Александр Тамоников
Багровый переворот

– Успею еще поспать. – Демитр приободрился. – К ребятам хотел зайти. Как они?

– Доктор Стефанов еще оперирует, – как только речь зашла о пациентах, Станка посерьезнела. – У Ивана ранение сквозное, рану обработали, перебинтовали. Организм молодой, крепкий. Он выдержит. Сейчас он спит, храп стоит на всю палатку.

– А Никола? – По тону девушки Демитр понял, что его ждут не слишком хорошие новости.

– У него ситуация сложнее. Пуля раздробила коленную чашечку. Здесь, в полевых условиях, у доктора Стефанова нет возможности провести полноценную операцию. Но он делает все возможное.

– Что это значит «все возможное»? Никола останется без ноги?

– Нет, конечно. Но, скорее всего, будет ходить до конца жизни с палочкой. – Станка решила, что правду Демитр воспримет лучше, чем недомолвки. – Это еще не точно, но, думаю, готовиться нужно к худшему.

– Ясно. К нему можно?

– Нет, сейчас его лучше не волновать.

– Скажешь, когда будет можно? Хочу подбодрить.

– Я передам ему, что ты приходил. – Станка одарила Демитра улыбкой и скрылась за брезентовым пологом, служившим дверью для лазарета.

Демитр пошел в землянку, залез на второй ярус деревянной кровати и улегся. «Станка – прекрасная девушка. Смотрю на нее, и сердце из груди выскакивает. А какая у нее улыбка! Если бы не война, давно бы подошел к ней и во всем признался, – думал Демитр, глядя в бревенчатый потолок. – Но сейчас нельзя. Три дня назад, когда мы выходили из отряда, все были бодры и здоровы. А теперь что? Доктор сказал, что ранение Николы очень серьезное. Теперь он будет хромать. А если вообще ногу отрежут? А если что-то случится со мной, зачем я ей буду нужен? Не хочу портить Станке жизнь. Девушке и так досталось: жандармы забрали ее родителей за помощь партизанам. Не думаю, что они выйдут из тюрьмы живыми. Знаю, как она за них переживает. Ни к чему добавлять ей переживаний еще и за меня. Вот когда выкинем немцев из страны, и не просто выкинем, а разворотим все их логово, чтобы они больше никогда не посягали на нашу Родину, когда наступит мирная жизнь тогда можно и о чувствах подумать. Люди будут жить, и радоваться каждому дню. Тогда придет и наше со Станкой время. Посплю, потом пойду проведать Николу с Иваном, и снова увижу ее…» Демитр повернулся на бок, закрыл глаза и ненадолго задремал.

О мечтах и сомнениях Демитра Станка не подозревала. Она стояла возле кровати Николы и молча смотрела на его осунувшееся лицо. Только что у нее состоялся разговор с доктором и прогноз, который он дал до начала операции, подтвердился. Никола Герасимов, молодой человек, которого впереди ждала целая жизнь, теперь будет вынужден отказаться от всех привычных занятий. Он на всю жизнь останется хромым. А ей, Станке, предстоит сообщить ему это неприятное известие. Сомнений быть не могло. До того как попасть в партизанский отряд, Димо Стефанов работал ведущим хирургом отделения травматологии больницы города Враца. Он был хирургом от Бога, специалистом, к которому записывались на прием на год вперед. К нему привозили пациентов из Софии, Пловдива и Варны. Все ведущие больницы Болгарии мечтали заполучить его к себе, но он оставался верен родной Враце, с улыбкой заявляя, что маленьким городам тоже нужны хорошие хирурги. Станка была уверена, что доктор Стефанов сделал все, что было в его силах, чтобы сохранить Николе ногу, но и он не способен на чудеса. Раздробленную коленную чашечку не склеишь из осколков.

– Почему ты плачешь?

Голос Николы, лежащего на топчане, вывел Станку из задумчивости. Она и не заметила, что по щекам текут слезы.

– Очнулся? Хороший знак. – Станка быстро смахнула слезы со щек. – Как самочувствие? Не тошнит? Голова не болит, не кружится?

– Все в порядке. – Никола внимательно смотрел на девушку.

