Александр Тамоников
Одно сердце на двоих
Тот взглянул только в удостоверение личности офицера.
– Понятно. Езжайте, но в следующий раз сморите, где ставите машину.
– А что такое?
– Знак!
– Знак?
Лейтенант показал на столб.
– Да, вижу. Раньше как-то не замечал.
– А надо бы. Я уже вызвал эвакуатор. Подошли бы позже и не нашли бы своего «Рено».
– Тогда вся ваша контора крепко отгребла бы! Машина-то не простая, служебная.
– На ней не написано. Номера обычные.
– А буквы?
– Черт! – Лишь теперь до лейтенанта дошло, что с такими буквами на номерах ездили только офицеры специальных служб, не подлежащие контролю ГИБДД.
– Вот видишь, оказывается, мы оба невнимательны. Султан, в машину! – Галдин открыл дверку, и пес запрыгнул на сиденье.
Старший лейтенант поставил сумку в багажник, сел за руль и подмигнул инспектору ДПС. Тот отдал честь. Галдин нагло, через две сплошные полосы, развернулся, посигналил и повел внедорожник на выезд из Москвы.
Султан выставил морду между спинками передних сидений.
Галдин взглянул на него.
– Интересно, да? Хочешь спросить, куда едем? Недалеко. В деревню. Там будет тебе раздолье.
Пес с интересом смотрел в лобовое стекло, хотел было перебраться на переднее сиденье, но Галдин осадил его:
– Место, Султан!
Пес послушался.
– Вот так и сиди. И вообще, я же предупреждал тебя. Или хочешь намордник?
Султан прикрыл нос лапой.
– А не хочешь, сиди и не дергайся.
Дорога до Переславля заняла четыре часа. Это на сто восемьдесят километров. На мосту через Москву-реку зацепились две фуры и наглухо закрыли его. Хорошо еще, что полиция подскочила быстро. Особых повреждений у машин не было, они кое-как разъехались, но Галдину пришлось простоять в пробке полтора часа.
В 20.10 он въехал в Переславль. Дорогу знал хорошо, двинулся по объездной, миновал мост через Оку, пролетел десять километров, свернул направо и сразу ушел на второстепенную дорогу, по качеству гораздо лучшую, чем главная. Старший лейтенант въехал в лес и остановился.
Надо было покормить Султана. Повар вместе с сухими продуктами выделил Галдину два термоса с готовой едой и с водой, в которой были растворены витамины.
Старший лейтенант вывел Султана из машины, вытащил судки. Пес понюхал их, отошел в сторону, пометил территорию по кругу диаметром метров в двадцать и только после этого приступил к еде. Ел он не спеша, степенно, как и положено заслуженному ветерану.
Галдин закурил и огляделся. Его удивило качество второстепенной дороги. Словно он находился не в России и даже не в Подмосковье. Прежде здесь была грунтовка, местами засыпанная щебнем, асфальтовой крошкой или песком. По весне проехать по этой вот трассе можно было только в сопровождении трактора. Или на танке.
Сейчас же перед ним лежало чуть ли не зеркальное полотно, уложенное по всем правилам. С уклонами от центра, чтобы не оставались лужи, новенькими обочинами с мелким гребнем, пологими кюветами, на которых постоянно подстригалась трава.
«Неужели местная власть наконец-то взялась за ум и начала тратить деньги по назначению? – подумал Галдин. – Но почему тогда другие дороги в колдобинах? Да и в самом Переславле запросто можно было оставить подвеску. А здесь совсем другое. Понятно было бы, если бы впереди находился поселок для богатеньких московских дядек и теток. Но там село Санино. Далее озеро Черное и деревня Чернуха. За ней сплошные болота. Да, загадка».
Разрешилось все быстро.
Галдин возобновил движение, проехал село Санино и увидел, что слева, практически вдоль всего западного берега озера тянется кирпичная стена высотой метра в три со столбами из дорожных декоративных каменных блоков и фигурными светильниками на каждом из них. В ней массивные сдвоенные ворота, способные пропустить одновременно пару грузовых машин. За оградой стройные сосны, ели, наверняка посаженные специально. Галдин помнил, что раньше тут были поля.
Среди деревьев целый дворец с причудливой крышей из черепицы. Видны только окна второго и третьего этажей, забранные решетками, и балкон с резными балясинами. Все красиво, дорого. Постройки по сторонам тоже хороши, но скромнее.
