Александр Степанов
Виниловый ад

Глава 5

«Дамы и господа, от имени экипажа самолета просим вас посмотреть на мониторы…»

Рамуте слушала инструкции по технике безопасности, смотрела то на монитор, то в иллюминатор и втихаря потягивала через соломинку виски, спрятанное в сумочке.

«Определите расположение ближайшего к вам аварийного выхода. Обратите внимание, что он может находиться позади вашего места…»

Рамуте обернулась.

Позади нее не было аварийного выхода, зато там сидел симпатичный парень. Он посмотрел на ее взволнованное лицо и подмигнул.

– Не любите летать?

– Не очень, – призналась она и сделала еще глоток.

– Не волнуйтесь, все будет хорошо. Я часто летаю, поверьте, нам ничего не грозит.

Она кивнула.

Рамуте не верила словам типа «все будет хорошо», особенно, если произносил их мужчина, особенно, если этот мужчина при всем добавлял еще что-то вроде «уж поверь мне». Но ей понравилась уверенность парня, а еще у него был красивый подбородок и приятная улыбка.

– И лететь недолго. Даже испугаться не успеете.

Рамуте опять кивнула.

«В случае снижения давления в салоне сохраняйте спокойствие и слушайте инструкции экипажа».

Рамуте сглотнула, подняла голову и посмотрела на панель, из которой в случае чего должна вывалиться кислородная маска.

– Ой, блин. Ой, блин…

– Девушка!

Соседка справа, напомаженная дама, недовольно посмотрела на Рамуте и причмокнула.

– Что?

– Держите себя в руках. Будьте так любезны. Вы здесь, кажется, не одна.

– Ой, блин.

Снова вырвалось у Рамуте. Она виновато пожала плечами и кивнула в знак извинения.

Дама еще раз причмокнула и отвернулась, нервно поправляя свою и без того ровно разложенную длинную юбку.

«Да уж. Это называется – приплыли. Точнее – прилетели, – рассуждала Рамуте. – Курить нельзя. Пить нельзя. Материться нельзя. Бояться и паниковать тоже запрещают. И это вы называете цивилизация? Да? В таком случае в задницу всю вашу цивилизацию вместе с ее дурацкими запретами и правилами. И вообще, куда подевались их хваленые демократические ценности? Значит, тем, кто не любит табачный дым, мы услужим, а другим людям… Другие получается нелюди? А вообще, плевать», – продолжила рассуждать Рамуте и еще раз проверила, надежно ли пристегнут ремень. Убедилась, что все закреплено, и закрыла глаза.

Нужно было бы поспать. Отключиться и проснуться уже после приземления.

Но нельзя.

Во-первых, сделать это ей мешал страх полета, не хотелось разбиться и пропустить момент собственной смерти, во-вторых, Рамуте не могла допустить, чтобы все пассажиры услышали, как она закричит, проснувшись от кошмаров.

– Не судьба, – прошептала она и тяжело вздохнула.

Битые полчаса под пристальным присмотром соседки Рамуте сражалась с закладыванием ушей. Широко раскрывала рот, жевала воздух, глотала слюну вместе с виски. Она снова и снова считала до десяти, с завистью смотрела, как соседка кивает головой, плавно погружается в сон. Рамуте боролась с желанием выругаться и судорожно придумывала себе занятие. Как назло, ни книг, ни наушников. Дурацкий журнал с кроссвордами, в котором ей не удалось разгадать ни слова, и смартфон с надоевшей игрой три в ряд. В кармане перед сиденьем были разноцветная брошюрка с правилами безопасности и бумажный пакет на случай рвоты.

«Оригами? Хм. Отлично! Почему бы и нет. Как там нас учили в детстве? – рассуждала она, то разворачивая, то сворачивая коричневый бумажный пакет. – Кажется, так. Согнуть пополам. Потом сюда, перевернуть, пригладить – и получится лодочка! Ну или это журавлик… Или, блин, гадость какая-то вонючая получилась…»

– Девушка!

– Ну что опять? – на этот раз причмокнула Рамуте.

– Будьте так любезны! Можно шуршать как-то потише? Здесь, кажется, люди пытаются поспать.

«Восемь… Девять… Де-е-е-есять», – Рамуте терпеливо досчитала свою успокаивающую считалочку, представляя довольное лицо ненавистного профессора-наставника по контролю над агрессией и гневом.

