Александр Спектор
Не только про любовь
XIV
Через несколько дней, в коридоре школы, Сергей столкнулся с секретарем райкома комсомола Василием Ивановичем.
– Ось, дивіться! – С наигранным возмущением воскликнул Бедный. – Як щось треба, так він знає, де райком комсомолу. Та як треба рассказать про зустріч з Недремовым, так нету времени. Ну шо, отримав характеристику?
– Извините Василий Иванович, что не зашел. Просто настроение не то.
– Шо ж так?
– Не дали мне характеристику.
– Не може бути! – Удивленно воскликнул Бедный.
– Оказалось, что может.
– А ну, пішли зі мною. – Василий Иванович схватил Сергея за руку и решительно повел его в кабинет директора школы. Кабинет оказался пустой – директор отсутствовал.
– Дуже добре. Никто не буде мешать. – Бедный уселся в директорское кресло.
– Сідай! – Скомандовал он Сергею, указывая на стул возне него, и стал накручивать диск телефона. Послышались долгие гудки, затем, на другом конце, недовольный голос произнес:
– Да.
– Владимир Иванович! Добрый день. Это Бедный.
– Ну здравствуй.
– Владимир Иванович! Я тут на днях присылал к Вам нашего хлопчика. Ему потрібна була характеристика в юридический институт. Але чомусь не дали. Так я хотів узнать…
– Слушай, Бедный, ты зачем там поставлен? – Перебил его раздраженный голос на другом конце. – Ты кого мне прислал? Ты вообще, читал его анкету?
– А шо? Анкета дуже гарна. Из крестьян. Та взагалі – спортсмен, активіст.
– А что у него написано в пятой графе ты видел? Ты что, вообще ничего не соображаешь? – Голос, с раздраженного, перешел на крик. – Комсомол – это верный помощник партии и тебя поставили проводить ее политику. А ты чем там занимаешься? Если ты этого не понимаешь, то тебе не место на такой работе!
Связь работала хорошо, и Сергей мог четко расслышать все, что говорилось на другом конце провода. Ему жалко было смотреть, как менялось выражение лица секретаря, как оно становилось пунцовым, как вся его фигура съеживалась, под градом обвинений и весь он стал напоминать побитую собачонку.
– В общем, так, Бедный. – Подвел итог разговора Недремов. – Еще одна такая ошибка и ты у меня действительно будешь бедный.
Трубка щелкнула. Разговор был закончен.
Василий Иванович, ошарашенный, с покрасневшим потным лицом, продолжал неподвижно сидеть в кресле. Он даже забыл опустить трубку на рычаг телефона, и она начала издавать короткие сигналы. По-видимому, эти сигналы вернули его к реальности и он, наконец, положил трубку на место.
Сергей встал и тронул Бедного за рукав.
– Василий Иванович! Вы уж извините. У Вас из-за меня столько неприятностей. Наверное, не стоило заниматься этим делом. Но спасибо, что попытались. Я, лучше, пойду.
Бедный растеряно посмотрел на Сергея и молча кивнул. Сергей вышел, плотно прикрыв дверь.
***
Все, что он услышал, еще раз убедило его в лживости той идеологии, которую власть так настойчиво пыталась привить народу и в особенности молодому поколению. Коммунисты везде и всегда громогласно заявляли, что в стране все нации равны и национальный вопрос решен. А на самом деле все было не так.
При Сталине сфабриковали «дело врачей», организовали разнузданный шабаш, прикрываясь лозунгом борьбы с «безродными космополитами». И собирались всех евреев выселить в Сибирь. Только смерть Сталина помешала этому.
При Хрущеве начали действовать более хитро. Под видом борьбы с экономическими преступлениями, начались судебные процессы по делу групп расхитителей социалистической собственности. Но во главе каждой группы обязательно назывался еврей. Даже если он не имел никакого отношения к расхитителям или был простой «шестеркой» на побегушках.
Теперь вот, при Брежневе, особо не афишируя, под разными предлогами, просто ограничивают евреям доступ ко многим специальностям и должностям.
