сразу, конечно, – Хелмса скептицизм президента не смутил. – Стоит только создать прецедент, отколоть от СССР пару-тройку республик, и остальные последуют примеру соседей.

– Допустим, я дам одобрение на реализацию вашего плана. Во что нам это обойдется?

– Дайте мне то же, что президент Трумэн дал директору Роскоу Хилленкоттеру, и я сделаю то, чего не смог сделать он, – заявил Хелмс. – Разведывательно-диверсионную школу ЦРУ в пригороде Мюнхена, порядка восьмидесяти агентов, сообразный бюджет и полную свободу в выборе союзных республик, в которые отправку агентов следует выполнить в первую очередь.

– Это все?

– Да, господин президент, это все.

– Хорошо, вы получите то, о чем просите, но с одним условием, – президент поднялся, давая понять, что аудиенция подошла к концу. – Курировать операцию я буду лично. Все доклады идут через меня. Если в течение пяти лет ваш план не даст результатов, мы свернем операцию, как ранее это сделал мой предшественник.

– Благодарю за доверие, господин президент, – Хелмс поднялся вслед за президентом. – Когда я могу приступать к осуществлению операции?

– Хоть сегодня, – пошутил президент Джонсон, но директор Хелмс отнесся к его словам серьезно.

– Хорошо, сегодня же выезжаю в Мюнхен, – заявил он, кивком попрощался с президентом и вышел из кабинета.

Глава 2

Германия, пригород Мюнхена,

тренировочная база ЦРУ, лето 1967 года.

Капитан Майли по прозвищу Волкодав вошел в здание казармы, придержал дверь, жестом остановил дежурного, готового во всю силу молодых легких рапортовать о приходе начальства, подошел ближе и вполголоса спросил:

– В котором часу был отбой?

– В три тридцать, сэр, – отчеканил дежурный.

– Перкинс?

– Так точно, сэр.

– Ладно, дадим парням еще пятнадцать минут.

Майли двинулся по коридору вдоль закрытых дверей, звук его шагов гулким эхом отдавался в пустом помещении. Время от времени он открывал дверь спального помещения, вглядывался в лица подопечных, вздыхал и закрывал дверь. Дойдя до конца коридора, Майли остановился и уперся взглядом в циферблат часов, расположенных на противоположном конце пустого казарменного коридора. Пять пятнадцать утра. Тишина давит на перепонки, но это ненадолго. Еще пару секунд, и начнется.

– Па-а-а-дразделение-е-е-е! Па-а-адъем!!!!

Началось! Скрип пружин, звук босых ног, шлепающих по голому полу, стук ботинок, хлопанье дверей… Вот вода полилась в раковину, сработал смывной бачок, кто-то выругался, кто-то заворчал… Тишина растворилась в какофонии утренних звуков, исчезла без следа до следующего утра, на смену ей пришли шум и гам. Но и это ненадолго. Разговоры идут до тех пор, пока в дело не вступит капитан Майли. Вот он стоит у дверей, неотрывно смотрит на минутную стрелку, одними губами ведет отсчет и улыбается.

Его подопечным не до улыбок. Они хоть и не военнообязанные, но дисциплину и порядок, заведенный бывшим офицером ВМС капитаном Вольфом Майли, соблюдать приходится всем. Подъем строго по команде, ограниченное время, отведенное на сборы, построение на плацу и даже утренний марш-бросок на пятнадцать километров – это еще мелочи, пережить можно, привыкнуть за пару-тройку месяцев. Что на самом деле сложно, так это удовлетворить строгие требования Майли к усвоению обучающей программы. Тут Волкодав спуску не даст, сколько ни проси, да и кто осмелится выступать в роли просителя у Волкодава?

Поначалу, когда группа только формировалась, все думали, что Майли приставлен к ним лишь для того, чтобы они от монотонной рутины зубрежки, одиночества и безделья не устроили на базе анархию. Бывший вояка, капитан Военно-морских сил США, ветеран Второй мировой, участник боевых действий в Корее, что он может смыслить в шпионской деятельности? Вот Перкинс – другое дело. Он двадцать лет оттрубил на благо страны в роли тайного агента, побывав во многих странах мира, и ни разу не прокололся. Президент лично призвал его на службу в разведывательно-диверсионную школу ЦРУ, так как более достойного примера для подражания для новобранцев и придумать нельзя.