Выдохнула.

– Простите, – наконец произнесла она и бесшумно вернула пакетик на место.

– Спасибо.

Рамуте провела ладонью перед закрытыми глазами мгновенно уснувшей дамы.

«Вот как у нее так получается? Ничего не боится, гадина. Отключилась и дрыхнет. Может, она бессмертная?»

Спустя мгновение раздался храп. Длинное протяжное «хр-р-р» на каждом выдохе.

«Интересно, – подумала Рамуте. – Если сейчас растолкать напомаженную и попросить ее храпеть тише… Она тоже, как я, извинится? Скажет простите, а потом аккуратно сложит и спрячет свое “хр-р-р” на верхнюю полку?»

Рамуте ткнула в лицо соседке средний палец, практически коснувшись ее носа, и словила на себе пристальный взгляд и улыбку красавчика сзади.

– Что? – она нахмурилась.

Красавчик показал ладонями, мол, ничего-ничего, опять улыбнулся своей шикарной улыбкой и показал большой палец вверх.

Рамуте задумалась.

«Чего это у него такая довольная рожа?»

Она хотела показать красавчику средний палец, но в ответ лишь улыбнулась. У нее родился прекрасный, как тогда ей показалось, замечательный план.

Если не получается победить зло, нужно возглавить, ну или хотя бы сделать его другом. Если отвратительного перелета не избежать, можно постараться сделать его поприятнее.

Тем более у Рамуте никогда не было секса в самолете. На высоте, если верить объявлениям пилота, десять тысяч метров и при температуре за бортом около минус пятидесяти градусов по Цельсию.

– Рами.

Она представилась, подмигнула и протянула ладонь между спинками сидений.

Красавчик оживился.

– Константин.

Он пожал руку.

У него была теплая, крепкая рука, Рамуте это понравилось. Правильного размера пальцы, не дохлые червячки и не раздутые сардельки. Идеальная ладонь. Это было именно то, что сейчас ей нужно: крепкая, уверенная, пропорциональная мужская ладонь, ну и соблазнительная улыбка над волевым подбородком.

Ей не очень нравилось имя Константин. В детстве был у нее знакомый Константин, так он любил намазать себе на лицо кисель, чтобы после с криками: «Я кисельный монстр», бегать как идиот по коридору интерната. По мнению Рамуте, Константин – не лучшее имя для любовника. Но какая, к черту, разница, как будут звать человека, с которым она точно больше никогда не встретится? Тем более все перевешивало: «Какой же он все-таки соблазнительный».

Ее рассуждения о том, как сексуально выглядит Константин без рубашки, грубо прервал женский голос его соседки:

– А я Лиза.

– А?

Рамуте отдернула руку.

Она почему-то забыла, даже не подумала, что красавчик может путешествовать не один.

«И какого черта он сразу не сказал, что летит вместе с “этой”. Придурок, идиот. Как дала бы в глаз».

– Рами, это моя сестра, Лизка, – прокомментировал Константин, заметив растерянность своей новой знакомой. – Моя младшая сестренка.

– А, ясно, – Рамуте протянула и пожала руку сестре. – Тогда мне очень приятно.

– Ты, наверное, решила, что я его жена? – Лизка хихикнула. – Так? Я же права?

Рамуте не ответила.

В любом случае, жена это или не жена, а грандиозный план Рамуте о похотливом осквернении воздушного пространства двумя сексуальными людьми был провален и прекращен, так и не начавшись.

Рамуте не отличалась стеснительностью или скромностью, но на глазах у сестренки приглашать ее красивого старшего братика, с некрасивым именем, уединиться в общественной уборной, это уже перебор.

Она не стала любезничать, продолжать бессмысленную беседу и выяснять, кто из них и с какой целью летит из столицы в тмутаракань. Без лишней деликатности отвернулась к себе и принялась потягивать через соломинку горький напиток обломанного веселья с нотками разочарования.

Спустя еще полчаса ей надоело следить за однотипными облаками, слушать бесконечное напомаженное «хр-р-р» и чертить на стекле иллюминатора закорючки.

Виски почему-то не действовало. Рамуте захотела раскрыть рюкзак и проверить, сколько же она выпила. Расстегнула молнию, наклонила бутылку набок…

– Ой, блин, – она вздрогнула.