– Вот и отлично. Сейчас тебе нужно поспать, но сначала пару глотков воды. Наверняка в горле пересохло. – Станка потянулась за кружкой, стоявшей на трехногом самодельном табурете, но Никола слабым движением руки остановил ее.

– Все настолько плохо? – негромко спросил он.

Станка не ответила, она отвела глаза, не в силах выдержать проницательного взгляда Николы. Тот продолжал удерживать руку Станки.

– Не нужно бояться смотреть на меня, – произнес он. – Я в любом случае узнаю, так что скрывать бессмысленно.

– Доктор Стефанов сделал все, что смог. – Собравшись с силами, Станка посмотрела прямо в глаза Николы. – Коленную чашечку собрать удалось только частично. Полностью кость восстановиться не сможет.

– Я смогу ходить или нет?

– Да, но только с поддержкой. Нужна будет…

– Клюшка, я понял, – договорил за Станку Никола. – Это ничего, ерунда. Сделаю себе посох. Главное – жить буду, ходить буду. Все хорошо. Я ведь мог погибнуть там, в лесу. Если бы не мои друзья, если бы не Демитр, в лесу бы и остался. Это он заставил меня подняться, тащил на себе всю дорогу, когда уже и Иван еле ноги передвигал, он взвалил меня себе на плечи и нес через весь лес, по всем горам. Могучий человек! Человечище!

– Демитр? Вот как? Я не знала. – Станка задумчиво улыбнулась.

– Догадалась, да? Знаешь, что он в тебя влюблен? – Никола прочитал смущение на лице девушки. – Да ты не смущайся, дело житейское. Только вот что я тебе скажу: не упусти свое счастье, жинка! Демитр за тебя жизнь отдаст, и не только на войне. Держись за него, Станка, лучшего мужа тебе не найти!

Совершенно смущенная Станка выскочила из палатки. «Влюблен! Неужели правда влюблен? – мысли лихорадочно метались в ее голове. – А что, если Никола ошибся? Мало ли что ему померещилось? Или нет? Вдруг и правда влюблен? Как же узнать? Не идти же напролом, не пытать его?» Станка не заметила, как дошла до границы палаточного лагеря партизанского отряда. Она остановилась у поваленного дерева и в задумчивости смотрела вперед. Вдруг взгляд ее привлекла фигура. Чуть в стороне, опершись спиной на ствол дерева, сидел мужчина. Он оглянулся, и Станка узнала его. Это был Демитр.

– Станка? Ты как здесь оказалась? – Демитр встал и быстрым шагом приблизился к девушке.

– А ты? – вырвался у Станки вопрос.

– Мне не спалось. Все думал о друзьях, о Николе, об Иване, – признался Демитр. – Вот решил прогуляться.

Станка смотрела на него, а в голове крутились слова Николы. Как назойливые мухи, они кружили и кружили, не давая сосредоточиться на чем-то определенном.

– Станка, что с тобой? – Демитр встревожился. – Ты вся горишь!

– Это правда? – Станка отчаянно качнула головой. – Это правда, Демитр?

– Что правда?

– Любишь меня?

Демитр замер, в изумлении глядя на девушку.

– Как? Как догадалась?

– Значит, правда?

– Да! Люблю больше жизни, больше солнца, больше воздуха, – начав говорить, Демитр уже не мог остановиться. – Ради тебя я готов на все!

– Значит, вместе? Вместе навсегда? – Станка затаила дыхание в ожидании ответа.

– Вместе навсегда, – как клятву повторил Демитр.

Станка бросилась в его объятия, чтобы больше никогда их не покидать.

Глава 2

Греция, Афины, октябрь 1964 года

Городок Кифисия, северный пригород Афин, тихий уютный уголок Греции – идеальное место для тех, кто не терпит суеты. И в то же время до столицы рукой подать. Возникло желание приобщиться к культурному наследию греков, посетить места Сократа и Аристотеля, Софокла и Эсхила, садись на автобус и через час ты на месте. Можешь изучить тайны Акрополя, посетить Башню Ветров. Можешь любоваться на холм Ликавитос, прогуливаться по городской площади, или взобраться на Ареопаг и представлять себя вершителем судеб простых смертных. В Афинах ты можешь многое, а представить себе можешь почти все… Если, конечно, тебя привлекают сила и власть.