У ворот отдельное здание, напоминающее контрольно-пропускной пункт войсковой части. Спереди и сбоку большая стоянка, окруженная аккуратными полосатыми столбиками. Туда сворачивала хорошая дорога.
До деревни же тянулась прежняя убогая грунтовка, даже без щебня, крошки и битого кирпича. Просто две колеи посреди леса.
«Кто ж это такое поместье здесь отгрохал? – подумал Галдин. – Какой-нибудь чиновник федерального уровня? Вполне может быть. Подальше от глаз столичных фискалов. Или кто-то из местных? В Переславле тоже живут весьма богатые люди.
Охраны я не заметил. Это означает, что она ведется профессионально. Наблюдение за чудом, возникшим среди леса, осуществляется через видеокамеры и прочую хитрую аппаратуру.
Этот дворец мне не понравился. Кто успел его построить за те три года, в течение которых я тут не был? Чтобы такое отгрохать, надо иметь и технику, и людей, целую строительную компанию».
Тут «Рено» затрясся на грунтовке, и Галдин усмехнулся.
«Вот это уже по-нашему, по-русски. Дороги времен Ивана Грозного. Так в большей части страны. В двадцать первом веке. Идет какой-нибудь пенсионер по улице в старых кирзачах и телогрейке, а в руке у него сотовый телефон. У домов теперь не шесты высотой метров в пять с самодельными антеннами, а спутниковые тарелки. Контрасты, мать их!..
С одной стороны, как говорил поэт, преданья старины глубокой, с другой – результаты прогресса. А в итоге хрен знает что».
Галдин завел «Рено» в деревню Чернуха в 20.30. Там было темно, не горел ни один фонарь. Ближний свет фар высвечивал ухабы распотрошенной центральной и единственной улицы. Раньше здесь было дворов сто, никак не меньше. Сейчас их осталось десятка два.
Старший лейтенант запаса Вячеслав Дуневич жил на окраине, у болота. Галдин учился вместе с ним в военном училище, знал его сестру Елену, отца, скончавшегося в 2012 году. Мать умерла при родах Елены, отец же другую женщину в дом не привел.
Машину тряхнуло. У Галдина возникло такое ощущение, будто она провалилась в воздушную яму, только покатистую и с твердым покрытием.
– Поймал все же колдобину, – пробурчал Галдин. – Да и как в нее не угодить, если здесь вся улица – сплошные колдобины. – Он повернулся к псу, поднявшему голову. – Это тебе, Султан, не шоссе, ведущее к поместью какого-то нувориша, а исконно русские дороги. Таких ни в Сирии, ни в Суринаме, ни даже в Афгане не найдешь. А у нас, твою мать, все та же проблема – дураки и дороги.
Пес наклонил голову, слушал Галдина и всем своим видом показывал, что полностью с ним согласен.
А старший лейтенант медленно вел машину по ночной деревне. Он внимательно всматривался в дорогу, чтобы не угодить в колдобину размером с его авто. Такого исключать было никак нельзя. Вокруг темнота непроглядная. Небо заволокли тучи, скрылись звезды.
Только в окне дальнего дома мелькнул свет. Туда Галдин и подъехал. Он остановил машину и с удивлением посмотрел на участок Дуневичей.
Забор, когда-то крепкий, поставленный еще в восьмидесятые годы, скособочился, одна секция завалилась. За ним непроходимые заросли какого-то чертополоха.
Да и дом выглядел весьма печально. Стены еще ничего, штукатурка с них не отвалилась, но они уже чуть покосились. Гараж поржавел. Ворота в сарай нараспашку. Когда-то семья держала там свиней и коз. С другой стороны были насесты для кур, загон для гусей. Скотины у Дуневичей было много даже после смерти отца. А сейчас у гостя возникло такое ощущение, что даже кошки в хозяйстве нет.
«Здесь определенно что-то случилось. А вот что? Это я сейчас и узнаю», – подумал Галдин и окликнул пса:
– Султан, рядом!
Они подошли к крыльцу.
Глава 2
Галдин постучал. В ответ тишина, причем какая-то гробовая. Этот дом казался Вадиму склепом. Он не мог понять, как Славик и Лена, отличавшиеся педантичной аккуратностью и трудолюбием, могли так запустить дом и участок.
