Александр Тамоников
Дорога особого значения
© Тамоников А.А, 2023
© Оформление ООО «Издательство «Эксмо», 2023
* * *
Глава 1
На передовую полковник Николай Звягин попал лишь в начале 1943 года. До этого дивизия, которой он командовал, находилась в резерве – далеко от фронта, в одном из уральских городков. В начале 1943 года дивизию Звягина отправили на передовую. Предстояло освобождать Украину от захватчиков. Вот туда-то, к украинским рубежам, и был направлен полковник Звягин вместе с дивизией.
С самого начала войны Звягин не горел особым желанием воевать – хотя и был кадровым военным. Его вполне устраивало то, что он находился в тылу. Здесь все было проще и понятнее, а главное, спокойнее. Здесь не стреляли, а атаки, контратаки и прочие маневры больше походили на игру, чем на реальные военные действия. Все это были учения, а учения – это всегда прелюдия к настоящим сражениям.
Ну, и пускай это будет прелюдия. Пускай такая прелюдия длится как можно дольше – хоть до самого конца войны. Он, полковник Звягин, ничуть против этого не возражал. Зачем ему фронт, где стреляют и убивают? В тылу – оно спокойнее. Тем более что находился в тылу Звягин не по своей воле и прихоти, а таков приказ высшего командования, которому он обязан подчиниться. Так что никаких угрызений совести и прочих душевных терзаний полковник не испытывал. К чему угрызения и терзания? Приказано находиться в тылу – он и находится.
При всем при том трусом Звягин себя не считал. О, нет, какой же он трус? Если, допустим, завтра ему прикажут вместе с дивизией отправиться на передовую – он, разумеется, отправится. И будет воевать храбро, умело, как и полагается советскому офицеру.
Попав на фронт, свой первый настоящий бой полковник Звягин провел превосходно. Его дивизия должна была взять один из донбасских городов – и Звягин с честью выполнил приказ. Затем был другой донбасский городок и третий – и здесь Звягин также вышел победителем. И даже был представлен к боевой награде.
Ну, а коль так, то полковник очень скоро убедил сам себя в том, что он талантливый полководец, победитель, успешный освободитель родных земель от захватчиков и впереди его ждут другие военные успехи, а с ними – почет, слава, генеральское звание. А там, глядишь, война и закончится, и уж тогда-то он заживет как следует! В почете, уважении, достатке – как и подобает боевому генералу-победителю. Тем более что война, судя по всему, и впрямь скоро закончится. Вон как наступают советские войска! По всем фронтам! А враг, соответственно, по всем фронтам отступает.
Так что не стоит горевать и печалиться, что он попал на передовую. Потому что если разобраться, то и на передовой можно ухватить удачу за хвост! И для этого здесь возможностей гораздо больше, чем в тылу. Что тыл? Там, конечно, безопаснее, но вместе с тем никаких особенных наград и почестей тебе не достанется. Фронт – другое дело! Тем более непосредственно в атаки ему не ходить. Его дело – командовать издалека, находясь в укрытии.
После нескольких успешных боев наступило затишье. Приказов освобождать другие города пока что не было, и дивизия Звягина, таким образом, получила передышку. Ну а если дивизия переводит дух, то и ее командир имеет такое же право. Нет, конечно же, хлопот Звягину хватало и сейчас, но в перерыве между хлопотами выдавались и относительно свободные часы, и уж их-то Звягин старался проводить в свое удовольствие.
Он даже обзавелся походно-полевой женой! Одна юная, привлекательная телефонисточка по имени Катя хотя и не сразу, но прислушалась-таки к прозрачным намекам Звягина и согласилась на отношения. Да и кто мог бы устоять супротив Николая Звягина – статного красавца, героя, полковника, а в скором будущем – генерала?
Так что если поначалу Звягин и сожалел о том, что попал на передовую, то вскоре его сожаление улетучилось, а взамен пришло чувство, которое можно было бы назвать самодовольством. Или – самоуспокоением. Или – той разновидностью беспечности, которая обычно присуща всем тщеславным, а оттого и не слишком умным и душевно слепым людям.
