Александр Тамоников
Месть по-царски
– Надеюсь, князь Крылов подумал, как нам укрыться от дождя?
– Он все обеспечит. Мы проверим, как молвил, чего не хватает, с Москвы довезут. Тронемся, когда все нужное будет при нас.
Горбун спросил:
– Уходим надолго?
– Думаю, так, а там только Господь знает, на сколько.
Ратник вздохнул.
Надежа Дрозд ткнул его.
– Чего вздыхаешь, как телок?
– Отстань, Дрозд, не до тебя.
– Конечно. На Ильинке такая баба ждет, что и вдвоем не обхватить. И где только ты нашел ее?
– В торговых рядах, – ответил за Горбуна Рябой, – мы с Осипом там были, обувку глядели, а тут средь рыбы разной эта Клава. Ручища, как у Горбуна. Вдарит – прибьет. Ну Осип и поплыл, как ладья по реке. Рот разинул, глядит на бабу, та на него. Я отошел. Они погутарили, Осип подошел довольный, будто бочонок меду сожрал, – вот она, моя баба. Ныне ночью к ней пойду.
Савельев улыбнулся, глядя на Горбуна.
– Так бабу Клавдией зовут?
– Да, а чего?
– Нет, ничего. Желаю, чтобы у вас все получилось. И заживешь тогда, Осип, как все, семейно.
– Я бы тоже желал.
Он вытер рот.
– Но поглядим. Ночью все ясно станет, лишишься ты, князь, единственного холостого ратника или нет.
– Удачи тебе, Осип, тока о деле не забудь, коли все получится.
– Не-е, не забуду.
– Еще у кого вопросы есть?
Вопросов у ратников не было.
Савельев велел Новику спуститься во двор, узнать у прислуги, спокойно ли у подворья. Кузьма ушел и скоро вернулся.
– Все покойно, князь.
– Ну тогда, други, расходимся и встречаемся завтра в роще у дороги.
– Да, князь, – чуть не хором ответили ратники особой дружины и в том же порядке, что пришли, начали уходить. Вскоре горница опустела.
Пришел Габра.
– Разошлись ратники, посторонних не заметил.
– Добро, Семен, отдыхай.
– Я все приготовил.
– Хорошо.
Ключник ушел.
Князь прошел в опочивальню. Ульяна сидела за вышиванием. Отложила рамку с натянутой материей в сторону.
– Что мне собрать тебе?
– Я сам соберу.
– То должна сделать жена.
– Ну тогда смену белья, пару рубах, штаны, шапку, теплую одежду, но не зимнюю.
– Надо Авдотье сказать, чтобы приготовила еды на пару дней.
– Того не надо, родная. Провизия будет в обозе, да и найдем мы чем трапезничать. Не в поле же чистое едем, хотя и там пропитание найти можно, а в крупную крепость. Воевода и накормит, и напоит.
– Я так хочу тебя, Дмитрий. Не ведаю, что со мной, но желание нестерпимое.
– А можно?
– Осторожно можно.
– Получится ли осторожно?
– Ну не говори ничего. Я обмоюсь, потом ты.
– Что ж, я тоже очень соскучился по тебе.
Этой ночью они любили друг друга крепко, и живот Ульяне не мешал. Счастливые, обнявшись, уснули. Ночь была звездной, тихой, теплой, даже шум с реки не доносился.
Встали, как всегда, рано.
Молились в горнице пред образами красного угла.
После трапезы Габра приторочил к седлу сумы с одежей и провизией, приготовленной Авдотьей.
Ульяна вышла провожать мужа.
Обняла его, не отпускала долго. Заплакала.
Дмитрий погладил ее по голове:
– Не надо, любовь моя, я вернусь. Время пролетит быстро. Дитя береги, себя береги, в ненастные дни гулять не ходи или одевайся теплее. Задумаешь уехать к родителям, скажи Семену. Ну все, родная, пора мне.
– Помни, Дмитрий, я люблю тебя и жду.
– И я люблю тебя. И вернусь обязательно.
– Ну с Богом!
Она разжала объятия. Савельев вскочил на коня.
Слуга открыл ворота.
Князь выехал. Вслед ему крестились и Ульяна, и прислуга.
Он, не оборачиваясь, повел коня в сторону Калужской дороги. В рощу въехал, когда уже вовсю светило ласковое весеннее солнце.