Галдин толкнул дверь, взглянул на пса. Султан тоже посмотрел на него, но спокойно, не проявляя никакой тревоги.
Они прошли через сени. Дверь в комнату оказалась открытой. В ней горел свет, но никого не было. Бросалось в глаза запустенье, пыль на полу, смятые дорожки. На столе громоздились пустые бутылки и тарелки с объедками недельной давности. Банка из-под тушенки, переполненная окурками. Грязные шторы на окнах. Черт возьми, Вадим никак не ожидал увидеть здесь такой бардак.
– Эй, живые есть кто? – крикнул он.
– Приехал все ж таки, – донесся голос из левой спальни.
В комнату на инвалидной коляске въехал старший лейтенант запаса Вячеслав Дуневич. Его физиономия заросла недельной щетиной. Он был в рубашке далеко не первой свежести и мятых штанах.
Галдин остолбенел. Пес тоже напрягся, заскулил.
Дуневич же продолжал:
– А я что говорил? Не хрен тебе здесь делать, Галдин.
– Ты это, Славик… что произошло?
– Какое вам всем дело? Проваливай отсюда. Нет больше Славика Дуневича, да и Елены.
– Как это?
– Как? Каком кверху. Я же сказал, проваливай, а то ружье за шторой, влеплю дуплетом в черепушку, и все дела.
– Ты охренел, Славик? Это же я, Вадим.
– Нет, это ты охренел. Я же предупреждал.
Видок у Дуневича был не ахти. Сразу ясно, с перепоя. А вот похмелиться другу нечем.
– Ладно, свалю, если хочешь, но, может, по старой дружбе пропустим граммов по двести?
В глазах Дуневича промелькнул блеск жизни. До того они казались Вадиму мертвыми.
– А у тебя есть?
– Конечно. Я же в гости ехал.
– Давай.
– В машине. Сейчас принесу. Пес тут посидит. Ты не бойся, он не тронет.
– Я, Галдин, в этой жизни больше никого и ничего не боюсь.
– Ну да, я сейчас. Султан, сидеть, свои!
Вадим принес сумку. Потом он убрал со стола пустую тару, мусор, перестелил скатерть, выставил из сумки две бутылки водки, свежий хлеб, колбасу, паштет, шпроты.
Дуневич усмехнулся и заявил:
– Богато, смотрю, живешь, Галдин.
– Бывали времена, ты меня по имени звал.
– Когда-то бывало. Наливай.
– Один стакан вижу, где второй взять? Да и нож нужен.
– Сзади. В буфете у печки.
Галдин достал из буфета все необходимое, быстро порезал колбасу, хлеб, вскрыл консервы. Налил он не скупясь, по двести граммов. Дуневич схватил стакан и залпом выпил. Вадим тоже, но в несколько глотков. Хозяин дома занюхал водку рукавом рубахи, достал из внутреннего кармана дешевые сигареты.
– Ты бы закусил, Славик, – посоветовал Галдин.
– А ты бы оставил свои советы при себе. Наливай еще.
Гостю пришлось открывать вторую бутылку. На этот раз они пропустили по сто пятьдесят граммов. Дуневич проглотил бутерброд с колбасой, после чего прикурил очередную сигарету. Вадим достал свои и тоже задымил.
– И сигареты дорогие куришь. Жизнь удалась, да? – продолжал Слава.
Галдин решил перейти в наступление, и заявил:
– Так, хорош дурака гнать. Я твой друг. Брось свои выкрутасы и рассказывай, что у вас тут случилось. Почему бухаешь, где Елена, и вообще, как цветущий участок превратился в помойку?
– Друг, говоришь? – Дуневич пьяными глазами посмотрел на Галдина. – Если так, то поможешь бабками. Скоро зима, а у меня ни одного полена нет. Даже сейчас ночью приходится укрываться двумя одеялами.
– Конечно, помогу, какой базар, Славик.
– Дрова нынче дорогие.
– Ерунда. Я тебе не только дровами помогу, а всем, что потребуется. Но ты сначала должен рассказать мне, что произошло.
– Погоди немного, – сказал Дуневич.
– А чего ждать?
– Сейчас увидишь.
Буквально через полминуты в комнату вошла женщина лет шестидесяти с большим узлом в руках.
Султан среагировал, развернулся, встал, готовый к защите хозяина.
Женщина от неожиданности вскрикнула и едва не уронила узел.