…Ну, а затем случился тот самый бой. Для дивизии Звягина, равно как и для самого полковника, это был роковой, переломный день в жизни. Дивизия Звягина должна была взять небольшой донбасский город. План взятия был разработан досконально и не сулил никаких особенных неприятностей. С наступлением темноты дивизия по всем правилам военной науки должна была начать атаку, а к утру, по всем расчетам, городок предполагалось освободить. Будучи уверенным в успехе, Звягин даже самолично выдвинулся поближе к атакующим линиям своей дивизии – чтобы, значит, образно выражаясь, въехать в город победителем на белом коне впереди собственного войска.
Но случилось то, что случилось. С самого начала атака не задалась. То ли был просчет в предварительных планах, то ли неприятель по каким-то неведомым причинам решил удержать городок во что бы то ни стало… Но первая, а за нею и вторая атака захлебнулись. Звягин не раздумывая приказал идти в третью атаку. И вот тут-то дивизия почти в полном составе угодила в самый настоящий огневой мешок! Стреляли отовсюду: в лоб, с флангов, сверху… Не дожидаясь приказа, дивизия стала отступать. Но оказалось, что и отступить нет возможности, потому что неприятель открыл шквальный огонь и с последней, четвертой стороны. А это могло означать лишь одно – дивизия угодила в окружение.
К такому повороту полковник Звягин оказался не готов. Он не знал, какой приказ отдавать, да и кому отдавать! Где сейчас его войско? Кругом была сплошная тьма, исчерченная трассирующими пулеметными очередями, истерзанная взрывами, наполненная криками. Такая тьма несла в себе погибель, которая не разбирает, где рядовой боец, а где командир дивизии. Для нее все люди одинаковы…
Звягин находился в машине – трофейном «Хорьхе». Вместе с ним там же находились еще три человека: водитель, адъютант и связистка Катя – та самая, походно-полевая жена полковника. По здравом рассуждении, Кати здесь было не место, но Звягин перед началом атаки сам себя убедил в том, что без Кати ему никак не обойтись. Уж очень ему хотелось, чтобы в тот торжественный миг, когда он будет входить в освобожденный город как победитель, Катя была рядом! Чтобы она, значит, могла видеть воочию, каков ее любовник – храбрый и удачливый полководец и вообще герой.
Рядом с машиной один за другим раздались три взрыва. Стреляли, судя по звукам, из минометов. А коль так, то враг находился где-то совсем рядом. Минометы, как известно, далеко не стреляют. Осколки и комья мерзлой земли защелкали и загрохотали по машине. Мотор взвыл и умолк.
– Что? – спросил Звягин у шофера, стараясь перекричать грохот взрывов и звуки выстрелов. – Что случилось?
– Не знаю! – прокричал в ответ водитель. – А, черт!.. Не заводится! Похоже, подбили нас, вот что!
– Всем покинуть машину! – приказал Звягин.
Он схватил Катю за руку и почти насильно выволок из автомобиля. Что делали в это же самое время шофер и адъютант, его не интересовало. Сейчас его волновала только собственная судьба да еще – судьба Кати.
Вывалившись из машины, Звягин тотчас же упал на землю, увлекая за собой Катю.
– Надо подальше от машины! – прокричал он. – Ползком! Не поднимая головы! В какую-нибудь воронку! Ты поняла?
И, не дожидаясь от Кати ответа, пополз. Девушка, как могла, ползла рядом. Вскоре они доползли до воронки и вдвоем в нее свалились.
– Цела? – спросил Звягин.
– Да, – испуганно ответила Катя. – Ватник вот только порвала…
Она была одета в ватник и ватные стеганые галифе. На Звягине был добротный полушубок.
– Да и черт с ним, с ватником! – ответил Звягин. – Не до него! Лежи и не высовывайся! Видишь, как стреляют!
Минуты три Катя лежала молча, затем испуганно спросила:
– А что случилось? Что происходит? Где мы?
– Черт его знает! – зло ответил Звягин. Он помолчал и добавил: – Стреляют со всех сторон! В ловушку мы угодили! Похоже, окружили нас.
– Так чего же мы здесь лежим? – спросила Катя больше удивленно, чем испуганно.
– А что нам делать, когда и головы не поднимешь? – все с той же злостью ответил Звягин.
– Надо организовать оборону, – неуверенно предложила Катя. – Командовать надо.
– Кем? – ощерился Звягин. – И как?
– Но вы же командир… Вы должны знать…
Звягин хотел что-то ответить, но не успел, потому что буквально ему на голову вдруг свалился человек. Это оказался адъютант.