Как удивительно и нелогично получается. Среди вождей революции были такие евреи как Свердлов, Зиновьев, Каменев, Троцкий. Даже у Ленина была примесь еврейской крови. А идол и учитель коммунистов – Карл Маркс, их символ и знамя, по национальности еврей. Но эти антисемиты слепо ему поклоняются. Впрочем, миллионы антисемитов в мире поклоняются и другому еврею – Иисусу Христу.
Но к чёрту политиков и религию. Даже, несмотря на искусственные преграды, еврейские таланты умудрялись пробивать себе дорогу и прорастать, как цветы сквозь асфальт. Ученые Ландау, Иоффе, Харитон. Разве они мало сделали для отечественной науки? Про культуру и говорить нечего. Композиторы Рубинштейны Антон и Николай, писатели Бабель, Эренбург, поэты Маршак, Долматовский, Пастернак, художники Левитан, Марк Шагал, кинорежиссеры Эйзенштейн, Ромм.
Все они имели неосторожность родиться в еврейских семьях, но затем, став знаменитыми, превратились в известных русских ученых, писателей, композиторов. Как бы выглядела Советская наука и культура без их участия? Сколько полезного они дали стране. Разве их деятельность не приносила ей моральные, да и материальные дивиденды?
Чем же евреи провинились перед этой властью? Почему из-за антисемитизма они боятся внешних проявлений своего еврейства. Они не носят кипы, меняют свои имена. Этот страх заставляет многих из них дистанцироваться от всего, что может выдать в них евреев. Получается так – евреи принадлежат к племени людей, которых терпят не любя. А они готовы отдавать все силы на благо этой страны только за то, что она их терпит. Терпит, как мачеха терпит нелюбимых чужих детей. Но требует, чтобы они ее любили и перед ней преклонялись.
В детстве, когда Сергей еще не мог отличить правды от лжи, ему внушали, что он живет в лучшей стране мира. Теперь же, реалии жизни очень быстро помогли ему прозреть. Ну что же, подумал он. Если я им не нужен, то и они мне больше не нужны. Буду считать, что с этого момента, мой роман с комсомолом закончен.
Вернувшись домой, он достал свой комсомольский билет и стал аккуратно выдергивать из него страницы, одна за другой. Затем изорвав их в мелкие клочья, выбросил в мусор. Обложку билета ему порвать не удалось – она была сделана из какого-то прочного и гибкого пластика. Тогда он развел небольшой костерок в конце двора у забора, и бросил в него обложку, наблюдая как огонь превращает ее в черную бесформенную вонючую массу.
XV
Придя на тренировку и, спускаясь по ступенькам стадиона на беговые дорожки, Сергей издали заметил Надю. Она лежала на траве возле футбольных ворот, и Дворкина массировала ей ногу. Сергей подошел к ним.
– Привет! Что случилось?
– Привет. – Морщась от боли, сказала Надя. – Мышцу свело. Эстер Львовна пытается сделать мне массаж.
– Какой массаж ты хочешь от старой, больной женщины? Здесь нужны руки посильней. – Дворкина повернулась к Сергею. – Вот ты как раз вовремя. Помоги девушке.
– Ну если девушка не возражает. – Пожал плечами Сергей.
– Девушка не возражает. – Ответила Надя. – Уж очень сильно нога болит.
– Эстер Львовна! – Окликнули Дворкину из сектора для прыжков. – У меня что-то с разбегом не клеится. Посмотрите.
– Иду! – Дворкина встала. – Мышцу больше не напрягай. – Дала она совет Наде. – Побегай босиком по травке пару кругов трусцой и сходи в спортивную поликлинику. Пусть посмотрят – может понадобиться несколько сеансов физиотерапии. – И она направилась к сектору для прыжков.
– Как это случилось? – Спросил Сергей, садясь рядом.
– Видно недостаточно разминалась. А потом резко ускорилась.
– Ну показывай, где болит.