Худощавого мужчину средних лет с заметной сединой на коротко остриженных висках больше привлекали тишина и покой. Он сидел в уличном кафе на площади Платанос и рассеянным взглядом следил за немногочисленными прохожими. В руках он держал чашку горячего кофе, но за все время так и не притронулся к напитку.

Октябрь в этом году выдался на удивление прохладным для Кифисии. В обычный год в это время жители городка еще вовсю наслаждались теплым солнцем, но в этот год им пришлось достать теплые свитера и пальто уже в середине месяца. Температура воздуха упала минимум на десять градусов против привычных двадцати пяти – двадцати трех, что не способствовало продолжительным прогулкам. Мужчина в кафе тоже облачился в длинный серый плащ, шляпу и перчатки он снял и небрежно бросил на свободный стул, и все же, казалось, погода его не смущает.

– Господину не нравится напиток? – к столику седоватого мужчины приблизился хозяин кафе.

– Нет, все прекрасно. – Мужчина улыбнулся и сделал небольшой глоток. – Просто хотел продлить удовольствие.

– Позвольте сменить чашку, ваш напиток давно остыл. – Хозяин вежливо, но настойчиво высвободил из рук посетителя чашку. – О, ваши руки превратились в лед. Это следует исправить.

Он быстро удалился, а через несколько минут вернулся с высоким стаканом, наполненным жидкостью гранатового цвета.

– Этот напиток подойдет больше, – сообщил он посетителю. – Теплое вино согреет лучше кофе.

– Большое спасибо, – искренне поблагодарил мужчина. Он приветственным жестом поднял стакан и сделал большой глоток. – Ваше здоровье!

Гранатового цвета жидкость приятным теплом потекла по гортани. Мужчина закрыл глаза от удовольствия.

– Божественно! – произнес он и открыл глаза. Хозяин исчез, а на столе, в самом центре, лежала сложенная вчетверо газета. Мужчина огляделся. Поблизости никого не было. Тогда он отставил стакан, придвинул газету, раскрыл и тут же закрыл ее. Снова глянул по сторонам. Сунув газету в карман плаща, он встал, надел шляпу и перчатки, взял трость и зашагал прочь от кафе. На лице его читалось беспокойство, смешанное с облегчением. При ходьбе он заметно припадал на левую ногу.

Пройдя два квартала, он свернул на боковую улочку и вошел в неприметный одноэтажный домик, больше похожий на сарай. Не снимая плаща, прошел в дальнюю комнату. Там, за массивным полированным столом сидел мужчина. Заслышав шаги, он повернулся к дверям и теперь с удивлением смотрел на взволнованное лицо друга.

– Что с тобой, Ник? Прогулка не удалась? – спросил он.

– Началось, – выдохнул вошедший.

– О чем ты?

– Началось, Иван. То, чего я ждал, чего мы ждали. – Тот, кого называли Ник, устало опустился на свободный стул.

– Ты уверен? Возможно, у тебя разыгралось воображение, Ник, – начал Иван, но договорить не успел. Ник пошарил в кармане, достал газету и бросил Ивану на колени. Не долетев до цели, газета упала на пол. Из нее выскользнул листок и плавно приземлился возле ног Ивана.

– Подними, – потребовал Ник. – И прекрати уже называть меня этой дурацкой кличкой. Здесь мы одни.

Иван, как завороженный, протянул руку и поднял прямоугольный листок. Поднес ближе к свету, прочел. Лицо мгновенно изменилось: кровь отлила, взгляд посуровел. Он поднял глаза на друга.

– Как скажем Демитру? – переходя с греческого языка на родной болгарский, спросил Иван.

– Не знаю, – ответил тот. – Не знаю.

В комнате на долгих десять минут воцарилась тишина. Каждый думал о своем, и все же оба думали об одном и том же, но высказать мысли вслух ни один не решался. Первым заговорил Ник.

– Где он сейчас?

– На смене, разумеется.

– Хорошо. Есть время подготовиться. – Ник прошел в прихожую, шляпу и перчатки положил на полку, рядом повесил плащ.

– Не думаю, – в ответ на слова друга произнес Иван. – Вспомни, сколько времени у нас было. Десять лет. И разве их хватило? Не думаю, что это хорошая идея, Никола.