– А, вот вы где! – выдохнул он. – А я уж думал, что не найду вас в этой чертовой круговерти.
– Что происходит? – спросил у адъютанта Звягин.
– Воюем, – почти спокойно ответил тот. – Слышите – стреляют? Значит, воюем… А там, вдали, слышите частую стрельбу? Думаю, это наши прорываются из окружения. Туда нам и надо. К своим.
– Да, туда… – не слишком уверенно произнес Звягин. Он осторожно выглянул из воронки и тотчас же упал на ее дно.
– Что такое? – с тревогой спросил адъютант.
Катя испуганно вскрикнула.
– Ничего, – ответил Звягин, тряся головой. – Чуть не зацепило… Вот ведь как шмаляют. Из всех видов оружия! Головы не высунешь!
– Все равно надо к своим! – упрямо повторил адъютант. – Они – там, а мы – здесь… Так не полагается.
– Сейчас, – сказал Звягин, и в его голосе ощущались и неуверенность, и тревога, и почти неприкрытый страх. – Сейчас и мы туда… Вот только перестанут по нам стрелять, и мы сразу же… А то ведь голову поднять невозможно.
– Туда нам надо! – упрямо повторил адъютант. – Немедленно! А то как же они без командира?
– Сейчас, сейчас… – повторил Звягин и не двинулся с места.
Адъютант внимательно посмотрел на него, но ничего не сказал. Он был подчиненным, ему по долгу службы полагалось находиться рядом с командиром дивизии и выполнять его приказы. Он и находился рядом, вот только никаких приказов командир дивизии не отдавал.
Вскоре стрельба почти стихла. Вдалеке, правда, по-прежнему трещали выстрелы и ахали взрывы, а вот вблизи было почти тихо.
– Товарищ полковник, – сказал адъютант. – Слышите – почти не стреляют. Значит, самый подходящий момент. Вот сейчас я разведаю, что и как, и мы короткими перебежками вперед. К своим…
Он осторожно высунул голову из воронки. Но почти сразу же ее и спрятал.
– Что? – спросил у него Звягин.
– Тише! – зашипел адъютант. – Немцы!..
– Но… – недоуменно произнес Звягин.
– Тише, тише! – повторил адъютант. – Авось не заметят.
Вверху раздались шаги и речь на немецком. Замерев и стараясь не дышать, Звягин, адъютант и Катя скорчились на дне воронки. Шаги и голоса стали отдаляться. Их не заметили.
– Ну, и что теперь? – спросил адъютант больше у себя самого, чем у еще кого-то. – Куда нам теперь?
– Теперь – выбираемся наружу и пойдем, – сказал Звягин. – Пока не начало светать.
– И куда же? – спросил адъютант.
– Там будет видно, – неопределенно ответил полковник и добавил: – Конечно же, к своим. Куда же еще?
– Ну… – так же неопределенно произнес адъютант и первым выбрался из воронки. Какое-то время его не было видно и слышно, но затем сверху раздался его приглушенный голос:
– Вылезайте из этой ямы! Немцев вроде поблизости нет!
Звягин помог Кате выбраться, затем вылез сам. Девушка дрожала – то ли от холода, то ли от испуга, а может, и от того, и от другого одновременно. Не отдавая себе отчета, она попыталась подняться во весь рост.
– А вот вставать, барышня, не нужно! – Адъютант дернул Катю за руку. – Лучше ползком. Так будет надежнее. Знать бы еще, в какую сторону ползти. А, товарищ полковник? По всем приметам туда, где стреляют. Там наши.
– Но там и немцы, – сказал Звягин. – Напоремся, чего доброго… Уж лучше туда. – Он указал куда-то в сторону.
– А там что? – хмыкнул адъютант.
– А там – будет видно, – неопределенно ответил полковник Звягин.
Глава 2
Вначале они ползли, затем – передвигались пригнувшись, а далее был лесок с деревьями и густым кустарником, где можно было передвигаться во весь рост. Ночь подходила к концу, занимался тусклый февральский рассвет, и уже можно было различить лица вблизи и отдельные предметы в отдалении.
– Я больше не могу, – сказала Катя. В ее голосе слышались слезы. – Я устала.
– Привал! – выдохнул Звягин. – Кажется, здесь мы в безопасности. – И он вопросительно посмотрел на адъютанта.