Но все оказалось не так однозначно. Перкинс, он, конечно, авторитет, и историй занимательных у него в запасе целая куча, но что касается практических советов, тут от него пользы мало. Можно сказать, совсем никакой пользы. Задашь вопрос – только время зря потратишь, причем не только свое, но и остальных ребят. Любит Перкинс покрасоваться, как начнет на вопрос отвечать, тридцать три истории для наглядности присовокупит, а сам вопрос так без ответа и оставит. Еще Перкинс любит зубрежкой рекрутов изводить. Шифры, коды, особые опознавательные сигналы, которые следует знать, прежде чем тебя забросят на вражескую территорию, – всем этим заведует Перкинс. За десять месяцев подготовки все эти коды и шифры уже от зубов отскакивают, во снах снятся, а Перкинс все гоняет по ним и гоняет. За три последних месяца новой информации ноль, хорошо хоть через начальство практические занятия себе выбили. Правда, Перкинс, за то, что через его голову к начальству полезли, практику на ночное время определил. Нет, мол, в дневное время дополнительных часов для отработки практических навыков, но все равно это лучше, чем истории про «подвиги» Перкинса слушать.

Два часа в день в учебные классы приходили преподаватели иностранных языков. Немецкий, французский и русский были обязательны для всех, их преподавали три раза в неделю. Еще три дня отводилось на изучение «целевого» языка, рассказывать друг другу, какой именно язык определен целевым, запрещалось. Их изучали малыми подгруппами, и для того, чтобы попрактиковаться, нужно было уходить в отдельно стоящий блок, разделенный на малые комнаты, стены которых имели звукоизоляционные и шумопоглощающие системы.

Здесь же, в звукоизоляционных комнатах, проходили индивидуальные тренировки, называемые «Психоатака». На этих тренировках агентов учили, как выдержать допрос «с пристрастием», как не выдать себя случайным словом, если вдруг дело дойдет до ареста, как не поддаться грубой силе вербовщиков, которые умело перевербовывают американских шпионов, используя их навыки для своих нужд. Занимался данной работой целый отдел из двенадцати специалистов разного возраста, цвета кожи и социальной принадлежности. Дело свое группа «психов», как за глаза называли тренеров будущие агенты, знала неплохо, но на годичную подготовку их опыта явно не хватало.

Кто по-настоящему учил будущих агентов ремеслу, так это Вольф Майли. Он как настоящий Волкодав с первого дня вцеплялся в новобранцев и не отпускал до тех пор, пока не понимал, что агент готов к самостоятельному плаванию. Именно Майли учил тактике и приемам наблюдения и слежки (как выяснилось, есть большая разница между тем, кто следит, и тем, кто наблюдает!), учил определять, врет ли собеседник или говорит правду, учил отслеживать окружающую обстановку, в одно мгновение определяя подозрительное поведение людей и малейшие признаки опасности. Как освободиться от наручников, цепей, веревок и прочего, как взломать замок любой сложности, создать импровизированное оружие для самообороны или организовать медицинскую аптечку из подручных материалов – всему этому учил Майли.

А еще он знакомил с уникальными устройствами военных спецслужб, типа ручки с газовым зарядом, тренировал в использовании микрофототехники, скрытых микрофонов и диктофонов, натаскивал в использовании радиопередатчиков всех возможных типов. Он же поделился и самым ценным учебным опытом: методам вербовки и переманивания противника на свою сторону, оставаясь при этом в тени. За это и ценили будущие агенты Волкодава, уважали и боялись подвести.