– Спокойно, Султан! Это тоже свои, – сказал Галдин.
Пес тут же потерял интерес к женщине.
Дуневич объяснил:
– Это Мария Алексеевна Тернова, моя бывшая учительница, сейчас пенсионерка, единственный человек на деревне, который не отвернулся от меня. Помогает чем может, еду готовит, обстирывает, насколько здоровья хватает.
– Старший лейтенант МЧС Вадим Галдин, – представился гость. – Мы со Славиком вместе в училище учились. А это мой пес. Вы не бойтесь, он никого не тронет.
Женщина покосилась на овчарку и сказала:
– Ну да, не тронет! Вид как у волчары.
– Он добрый, Мария Алексеевна.
– А ты, значит, друг Вячеслава?
– Да.
– И что же ты бросил его в беде?
– Да в какой беде? Я получил отпуск первый раз за два года, да и то всего на пару недель. Позвонил Славе, а он разговаривать не хочет. Но все равно приехал, а тут… коляска, все запущено. Вот пытаюсь узнать, что произошло, Слава не говорит, прогоняет. Может быть, вы расскажете, что здесь приключилось?
Женщина развязала узелок, достала из него кастрюлю.
– Это, Слава, борщ.
За кастрюлей появился чугунок.
– Здесь картошка. Вот тут кусок сала, хлеб. Ну а это белье твое. Ты уж извини, у меня, сам знаешь, стиральной машины нет, пошмыгала руками то, что смогла. Остальное потом занесу. Завтра истоплю баню, поедем, помоешься. – Женщина повернулась к Галдину: – Что приключилось, спрашиваешь, гость? Страшная беда…
Дуневич прервал ее:
– Не надо, Мария Алексеевна, я сам все расскажу. А вам спасибо большое.
– Ладно, пойду я. Мне с утра огородом заниматься. Вот говорила же, давай сын мой, Егор и тебе картошку посадит, нет, отказался.
– Я не могу вот так, на халяву. Как пенсию получу, заплачу.
– Да ладно тебе. Я что, ради денег взялась ухаживать за тобой? Не обижай. Пошла я, а ты все расскажи другу. Смотрю, нормальный он парень.
– Идите, Мария Алексеевна, еще раз большое спасибо вам.
– Не за что. – Женщина ушла.
Дуневич кивнул на бутылку.
– Доливай остатки.
Галдин отставил водку в сторону.
– Нет. Пока не расскажешь все, ни капли не получишь.
Вячеслав неожиданно легко согласился:
– Ну и ладно, хочешь, слушай.
Видимо, ему самому было необходимо выговориться, но мешали гордость, злость, обида.
– С чего начать, Вадим?
– Ну вот, хоть по имени назвал, это уже хорошо. А начинай с начала.
Дуневич хмыкнул и заявил:
– Где это начало? Ладно, попробую. Но если буду говорить сумбурно, изъясняться невпопад, то не взыщи.
– Если что, я переспрошу.
– Угу. Ты когда ехал сюда, поместье у озера видел?
– Конечно, как такое не увидишь? Еще от поворота удивился идеальной дороге, подумал, власть за ум взялась.
– Ага, жди, возьмется она. Но не в ней дело, не во власти. Это поместье отгрохал один бизнесмен, господин Сухобоков Леонид Борисович. Сволочь, какую поискать. В девяностых бригадиром у зареченских был, имел погоняло Треска. Пахан его тогда же служил заместителем областного военкома. Должность высокая, связи везде, куча денег за отмазку детенышей чиновников и бандюков от армии. Когда организованные преступные группировки в начале двухтысячных гасить принялись, он и сынка отмазал. Знал, когда всех брать будут, дома держал, а потом прикрыл от следствия. Этот самый Треска как-то сумел окончить строительный техникум и тут же завел чуть ли не первую в регионе крупную строительную компанию. Отец в свое время огреб бабки. В общем, взялся Треска, а тогда уже господин Сухобоков за строительство. Кто-то подсказал ему, или сам додумался, что выгодное дело. Начал лепить каркасные коттеджи вокруг города. Цена невысокая, квартира дороже. А тут и свой дом и земля. Три или четыре поселка поставил и продал. Взялся за высотки. В общем, поднялся. Для себя отстроил отель «Алые зори», самый настоящий бордель со шлюхами и наркотой. Так, по крайней мере, в городе говорили. Да и поместье возвел, которое ты видел. Плевать ему на законы, на то, что земля здесь заповедная. Ее, по слухам, приватизировала Милена Станиславовна, жена губернатора Рябова. Сухобоков получил разрешение и построил трехэтажный особняк с бассейном и бильярдной. Там у него гостевые дома, сауна и даже теннисный закрытый корт. Озеро все захватил, причал устроил. Там у него два катера. Раньше наши деревенские по всему берегу рыбачили, где хотели там и купались. Теперь только в одном месте. Смилостивился господин Сухобоков, выделил деревенским полосу берега метров двадцать. Чуть в сторону никак нельзя! У него там пара быков в охране. Они летом постоянно на катере по озеру шныряют.