Тот в ответ лишь неопределенно передернул плечами, снял с шеи автомат, еще раз повел плечами.
Катя устало опустилась на мерзлую землю, на которой почти не было снега. Звягин присел рядом. Адъютант остался стоять, осматриваясь и прислушиваясь.
– А стрельбы-то почти не слыхать, – сказал он. – Тут одно из двух: либо наши все-таки вырвались из окружения, либо… А, товарищ полковник? Что вы думаете по этому поводу?
Звягин ничего не ответил. Он сидел, прислонившись спиной к дереву, его глаза были закрыты.
– Я так думаю, что прорвались, – предположил адъютант. – Потому что невозможно окружить и уничтожить целую дивизию за такой короткий срок. Это нереально. И в плен они сдаться не могли всем личным составом. Значит, вырвались из мешка. Без нашего участия. – Он помолчал, затем вдруг резко обернулся и в упор взглянул на Звягина. – Я говорю – без нашего участия! – повторил он. – Точнее – без вашего, товарищ полковник. Вы ими не командовали, а они прорвались. И сейчас, должно быть, те, кто уцелел, среди своих. И командование у них спрашивает: а куда подевался командир дивизии полковник Звягин? Может, он убит? А если не убит, то где же он? Как вы думаете, что они говорят в ответ? Барышня, этот вопрос касается также и вас.
– Не вам об этом рассуждать. – Полковник Звягин открыл глаза и со злобой взглянул на адъютанта. – Если что – я отвечу сам.
– Это конечно, – согласился адъютант. – Вот только что именно вы ответите? Почему вы здесь, а ваши солдаты – там?
– Ну, так и вы тоже здесь, а не там, – сказал Звягин.
– А что я? – возразил адъютант. – Я при вас. Так сказать, по долгу службы. Ну, про барышню мы и вовсе говорить не будем. Что барышня? С нее спросу нет. Но все-таки мне интересно – что дальше? Почему мы сейчас здесь, а не там?
Адъютант повернулся и указал рукой вдаль, туда, где затихала отдаленная стрельба. Полковник Звягин выхватил из кобуры пистолет и трижды выстрелил в адъютанта. Тот вздрогнул, недоуменно посмотрел на полковника и упал. Звягин выстрелил в адъютанта еще два раза. Катя вскрикнула и испуганными глазами взглянула на полковника.
– Вот так, – деревянно улыбаясь, сказал Звягин. – Вот так… А ты не кричи. Не надо кричать. А то вдруг услышат…
– Вы… вы его убили! – в ужасе произнесла Катя. – Своего…
– Он сам себя убил. – Деревянная улыбка не сходила с губ Звягина.
– Зачем? – Катя не могла прийти в себя. – Зачем вы его застрелили?
– А ты что же, хотела, чтобы он застрелил меня и тебя? – зло выговорил Звягин. – Вишь, как он завел! Почему мы здесь, да что я скажу… А дальше дошло бы дело и до стрельбы. Не зря же он снял автомат с шеи. И что же – было бы лучше, если бы он застрелил нас, а не мы его?
На это Катя ничего не ответила. Она не сводила испуганных глаз с мертвого адъютанта.
– И все равно я не понимаю… – наконец проговорила она.
– Чего ты не понимаешь? – взглянул на нее Звягин. – Ну, что тебе непонятно?
– Я не понимаю… – повторила Катя.
– Хорошо, я тебе объясню, – сказал Звягин. – Растолкую. Первое: возвращаться туда, – он указал рукой куда-то вдаль, – нам нельзя. Там нас не пощадят. Там для нас – смерть.
– Почему же? – тихо спросила Катя.
– Потому что моя дивизия там, а я здесь! – резко ответил Звягин и кивнул на мертвого адъютанта: – Он был прав. Что я скажу там, – он опять указал вдаль рукой, – когда меня спросят? Кто станет слушать мои объяснения и оправдания? Я завел дивизию в мешок, и я ее из мешка не вывел. Более того: я – сам по себе, а дивизия – сама по себе. Это же трибунал! А то, может, и до трибунала не дойдет… Так получилось… Потому-то нам туда и нельзя.
– Нам? – Испуг в голосе Кати сменился удивлением.
– А ты что же, думаешь, они тебя помилуют? – Звягин желчно усмехнулся. – Меня, значит, поставят к стенке, а тебя наградят орденом? А за что тебя награждать? За то, что ты была со мной? Хороший повод для награды, ничего не скажешь.