– Без него ничего не выйдет, ты же знаешь. – Никола вернулся в комнату, встал к окну, опершись о стену. – Таково было условие.

– Знаю. И все же не думаю, что он даст согласие.

– Значит, придется его переубедить.

– Нам десяти лет не хватило, – начал Иван. – За два дня его не переубедить.

– У нас есть неделя. Думаю, тебе стоит обдумать речь.

– Почему мне? Услышав из твоих уст план, он гораздо охотнее его примет. В конце концов, он обязан тебе жизнью. – Последнюю фразу Иван произнес с нажимом.

– Это я обязан ему жизнью, а он… Он никому ничем не обязан.

– Ты не прав. Уверен, он считает иначе. Вспомни, что ты сделал для него в пятьдесят третьем! Что ты сделал для нас обоих. – Иван схватил друга за руку. – Тогда ты спас нас. По-разному, но спас. Или ты забыл?

– Ничего я не забыл. – Никола вырвал руку. – Ты преувеличиваешь, я просто сделал то, что должен был сделать. То, что на моем месте сделал бы любой из вас.

– И снова ты не прав. Я не сделал, я трусливо бежал. – Иван разгорячился, он пытался поймать взгляд друга. – Бросил и тебя, и Демитра. Да! Я струсил, но больше такого не повторится. Теперь я не струшу, клянусь! Ты мне веришь, Никола? Веришь?

– Верю, Иван. – Никола притянул друга, прижал к груди. – Я всегда в тебя верил. Даже тогда, в пятьдесят третьем. И то, что ты называешь трусостью, была лишь минутная слабость. В конечном итоге именно она спасла жизнь нам троим.

Никола закрыл глаза и перед его мысленным взором вновь возникла картина того времени. Он в доме дяди Ивана там, в Болгарии. Сидит на мягком диване, в руке стакан с домашней наливкой. Он думает о том, как велико разочарование. Почему? Когда жизнь повернулась к нему нелицеприятной стороной? За что? Где он просчитался, когда свернул не туда? Мир, его привычный мир, летит в тартарары, а он, боец по натуре, может только сидеть и хлебать горькую настойку. Когда ситуация изменилась, и почему все пошло не так?

Седьмого сентября 1944 года советские войска вошли в Болгарию, спустя три дня болгарские армейские подразделения совместно с партизанами совершили государственный переворот. То, ради чего он, Никола, его друзья и соратники по партизанскому движению бились с фашизмом на протяжении нескольких лет – свершилось. Министерство обороны, Министерство внутренних дел, почта, телеграф, радио – все отошло в руки тех, кто сражался против монархии. Народ, простые граждане Болгарии, встретили известие криками «ура!». Подавляющее большинство жителей городов и деревень поддерживали идею создания Народной Республики Болгария. Референдум, проведенный в 1946 году, это подтвердил. За свержение монархии проголосовали больше девяноста процентов голосующих. Мечта народа сбылась, он получил власть. Казалось, живи и радуйся!

Но страна пошла не по тому пути, по какому предполагалось. Каким-то образом новое правительство сумело извратить привычные взгляды на народное правление. Начались гонения, репрессии, уничтожение недовольных и инакомыслящих. Не сразу, нет, а постепенно, и от этого более страшно и неожиданно. Пока у власти стоял первый премьер-министр Георгий Димитров, старый коммунист, активный подпольщик и руководитель партизанского движения, дела в государстве шли более-менее гладко. Или казались таковыми. Но после его смерти в 1949 году, при новом премьере судебные процессы захлестнули Болгарию. Приговор «смертная казнь» теперь считался обычным делом. Те, кому назначали пожизненный срок, считались счастливчиками. И все это происходило на фоне создания социалистического государства. А потом пришла коллективизация…