У оврага уже стояли две лошади, впряженные в телеги, покрытые грубой непромокаемой материей – пологами. Рядом конь князя Крылова, возле него сам вельможа. Чуть в стороне – два татарина и крепкие русские мужики лет по тридцать.
Савельев соскочил с коня.
Глава вторая
– Доброго утра, Юрий Петрович.
– Доброго, Дмитрий Владимирович.
Савельев кивнул на людей, стоявших в стороне.
– Ну, служивые татары понятно, а мужики?
– Возницы.
Он махнул им рукой.
Все четверо подошли.
Князь Крылов представил татар.
– Икрам Гардай и Рустам Туран, преданные государству русскому люди. Из Касимова. А это, – он указал на мужиков, – Алексей Глухов и Борис Суля. Мои люди, надежные. В случае чего могут и в бою показаться.
– Добре.
Савельев поприветствовал пополнение своей дружины.
– Посмотришь обоз? – спросил Крылов. – Покуда твои ратники не подъехали?
– Да.
Крылов кивнул Глухову.
– Лешка, сверни пологи, воевода телеги смотреть будет.
– Слушаюсь, князь.
Старший возница, более похожий на воина царской рати, отвернул полог первой телеги. Там мешки, сумы.
Крылов объяснил:
– Здесь провиант, крупы, мясо вяленое, солонина, копченая рыба, хлеб – то, чем можно трапезничать в безлюдных местах. Тут, – он протянул Савельеву мошну, – десять рублев, это на закупку у крестьян кур и иного продовольствия. Места свободного много, это для отдыха ратников, пять человек поместятся свободно.
– Поместится и больше, – сказал Савельев.
– Можно и десяток усадить, да лошадь-то одна. Хоть и тяжеловоз, но долго не протащит такой груз, оно и телега не выдержит.
Савельев согласился:
– Это так!
Он прошел ко второй телеге, где орудовал Борис Суля.
В ней оружие, к тому, что было у каждого ратника при себе, доспехи, кольчуги, шлемы с бармицей – кольчужкой, крепящейся к шлему и защищавшей шею и часть лица. Из оружия – колчаны со стрелами, луки, копья, бердыши, пищали, топорки, булавы. Всего понемногу. В этой телеге места для пеших всадников не было.
– Добро, – сказал Савельев, осмотрев содержимое обоза.
– Из пологов можно навесы сделать, укрыться от дождя.
– А провизия пусть промокает?
– В каждой телеге по два полога.
– Да? Не заметил.
– Потому, как возницы свернули их воедино.
Послышался топот копыт.
Явился Гордей Бессонов.
И потом за ним ратники дружины, как по расчету, почти через равное время.
Савельев спросил у Бессонова:
– Вы сговорились, что ли?
– Ты это о чем, воевода? – недоуменно посмотрел на князя Бессонов.
– Да так. Слишком уж порядок блюдется на подъезде.
– Разве это худо?
– Это хорошо.
Он познакомил ратников с возницами и татарами.
Особенно радушно последних приняли уже служившие в дружине Анвар Баймак и Ильдус Агиш.
Строить дружину Савельев не стал. Крылов и без того мог оценить готовность каждого к походу.
Дмитрий взглянул на князя.
– Ну что, Юрий Петрович, тронулись мы?
– Хранит вас Господь. Будет надобность, пошлешь гонцом любого из татар.
– Надеюсь, обойдемся без этого. С Богом.
Он пожал Крылову руку и скомандовал:
– Дружина, блюдя видимость торгового обоза с охраной, выходим на тракт и идем до деревни Липовка, это около сорока верст. У деревни – постоялый двор, на нем заночуем, отдохнем, подкрепимся. Анвар, Агиш, Икрам, Рустам и Новик в переднюю телегу, коней привязать к задней, остальным на конях. Лукьян Балаш немного вперед, Боян Рябой назад. Пошли!
Служивые татары и ратник Новик сели в переднюю телегу. Балаш выехал на дорогу, осмотрелся, свистнул – вышел весь обоз и пошел на юго-запад, сзади саженях в десяти Боян Рябой.
Со стороны дружина внешне походила на торговый обоз, везущий дорогой товар под сильной охраной под началом богатого купца, на которого был похож князь Савельев.
Какое-то время шли по дороге в одиночестве, затем стали попадаться встречные обозы, торговцы, везущие товар на Москву. То и дело дружину обгоняли вездесущие гонцы. Все обычно для тракта.
