Александр Александрович Тамоников Русский частокол

Молодежь накрылась рогожами, внимательно следя за происходящим.

– Ведана? Дочь старейшины Вабежи, Веденея Кобяки?

– Так, отец!

– Ну, сын, угодил так угодил.

Хозяин взглянул на девицу:

– Сядь на лавку и жди, а ты, – он повернулся к сыну, – выйдь во двор.

Дедил шагнул вслед за сыном к плетню.

– Ты чего наделал, Вавула? У тебя голова на плечах или глиняный горшок? Или не ведаешь, что не дружны мы с Кобяком и его родом?

– А пошто недружны-то, отец? По то, что овраг никак поделить не можете? Так пусть ничей или общий будет.

Дедил за рубаху притянул к себе сына:

– Ничей? Это наша земля.

– Да какая земля, отец, в овраге?

– Неразумный ты еще, хоть и вымахал в сажень. Отдай часть земли, потом всю заберут. А Голуба? Чего мне теперь гончару говорить? Уговор же был.

– По обычаям я могу сам выбрать себе невесту.

– Можешь, а со мной до того почему не поговорил?

– Потому, что ты запретил бы брать Ведану.

Дедил сжал кол, да так, что сломалась верхушка.

– Значит, перед праздником ты в лесу с Веданой был? Уговаривались, как бежать?

– Тут виноват, отец, соврал, с ней был. Договаривался. А как иначе?

– А никак. Не по нраву Голуба, других девок в Рубино полно, нет, полез в Вабежу и кого уразумел умыкнуть? Дочь старейшины.

– Но что поделаешь, коли люба она мне, а после того…

Он запнулся.

– Говори.

– …а после того, как полюбезничали с ней в лесу, скажу так: кроме Веданы, мне никакая другая не нужна.

– Дать бы тебе тумаков. Первый ты у нее?

– Да!

– Если добром ваша затея кончится, Веденей мне такой выкуп назначит, что век не расплатишься.

Вавула понял, что отец смирился, улыбнулся:

– Кобяк прогневается, конечно, да ничего уже не изменить. Дочь не вернешь. А выкуп? Да настреляю я ему белок да лис. Откуплюсь.

– Слушай меня. Сейчас пойду в Вабежу, там Ведану наверняка уже ищут. Буду говорить с Кобяком. Тяжелый разговор получится, но потерянного уже не вернешь. Как-нибудь договоримся. А вы с… Веданой ложитесь на лавку у печи, а завтра рыть землянку начинай, жить отдельно будете.

– Само собой, но то после свадьбы.

– А ты до свадьбы как раз дороешь, место я укажу, для вас с Голубой у общины взял. Уразумел?

– Да. Но погодь, отец. Хазары объявились.

– Чего? – как от боли сморщился старейшина.

– Хазары, говорю, объявились под конец праздника. Смотрели, как гуляют в Вабеже.

– А ну, рассказывай, как было.

Вавула рассказал.

– Этого нам ныне для полного счастья и не хватало. Вот тебе и примета, вот тебе и сгоревший дуб. Бог Перун предупреждение нам послал. Не зря говорили – к беде. Вот она и пришла.

– Ведана так же говорила, когда загорелся дуб – к беде.

– Ступай-ка ты к своей Ведане, глаза б мои вас не видели.

Проводив сына, Дедил вывел из стойла коня, вскочил в седло и направился к Вабеже.

На селе не спали. Мужики были на улице.

У оврага старейшина встретил двух вабежцев.

– Стой! – крикнул один.

Дедил остановил коня:

– А чегой-то вы на нашей земле делаете?

Мужик, старший по возрасту, с вызовом ответил:

– Это еще не ведомо, чья земля. Веденей говорит – наша.

– Ладно, с этим потом, чего щас-то не спите?

– Так вставать все одно пора, а вообще, беда у нас.

– Что за беда?

– Пропала дочь Кобяка, Ведана. Не иначе хазары вчерась умыкнули. Старейшина поехал к ним.

– Давно?

– Не-е, недавно.

– Давайте за ним, верните.

Второй мужик усмехнулся:

– А ты кто нам есть, чтобы указывать?

– Говорю, возвращайте, значит, возвращайте, у нас в Рубино Ведана.

– Ух ты! И как попала?

– Ты хочешь, чтобы твой старейшина с хазарами понапрасну сцепился? Те и порубить могут.

Старшой кивнул младшему:

– Давай, Надежа, гони за Кобяком, а то на самом деле как бы большей беде не быть.

– Угу.

Мужик сбежал по спуску, вывел коня на верх противоположного склона и галопом понесся мимо села к дальнему оврагу, за которым стали хазары.

Дедил сказал старшому:

– Я в дом Кобяки поеду. Нам говорить с ним треба.

– Это да. Эх и разгневается Веденей. А кто умыкнул-то ее?

– Сын мой, Вавула.

– Сын?

– Да.

– Ну тогда не ведаю, чем ваш разговор закончится.

– А тебе и не треба.

Дедил проехал в Вабежу, объяснился с мужиками, что стояли на страже, доехал до подворья Кобяка. Соскочил с коня, набросив удила на столб городьбы.

Из дома вышла жена старейшины села:

– Ты чего заявился, Дедил? Горю нашему радоваться?

– Остынь, Краса, пошто речи обидные ведешь? Да, мы не друзья, но и не вороги, чтобы радовались чужому горю. Да и нет никакого горя, коли мужа твоего мужик, которого я послал, возвернет от хазар.

– Как нет? – гневно вспыхнула Краса. – У нас дочь умыкнули, и окромя хазар, того сделать некому.

– Есть кому.

– Ты чего, Дедил?