Кто-то дотронулся до ее плеча. От неожиданности она чуть не выронила бутылку.

– Прости, Рами.

– А?

Она повернула голову.

Красавчик перегнулся через спинку сиденья и навис над ее ухом.

– Я тебя напугал?

– Немного, – призналась она.

– Еще раз прости. Просто моя сестра уснула, а мне что-то не спится.

– И?

– Вижу, ты тоже не можешь уснуть.

– И?

– Ну не знаю. Может, поболтаем?

– Поболтать? Хм.

Рамуте прищурилась. А почему бы и нет? Ее грандиозная задумка трансформировалась в план «б».

Она подтянула его ухо к себе и прошептала:

– Только не здесь.

Красавчик кивнул.

Парочка проскользнула мимо полудремлющих людей к кабинке туалета в хвосте самолета.

Рамуте много раз летала, но ей никогда не приходилось посещать уборную.

– Мде…

– Да, согласен, не царские хоромы, – подтвердил Константин, закрывая за ними дверь.

Тесная, едва вмещающая в себя одного человека, пластиковая коробка-комнатушка, сверху донизу обклеенная всевозможными бело-красными предупреждающими табличками с правилами пользования унитазом и раковиной.

– Что?

– Говорю, что здесь не царские хоромы, – повторил он громче.

– А…

Не так Рамуте себе представляла свое атмосферное, в прямом и переносном смысле атмосферное, приключение. Шум, заглушающий собственные мысли, и слепящий белый свет, ярче, чем в операционной. И запах…

Утешало лишь то, что красавчик умел целоваться. По-настоящему умел. Делал это именно так, как и пожимал руку: уверенно, дерзко и безошибочно качественно.

Рамуте прогнулась, запрокинула голову и зарылась пальцами в его густые волосы.

– Давай.

– Что? Рами, что ты сказала?

– Давай.

– А, да-да.

Константин суетливо одной рукой расстегивал ее джинсы, другой пытался стащить свои.

– Да-да, давай, не разочаруй, – прошептала она, уверенная, что в таком шуме Константин точно ничего не услышит.

Рамуте развернулась и оперлась локтями о раковину.

– Сейчас-сейчас, – громко произнес Константин. – Уже почти.

Он судорожными руками продолжал неравный бой со своим ремнем.

Рамуте двигала бедрами, постанывала в предвкушении, но ничего не происходило.

«И чего он там возится? Неужели, как истинный Константин, нашел где-то кисель и сейчас мажет им свою рожу?» – промелькнула мысль, и Рамуте обернулась.

Обернулась, посмотрела и едва сдержалась, чтобы не засмеяться.

Константин стоял со спущенными до колен штанами и раздавал пощечины своему повисшему «приятелю».

Он хлестал себя по промежности, с надеждой поглядывая на Рамуте из-под сведенных бровей.

Красавчик больше не улыбался. Его губы были сжаты.

Зато теперь улыбалась Рамуте.

Она не чувствовала ни разочарования, ни огорчения. Только подступающий приступ смеха.

Рамуте застегнула джинсы, села на крышку унитаза и стала наблюдать за потешной картиной.

– Сейчас-сейчас.

Константин без остановки повторял, что сейчас, буквально вот-вот, что-то должно произойти, и энергично теребил свой обмякший несговорчивый орган.

– Не торопись, – хихикнула Рамуте. – Все отлично. Продолжай, мне все нравится.

– Это из-за успокоительного. Понимаешь?

– Ага, – через смех ответила Рамуте. – Я все понимаю.

– Все из-за того дурацкого препарата.

– Угу. Все наверняка из-за него. Ха-ха-ха.

Ну вот, теперь выясняется, что красавчик ко всему еще и трус. На самом деле он боится летать. Напился таблеток и сидел храбрился. «Поверь мне… Я опытный летун. В полете с нами ничего плохого не случится».

– Рамуте! Смотри! У меня почти получилось!

Он радовался, а Рамуте удивленно смотрела. Она не могла понять, чего такого Константин у себя там нащупал, но картинка выглядела все так же неубедительно.

Когда он в очередной раз взмолился: «Ну-у-у-у… Же-е-е-е… Давай!» и звонко шлепнул себя между ног, Рамуте не выдержала, сползла под раковину и в голос захохотала.