В Болгарии снова появились вооруженные отряды, так называемые «четы». Люди, не согласные с политикой правящей партии, начали объединяться, провоцируя новое вооруженное противостояние. А как иначе, если у людей попросту не осталось работы, чтобы прокормить семью. Все на благо Родины, так им твердили, но видели они совсем иное. Он, Никола, видит всю несправедливость ситуации, но ничего не предпринимает. Он даже в «четы» не вступил. Сидит на диване и просто жалеет себя. Все они: Демитр, Иван, соратники по боевому отряду, сидят и ничего не делают. Они сдались, опустили руки, отупели от горя потерь, оцепенели от страха. Он, Никола, оцепенел от страха. Вот и Иван, который стоит перед ним, тоже охвачен страхом, хоть и пытается его скрыть. Молодой, горячий, самоуверенный. Он сверкает глазами и говорит, говорит, говорит…

Нет, он не призывает вступить в борьбу с властью, не выкрикивает лозунги против нее. Он пытается спасти свое. Привязанность к деньгам одержала верх. Его дядя еще год назад сбежал из страны и переехал в Грецию. Туда, где тепло и уютно. При условии, что у тебя есть деньги, конечно. А деньги у дяди Ивана были. Как всегда, он успел подсуетиться, вывезти капитал в безопасное место. Теперь и Иван продвигает ту же политику. И его, Николу, подбивает на то же.

– Надо убираться отсюда, Никола! Пловдив больше не безопасен. Ты знаешь это не хуже меня. Здесь нам ничего не светит. Посмотри вокруг! Вспомни Младена Колеева, сколько он сделал для того, чтобы не допустить процветания фашизма. И где он теперь? Расстрелян на центральной площади как враг народа! Асен Георгиев, наш соратник, командир лучшей разведгруппы, знаешь ты, как с ним обошлись? Разорвали лошадьми на глазах у семьи! Или напомнить тебе о том, что стало со Стойко Русевым?

– Прекрати! – почти закричал Никола. – Прекрати, немедленно!

– Почему? Хочешь и дальше продолжать закрывать глаза на правду? – Иван тоже стал кричать. – Все, Никола, наша эпоха подошла к концу. Надо сделать правильный выбор!

– Что ты предлагаешь? – Никола сбавил тон.

– Надо уезжать. У моего дяди есть связи в Греции. Переправиться туда еще есть возможность. И для тебя, и для меня, и для Демитра.

– Даже если и я соглашусь, Демитр – никогда.

– Заставь его. Ты можешь!

– Как?

– Не знаю, придумай! – стал горячиться Иван.

– После Станки? Нет, это невозможно. Он уже ищет выходы на «четы», и, будь уверен, он их найдет.

– Тем более мы обязаны его спасти! Здесь он погубит себя. Ты же понимаешь, он ищет смерти.

– Пусть так. Я его не брошу.

– Ну и плевать! Плевать на вас! Я не идиот, чтобы оставаться здесь. Имей в виду, с вами или без вас, но послезавтра меня здесь уже не будет! Это последнее предложение, Никола. Я не шучу.

– Что ж, ты высказался вполне определенно. Прощай, Иван. Надеюсь, твое богатство принесет тебе счастье.

Никола встал, не спеша поставил стакан на столик возле дивана и, не глядя на друга, вышел. После тяжелого разговора домой идти не хотелось. Мысли крутились вокруг событий последней недели. В начале апреля правительство объявило о вынужденных увольнениях на табачных фабриках. Табачное производство обеспечивало работой, а следовательно, и средствами к существованию, чуть не половину Пловдива. И вот теперь люди узнали, что их работа висит на волоске. Это сообщение явилось последней каплей в чаше терпения. До этого люди еще как-то терпели и контроль над работой профсоюзов, и усилившееся преследование профсоюзных активистов, и ухудшение материального положения, но увольнения? Нет, этого они терпеть не желали.

Люди вышли на улицы, забастовочное движение охватило большую часть города. За какой-то месяц ситуация окончательно вышла из-под контроля. Поначалу забастовщики предъявляли лишь экономические требования: восстановить льготы, обеспечить табачников работой, вернуть пятидневную рабочую неделю. Но потом требования получили политическую окраску, а сама забастовка разрасталась как снежный ком. К четвертому мая, когда на бульвар Руски прибыла партийно-правительственная делегация для разрешения конфликта, там собралось больше двадцати тысяч недовольных. Конечно, ничем хорошим конфликт закончиться не мог. Как для Пловдива в целом, так и для отдельных его жителей. Таких, как Станка…

Никола шагал по улицам Пловдива, не задумываясь о том, куда идет. Ноги сами привели к дому Демитра. Постояв пару минут во дворе, он все же решился зайти. Демитр оказался дома. Открыв дверь, впустил друга. Никола прошел на кухню, огляделся. Стерильная чистота подсказала: Демитр сюда даже не заходил.