Опытные ратники, когда обоз преодолевал лесную местность, внимательно осматривали подходы к тракту. Ничего подозрительного не заметили. Дважды останавливались по нужде. К закату солнца добрались до деревни. Остановились, пропуская стадо коров, что гнали пастухи на водопой.
Савельев окликнул пастуха:
– Эй, человек, подожди!
– Чего надобно? – недоверчиво спросил тот.
– У вас тут должон быть постоялый двор, не подскажешь, где?
– А где ему быть? За селом. Проезжай, увидишь, справа от дороги.
– Там обычно народу много?
– Не-е. Купцы и простой люд, которому дома не сидится, коли от Москвы едут, проходят далее до Дыбина двора, это еще верст десять. Вот там народу много, а тут если и есть кто, то мало.
– А пошто так, пастух?
– По то, что Петро Шатров совесть вконец потерял. Провизию за копейку закупает, продает за алтын, а то и дороже. А еще супружница его, не дай Бог ночью встретить.
– Ты удивляешь меня.
– Коли заедешь на наш постоялый двор, сам увидишь. Страшная Антонина, век бы ее не видеть.
– Чего ж Петро на ней женился?
– Э‐э, в девках она ничего была, а потом дом их загорелся. Огонь изуродовал бабу. И стала страшна как смерть.
– У женщины такое горе, а ты «страшна». Разве по своей воле?
– Да мне что, уродина али красавица. Мне до постоялого двора дела нет, своих забот хватает. Заговорился я с тобой, путник, пойду догонять стадо.
Савельев бросил ему монету.
– Держи, пастух.
– Вот за это спасибо, с деньгой у нас туго.
Запрятав монету, мужик поспешил за стадом.
Дорога освободилась, Савельев дал команду:
– Проезжаем село, за ним постоялый двор. Там встаем. Говорил с пастухом, тот молвил, жена хозяина пожаром изуродована, на то внимание не обращать, не забижать бабу. Вперед!
Обоз прошел до постоялого двора. Всадники и телеги въехали на открытый, но пустой двор, огороженный невысокой городьбой. Посреди продолговатое бревенчатое здание с мелкими окнами, завешенными занавесками, труба печи, торчащая из крыши, покрытой соломой, поверх – березовой берестой. Из печи вился едва заметный дым.
Заслышав шум во дворе, на крыльце показался мужик в красной рубахе, подпоясанный широким поясом, в штанах и сапогах, с большой, побитой сединой бородой. На круглом лице бегающие, близко посаженные хитрые глаза.
Савельев подумал:
– Прав пастух, такой за копейку удавится.
Но улыбнулся:
– Вечер добрый, хозяин!
– Добрый. На постой решили встать али как?
– Тебя зовут-то как?
– Петро. Петро Иванович Шатров… хозяин двора.
– Вот как, хозяин? Ну а я московский купец. Можешь звать Дмитрием.
– А охрана у тебя, как у вельможи.
– Так это люди, бывшие на Москве, теперь обратно на Калугу возвращаются. Вместе и пошли.
– Ты, купец, не ответил, на постой али потрапезничать?
– На ночь встанем, места-то для всех хватит?
– Места хватит, – Шатров заметно повеселел, – и коней есть куда поставить и присмотреть за ними, да за и товаром тако же. Воду согреем, за домом помыться можно, в реке еще холодно. И выспаться места хватит, для тебя же, купец, есть комната чистая светлая, ну а харч любой, тока подождать придется, пока жена сготовит. Вы тут распрягайтесь, я жену озабочу.
– Коней куда поставить?
– То не ваша забота.
Хозяин постоялого двора крикнул в сторону подсобной постройки:
– Санька, Илья! Где вы, бездельники?
– Тута!
Из постройки вышли два парня, с виду лет по семнадцать.
– Займитесь конями. Ячменя насыпьте, воды налейте, да не из колодца, из ручья принесите и дайте прогреться.
– Угу, Петро Иваныч, – кивнул Санька, – сделаем!
– Так делайте, работнички, я вас даром кормить не буду.
– То ведомо.
Шатров услужливо предложил Савельеву:
– Покуда твои люди разберутся во дворе, пройдем в дом. Обговорим, чего готовить, цену за провизию и постой. У меня вино хорошее есть, литвинами привезенное, да за постой им рассчитанное. А коли треба баба, то есть на селе одна гулящая. На окраине живет. Тока кликни, прибежит. И ликом красива, и телом статна, одна беда – гулящая. Муж ейный потонул два года назад, а детишек не было. Так ее боярин, что владел селом, поначалу к себе на Москву забрал. А потом вернул. Уж как и что, не ведаю, но стала она гулять вовсю. А мужикам что, мужикам тока давай. Но с тех чего возьмешь. Купец же заплатит. Позвать бабу-то?