– Но кто ему все это разрешил? Губернатор? – спросил Галдин.
– Не знаю. Тому, кроме своего кармана, ни до чего дела нет. Он прежде сидел в Думе. Надо было местечко освободить для другого человека, вот его на губернатора кинули. А у жены и в Москве бизнес не хилый. На хрена ему работать?
– Но есть же еще ФСБ, МВД, надзоры всякие.
– А какое дело ФСБ до какого-то бизнесмена? Для государства он никакой опасности не представляет. Да, беспредельничает, но это вроде как и не их дело. В УВД то же самое. По документам у него все чисто, никого не убивал, из бюджета не воровал, заявлений на него никаких нет. Да и крыша у Сухобокова имеется. Депутат Капронов Алексей Сергеевич. Он в те же девяностые в одной ОПГ с Сухобоковым обретался. Был телохранителем самого Черта, то есть Василия Чертакова, главаря всех зареченских. Будущего депутата тогда Капроном звали. Старший Сухобоков его отмазал, а младший в Думу определил.
– Как это?
Дуневич усмехнулся и осведомился:
– А ты не знаешь, как это делается? Отстегнул бабки, Капрон их передал в совет некоей партии, а тот за это включил его в федеральные списки. В итоге Капрон занял теплое местечко с очень широкими полномочиями, а главное – с перспективными связями. В общем, коррупция самая натуральная. – Вдруг Вячеслав резко сменил тему и спросил: – Ты точно два пузыря привез?
– Тебе что, не хватило?
– Не сейчас. Позже. Узнаю, спокойней будет.
– Есть еще водка.
– А деньги?
– И деньги есть.
– Тогда ладно.
– А что ты мне про этих бандюков, выбившихся в бизнесмены и депутаты, рассказывал? Они имеют какое-то отношение к тебе?
– Капронов нет, а вот Сухобоков!.. Именно эта тварь и сломала нашу с Леной жизнь. Ленке тут заняться нечем было. Сначала вроде работала на фабрике в селе. Платили семь-восемь тысяч, да и то с задержкой месяца на три. Потом фабрику закрыли, продали кому-то под склады. Что было делать? Подруга позвонила из Москвы, пригласила, золотые горы обещала. Ленка собралась и поехала. Устроилась в торговом центре. Познакомилась там с москвичом, менеджером Валерой. Тот хату снял, стали жить вместе. Он обещал жениться. Мне не верилось, но Лена и слушать не стала. Мол, Валера не такой, как все, он хороший, и прочая лабуда. А этот хороший Валера сам себе на уме. К хозяину торгового центра приехала сестра из Киева. Валера тут же на нее и переключился. Ленка в разборки. Да куда ей тягаться с сестрой хозяина торгового центра? В общем, выкинули ее с работы. Да еще и долги за хату остались. Валера, оказывается, не платил за нее. Что заработала, все раздала. Стала искать новую работу. Налетела на фирму услуг, типа окна мыть, квартиры убирать, стирать. Там вроде деньги неплохие обещали. Поехала на собеседование. Встретил ее хмырь какой-то и сразу предложил пару клиентов, одиноких мужиков, которым кроме работы по дому еще и секс нужен был. Лена в отказ. Хмырь наехал, мол, куда ты денешься? Она позвонила мне, я тогда лесником работал, обрисовала ситуацию. Я в Москву, на эту фирму. Дал в рожу этому хмырю, забрал Лену и привез обратно в деревню. А тут Сухобоков закончил строительство своего поместья. Ему нужны стали служанки, горничные. Объявления везде были вывешены. Ленка, смотрю, опять купилась. Но тут я ничего не заподозрил. Человек вроде местный, известный, женатый. А Сухобоков в тот момент развелся в четвертый раз. Несмотря на свои пятьдесят три года, он слишком уж охоч до баб. Ленку заприметил сразу. На третий день предложил ей спать с ним и с его друзьями, когда собираться