– Вот здесь. Сзади. – Она показала место на бедре. – Там какое-то затвердение образовалось.
Сергей стал осторожно массировать ногу, пытаясь нащупать затвердение.
– Я же просила спортивный массаж, а не эротический. – Рассмеялась она, все еще продолжая морщиться от боли.
В этот момент Сергею удалось нащупать комок зажатой мышцы, и он слегка надавил на него.
– Ай! – Вскрикнула Надя.
– Что? Так больно?
– Нет. Млею от удовольствия. – Она пыталась шутить. – Я же не Гусев. Это по нему можно ходить даже ногами, и он не почувствует. А у меня комплекция другая.
– Я тоже не массажист. Можешь попросить кого-то другого.
– Хочешь отвертеться? Не удастся. Так что продолжай.
– Ну тогда терпи.
– Что я и делаю.
– Кстати. Вечером мама тебя не слишком ругала?
– Ругала? Нет, не ругала. Но от нее ничего не утаишь. Знаешь, что она у меня спросила, когда я вернулась?
– И что же?
– Она так подозрительно улыбнулась и говорит: – «И что это у тебя так глазки светятся? ».
Сергей рассмеялся.
– И что ты ответила?
– Что еще нахожусь под впечатлением от спектакля. А мама говорит, что хотела бы, наконец, тоже посмотреть на этот спектакль, от которого у меня такие впечатления. Так что в следующий раз, тебе придется зайти к нам домой. – Она попыталась улыбнуться. – Как тебе такая перспектива?
– Не могу сказать, что она меня слишком обрадовала. Это – все равно, как идти на экзамен. А вдруг я твоей маме не понравлюсь?
– Не переживай! Я уверена – понравишься. Я ее знаю. Просто она хочет убедиться, что я не связалась с какой-то мрачной личностью.
– А ты уверена, что я не мрачная личность?
– Ты? – Она рассмеялась. – Не смеши меня. Так придешь?
– Делать нечего – приду!
– Отлично! – Обрадовалась она. – По такому случаю у меня даже мышцу отпустило.
– Стало легче? Этот комок уже не прощупывается.
– Да, гораздо легче. Спасибо доктор. – Она встала и потрепала его по волосам. – Пойду, по травке побегаю. А потом в поликлинику.
– Пойти с тобой?
– Зачем тебе пропускать тренировку? Поликлиника рядом со стадионом. Не заблужусь. А мышца при ходьбе не болит.
– Ладно. Если передумаешь, скажи. Я пойду с тобой.
– Не переживай, все будет нормально. – Она сняла кроссовки.
– Вот, держи. – Он протянул ей книгу.
– Что это?
– Сонеты Шекспира. Ты же хотела почитать.
– Конечно! Спасибо тебе. – Она положила книгу рядом с кроссовками и медленно побежала по зеленому футбольному полю.
– Серега! – Валера Митрохин махал ему издали рукой. – Чего сидишь? Пошли на разминку.
– Опаздываешь. – Сергей показал на большие часы на фасаде здания.
– Моя лошадь сегодня не пришла вовремя. – Развел руками Валера.
После тренировки Сергей все же зашел в спортивную поликлинику, надеясь застать там Надю, но ему ответили, что она получила сеанс физиотерапии и уже уехала домой.
XVI
В следующую субботу, изрядно опустошив куст сирени, росший под окном, Сергей стоял перед дверью Надиной квартиры. Ему еще не приходилось бывать в такой ситуации, и он чувствовал какую-то неловкость и неуверенность. Он позвонил. Дверь открыла Надя.
– Ух, ты! Какая красивая сирень! Это мне?
– Извини, тебе будет в следующий раз. Это твоей маме.
– Решил подлизаться? – Рассмеялась она. – Я всегда говорила, что ты льстец! Ну пойдем.
Сергей вошел и в нерешительности остановился в прихожей.
– Мама! – Громко позвала Надя.
– У нас гости, – и повела Сергея в большую комнату.