В дверь постучали.

– Откройте! Пожалуйста, выйдете.

Константин от этих слов громко охнул, аж присел и замер с членом в руке.

Рамуте еще громче засмеялась.

– Ой, не могу-у-у-у… Ха-ха-ха.

Самолет качнулся, красавчик треснулся об угол, угодил лицом в сверток салфеток и чуть не упал.

– Повторяю, прошу вас выйти.

Тут Константин продемонстрировал, как широко он умеет раскрыть глаза и как быстро он умеет одеваться.

– Вы в порядке? Как вы себя чувствуете? Ответьте. Если вы продолжите молчать, я буду вынуждена открыть дверь самостоятельно.

– Угу, – это все, что смог Константин ответить.

– Я открываю.

Красавчик едва успел застегнуть штаны в тот момент, когда стюардесса открыла дверь.

На груди у девушки висел бейджик с именем Жанна, отчего Рамуте зашлась в повторном приступе смеха.

– Ой… Ой, блин… По имени Жанна… Ой… Не могу. Простите… Ой, блин. Ха-ха-ха…

Последний час полета прошел без приключений.

Самолет, как и обещал горе-секс-машина Константин, без происшествий благополучно совершил посадку.

Рамуте, при всей своей нелюбви к небу, ни разу не пожалела, что полетела этим рейсом.

Пусть ее оштрафовали на полторы тысячи рублей. Пусть сказали, что половой акт в общественном месте, коим также является воздушный транспорт, карается по статье «хулиганство» (Рамуте, чтобы не добивать красавчика, не стала настаивать на том, что по факту этого самого «акта» и не состоялось). Пускай ей вынесли письменное замечание за нарушение общественного порядка. Пусть и секс «на высоте» не случился, пятьдесят оттенков сорвались… Зато она так давно не смеялась от души.

– Сплошные плюсы, – сказала Рамуте, выбирая напиток в кофейном автомате аэропорта и вспоминая своего наставника по контролю над гневом, учившего искать в каждой ситуации положительное.

Теперь она точно знает, что Константин не лучшее имя для ее любовника. А еще теперь она знает, что бортпроводник имеет право, в случае если пассажир занимает туалет дольше пятнадцати минут, открыть дверь своим ключом.

«Вот это, пожалуй, полезная информация. Если в туалете станет плохо, спасут. С этим знанием спокойнее», – решила она и улыбнулась.

– Ну что? Привет, городишко. Соскучился?

«Ну держись, мелкий засранец, твоя Рами вернулась».

Глава 6

На подоконнике стоял горшок с кактусом. Цветок давно не поливали, и, судя по состоянию грунта, жить кактусу оставалось не долго. Наперекор судьбе растение тянулось к свету, направляло свои длинные колючки к потрескавшейся краске старой оконной рамы, за грязным стеклом которой виднелась служебная парковка местного отделения полиции.

– Ладно. Повторяю вопрос еще раз. Зачем. Ты. Отрезал. Женщинам. Язык? А?

Следователь расхаживал между столами от окна к двери, отделяя каждое свое слово шагом, иногда останавливался, нависал над задержанным и кричал ему в ухо требования:

– Молчишь? Садюга!

В кабинете, помимо следователя и подозреваемого, за соседним столом сидел оперативник, который безуспешно пытался пообедать.

– Может, вы все-таки в допросную переместитесь? – запротестовал оперативник, убирая бутерброд обратно в пакет. – Весь аппетит испортили, а у меня всего полчаса.

– А? Отвечай! – следователь проигнорировал просьбу полицейского и продолжил орать на задержанного.

– Это не я, – отвечал подозреваемый.

– Как не ты?

– Не я.

Следователь обернулся к оперативнику:

– Этого Федор задержал?

– Мне почем знать, – хмыкнул оперативник, еще раз взглянул на свой бутерброд с ветчиной и с отвращением покачал головой.

Следователь оперся руками на стол, за которым сидел задержанный, и с сомнением переспросил:

– Ты Подольский?

– Я.

– Анатолий Евгеньевич?

– Да.

– Тогда что ты мне лапшу вешаешь? Не ври мне, скотина, давай рассказывай!