Майли не боялся. За каждого из своих парней он мог ручаться головой хоть перед главнокомандующим, хоть перед Господом Богом, хоть перед директором ЦРУ, визит которого со дня на день ожидали в разведшколе. О том, что в школу с официальным визитом прибудет Ричард Хелмс, знали и будущие агенты, и командно-преподавательский состав. Не знали лишь, в какой конкретно день, но знали, что прибыть он может в любой момент, поэтому и не расслаблялись офицеры, и не было покоя будущим агентам. Вот и сегодня один за другим парни выбегали на плац, чтобы пройти обязательную перекличку и начать долгий, полный трудностей день. Почти каждый из парней хотел как-то подбодрить капитана, выразить свою солидарность, но мало кто на подобную вольность решался. Разве что бывший морской пехотинец (как поговаривали, земляк капитана Майли), латиноамериканец Беллуски. Имя Беллуски морской пехотинец получил в разведшколе, настоящие имена здесь были под строгим запретом, но кое-кто из агентов считал, что на Беллуски данное правило не распространялось.

– Хорошее утро, сэр капитан? – пробегая мимо Майли, бросил Беллуски, как всегда, присовокупив к обязательному «сэр» неуставное «капитан», вольность, которую также мог себе позволить только он.

– Неплохое, агент, – Майли сдержал улыбку.

Беллуски ему нравился: воспитанный, образованный, в меру старательный, перед начальством не лебезит, со сверстниками держит себя ровно, к тому же программу усваивает на порядок быстрее остальных. С первого дня, как Беллуски появился в группе, Майли решал вопрос, как лучше использовать парня – как агента-одиночку или в группе из трех-четырех человек, где Беллуски, несомненно, займет место лидера.

– Сегодня Судный день, сэр капитан! – Беллуски успел отбежать от входа в казарму довольно далеко, поэтому ему пришлось кричать.

– Кончай трепаться, Беллуски, – оборвал его Майли.

– Это не треп, так и будет. Вы и сами это чувствуете, верно, сэр капитан?

Майли не ответил. Отчасти потому, что не хотел давать повод остальным агентам думать, что в школе приветствуются вольности, отчасти потому, что был согласен с Беллуски. Проснувшись в четыре тридцать утра, он тоже почувствовал: день сегодня особенный. В предчувствия Майли не верил, а потому отмахнулся от мысли, как от назойливой мухи. Но, придя в казарму, он снова пережил то же ощущение: что-то должно произойти, что-то важное, глобальное. Казалось, это что-то витало в воздухе, отражалось от казарменных стен, этим ощущением был пропитан каждый клочок земли на плацу.

– Подразделение, стройсь!

По команде капитана Майли рекруты выстроились в шеренги. Началась перекличка.

– Арчибальд.

– Я, сэр.

– Глейхесис.

– Я, сэр.

– Диас.

– Я, сэр.

– Мануэль.

– Я, сэр.

Майли выкрикивал имена, под которыми рекруты числились в разведшколе, не заглядывая в список. Ему это было не нужно, за десять месяцев несложно запомнить сотню имен, пусть и по алфавиту. В ответ с плаца летели четкие ответы агентов.

– Я, сэр. Я, сэр. Я, сэр!

Перекличка закончилась, Майли отдал бразды правления первому в строю, тот выкрикнул команду «бегом», и строй дружно сорвался с места. Спустя несколько минут крайний рекрут скрылся за воротами разведшколы. Путь будущих агентов лежал в перелесок, расположенный в трех километрах от базы, затем вдоль реки вниз по течению до понтонного моста и обратно. Всего пятнадцать с половиной километров.

Пробежка занимала ровно час, такие нормативы установил капитан Майли, причем забег считался успешным только в том случае, если к финишу группа приходила одновременно. Физическая подготовка рекрутов оказалась настолько разной, что выполнить требование капитана казалось задачей невыполнимой. Поначалу будущие агенты с трудом укладывались в два с половиной часа, но через пару месяцев общая скорость выросла вполовину, а еще через три месяца, когда им удалось уложиться в вожделенные шестьдесят минут, капитан впервые встретил группу пусть скупыми, но все же аплодисментами.

Теперь, спустя триста дней тренировок, марш-бросок уже не вызывал у рекрутов ни раздражения, ни усталости, а воспринимался как возможность пообщаться вне пристального взора капитана и его коллег.

– Беллуски, зачем ты дразнил Волкодава? – вопрос латиноамериканцу адресовал агент по имени Мануэль, худощавый кубинец лет тридцати, вечно недовольный и не слишком общительный.