будут. Сестра, конечно же, в отказ. Он затащил ее в спальню и изнасиловал. Ночью не пришла домой. Пошел я с утра к поместью. Охранник меня и близко не пустил. Объяснил я, что сестра у меня здесь работает. Он в ответ, мол, ничего не знаю, проваливай, пока при здоровье. Не сдержался я, ввалил и охраннику. В общем, шум поднялся. Прибежали другие быки, меня отделали. А потом вышел сам Сухобоков. Дескать, работаешь лесничим, и флаг тебе в руки. В мои дела не лезь и о сестре не беспокойся, она в порядке. Тут Ленка каким-то образом вырвалась из дома и закричала: «Помоги, Слава!» Я на Сухобокова. А вокруг охрана. Ленка же вопит, что изнасиловал ее бизнесмен. Избили меня прилично, бросили в кусты. Очнулся от дождя. Вспомнил все, решил на территорию пролезть, вытащить Ленку, да куда там. Направился на село. Там участковым был капитан Гвоздев, все его Гвоздь звали. Я к нему. Он: «Ты охренел? На самого Сухобокова тянуть!.. Да он тебя раздавит как комара». Я говорю: «Ты заяву прими, оформи как положено и разбирайся. На то ведь тебя тут и поставили». Покряхтел он, но заяву принял. Не знал я тогда, что на Гвоздя этого в УВД уже приказ был об увольнении. Он с этой заявой напрямую к Сухобокову. А через день поехал я в лес. В пяти километрах дорога перекопана. Что, думаю, за дела? Вышел посмотреть, а тут из леса четверо с битами да в масках. Отделали так, что оказался я на инвалидной коляске. Позвоночник сломали. Выжил благодаря тому, что дед Евсей, грибник местный, в тех краях обретался, нашел меня да на «Ниве» моей отвез в больницу. Вот так я стал инвалидом. Ленка до сих пор у Сухобокова. Я ничего сделать не могу. Гвоздь как уволился, к нему в услужение подался вместе с женой. Бывший участковый теперь у него начальник охраны, а жена поварихой пашет. Продались твари. Как-то наведывались ко мне быки Сухобокова, все пьяные. Не успел я ружье взять, а то бы встретил достойно. Они опрокинули коляску, сами за стол, достали самогон и давай жрать. Пили и смеялись. Чего, мол, офицеришка, добился своего? На кого пасть открыл, придурок? Сиди теперь в коляске. Я спросил, что с Леной. Они еще больше ржать. Дескать, Лена твоя с хозяином спит и по кругу идет, когда серьезные люди к нему приезжают. В общем, в рабстве она. Вот такие дела, Вадим. Наливай!
Галдин достал третью бутылку, разлил по сто граммов.
Друзья выпили, перекурили.
Потом Вадим проговорил:
– Вот, значит, как? Хозяином жизни почувствовал себя Сухобоков?
– А он и есть хозяин жизни. Сосед, который напротив Марии Алексеевны жил, в газету какую-то написал о беспределах бизнесмена. И что? Пришли быки, дали ему сутки на то, чтобы свалить из области. Не послушал. Через сутки нашли мужика в озере. Утонул по пьянке. А он ни хрена не пил, язвенником был.
– Это что ж получается? На этого Сухобокова никакой управы нет?
– Получается, что нет.
Галдин взглянул на пса и спросил:
– Ты тоже так считаешь, Султан?
Тот зарычал в ответ.
– А вот у него другое мнение.
Дуневич посмотрел на Галдина.
– Ты чего, лишнее выпил? С собакой разговариваешь.
– А это, Слава, не обычная собака. Она получше некоторых людей все понимает. Вот только сказать ничего не может. Значит, ты смирился со своим положением?
– А что мне делать, Вадим? Ладно, был бы здоров, подкараулил бы эту мразь Сухобокова да пристрелил бы из ружья. А на коляске я из дома один выехать не могу. Стыдно сказать, под себя хожу. Это Мария Алексеевна, добрая душа, приходит, ухаживает, обмывает. Но и у нее здоровье подорвано. Овощ я, Вадим.