Оперативник надел наушники, включил музыку громче и удовлетворенно кивнул. Теперь, когда он не слышит бесед об отрезанных частях тел, можно спокойно пообедать. Он достал бутерброд и с наслаждением откусил. «Ммм, очень даже неплохо», – отметил он и затолкал в рот сразу половину. Оперативник жевал, улыбался набитым ртом и смотрел, как следователь краснеет и пышет паром, стараясь выбить из задержанного признание.

– Еще раз спрашиваю! Зачем отрезал женщинам язык?

– Вы ошиблись. Я ничего не делал. Вы арестовали не того.

– О, ты бы знал, сколько раз на дню мне приходится слушать эту тупую отговорку. Отвечай, подонок! Зачем?

Следователь ударил кулаком по столу и потянулся за пистолетом.

– Не знаю. Правда, я ничего не знаю. Клянусь, – задержанный увидел пистолет в руке полицейского и чуть не заплакал.

– Говори, подонок, – не унимался следователь. – Зачем ты отрезал своим жертвам языки? Поверь, гад, я же выстрелю! Мне терять нечего…

Он демонстративно снял пистолет с предохранителя и наставил его на Подольского.

«Ого, кажется, экшен начался. Ух. А наше немое индийское кино становится все интереснее и интереснее, – отметил оперативник, наблюдая за разворачивающимися событиями. Он раскачивался на стуле в такт ритмичной музыке. – Вкуснятина. Бутер что надо. В следующий раз надо два, нет, три надо покупать», – решил он и доел бутерброд.

– Это не я. Клянусь. Не стреляйте, умоляю.

Федор остановился у двери. Подслушивать он не собирался, к тому же в этом не было необходимости. Из кабинета кричали так, что было слышно на первом этаже.

Федор открыл дверь и заглянул:

– Молчит?

– Угу. Ни в чем не сознается, мразь, – следователь вытер рукавом лоб и убрал пистолет. – Я не я, и корова не моя. Под дурочка косит.

Федор зашел в кабинет, положил папку на стол.

– Можно тебя на минуточку? – спокойно произнес Федор и кивнул своему коллеге, мол, давай выйдем в коридор.

Они вышли.

– Ты ведь знаешь, кто ведет это дело?

– Да, естественно.

– И кто же?

– Ты.

– Тогда второй вопрос. Почему допрашивают моего подозреваемого без моего ведома?

Следователь отвел взгляд от Федора и скривил снисходительную улыбку.

– Просто помочь хотел.

– Помочь, значит?

– Да. А что такого? Не думал, что ты будешь против.

«Как же. Помочь он хотел, – подумал Федор. – Сам спихнул на меня дело, ожидая глухарь, а когда начало проясняться, он тут как тут. Помощник недоделанный. Решил примазаться. Хитрый, наглый и трусливый. Побоялся вести подозреваемого в допросную, спрятался в кабинете, рассчитывал, наверное, что никто не найдет».

– Вот видишь, ты не думал. А я против.

– Ну ладно. Как скажешь. Против, значит, против.

– Надеюсь, мы друг друга поняли. Так?

– Поняли. Федь, ты меня знаешь, в другой раз я…

– Не надо другого раза.

– Хорошо.

– Надеюсь, что на этом неприятном инциденте тема закрыта.

– Закрыта, – буркнул следователь и пошел в сторону лестницы.

– До свидания.

– Федь, – он остановился и обернулся. – Честно говоря, не ожидал.

– Чего?

– Того, как же ты… Быстро же ты… Эм… Нос задирать научился и ставить себя выше других. Еще год назад мы с тобой, можно сказать, были в одной связке, а ты…

Федор не стал дослушивать, вернулся в кабинет и плотно закрыл за собой дверь.

– Анатолий, – Федор обратился к задержанному и сделал жест оперативнику, чтобы тот оставил их наедине с подозреваемым.

– Ладно, – крикнул оперативник, забыв, что все еще сидит в наушниках. – Все равно обед закончился.

Оперативник вышел из кабинета, сыто икнув при этом и вытирая рот салфеткой.

– Анатолий, добрый день.

– Здравствуйте.

– Послушайте меня. Все указывает на то, что преступления совершили именно вы.

– Но я никого не убивал.

Федор не стал говорить, что тоже считает, что Анатолий не способен провернуть нечто подобное.