– Тебе этого не понять, Манн, – отмахнулся Беллуски.

– Я и не прошу объяснений, лишь хочу, чтобы ты не лез со своими шуточками к капитану.

– Брось. Мануэль, никто капитана не обижал, – в разговор вступил агент Жеронимо, весельчак по жизни, помешанный на всеобщей любви и взаимовыручке.

– Мне так не показалось, – Мануэль скосил взгляд на Беллуски, наблюдая за его реакцией. – Жеронимо, неужели ты думаешь, что Беллуски действительно что-то там почувствовал?

– Почему бы нет? Такое случается. Вот моя тетушка, например, в один из дней проснулась с ощущением неминуемой беды. Она даже из дома выходить не стала, весь день пролежала в постели, боясь того, что может произойти. И что вы думаете?

– С ней ничего не произошло, – смеясь, проговорил Мануэль.

– Так и есть. С ней ничего не произошло, зато ее кузен Тори попал под машину!

– И что это доказывает? – не понял Мануэль.

– Да то, что беду можно предчувствовать, как и радостное событие, – подвел итог Жеронимо.

– Но ведь беду почувствовала тетушка, а попал под машину кузен, – Мануэль еле сдерживал улыбку.

– И что с того? Ах да, я забыл добавить: тетушка предупредила всех родственников, за исключением Тори. Она про него просто-напросто забыла и вспомнила только тогда, когда позвонила его соседка и сообщила дурную новость. А ты говоришь «такое невозможно».

– Так, значит, наш Беллуски тоже умеет предсказывать будущее, так, Жеронимо? – веселился Мануэль.

– Спроси у него, – предложил Жеронимо и, не дожидаясь Мануэля, сам обратился к Беллуски: – Скажи, друг, ты правда что-то почувствовал?

– А ты разве нет, Жеронимо? – Беллуски с серьезным видом смотрел на Жеронимо, и тот, несмотря на месяцы тренировок, не мог определить, шутит тот или говорит серьезно.

– Послушай, может, я что-то и чувствую, но объяснить не могу, – схитрил Жеронимо. – Опиши, что чувствуешь ты?

– Хочешь знать, чего нам ждать, Жеронимо?

– Конечно, хочу, Беллуски. Этого все хотят.

Беллуски прервал бег, Жеронимо пришлось тоже остановиться, чтобы не пропустить ответ приятеля. Те, кто бежал за Беллуски, останавливались один за другим, собираясь вокруг троицы, Беллуски, Жеронимо и Мануэля, ровным кругом.

– Что происходит, парни?

– Почему встали? Хотите норматив завалить?

– Эй, не задерживайте группу, Волкодав нам головы пооткусывает!

– Какого черта стоим? – возмущенные голоса слились в один вопрос.

– Да что тут вообще происходит?

Беллуски молчал. Он стоял, низко опустив голову, глядя на ботинки. Жеронимо смущенно улыбался, но тоже молчал, ожидая ответа от бывшего морпеха.

– Что происходит? Я вам скажу, – голос подал Мануэль. Он скрестил руки на груди и не сводил взгляда с Беллуски. – Сейчас Беллуски нам расскажет, чем закончится этот день.

– Я вам и без него могу рассказать, чем закончится день, если мы не поторопимся и не прибавим скорость, – проворчал парень по имени Бенсон. – Волкодав таких вещей не прощает.

– Нет, Бенсон, ты не понимаешь. У Беллуски предчувствие, а с предчувствием спорить бесполезно. Давай, Беллуски, вещай. Народ ждет, – Мануэль резко хлопнул в ладоши перед лицом Беллуски. – Ну, что же ты молчишь? Забыл, о чем хотел сказать, или еще не придумал?

– Злой ты человек, Мануэль, – Беллуски наконец поднял лицо. – Злой и неумный.

– Если ты умный, так скажи нам, что за предчувствие тебя одолело? – здоровяк по имени Трент отодвинул в сторону Мануэля. – Не ему скажи, а нам, чтобы мы знали, ради чего стоим и ради чего всей группой будем штрафной марш-бросок отрабатывать.