– Ты не овощ, а инвалид. Еще неизвестно, можно ли тебе помочь в плане восстановления.
– В районной больнице сказали, что нельзя. Радуйся, мол, что только нижняя часть тела парализована. Сидеть можешь, руки двигаются. Другие после таких травм лежнем лежат, если вообще выживают. А по мне, лучше бы убили тогда.
– Районная больница – это не тот уровень. У нас в госпитале врачи поднимали тех парней, которым осколки позвоночник перебили.
– А на хрен мне жизнь такая, когда я сестру не смог защитить?
– Так застрелись.
– Пытался. Дважды. Духу не хватило. Сломали меня в прямом и переносном смысле.
Галдин налил еще по пятьдесят граммов.
– На сегодня это все. Место, где переспать, найдешь для меня?
– Да в Лениной комнате и поспи. С утра в обратку?
– С чего ты это взял?
– Ну да, ты ж в отпуск приехал, порыбачить.
– Планы меняются, Славик. Не можешь ты, значит, я вытащу Ленку из рабства. Да и бизнесмена этого накажу.
– Ты?
– С Султаном. Но сначала кое с кем переговорю эту тему. Забор подправлю, решу вопрос с дровами, порядок у тебя в доме наведу. Схожу и на рыбалку. Посмотрю на поместье.
– Ты все это серьезно, Вадим?
– Конечно. Справедливость, Славик, должна восторжествовать. Так оно и будет. А как решим вопрос с Леной и этой мразью Сухобоковым, отвезу тебя в наш госпиталь.
– Ты рехнулся? Да Сухобоков, если понадобится, в поместье столько быков наберет, что их там и взвод не возьмет. Бандюков отборных!.. В армии они не служили, на зонах опыта набирались.
– Разберемся.
– Ты в натуре без башни. Вали отсюда, пока тебя не уделали.
– Нет, Славик. Теперь я от тебя уеду только тогда, когда Сухобоков станет выть от отчаяния и боли, вымаливать себе жизнь. Давай помогу. Говори, что сделать надо?
– Ты о чем?
– Ну, подмыть, снять белье, помочь лечь в постель. Потом приберусь в комнате, продукты разложу. Холодильник-то у тебя есть?
– В погребе как в холодильнике. А тот сломался.
– Не выкинул?
– А ты не видел в сенях?
– Не обратил внимания. Посмотрю, что там сломалось. Если помнишь, я техникой в училище сильно увлекался.
Дуневич улыбнулся. Наверное, впервые за последние годы.
– Как же, помню. Тебя еще тогда называли Кулибиным и Левшой.
– Это в шутку, но технику люблю и кое-что в ней понимаю. Кроме компьютеров и разных устройств последнего времени. В них я ни в зуб ногой. Говори, что делать надо.
– Устраивайся в комнате. Помыться, извини, можно, если только из колодца ведрами воды натаскаешь. Чистое постельное белье в спальне, в тумбочке. А я сам справлюсь. Не впервой. Да, у тебя водка на утро осталась?
– Есть еще пузырь.
– Хорошо, а то самогон здесь дерьмовый, а на селе надо знать, у кого брать, да и не дадут чужакам.
– Зачем самогон? На селе что, магазина нет?
– Есть. Только там паленку одну продают. Безопасней самогон пить.
– Да, провинция.
– Это тебе не Москва.
– Даже не Суринам и не Сирия.
– А ты что, был там?
– Был. Из Сирии прилетел и отпуск получил.
– И чего там в реале, Вадим?
– Поздно уже, а рассказывать долго. У нас будет еще время обо всем поговорить.
– Ладно.
Дуневич покатил в свою спальню.
Галдин обмылся холодной водой, поставил машину за сарай. Потом он зашел в комнату Елены и посчитал, сколько сейчас ей лет. Вышло двадцать. Вадим застелил постель и прилег. Рядом на коврике устроился Султан.
Поутру Галдин вывез Дуневича на улицу, покормил пса, занялся уборкой, а потом и забором. С ним пришлось повозиться, но в конце концов Вадим установил его на место. Он занимался этим до середины дня. Друзья пообедали борщом и картошкой, которые принесла Мария Алексеевна.
Вячеслав, похмелившийся с утра, был дружелюбен. Но не только от водки. К нему постепенно возвращалась жизнь. Он начал понимать, что не брошен, не остался один.