– Возможно. Но как объяснить улики? У нас есть неопровержимые доказательства вашей причастности.

– Какие?

– Отпечатки пальцев, кровь…

– Откуда? Я, честное слово, никого не трогал.

– Мы сейчас не станем это обсуждать. Анатолий, скажите, с помощью чего… Кхм… Чем, по-вашему, каким оружием могли быть совершены те порезы?

– Какие?

– На телах жертв.

– Не знаю я. И я никому не отрезал никакие языки. Клянусь. Честное слово, ну поверьте же.

– Где вы познакомились с женщинами?

– Какими еще женщинами? Я живу один. Уже много лет.

– Знаю, Анатолий. Но нам достоверно известно, что вы виделись с жертвами… кхм… виделись с теми женщинами.

– Ну не виделся я ни с кем. Не виделся.

– У них дома обнаружены ваши отпечатки. У одной из жертв на стенках раковины ваша кровь. Как вы это объясните?

– Не знаю, – у Подольского затряслись губы. – Правда, не знаю. Может, поранился на заказе.

– Каком заказе?

– Я работаю на сайте услуг. Работал…

– Каком сайте?

– Муж на час. Люди оставляют заказ. Просят помочь, передвинуть мебель, например, починить кран или проводку.

– Вам знакомы эти женщины?

Федор достал из папки портреты жертв.

– Нет. Не помню. Знаете, сколько заказов было? И мне обычно не до рассматривания лиц. Пришел, там подкрутил, там подпилил, деньги взял и до свидания. Поверьте.

– Анатолий, я хочу вам помочь. Искренне хочу. Без вашего участия я не смогу этого сделать. Вас посадят в тюрьму. Надолго. Понимаете?

Анатолий кивнул.

– Что мне делать?

– Одних ваших слов недостаточно. На вашем месте я бы постарался сотрудничать со следствием.

– Так я же и так все делаю.

– Ладно. У вас есть список выполненных заказов? Где-то ведется учет работ? Может, база на сайте?

– Если я скажу как есть, меня уволят…

– Если не докажете, что убийца не вы, вас посадят.

Анатолий потер лицо.

– Основную часть заказов я принимаю в «темную».

– Это как?

– Звоню клиенту, сообщаю, что берусь за работу. Затем жму на сайте «отмена» и забираю наличными всю сумму. Не делюсь с сайтом. Так пятнадцать процентов с заказа, а так все сто, а иногда еще и чаевые.

Федор вздохнул. Ну не может Анатолий быть тем самым.

– Допустим. Скажите, а у кого еще был доступ к списку ваших контактов?

– А?

– Кто мог знать, в какой день и по какому адресу вы работали? Кто мог хотеть вас подставить?

– Пф. Что? Да никто. Не знаю.

– Анатолий, учитывая тот факт, что вы специалист широкого профиля, не могли бы вы предположить? Предположите, пожалуйста, чем, по-вашему, убийца разлинеивал тела? На данном этапе следствию очень важно выяснить этот факт.

– Что значит «разлинеивал»?

– То и значит. Чертил.

Федор снова развернул папку, достал и показал другие фотографии. Он по очереди демонстрировал подозреваемому снимки женщин, портреты которых Анатолий с другим следователем разглядывали несколько минут назад. Федор раскладывал фотографии на столе и следил за реакцией подозреваемого.

– Какой ужас.

От увиденного Анатолий побледнел.

– Что скажете? Чем резали?

– Совершить такое мог только монстр.

– Анатолий, понимаете, простым ножом такого не сделать. Струной?

– А?

– Резали струной?

На столе перед подозреваемым вперемешку со снимками жертв лежали фотографии, подписанные снизу красным маркером. «Кухня Анатолия», «Кастрюля с испорченными пельменями», «Шкаф», «Новый костюм», «Проигрыватель», «Умывальник» и расчлененные тела женщин.

– Что? Господи, нет. Какой еще струной? Поверьте, я ничего такого не делал. Это сумасшествие какое-то.

– Анатолий, назовите адрес сайта.

– Сайта?

– Сайта фирмы, в которой вы работали. Можете назвать, чтобы мы смогли все проверить?

– Пф. Я не помню.

– Вы не можете вспомнить название фирмы?

– Нет. Я не знаю.

– Издеваетесь?