– Что ты ел сегодня? – войдя в комнату, в которой обосновался друг, спросил Никола.

– Прекрати, – вяло произнес Демитр. – Не нужно изображать из себя няньку.

– Так и будешь сидеть на кровати и жалеть себя?

– Я не просто сижу, я жду. – Демитр на друга даже не взглянул.

– Ждешь чего?

– Ответа.

– Думаешь, мой ответ тебе поможет? Думаешь, станет легче? – Никола присел на кровать. – Это не выход, Демитр.

– У меня есть одна мысль, – вдруг признался Демитр. – Только нужно ее хорошенько продумать. Подобраться к ним не так просто, но я сумею.

– К кому подобраться? Что ты задумал? – Никола насторожился.

– К тем, кто виновен в беспорядках. К тем, кто позволил совершиться беспределу, кто способствовал развалу табачной промышленности в нашем городе. Знаешь, у меня было время, чтобы изучить требования забастовщиков. Теперь я даже жалею, что не входил в их число. Как знать, быть может, если бы нас было больше, им пришлось бы считаться с нами.

– Брось, Демитр, ты знаешь, что правительство не пойдет на уступки. Увольнения на табачных фабриках – это вынужденная мера, так как поставки табака в ФРГ резко сократились.

– А мне плевать! Уверен, если захотят, они вполне способны восстановить льготы, обеспечить нас, табачников, работой. Пятидневная рабочая неделя и право на забастовки – вот чего добивается забастовочный комитет. Люди просто хотят, чтобы им было чем кормить детей. И потом, власти должны знать, где моя Станка!

– Ты не можешь быть уверен в том, что она в полиции, – осторожно подбирая слова, произнес Никола.

– Тогда где она? Вышла прогуляться? На три дня? – Демитр зло усмехнулся. – Нет, Никола, она в полиции. И я добьюсь, чтобы ее выпустили. Она даже не входит в число забастовщиков! И никогда не входила, власти должны это понять.

– Демитр, поверь, мы делаем все возможное. Иван задействовал связи дяди, но о Станке известий нет. Вполне возможно, что ее нет в правительственных тюрьмах.

– Она там, и я это докажу!

Никола понял, что разговор, не первый за последние три дня, зашел в тупик и решил, что пора уходить. Он встал, махнул рукой и направился к двери. У порога оглянулся. Демитр лежал спиной к стене, всем своим видом показывая, что мнение лучшего друга его не интересует. Никола осуждающе покачал головой, открыл дверь и отшатнулся от неожиданности: на пороге стояли двое мужчин. Скорбные лица не предвещали ничего хорошего. Никола перевел взгляд за спины мужчин. Там, во дворе, на строительной тачке лежало тело.

Тяжело ступая, Никола вернулся в комнату, где лежал Демитр. Двое мужчин остались стоять у порога. Никола не помнил, какими словами сообщил Демитру страшную весть, да это было и не важно. Смысл происходящего дошел до Демитра не сразу, а когда дошел, он рванул во двор. Мужчины, оставшиеся у порога, пытались его удержать, но тщетно. Разбросав их в стороны, Демитр упал на колени возле тачки, уткнулся лицом в бездыханное тело жены и горько зарыдал…

– Никола, Никола, да очнешься ты, наконец!

Никола вздрогнул и открыл глаза. Иван стоял возле его стула и тряс товарища за плечо. Увидев, что сознание возвращается к другу, Иван устало опустился на стул.

– Ну и напугал ты меня! Три часа просидел, как окаменевший. Я тебя зову, а ты не отзываешься. Снова был там? – Иван не уточнил, но Никола понял, о чем идет речь.

– Да, я снова был там, во дворе у Демитра, в тот роковой день. Прости, не хотел тебя пугать. – Никола поднялся, дошел до раковины, открыл кран и плеснул холодной воды на лицо.

– Мы теряем драгоценное время. Демитр вернется через час. Что будем делать?