– Нет, – ответил Савельев, – не надо. А ты, видать, сам не прочь?
Хозяин усмехнулся:
– А что не помять-то? Мне тоже баба нужна.
– Так ты же женат?
Шатров вздохнул:
– Женат-то женат, да тока увидишь мою жену, поймешь, что спать с ней не можно, даже упившись хмельного вина.
– Хворая? – Дмитрий не стал подавать вида, что знает об уродливости жены Шатрова.
– Хуже. Уродина.
– Уродина? – изобразил удивление князь. – Чего ж тогда женился?
– Э‐э, купец, то долгая история. Одно скажу, не от хвори заразной, от пожара уродство. Может, и поведаю, коли будет время. Так пойдем?
– Пойдем!
Они зашли в горницу. Та оказалась большой, просторной. Посреди стол, вдоль него лавки, лавки же и у стен, по дальней стене деревянная стойка, за ней полки, на которых посада.
Хозяин двора присел на лавку. Савельев устроился напротив.
Пошел торг. Князь убедился, что пастух был прав, Шатров завышал цены безбожно. В другой раз Дмитрий проехал бы мимо, но сейчас ему нужен был пустой постоялый двор. Чем меньше глаз, тем лучше. Договорившись о цене, приступили к заказу блюд вечерней трапезы. И тут Шатров опять поднял цены. Но Савельев не стал торговаться, уступил.
Шатров крикнул в сторону поварской:
– Антонина, Михайло! – Объяснил князю: – Это жена и сын. Михайло помогает матери.
Вошла женщина, от вида которой Дмитрий вздрогнул. Хоть и прятала она под платок и длинные рукава свое уродство, но все же совсем скрыть не могла. И это вызывало отвращение. Дмитрий взял себя в руки. Сделал вид, что ничего не замечает.
Шатров же передал жене исписанный листок, наказал:
– Сготовить быстро. Путники устали. Михайло, во всем помогай матери. Пошли!
Когда они удалились, хозяин спросил:
– Ну что, купец, теперь уразумел, отчего не можно спать с моей бабой?
– Да, изуродовал ее огонь знатно. Но хоть жива осталась.
– Лучше померла бы, – в сердцах бросил Шатров, – у меня была баба из города на примете. И здоровая, и работящая, и ликом, а тако ж и телом привлекательна. Да выжила Антонина. Хотел бросить, отец ее предупредил – убьет, мол, тогда. А он у Антонины еще тот разбойник и бугай. Прибьет, как муху. Вот и маюсь с ней. Добро, хоть жрать готовит отменно. В энтом деле она мастерица.
Савельев спросил:
– А сына чего при себе держишь? Ему сколько?
– Семнадцать годков было.
– В город бы послал, там ремеслу обучился бы, семью завел и жил бы как люди.
– А тут кто работать будет?
– У тебя же два работника.
– Угу, тока название что работнички, все из-под палки делают, а жрут за четверых.
– Ты им платишь?
– А как иначе?
– И не хотят работать?
– Ленивые, сил нет.
– Других найди.
– Э‐э, купец, ты человек торговый, цену копейки знаешь. Хорошим работникам и платить достойно надо. А где взять деньгу, коли самому едва хватает.
Князь понял, что жадность губит торгаша. Но это его дело.
Зашли ратники, расселись по лавкам. Шатров ушел в поварскую, прикрыв за собой дверь.
Савельев сказал:
– Тут переночуем. Места хватит, тепло. Но за конями след смотреть. Хозяина жадность давит. Такой может и на товар, и на коней посягнуть. Не сам, конечно. Чрез кого-нибудь. Может, я ошибаюсь, но смотреть за добром нашим надобно. Да и за подходами ко двору. Местность для нас неизвестная, а лихих людей повсюду хватает.
– Это кто же решится напасть на двор, где полтора десятка ратников? – воскликнул Горбун.
– Я же молвил, – ответил Савельев, – может, и ничего не будет, но смотреть надобно везде. А коли ты голос первым подал, тебе полночи и быть в охране.
– Чего, одному?
– А тебе напарник нужен?
Горбун расправил широкие плечи.