– Не будет марш-броска, – Беллуски посмотрел прямо в лицо Трента. – И точно не будет в этом составе. Пришло время нас разделить, Трент. Готовься. Думаю, ты попадешь в первую группу для отправки.

– Для отправки куда? – Трент подтянулся, будто готовился услышать приказ из уст Беллуски.

– А вот это узнает только тот, кто попадет в первую группу, – произнес Беллуски. – Погнали, парни, Волкодав до бесконечности ждать не будет.

Он развернулся и, продолжая движение по маршруту, затрусил вперед. Парни в недоумении смотрели ему вслед. Им хотелось верить в то, что Беллуски прав, всем до смерти надоела муштра, всем хотелось перемен, настоящего задания, чего-то стоящего, важного, поэтому они с такой легкостью поверили словам Беллуски.

– Ерунда это все, – высказался первым Мануэль. – Натрепал языком Беллуски, а мы и уши развесили.

– Ты так говоришь, потому что тебя не будет в первом списке! – прокричал Беллуски, услышав слова Мануэля.

– Да пошел ты, – разозлился Мануэль, сорвался с места, в два счета обогнал Беллуски и скрылся в перелеске.

– Догоняйте, парни! – прокричал остальным Беллуски. – Быстрее на базу вернемся, быстрее узнаем, был ли я прав.

К воротам разведшколы группа прибыла в полном составе и почти без опоздания. При их приближении ворота открылись, рекруты цепочкой вбегали во двор и останавливались на плацу, привычно выстраиваясь в шеренги. Вопреки заведенному порядку, капитана Майли на плацу не было, зато возле штабного здания появились три новых автомобиля. Все с правительственными номерами, и у каждого автомобиля по два человека в строгих костюмах, спортивного телосложения, с ничего не выражающими лицами и оттопыривающимися карманами.

– Похоже, Беллуски выиграл пари, – вполголоса произнес Бентон.

– А я что вам говорил? Нельзя недооценивать предчувствия, – чуть громче, чем хотел, высказался Жеронимо. – Вот он, Судный день.

– Не повезло тебе, Мануэль, – Трент с веселым видом подмигнул Мануэлю. – Кто-то будет вещички паковать, но, похоже, тебя в этом списке не будет.

– Смотри сам не пролети, Трент, – зло прошипел Мануэль.

– Плевать! Не попаду в этот раз, будет другой. Меня радует уже то, что Беллуски надрал тебе зад!

– Отставить разговоры! – послышалась команда со стороны казарм. Из дверей вышел Перкинс. Рекруты подтянулись, направляющий сделал шаг вперед и, по уставному правилу, обратился к Перкинсу:

– Группа прибыла с пробежки в полном составе, сэр!

– Вижу, что в полном, – Перкинс встал перед строем, заложив руки за спину. – Слушай мою команду! Тридцать минут на водные процедуры, двадцать на завтрак. После завтрака все по казармам, ждать дальнейших указаний.

– Разрешите задать вопрос, сэр? – обратился к Перкинсу Трент.

– Не разрешаю, агент, – в отличие от Майли, Перкинс никогда не обращался к рекрутам по имени, только «агент», словно для него они все были безличными манекенами. – Ну, чего стоим? Время пошло!

Строй рассыпался, все дружно затрусили к казармам.

– Почти час ждать, пока хоть что-то прояснится, – расстроенно проговорил Жеронимо.

– Подождешь, макаронник, – оборвал его Мануэль.

– Почему ты зовешь меня макаронником? Я имею отношение к Италии не больше, чем ты, Мануэль.

– Заливай кому другому. У тебя на лбу написано – макаронник. Не зря тебе начальство кличку определило Жеронимо. Им видней.

– Да пошел ты, – у Жеронимо окончательно испортилось настроение, он поспешил удалиться от Мануэля, чтобы не давать лишнего повода насмехаться над собой.

– Не кисни, Жеронимо, – догнал его Трент. – Мануэль – дерьмо. Иди к Беллуски, спроси, попадешь ли ты в первую группу?

– Думаешь, он знает? – воодушевился Жеронимо, который в принципе не умел долго сердиться или расстраиваться.