После обеда Галдин заглянул в гараж. Там стояла старая, но довольно приличная «Нива». Дверца открыта, ключ в замке. Вадим провернул его. Машина завелась с пол-оборота, но через пару минут заглохла. Закончился бензин.
Подкатил на коляске Дуневич и сказал:
– «Нива» еще ничего. Года солидные, а вот пробега и пятидесяти тысяч не будет. Я на ней только в лес да на дальнее озеро ездил.
– Документы на «Ниву» в порядке?
– ОСАГО нет, некому делать было. А без страховки далеко не уедешь.
– Это дело поправимое. Паспорт на машину у тебя?
– Все у меня. Даже права остались.
– Я воспользуюсь ею, если ты не против.
– А ОСАГО?
– Напишешь доверенность. В городе оформлю страховку.
– До него еще доехать надо. На селе постоянно патруль ДПС трется. Он не трогает только тачки Сухобокова.
– Слушай, Слава, а этот Сухобоков часто в городе бывает?
– Откуда мне знать? Впрочем, насчет этого можно с участковым поговорить.
– С тем самым, которого еще при назначении купил этот бизнесмен?
– Нет, новый участковый – вполне нормальный парнишка. Наши отцы друзьями были.
– Отец мента жив?
– Помер. В том же двенадцатом году.
– Что за участковый?
– Лейтенант Борисов Михаил Владимирович, двадцать три года, отслужил в десанте, закончил школу полиции и получил назначение в родные места. Живет рядом с церковью и магазином.
– Считаешь, с ним можно поладить?
– Смотря в чем.
– В серьезных делах.
– Думаю, можно.
– Уверен, что его не купил Сухобоков?
– Сто процентов не дам. Где-то девяносто.
– Неплохой расклад. Так я доеду до участкового. У него где опорный пункт?
– В сельсовете, но он вряд ли сидит там целыми днями. Кроме села на участке еще четыре деревни.
– Тачка у лейтенанта есть?
– Служебный «УАЗ». Его еще Гвоздь получил, хотел на себя оформить, но не успел. Выгнали раньше. – Дуневич посмотрел на часы и спросил: – Ты что, прямо сейчас к нему собираешься?
– У меня, Славик, всего две недели, уже меньше, а дел предстоит много.
– Не связывался бы ты, Вадим. Хватит и того, что мы с Леной пострадали.
– Нет, не хватит. Беспредел должен быть наказан. За каким чертом я рискую собой где-то за границей, а на родине правит зло? Не будет этого.
– Ты же не крутой спецназовец, а сапер.
– Что это меняет? В первую очередь я – офицер. Ты, кстати, тоже. Давай-ка я завезу тебя домой, приготовлю ужин, сварю кормежку собаке и поеду. Инспекторы ДПС в селе весь день торчат?
– Когда как.
– Ладно, прорвемся.
Готовить ужин Галдину не пришлось. К ним зашла Мария Алексеевна, принесла макароны по-флотски и остатки белья.
Она увидела чистоту в комнате, Дуневича, приведенного в порядок, улыбнулась и заявила:
– Ну вот, совсем другое дело. Теперь вижу, что друг приехал.
Галдин сварил похлебку для Султана, накормил его.
– Слава рассказал, что у них произошло? – спросила бывшая учительница.
– Да. Мария Алексеевна, может, вы знаете, Сухобоков часто выезжает из поместья?
– Да каждый день. Иногда не бывает тут неделями. У него же своя гостиница.
– Где эта гостиница находится?
– Чего не знаю, того не знаю.
– А где конкретно держат Елену?
– Я толком ничего, Вадим, не знаю, не выезжаю из деревни.
– А Егор, сын ваш?
– А что сын? Он каменщиком на стройке работает. Иногда сутками.
– Не в компании Сухобокова?
– Нет, в другой.
– Ладно, сам разберусь.
Женщина внимательно посмотрела на старшего лейтенанта и спросила:
– А тебе это для чего?
Вадим промолчал.
– Не хочешь говорить. Ну и не надо. Только запомни, с Сухобоковым тебе не справиться, за ним власть. Что ты можешь против нее?
– Посмотрим.
– Ну, смотри. Пошла я. Завтра обед принесу.
– До свидания, Мария Алексеевна.
Галдин проводил женщину, взял канистру с бензином, входящую в комплект служебного автомобиля, заправил «Ниву», осмотрел ее и глянул на часы. 17.20.