– Но… – попыталась возразить Катя.
– Ты хочешь сказать – там разберутся? – скривился Звягин. – Как же – они разберутся… Станут они возиться с какой-то связисткой. Уж если меня не помилуют, то и тебя тоже.
Катя, подавленная, долго молчала. Она не знала, что ей говорить и что делать. Она просто сидела на мерзлой земле, обхватив руками коленки, и невидящими глазами смотрела вдаль.
– Так что же делать? – наконец спросила она.
– Жить, – ответил Звягин. – Для чего нам умирать? И мне, и тебе тоже? Надо жить дальше…
– Как? – спросила Катя.
– А вот ты меня послушай! – наклонился к ней Звягин. – Но только внимательно слушай – без всяких таких… – Он не договорил и пошевелил пальцами. – К своим нам возвращаться нельзя – это понятно. Сидеть в этом мерзлом лесу – много не высидишь. Да и какой смысл? Значит, остается одно – уйти к ним.
– Куда? – не поняла Катя.
– К ним, – жестко повторил Звягин. – К немцам.
На это Катя ничего не сказала, лишь ошарашенно приоткрыла рот, и в ее глазах заметались испуганные тени.
– Да, к немцам! – все так же жестко повторил Звягин. – Ну, а что? Я – полковник, командир дивизии. Не каждый день им в руки попадают полковники и командиры дивизий! Я много чего знаю, я – специалист. А немцы ценят специалистов. Так что не обидят. Ну, а ты будешь при мне. Скажем им, что ты моя жена.
– Но… – заикнулась было Катя.
– Или, может, ты думаешь, что советская власть в этой войне победит? – не дал ей договорить Звягин. – Как же – победит… Все эти наступления – дело временное. А дальше начнутся сплошные отступления. Уж я-то знаю. А где отступления, там и смерть. Зачем нам умирать?
– Но ведь это предательство! – выговорила наконец Катя. – Как же так? Ведь нельзя предавать… Надо сражаться…
– Это жизнь, детка, – назидательно проговорил полковник. – Которая, как мы знаем, всем дается лишь один раз. Значит, надо жить. И в той ситуации, в которой мы оказались, выжить можно только так, как я сказал. Ты меня поняла?
На такие слова Катя не нашла что ответить. Ей захотелось плакать. И чтобы ее кто-нибудь утешил. Но некому было ее утешать, это она прекрасно понимала. Кто бы ее мог утешить? Мертвый адъютант? Полковник Звягин – ее нечаянный походный сожитель? Так ведь он не утешит. Вон какие страшные слова он говорит! Надо, говорит, сдаваться фашистам. Но ведь нельзя сдаваться фашистам! С ними надо воевать! До последнего патрона, до последнего вздоха! А может, Звягин шутит? Может, он говорит такие слова всего лишь для того, чтобы ее проверить? Но нет, нет. Все серьезно, он ведь своего адъютанта застрелил. Значит, и сейчас не врет. Но как же быть? Ведь нельзя же сдаваться врагу! Лучше умереть!
Но какие слова она может сказать полковнику Звягину – да и проймут ли его слова? Говорит, что ты – моя жена. При других обстоятельствах она бы, конечно, обрадовалась таким словам. Она была влюблена в Звягина. Да-да, влюблена! Без любви разве бы она пошла на связь с ним? Разве бы решилась стать походно-полевой женой? Но для чего ей такая любовь сейчас, в этот самый момент, когда человек, которого она любит, говорит ей такие страшные слова о предательстве и всерьез намеревается предать? Он – враг, а с врагом надо бороться, потому что идет война.
Катя повела вокруг глазами. Оружия при ней не было. Но в пяти шагах от нее лежит мертвый адъютант, а рядом с ним – автомат. Надо только сделать эти пять шагов, схватить автомат и… Но как же их сделать? Ведь это так много – пять шагов!
Звягин, все это время с внимательным прищуром наблюдавший за Катей, понял ее намерения. Он хмыкнул, подошел к мертвому адъютанту, поднял автомат и забросил его себе на плечо.
– Не дури, детка! – сказал он. – А то ишь, что удумала! Я предлагаю тебе хороший вариант! К черту эту войну, к черту всё и всех! Заживем нормальной жизнью! А не в колхозной землянке или в заводском бараке. Решай, время дорого.