– Надо сказать как есть. Расскажем, чем занимались последние десять лет. Он поймет. – Несмотря на оптимизм в словах, в голосе Николы уверенности не было. – Дадим ему время переварить услышанное, а завтра расскажем про план.

– Чем ты занимался последние десять лет, – с ударением на слове «ты», произнес Иван. – Я лишь предоставлял необходимые средства. Вот почему я считаю, что говорить должен ты.

– Это плохая идея. Забыл, как Демитр оказался в Греции?

– Такое сложно забыть. – Иван невольно улыбнулся, несмотря на всю трагичность, воспоминания о том дне всегда вызывали у него улыбку.

После размолвки с Николой, во время которой Иван заявил, что твердо намерен покинуть Болгарию, с друзьями или без, пошел третий день. Накануне Иван еще надеялся, что друзья одумаются и примут его предложение, но в этот день надежда иссякла. Он упаковал чемоданы, загрузил их в трофейный автомобиль, доставшийся его дяде в качестве оплаты какой-то весьма деликатной услуги болгарскому правительству, о которой он не желал распространяться, и вернулся в дом, чтобы в последний раз пройти по комнатам.

Расставание с домом, за последние десять лет ставшим для Ивана родным, давалось ему с трудом. На улице стремительно темнело, частный самолет, забронированный дядей, ждал Ивана на взлетной полосе аэропорта Пловдива. Вылет был назначен на пять часов утра, но Иван решил выехать заранее. К половине восьмого вечера окончательно стемнело, Иван вышел на улицу, запер дверь и направился к автомобилю. Вставил ключ в замок зажигания, и тут кто-то резким движением распахнул водительскую дверь. Иван вздрогнул и отшатнулся.

– Вижу, ты собрался? – услышал он знакомый голос – это был Никола.

– Черт, ты меня напугал, – выругался Иван.

– Ничего, переживешь, – грубовато ответил Никола. – Скажи, твое предложение еще в силе?

– Ты все же решился? – Как ни старался, Иван не сумел скрыть радости.

– В силе или нет? – повторил Никола.

– Готов взять тебя с собой, – ответил Иван.

– Тогда пошли, – заявил Никола и вытащил друга из машины.

– Что происходит? – растерялся Иван.

– Пойдем, все увидишь. – Никола увлек Ивана за собой.

Они прошли полквартала пешком, и Никола скользнул в кусты, подав знак Ивану следовать за ним. Чертыхаясь, Иван забрался в кусты и там увидел… Демитра. Он лежал на земле. Из одежды на нем были только майка и трусы, ноги оказались босыми.

– Надеюсь, у тебя найдется подходящий гардероб, – виновато глядя на друга, произнес Никола. – Боюсь, в самолет его в таком виде не посадят.

– Что случилось? Он спит? Ты накачал его? – догадался Иван, и, дождавшись когда Никола в знак согласия кивнет, рассмеялся: – Ну, Никола, ты даешь! Я, конечно, сам предлагал тебе придумать способ заставить Демитра ехать с нами, но о таком способе я даже не помышлял! Как тебе вообще такое в голову пришло?

– Станка погибла, – коротко сказал Никола, оборвав смех Ивана. – Пришлось действовать быстро. Помнишь Димо Стефанова, хирурга из отряда? Он сейчас работает в городской больнице. По старой дружбе он дал мне нужное лекарство, даже не спросив, для чего оно мне.

– Станка… как? – тихо спросил Иван.

– Хватит вопросов, пора убираться отсюда.

Вместе они дотащили Демитра до машины, погрузили на заднее сиденье и поехали в аэропорт. Там Ивану пришлось кое-кого подмазать, чтобы получить разрешение погрузить сонного Демитра в частный самолет. За время полета Николе пришлось дважды вводить Демитру снотворное, и только когда друзья прибыли в Афины и частный извозчик довез их до домика в городке Кифисия, Никола смог расслабиться и рассказать Ивану подробности похищения Демитра…

– Мы снова вернулись туда, откуда начали. – Иван беспокойно взглянул на часы. – Быть может, отложить разговор? Завтра у Демитра выходной, дадим ему выспаться, а потом все и выложим?