– Нет, князь, мне никто не нужен, коли что, пяток разбойников я и сам прибью, а на остальных позову вон ребят..
– Вот и договорились. Стоишь на посту до полуночи. Потом тебя сменят… – князь посмотрел на ратников, – Бажен Кулик и Лавр Нестеров. До утра. Как продолжим поход, выспитесь в телеге.
– Слушаюсь, князь, – в один голос ответили Кулик и Нестеров.
Лавр добавил:
– Надо только, чтобы Осип разбудил.
Горбун сказал:
– Разбужу, не беспокойся, тока ложитесь у входа, а то я весь отряд перебужу.
– Ладно, возле входа так возле входа.
Жена хозяина двора больше не выходила. Снедь подавал сам Шатров с сыном.
Отужинав, начали располагаться. Стол сдвинули к одной стене, лавки к другой, Михайло принес сена, побросал охапки на дощатый пол. Ратники улеглись.
Савельева Шатров провел мимо поварни в закуток, где было две двери. Одна в гостиную комнату, другая в комнату, где спали отец с сыном. Где ночевала несчастная Антонина, Дмитрий так и не понял.
В комнатенке, где хватило места только для широкой лавки у печной стены да лавки у оконца-бойницы, князь рассчитался с хозяином двора за трапезу. Дал часть денег, оговоренных платой за постой. Сын принес перину, простыни, подушку и легкое одеяло. Все было чистое, не пользованное. Савельев помолился на сон грядущий, в комнате висела икона, разделся и лег в постель. Сразу же вспомнил Ульяну. Как она сейчас на Москве? Спит ли, или его вспоминает? А может, все-таки решила к родичам податься? Под мысли о любимой супруге князь Дмитрий Владимирович Савельев и уснул.
Осип Горбун вышел во двор. На бревне у городьбы сидели работники. Подошел к ним.
– Не спится, бедолаги?
– Чегой-то бедолаги? – подал голос старший, Санька.
– А то, что вид у вас, как у лосей пуганых.
– Ты говори, мужик, да не заговаривайся.
– Ладно, – сдался добродушный по своей натуре, как и все сильные, уверенные в себе люди, Горбун, – не будем собачиться. Как жизнь-то?
– Не жалуемся. Ты чего вышел?
– Охранять добро купеческое.
Работники переглянулись.
Санька спросил:
– Так купец свою охрану выставил?
– А я тебе о чем молвил?
– Ну, тогда неси службу.
Санька кивнул мужику.
– Пойдем, Илюша, нам тут делать нечего, коли у купца своя охрана.
– Эй, погодь, – окликнул работников Горбун.
– Чего?
– Так вас хозяин двора отрядил смотреть за конями и добром?
– Не-е. Мы просто так сидели. Утомились за день.
– Брешешь, поди?
– Ты у Петра Ивановича спроси.
– Нужен мне ваш Петр Иванович. Идите, без вас чище будет.
– Вот и мы о том же.
Работники зашли в постройку рядом с основным зданием.
На их место, поставив между ног саблю в ножнах, сел Осип Горбун.
Достал из кармана платок, понюхал, пахнет Клавдией. Довольно улыбнулся. Прошедшая ночь изменила его жизнь. Он шел к Клаве с мыслью, что и она отвергнет его. Посему сразу же по приходу и приступил к делу. Баба была не против, и Осип едва не завизжал от радости, когда оказалось, что Клава подходит ему. Наконец он нашел, что искал. И Клавдия осталась довольна, она тоже допреж мучилась с мужиками. Горбун испытал ранее неведомое. Они любили друг друга до самого рассвета. Горбуну пришлось бежать к себе домой, брать коня, дабы вовремя успеть к месту сбора. Успел. А вот лишнего сболтнул напрасно. И так хотелось спать, а тут князь еще на охрану поставил. Но все это такая мелочь по сравнению с тем, что получил Осип…
Он зевнул, после еды потянуло в сон. Но Горбун, как и все его други, воин опытный, знал, как обойти соблазн. Он поднялся, увидел бочку у городьбы. Там должна быть вода, иначе зачем бочка?
Направился туда. И тут случилось то, чего Горбун никак не ожидал. Скрипнули ворота, очень странно, они должны были быть закрытыми. Горбун сам слышал, как о том говорил князь и хозяин двора. В темноте появились два силуэта. Через городьбу перепрыгнул третий, плюхнулся рядом с отхожим местом и еще двое так же через городьбу у конюшни.