Слушая его, Катя понимала, что теперь, когда Звягин разгадал ее намерения и забрал автомат, она осталась совсем беспомощной и беззащитной. Сила была полностью на стороне Звягина. В любой момент он мог сделать с ней все, что захочет. Может увести с собой силой или убить. Такой, стало быть, был у нее выбор – быть убитой или оказаться в плену у немцев.
– Ну, так что же? – спросил Звягин. – Надумала? А то ведь времени совсем не осталось. Уже утро.
– Никуда я с тобой не пойду! – решительно произнесла девушка. – Ни к каким немцам! Потому что это предательство!
– Вот как… – Звягин, казалось, даже слегка растерялся от такого решительного ответа Кати. Похоже было, он все же надеялся, что девушка произнесет совсем другие слова. – Вот, значит, как… И что же ты собираешься делать? Вернуться к своим? Донести на меня?
– Миленький! – вдруг торопливо, сбивчиво и взахлеб проговорила Катя и подбежала к Звягину. – Миленький… не надо! Не надо идти к немцам… что ты! Давай лучше вернемся к своим! Упадем в ноги, повинимся. Что они нам сделают? Ну, разжалуют тебя, отправят на фронт рядовым, так и что же? Я тебя буду ждать! И ты вернешься живым и невредимым! Разве это так важно – генерал ты или простой солдат! Важно другое, миленький! Я тебя буду ждать. А ты будешь писать мне письма. А когда война закончится… а она закончится очень скоро, потому что вот – мы наступаем… и когда война закончится, то мы…
Звягин не дал ей договорить. Он с силой оттолкнул от себя Катю. Легонькая девушка от толчка отлетела на несколько метров и упала на спину. А когда она поднялась, то увидела, что Звягин наставил на нее автомат.
– Миленький… – сказала Катя, и это были ее последние слова.
Автомат коротко застучал, Катя переломилась и упала на спину. Да так и осталась лежать, глядя широко раскрытыми глазами в пасмурное февральское небо.
– Никто теперь не скажет, что полковник Звягин жив, – сам себе проговорил Звягин. – Потому что никого не осталось, кто бы мог это сказать. А значит, никто не станет искать полковника Звягина. Подумают, что он погиб. Вычеркнут из списков и забудут.
Он постоял еще немного над мертвой Катей, глядя куда-то в дымное пространство февральского утра. Затем тряхнул головой, забросил автомат в кусты и пошел в ту сторону, где, по его мнению, должны были находиться немцы.
Долго идти ему не пришлось. Вскоре он увидел немцев. Это был небольшой мобильный немецкий отряд на нескольких бронемашинах. Расположившись на обочине дороги, солдаты завтракали. Какое-то время Звягин наблюдал за ними из кустов, не решаясь подойти. Но потом решился. Он высоко поднял руки и вышел из укрытия. Немцы, ничего подобного не ожидавшие, удивленно уставились на Звягина. Их удивление было так велико, что они даже не схватились за оружие, а просто сидели и молча наблюдали, как к ним приближается какой-то человек с поднятыми руками.
– Не стреляйте! – по-русски крикнул Звягин. По-немецки он не мог произнести даже нескольких расхожих фраз, которые на фронте знал каждый солдат. – Не стреляйте! Я – полковник! Я – командир дивизии! Я хочу добровольно сдаться!
Похоже было, что и немцы не знали ни единого русского слова. Но слова «полковник» и «дивизия» они все же поняли. Несколько солдат взяли оружие и, держа его на изготовку, осторожно пошли навстречу Звягину. Сблизившись со Звягиным, они окружили его. Двое солдат стали обыскивать полковника, остальные стояли рядом и держали пальцы на спусковых крючках, готовые выстрелить в любую секунду.
– Не стреляйте! – повторил Звягин. – Я – полковник. Отведите меня к вашему командиру. У меня есть важные сведения.
Для большей убедительности Звягин снял с себя полушубок, чтобы лучше были видны нашитые на гимнастерке знаки различия и погоны. Один из солдат, увидев погоны, что-то сказал другим солдатам, а затем, глянув на Звягина, произнес: «Ком!» И сделал соответствующий знак рукой.
– Да-да, конечно! – с готовностью ответил Звягин и, не опуская рук, пошел с немецкими солдатами.