– А? Что? Простите. Я растерялся, – Подольский потер лицо. – Название конторы? А, ну так по радио рекламу крутят круглыми сутками. Пам-пам, напиши нам… И все такое. С утра до ночи пам-пам. Не слышали?

Федор отошел от стола к окну, включил приемник и посмотрел на засыхающий кактус.

«Нет. Этот точно не тот, кого мы ищем».

Песня доиграла, и началась реклама.

Федор кивнул.

– Это?

– Да.

Федор набрал в стакан воду и полил кактус. Казалось, если наклонить голову, можно будет услышать звуки жадных глотков изможденного цветочка.

Динамик запел мультяшным голосом:

«Пам-пам, сломался кран? Пум-пум, подвинуть диван? Пам-пам, напиши нам. Пум-пубум, мы спешим к вам. Заходите на сайт, интерактивная помощь по дому точка быстро точка недорого точка ру, переходите в раздел регистрации, выбирайте услуги и заказывайте у нас выезд профессионального мастера».

Федор развернул горшок с кактусом другой стороной к солнцу.

– Анатолий, ответьте. Почему вы не удивились нашему появлению в вашей квартире? То, как вы говорили. Мне показалось, вы нас ждали.

– Я написал. Я для нее написал.

Анатолий потер глаза.

– Написал на асфальте… Как он мне посоветовал…

– Что написал?

– А оно… Оно вон…

– Кто вам посоветовал?

– Вон оно как обернулось.

Анатолий побледнел. Застонал, упал на пол, схватился за голову и перекатился на бок.

– Подольский, что с вами? Эй, все хорошо?

Федор подбежал к столу, возле которого лежал подозреваемый. Анатолий не отвечал, его трясло.

– Врача! – крикнул Федор в коридор.

– Я. Я написал на асфальте. Как он сказал… Я все, как сказал. Написал, что люблю ее…

– Кого ее? На каком асфальте? Кто сказал?

Анатолий высморкался и застонал.

– Пионер – всем пример!

– Что? Анатолий, какой еще пионер?

– Взвейтесь кострами синие ночи… Мы… пионеры – дети рабочих.

Анатолий пел через хрип. Он уставился в одну точку – на одну из фотографий, свалившуюся под стол.

– Анатолий. Слышите меня?

– Взвейтесь кострами, синие ночи! – пропел он громче, стал смеяться и бить себя ладонью по лбу.

– Анатолий?

Он пел, бил и повторял через строчку, что он хороший и послушный мальчик, что он хороший, послушный и красивый мальчик и что он добрый мальчик, он обещает учиться на одни пятерки, и он никого не обижает. И он ее не обижает. И он ее любит.

Федор думал, что никогда не дождется врачей. Он не отходил от окна, теребил колючки кактуса, с нетерпением высматривая, когда же приедет скорая. Ему казалось, что уже прошло не меньше года с того момента, как Подольский начал пускать слюни, но прошло всего пятнадцать минут.

– Ну наконец-то. Проходите, – Федор обратился к доктору.

– Что с ним?

– А я откуда знаю? Я проводил допрос, а этот повалился и начал бредить. Песни запел. Припадок какой-то, наверное, – ответил Федор и отошел в сторону, мол, все, теперь это ваша проблема.

– Допрос, значит?

Федор кивнул и нахмурился. Сейчас опять из него сделают крайнего. Он собрал фотографии, забрал папку и вышел из кабинета.

– Следак, подожди.

Федор обернулся.

– Что? Я здесь ни при чем.

– Дверь придержи, пожалуйста.

– А. Ладно.

Федор открыл дверь и стал ждать, когда Подольского вынесут.

– Вот ответь мне, – обратился доктор к Федору. – И что за мода у вас такая пошла? Какого черта вы допросы проводите в кабинете?

– Так вышло.

– Вышло… Каждый раз одно и то же. Вот сейчас сам возьмешь его и со второго этажа потащишь.

– Повторяю, я здесь ни при чем.

– Угу. И выключи уже это радио! Бесит.

Федор подошел к приемнику, выдернул шнур из розетки, вернулся к двери, подпер ее стулом и, не прощаясь, молча ушел.

– Эй, ты куда?

Федор не остановился. Он обернулся и едва слышно произнес:

– Отстаньте. Я здесь ни при чем.