Горбун упал рядом с бревном, покуда не поднимая тревоги.
Незваные «гости» собрались за конюшней.
«Что за ночные птицы прилетели? – подумал Горбун. – Явно с черными намерениями. И ведь знали, что на постоялом дворе обоз с охраной. Кто-то предупредил. И вряд ли работники. Хотя почему нет, эти могли, как и хозяин, и сын его. Но что надо разбойникам? С добрыми намерениями да через городьбу на двор не наведываются».
Все стало понятно Горбуну уже чрез малое время.
Двое встали у конюшни, один подобрался к хоромам, замер у той самой бочки. Первые открыли ворота конюшни.
– Ба! – подумал Горбун. – Да это же конокрады! За нашими конями пришли.
На службу он взял кроме сабли еще и свой излюбленный шестопер, надел кольчужку супротив ножа. Мелькнула мысль – поднять тревогу. Наши сбегутся быстро, но конокрады успеют улизнуть, а того Горбун допустить не мог. Он, богатырь, валивший одним кулаком троих-четверых татар за раз, и упустит шайку?
Осип закрепил шнур шестопера на руке, метнулся к тому, что стоял у бочки. Разбойник и пикнуть не успел, как получил удар по голове.
Пока он падал, Горбун метнулся к левому углу конюшни. Разбойники, что встали у постройки, заметили движение, но среагировали поздно. Подошли друг к другу, что было на руку ратнику. Пока они решали, что делать, Горбун налетел на них. Взмах шестопера, и один с пробитым боком охнул, валясь на землю. Второй выхватил саблю, замахнулся на Горбуна. Владели холодным оружием разбойники так себе. Осип увернулся и врезал разбойнику шестопером в хребет. Тот, охнув, ткнулся в землю и потерял сознание.
Осип отворил ворота конюшни. Встал посреди входа.
– Эй, «гости» дорогие, не поздновато ли пришли? И пошто в конюшню? Шли бы в дом.
В ответ – тишина, только шевеление да конское фырканье. Горбун, бывший во многих сражениях, заслышав шум, рухнул на грязный пол. И вовремя. Над головой просвистела сабля. Из ближнего стойла выскочил мужик. Но под ногами Горбун. Об него и споткнулся разбойник. Упал рядом. Осип, не раздумывая, врезал ему кулаком по широкой морде, сразу же превратив ее в кровавое месиво. В пролет между стойлами выскочил другой разбойник. В руках вилы. Тараном пошел к выходу, закричал:
– С дороги, убью!
Когда он пробежал половину пути к выходу, Горбун вскочил на ноги, подняв грозный шестопер. Разбойник выбросил вперед вилы, намереваясь приткнуть охранника к бревну.
Но шестопер оказался быстрее.
Взмах, и древко вил переломилось пополам. Обломок вонзился в ограду стойла, древко осталось в руке незадачливого конокрада. Но отступать ему некуда, рванулся вперед. И совершил ошибку. Впрочем, любое его движение стало бы ошибкой.
Горбун нанес сокрушительный удар рукой в челюсть, от которого конокрад не только остановился, но отлетел назад, глухо плюхнувшись в навозную кучу.
Горбун вытер пот. Кони ржали, метались, кровь почуяли. Из дома бежали ратники. Кто к городьбе, кто к воротам.
Савельев, увидев двух валяющихся на земле мужиков, заметил открытые ворота конюшни. Кинулся туда и едва не столкнулся с выходившим Горбуном.
– Полегче, князь, так и убиться можно.
– Вот чертила, чего тут было?
– Да ничего особенного. Конокрады, пять рыл, хотели наших коней увести. И что интересно, Дмитрий Владимирович, они не тока знали, что мы встали здесь на постой, но кто-то оставил для них открытыми ворота. Заходи, забирай коней и сваливай по-быстрому. Но тока неувязка у них вышла, на меня налетели.
Горбун горделиво повел головой.
Князь проговорил:
– Да, для здравия это вельми вредно. Конокрады живы хоть?
– А кто их знает? Двое али трое должны выжить, но надо глядеть.
– Новик, – позвал ратника князь.
– Да, Дмитрий Владимирович?
– Глянь на того, что валяется у бочки.
– Угу.
– Уваров!
– Слушаю, князь.
– Ты посмотри на двоих, что у конюшни.
– Да, князь.
Сам же Савельев с Горбуном зашли внутрь.
Туда же прибежали и хозяин постоялого двора, его сын и работники.