– А то. Сын мой, Вавула, а не хазары, умыкнул вашу Ведану. Щас она в моем доме.

Женщина от неожиданности опустилась на скамью пред домом.

– У тебя? Вавула? Да что ж это такое?

– А что, хазары лучше?

Жена Кобяка не ответила, пошла в дом.

Подъехал старейшина с тремя мужиками, соскочил с коня, подступил к Дедилу:

– Как твой гаденыш посмел умыкнуть мою дочь?

– Может, поначалу поприветствуешь гостя, Веденей? Обычаи гостеприимства везде одинаково обязательны.

– Обойдешься.

– Ну, коли так, то и говорить нам с тобой не о чем. Главное передал: твоя дочь теперь невеста, можно сказать, жена моего сына, желаешь ты этого или нет. Так что придется смириться. Вавула обычаи не нарушал. Умыкнул невесту, как принято. Ну… я поехал. Теперь к наезду хазар готовиться треба да Тихомира Сергуна в Заледово о них предупредить.

Дедил направился к коновязи.

– Погодь, Заруба.

Дедил обернулся:

– Что еще?

– Я… того, погорячился я. А как не горячиться, когда дочь пропала, а рядом хазары! А она вон – в соседнем селе спит спокойно.

– Да не спокойно. Переживает шибко. Боится. Пришла сама не своя.

– А ну заходи в дом, погутарим.

– Вот это другое дело.

Старейшины родов сели за стол. Семья в это время вышла на улицу.

Дедил начал первый:

– Я не желаю оправдываться пред тобой, Веденей, сам прочил в жены сыну девицу из нашего рода. Но раз так вышло, ничего не поделаешь.

– Плохо ты за сыном смотрел.

– А ты за дочерью. Собачиться будем?

– А что, по-твоему, люди скажут? Дочь старейшины ушла в другой, недружественный род. Старейшины ведь, чего уж говорить о других.

– У меня на селе тоже не многие рады будут. Но треба договориться. Говори, какой выкуп желаешь за дочь?

– Скажу позже. Поначалу хочу говорить с дочерью.

– Это твое право, но ничего не изменится.

– А коли Вавула взял ее против воли?

– Сам-то веришь ли в то? На празднике, среди народу, Вавула силком утащил твою дочь?

Кобяк замялся. Ведана сама ушла, сказала, что захворала, и пошла на село, а на самом деле… к реке скрытно.

– Ладно, пусть по своей воле, но свадьбы не будет. Определю выкуп, отдашь, и пусть живут, но в Вабежу ей дороги боле нет. Так и передай.

Дедил взглянул на Кобяка:

– Ты отрекаешься от дочери?

– Да.

– Не спеши. Сейчас ты в гневе, погодь немного, охолонись, глядишь, и сменишь гнев на милость. А не хочешь свадьбы, обойдемся без нее, землю молодым я выделю, пусть строят жилище, а до того живут у меня. Когда определишься с выкупом?

– Потом, сказал же. Думать буду.

– Ныне след думать о хазарах. Чего-то вдруг они опять заявились? Положенную дань мы им еще в цветене (апреле) заплатили.

Кобяк кивнул:

– Заплатили, даже больше требуемого шкур дали. Но они у нас девок не брали. Может, за тем и вернулись?

– А по мне так совесть их каган потерял.

Кобяк усмехнулся:

– Ты думаешь, у него она есть?

– Ты прав, Веденей. Хазар думает об одном, говорит о другом, делает третье. С ними надо бы пожестче. Хамлых (одно из названий столицы хазарского каганата) далече, сюда они приходят дружиной небольшой. Сколько хазар вышло к берегу?

– С десяток. Но где-то неподалеку у них лагерь.

– Это так. Там сколько? Сотня? Полусотня? У нас, если объединиться, боле двух сотен наберется. И чем биться есть, в каждом доме, почитай, лук со стрелами, топоры, секиры, мечи, о копьях да острогах я и не говорю. Куда хазарская сабля супротив нашего меча?

– Объединиться, говоришь? – посмотрел исподлобья Кобяка на Дедила. – А народ того захочет?

– Так поговорить с ним надо. Старцев спросить, они-то понимают, что вместе мы – сила. Разве дело, коли твое село хазары вдруг разорять начнут, а мы глядеть из-за городьбы будем в надеже, что не нас бьют?

Кобяк неожиданно сказал:

– Твой род пусть поначалу нашему роду земли вернет.

– О каких землях речь ведешь? – изобразил удивление Дедил.

– Овраг наш, признай то.

– Община не признает.

– Вот видишь, овраг поделить не можем, а об объединении говорим. Не будет того.

– Эх, мало нас хазары треплют, – вздохнул старейшина Рубино, – но придет время, когда не иначе как только вместе жить сможем. Но сколь народу до той поры сгинет?

Кобяк поднялся:

– Езжай к себе, Дедил. А Ведане передай, я желаю говорить с ней. Не захочет – ее дело, тогда… да чего повторяться…

– Я передам ей твое слово, встрече перечить не буду. А о сказанном подумай, да быстрей определяйся с выкупом. Не люблю, когда долг на шее висит.

– Определюсь, боюсь только, он тебе не по нраву придется.

– Ну чего же делать? Ты отец невесты. Ведана до того была девственницей, значит, должон платить.

Дедил вышел во двор. Завидев его, семья Кобяка отвернулась. Старейшина рода из Рубино отвязал коня, запрыгнул в седло, поехал в свое село.

Там его ждали. Впереди всех старец Светозар.

Дедил спрыгнул с коня:

– Чего собрались, Светозар?

– Ответь людям, правда ли, что твой сын умыкнул невесту из Вабежи?