– Нет, откладывать нельзя. – Никола отрицательно покачал головой. – Они знают, что я получил послание, и ждут ответа.

– Ты сказал: у нас есть неделя, – напомнил Иван.

– Возможно и меньше. – Никола хотел что-то добавить, но передумал. От Ивана это не укрылось.

– Ты что-то не договариваешь? Обстоятельства изменились?

– Прости, я должен был сказать раньше. – Было видно, что Никола смущен.

– Сказать что? – У Ивана возникло плохое предчувствие.

– Я сказал им, что Демитр дал согласие.

– Когда?

– Два месяца назад.

– Проклятье, Никола, о чем ты думал? – Иван сокрушенно покачал головой.

– А что я мог сказать? Десять лет кропотливой работы! Десять лет надежды и ожидания, и вот они приходят и заявляют: для вас есть работа. Настоящая работа! Не набившие оскомину воззвания, которые мне приходится читать сутками напролет, а реальное дело, которое станет поворотным событием в истории Болгарии! Свободная республика, как мы и мечтали когда-то! Ты бы смог устоять?

– Ладно, не горячись. Я тоже устал просто сидеть и ждать. Придется как-то убедить Демитра в том, что наши помыслы чисты.

Следующие полчаса они провели в молчании. Никола готовил ужин, Иван сидел у окна и рассматривал старые семейные альбомы. Просто чтобы убить время. К семи часам вечера пришел Демитр. Быстро разделся в прихожей, вошел в кухню:

– Ну и холодина сегодня. На обратном пути пожалел, что не надел теплый свитер. Похоже, матушка-природа за что-то гневается на греков. – Демитр потер руки, потянулся за чайником. – Кипятком богаты?

– Пять минут назад вскипел. – Никола протянул другу чашку. – Наливай чай, ужин будет готов через десять минут.

– Сегодня ты кошеварил? Это хорошо, а то от Ивановой стряпни у меня изжога. – Демитр шутливо подмигнул Николе.

– Врать ты, Демитр, горазд, – вступил в разговор Иван, откладывая альбомы в сторону. – От моей запеканки тебя за уши не оттащишь.

– Ого, у нашего богатого брата сегодня ностальгическое настроение? – Демитр кивнул на альбомы. – По родным пенатам заскучал?

– Есть немного, – ответил Иван.

– А что это Никола сегодня такой неразговорчивый? – Вопрос был адресован Ивану, но смотрел Демитр на Николу.

– Не обращай внимания, – отмахнулся Иван. – Готовить не хотел, вот и недоволен.

– Неправда. – Никола повернулся к Демитру. – Готовка тут ни при чем. Кое-что случилось, и нам стоит это обсудить.

– Никола! Дай хоть для начала поесть человеку, – возмутился Иван.

– Еда подождет, – заявил Демитр. – Вижу, дело серьезное. Выкладывай, Никола.

– Ты должен кое-что знать про мою работу, – начал Никола.

– Про работу на радиостанции? Что с ней не так?

– Что ты слышал о «Голосе сопротивления в Болгарии»?

– При чем здесь Болгария? – Вопрос Николы застал Демитра врасплох.

– Что ты слышал про «Голос»? – Никола повторил вопрос.

– Нелегальная радиостанция на территории Болгарии, которая транслирует призывы к подрыву и свержению коммунистического правительства. Раньше радиостанция называлась «Горянин», но горян давно уничтожили. Почему ты спрашиваешь?

– Что, если я скажу, что радиостанция ведет трансляцию отсюда, из Греции? – Никола говорил не спеша, давая возможность другу осознать услышанное. – Что, если скажу, что я – главное звено в работе этой радиостанции?

– Здесь? Не может быть! Транслировать передачи на такое расстояние? Да у тебя денег не хватит, чтобы добыть необходимое оборудование. Ни у тебя, ни у Ивана!

– Верно, у нас бы и не хватило. Но есть люди, заинтересованные в том, чтобы справедливость восторжествовала. Они помогают нам в нашей борьбе.

– В какой борьбе, Никола? Опомнись, ты давно не живешь в своей стране! Ты для нее никто, пустое место. – Демитр начал раздражаться. – И не начинай снова свои бесполезные речи о возрождении Народной Республики и прочей ерунде! Не желаю слушать!