– Чегой-то тут? – испуганно спросил Шатров.
– Погодь, стой на входе, вместе со своими людьми.
Местные подчинились.
Савельев подошел к первому разбойнику, тот хватал воздух окровавленным ртом. Зубы выбиты, челюсть сломана – понятно с первого взгляда.
Князь взглянул на Горбуна.
– Чего уж ты так-то, Осип?
– Так он саблей махал. Мне чего, ждать, что ли, покуда посечет? Ну и вдарил, и то вполсилы. Иначе голову проломил бы.
– Кто ты? – нагнувшись к раненому, спросил Савельев.
Разбойник что-то промычал.
Утвердительно покачав головой, князь прошел ко второму. У того физиономия оплыла так, что и глаз не видать.
– Кто? – спросил князь.
Конокрад приподнял руку, указал на Горбуна.
– Да не кто тебя вдарил, спрашиваю, а ты кто?
– Э… я… – изо рта пошла кровь.
От двери донеслось:
– Купец, пройтись можно, я многих в округе знаю, может, и признаю кого.
– Пройди, глянь.
Шатров узнал первого с разбитой челюстью.
– Ба! Да это Митяй Грач.
Воевода и Горбун подошли к нему.
– Что за Грач?
– Известный разбойник. Но народ не грабит, а все боле по коням промышляет. Встанет обоз на постой где-нибудь у ближнего лесу, Грач тут как тут. И нет в обозе коней. А вот кому он их сплавлял, неведомо.
– Может, из села?
– Не-е. Откель он, неведомо, но разбойничает в наших краях.
– Глянь на второго.
Шатров посмотрел.
– Этого не знаю, не видел.
– А тех, что на улице?
– Не глядел.
– Так погляди и будь во дворе с сыном и разбойниками. Есть о чем погутарить.
– Ага, купец, только пошто твои люди тебя князем величают?
– По то, что так я велел.
– А? А я уж подумал, и на самом деле князь.
– Ступай, да быстро.
Когда Дмитрий вышел из конюшни, Шатров разглядывал лежащих на земле разбойников. Потом отошел испуганно в сторону.
– Ты чего, Петро?
– Мертвые они.
– Мертвые?
Савельев посмотрел сам. Действительно, удары шестопером не оставили налетчикам шансов выжить.
Князь повернулся к Горбуну, тот потянулся, тут от бочки крик – мертвяк.
Дмитрий спросил Горбуна:
– И чего ты наделал? Троих прибил!
– А не будут воровать. И оружие при них было.
– Нет, в охрану тебя ставить нельзя.
Бледный от испуга Шатров спросил:
– А что, купец, тапереча мне делать?
– Чего, спрашиваешь? Придется отвечать на мои вопросы.
– До них ли?
– До них. А ну-ка, объясни мне, пошто ворота и во двор, и в конюшню были открыты? Пошто твои работники не охраняли двор?
Санька и Илья что-то начали лепетать, вроде как человек из свиты купца на охрану вышел, но князь перебил их:
– Молчите. До вас еще дойдет черед.
Он перевел взгляд на хозяина двора.
– Ну? Ответствуй, Петр Иванович.
Тот повернулся к работникам.
– Санька, пошто ворота не запер?
– Да я думал, Илюха запрет.
– Илюха?
– А я думал, Санька как старшой сделает.
Шатров развел руки.
– Вот как, купец, получилось.
– Ну с въездными воротами ладно, работники у тебя действительно еще те, могли понадеяться друг на друга, а конюшня пошто была открыта?
– Михайло? – повернулся к сыну Шатров.
– Да я вроде, батюшка, закрывал.
– Вроде?
Савельев взглянул на парня.
– Так закрывал или нет?
– Не помню, должон был закрыть.
– Тьфу, – сплюнул на землю Горбун, – кутерьму развели, не постоялый двор, а не пойми что.
Савельев приблизился к Шатровым.
– А не нарочно ли ты, Петр Иванович, велел ворота открытыми оставить? Уж не заодно ли ты с конокрадами?
– Да Господь с тобой, купец, я не разбойник.
– Ну ничего, двое живы, они все расскажут. Сейчас покойников к бане, подраненых в дом. Дрозд, приглядишь за ними.
– Слушаюсь, Дмитрий Владимирович.
– Бажен и Рябой – на охрану. Ты, хозяин, вели работникам кровь в конюшне убрать, дабы кони успокоились. Запереть все и спать.