Её мама, женщина лет сорока пяти, сидящая на диване, отложила газету и поднялась навстречу. Была она невысокого роста с интеллигентной внешностью, седыми волосами и потухшими взглядом. И даже когда она улыбалась лицо ее оставалось печальным. Чувствовалось, что ей в жизни пришлось перенести немало трудностей.
– Познакомьтесь, – сказала Надя. – Это Сергей. А это, моя мама.
– Я догадался. – Улыбнулся Сергей.
– Вера Павловна. – Представилась Надина мама.
– Очень приятно. – Он пожал протянутую ему руку. А это Вам. – И он протянул ей букет сирени.
Она взяла цветы.
– Спасибо. Очень красивый букет.
– А как пахнет. – Добавила Надя, и опустила лицо в сирень. – Обожаю этот запах.
– Вот и поставь их в вазу. – Вера Павловна передала ей цветы.
– Подожди пару минут. – Надя посмотрела на Сергея. – Только поставлю цветы и переоденусь. Я быстро.
Сергей кивнул.
– Присаживайтесь, Сережа. – Предложила Вера Павловна.
– Спасибо. – Сергей сел на диван.
– Как Вам спектакль? Понравился?
– Да, конечно. Актеры играли отлично. Особенно мне понравился Меркуцио. Так здорово произнес свой монолог! И фехтует хорошо. Такое впечатление, что поединки на шпагах им поставил тренер по фехтованию. Да и вообще: красивые декорации, костюмы, парики.
– Парик, грим – это все только помогает талантливому актеру найти свое лицо. Вы понимаете, о чём я говорю? – Спросила Вера Павловна.
– Конечно! Но без таланта никакой грим не поможет.
– Надя рассказала, что Вы хорошо ей переводили.
– Это было несложно.
– А где Вы так хорошо выучили украинский язык? Неужели в школе?
– Я родился в селе. Недалеко от нашего города. Так что украинский был моим первым языком, на котором я начал говорить. Ну а в городе все говорят на русском. Вот и освоил два языка.
– А вот мы все время кочевали. То Дальний Восток, то Казахстан, то Германия. Поэтому у Нади только один язык – русский.
– Это не беда. Весь Союз говорит на русском.
– Вы с Надей вместе тренируетесь? – Сменила тему Вера Павловна.
– Не совсем вместе. У разных тренеров. Летом часто на одном и том же стадионе. А зимой, как правило, в разных спортзалах.
– А Вы давно с Надей знакомы?
– Даже не знаю, как точнее ответить. – Улыбнулся он. – Издалека, на стадионе, видели друг друга давно. А вот познакомились чуть больше месяца тому назад, на соревнованиях в Ялте.
– Да, я так и думала.
– Почему же? – Заинтересовался Сергей.
– Потому что она изменилась, после возвращения оттуда.
– В какую сторону? Худшую или лучшую?
– Ни в ту и ни в другую. Просто изменилась. Я мать. Поэтому сразу почувствовала. Но вам, молодым этого пока не понять. – Она улыбнулась. – Всему свое время. Ваше поколение доживет до нашего возраста – тоже будет хорошо чувствовать своих детей.
– Нам еще надо дожить.
– А куда вы денетесь. Войны, слава богу, нет, и не предвидится. Так что вам всем надо учиться и думать о будущем. Вы, Сережа, будете поступать в этом году?
– Да, конечно.
– И куда, если не секрет?
– Не секрет. Хочу попробовать в наш университет. На исторический.
– А вот Надя хочет в медицинский.
– Да, она мне рассказывала.
– О чем это я тебе рассказывала? – Надя вошла в комнату и услышала последнюю фразу.
– О том, что ты будешь нашим семейным врачом. – Вместо Сергея ответила Вера Павловна.
– Мама! Запасись терпением. Когда еще это будет! – Она повернулась к Сергею. – Сережа! Я готова. Можем идти.
– Только не возвращайся поздно!
– Я помню! Не позже одиннадцати.
– Вера Павловна! – Сергей встал. – Не волнуйтесь, в одиннадцать часов Надя будет дома. Обещаю.