– Почему бы и нет? Ты сам говорил – нельзя недооценивать предчувствие.

– Спасибо, друг! Так я и поступлю.

Жеронимо поискал глазами Беллуски. Тот уже входил в помывочную, и Жеронимо, схватив банные принадлежности, поспешил за ним.

– Беллуски, подожди, вопрос есть, – Жеронимо придержал Беллуски за плечо.

– Ох, Жеронимо, какой же ты все-таки ребенок, – Беллуски вздохнул. – И как только ты отбор прошел?

– Беллуски, только ты не начинай! Скажи лучше, попаду я в первый список?

– Откуда же мне знать, Жеронимо? Задай этот вопрос Волкодаву, а лучше подожди, пока он сам объявит.

– Но Тренту ведь ты сказал! Скажи и мне.

– Отстань, Жеронимо, я из-за тебя без завтрака останусь.

Беллуски ушел, Жеронимо постоял пару минут, соображая, что еще можно предпринять, нашел глазами Трента и поспешил к нему. Но и Трент не стал обсуждать с Жеронимо его проблемы, время поджимало, а пахать полдня на голодный желудок никому не хотелось. К тому же все надеялись, что после завтрака им объявят то, ради чего они собрались в разведшколе.

Но этого не произошло. День прошел в привычных делах и заботах: два часа языковая тренировка с преподавателем русского, три часа на шифры и коды с Перкинсом, полчаса на обед и час на послеобеденный отдых. Затем два часа упражнений с «психами», и к пяти часам добрались до тренировки с капитаном Майли.

Больше часа Майли пространно рассказывал, как проводить наблюдение за группой лиц. Все видели, что Майли слишком рассеян, часто останавливается, отыскивая потерянную мысль, но никто, даже Беллуски, не решались задать главный вопрос. Слух о том, что в разведшколу прибыл сам президент Джонсон в сопровождении директора ЦРУ Ричарда Хелмса, взбудоражил будущих агентов, но так как и к пяти часам ни того, ни другого на территории базы ни один из рекрутов так и не увидел, все решили, что слухи не соответствуют действительности. Быть может, кто-то и приехал из Вашингтона, но не настолько высокопоставленные шишки, а раз приезжие до сих пор не пожелали познакомиться с будущими агентами и понаблюдать за их тренировками, все пришли к выводу, что делегация приехала вовсе не по их душу.

И все же выводы их оказались неверными. И президент Джонсон, и директор Хелмс находились на территории разведшколы с семи утра, и все это время они наблюдали за подготовкой будущих агентов. Рекруты очень удивились бы, узнав, что за год пребывания в стенах школы они до сих пор не все знали про ее устройство. Командование не афишировало тот факт, что, помимо территории, специально обученные люди круглосуточно просматривали практически все помещения, расположенные на территории разведшколы. Ни один разговор, ни один инцидент не ускользал от внимания командования.

В одном рекруты не ошиблись – во многих отношениях этот день действительно можно было назвать Судным днем. И для рекрутов, и для их наставников, и даже для самого директора Хелмса. Всю последнюю неделю он обивал пороги Белого дома, пытаясь убедить президента Джонсона, что пришло время запускать в действие «Операцию «REDSOX». За последний год он обращался с этим вопросом к президенту уже четыре раза и каждый раз получал один и тот же ответ: поговорим об этом, когда разрядится обстановка с вьетнамским вопросом.

Но Хелмс, хоть и понимал, насколько сложна ситуация, до бесконечности ждать не мог. Силы США проводили крупномасштабные наступательные операции в Южном Вьетнаме, направленные на обнаружение и уничтожение крупных подразделений и частей Национального фронта освобождения Южного Вьетнама (НФОЮВ) и северовьетнамской армии, с середины 1965 года. Главнокомандующий Уильям Уэстморленд предпочитал действовать в традиционном стиле «найти и уничтожить», такова была его стратегия, что регулярно приводило к возникновению тупиковых ситуаций. Для одновременного проведения операций вокруг анклавов на юге и сдерживания противника на севере попросту не хватало ни сил, ни средств.