– А… мертвяки? О них доложиться надобно.
– Вот поутру и доложишься. Старосте села, тот пристава из волости позовет. И жди, чтобы до его приезда не померли те, что живы. Я узнаю. Делать дело и спать.
Скоро на дворе все утихомирилось.
Савельев и дружина уснули, Шатров же маялся бессонницей. И как купец догадался, что он заодно с Грачом? Прибить бы их с Баталом, вторым выжившим, но купец предупредил. А может, и не купец он вовсе? В телегах немного оружия, пороху, дроби, провизии. И столь охраны. Может, действительно князь? Воевода малой дружины? Тогда трогать раненых нельзя. Они не сдадут его, потому как тока себе хуже сделают. А он, Шатров, откажется от всего. И доказать его соучастие в разбойном промысле не можно будет. Отвертится. Надобно денег приставу сунуть, рублев пять, глядишь, и примет, а если еще и старосте рубль дать, то обойдется. Шатров успокоился, но заснуть до утра так и не смог.
Дружина встала рано, о том Савельев предупредил хозяина.
Антонина уже готовила утреннюю трапезу.
Шатров вознамерился тут же с подъему послать на село сына за старостой, но Савельев запретил.
– Как уедем, пошлешь. До того никому со двора ни ногой.
Пришлось подчиниться.
Покуда Антонина с Михайлом стол накрывали, ратники помолились, вывели коней, оседлали.
И после трапезы выехали со двора. В низине, где они не были видны ни со двора, ни из села, свернули в лес.
Вперед вышли служивые татары Гардай и Туран. Они знали местные лестные тропы лучше любого охотника.
Отряд продолжил путь, но уже прикрытый лесами.
Что произошло на постоялом дворе, никого больше не волновало. В гибели подельников, в увечье виноват сам Митяй Грач, вот пусть он и ответствует.
Дальше останавливались в лесах, урочищах, рощах.
На весь путь ушло менее четырех дней. К Калуге подъехали поздно вечером, когда уже крепостные ворота были закрыты. Встали в березняке, в двух верстах от города.
Приготовили на слабом костре каши. Трапезничали с солониной, пили квас, взятый с собой Гордеем Бессоновым. В ночь пошел дождь, укрылись под пологами, кто-то залез под телеги. Весенний дождь короткий, прошел быстро. До утра выспались.
После чего дружина вышла к въездным воротам городской крепостной стены. Прошла по дубовому мосту, и уже за башней ее окружили крепостные ратники. Многие были вооружены пищалями.
Савельев соскочил с коня.
К нему подошел один из ратников, назвался:
– Сотник Поликарп Лунский. А кто ты, воевода?
– Князь Дмитрий Владимирович Савельев, прибыл с дружиной по поручению Государя Всея Руси Ивана Васильевича.
Сотник спросил:
– Царская грамота при себе?
– Да.
– Покажи, князь.
– А ты читать-то умеешь?
– Пошто обижаешь? Али тока у вас на Москве грамотные обретаются?
– Извини, сотник.
Савельев передал ему свиток.
Посмотрев грамоту князя Крылова, сотник махнул своим.
– Пропустите, это та дружина, которую ждет воевода.
Ратники разошлись, кто к крепостной стене, кто в ближайшие дома.
– Езжай за мной, князь.
– С дружиной?
– До кремля да, далее один.
– А мои люди что, стоять у кремля будут?
– Их определят на гостиный двор, повелением воеводы освобожденный для ратников особой дружины государя. Там и палаты для отдыха, и мыльня, и поварская со столовым залом. Все, что надобно для проживания. Я ведаю, что ратники дружины могут постоять за себя, но им след отдыхать, а посему охранять обоз будет стражник моей сторожевой сотни. Тебе же, князь, велено пройти к воеводе, князю Ивану Васильевичу Горинскому.
– Так уж и велено? – усмехнулся Дмитрий.
Сотник поправился:
– Извиняй, князь, Иван Васильевич просил, чтобы ты пришел к нему.
– То совсем другое дело.
Он обернулся.
– Дружина, за мной!
Ратники направились к местному кремлю, где находился дворец наместника и воеводы Калужской крепости.
Воевода встретил гостя в большой зале. Для невеликих размеров местного дворца и эта зала казалась большой.
– Доброго здравия, Дмитрий Владимирович. – Широко расставив руки, пошел навстречу Савельеву воевода. – Извиняй, что не вышел на улицу, духовенство принимал.