– Сережа, я на Вас надеюсь.
– Все мама. Мы ушли. Пока. – Надя поцеловала маму в щеку и, взяв Сергея за руку, потянула к выходу.
– До свидания, Вера Павловна. – Только и успел сказать Сергей.
Они вышли на лестничную клетку.
– Маму ты поцеловала, а меня забыла? – Шутливо упрекнул он.
– Не завидуй! Маму я поцеловала на прощанье. Когда будем возвращаться, тебе достанется даже в большем количестве. – Так же шутливо ответила она.
– Это точно?
– Беру на себя такое обязательство. – Надя рассмеялась.
На него накатила какая-то волна нежности и подхватив Надю на руки, он стал спускаться по лестнице. Она инстинктивно обхватила его шею руками.
– Отпусти! Сейчас вместе упадем. – Но голос ее был явно довольный.
– Нет, не упадем. – Сергей донес ее до двери парадного и поставил на пол.
– Сумасшедший! Зачем меня нести? – Надя улыбалась. – Я, обычно, сама спускаюсь по лестнице. – Добавила она и лукавые искорки мелькнули в ее глазах.
– Всё обычное, как правило, не запоминается. В памяти остается только необычное. А мне хотелось, чтобы ты это запомнила. – Он обнял ее и поцеловал.
– Как странно, – подумал он, – всего лишь несколько пылких поцелуев могут так все изменить. Ведь его отношения с Надей стали явно иными. Возникла какая-то чудесная близость и понимание.
– Ты, я вижу, решил взять встречные обязательства и сразу приступить к их выполнению, – в ее глазах вновь блеснули знакомые искорки.
– Пока ты начнешь выполнять свои – пройдет еще много времени. Зачем же так долго ждать? – Он улыбнулся.
– Ладно, я не возражаю. – Рассмеялась она. – Только такими темпами мы даже до кинотеатра не доберемся. А мы ведь еще и погулять хотели перед фильмом.
Дойдя до городского парка, раскинувшегося на прибрежных холмах, они прошли сквозь колоннаду центральных ворот и оказались перед дворцом князя Потемкина, построенном почти двести лет назад в стиле строгого классицизма. Теперь в нем размещался городской дворец студентов. На небольшой площади, перед центральным входом, весело играл своими струями декоративный фонтан. Сергей и Надя остановились на некоторое время, охваченные внезапным восторгом, какой овладевает, при виде красоты, лишь теми, кто молод и способен тонко чувствовать.
Затем миновав двор с фонтаном и старинный дворец, они попали в заброшенный сад, разбитый еще по велению Светлейшего князя. Могучие вековые деревья, которым здесь жилось вольнее и спокойнее, чем их собратьям вне сада, вздымали вверх огромные веера сверкающей зеленой листвы – она трепетала под легким ветерком. Птичий беззаботный свист звучал меж их ветвей. Совсем недавно распустились зеленые сердцевидные листья сирени, на тонких ветках качались гроздья нераскрывшихся бутонов, – еще немного и они забрызжут светло-лиловой пеной цветенья. А под ногами у них, расстилался густой изумрудный ковер из молодой травы.
Они вышли из зарослей старого сада и пошли сквозь зеленые аллеи городского парка, весело болтая, смеясь и споря, и держались за руки, и целовались, когда думали, что никто их не видит, а глаза их так и сияли. Радость жизни и упоение любовью неодолимо влекли их друг к другу. Вокруг бушевал месяц май. Весенний воздух пьянил, а чувства били через край. Это был светлый период их жизни, наполненный любовью, как соты медом. Они были молоды и счастливы. И им казалось, что так будет всегда.
После фильма, они, как обычно, возвращались к Надиному дому пешком. Солнце уже садилось, и день затухал. Над крышами разливался ласковый багрянец. Город тонул в алых красках догорающего заката. В сиянии спускающегося вечера стояли окрестные дома, покрытые мягким налетом распустившейся, свежей зелени деревьев. Один за другим, словно на перекличке, зажигались уличные фонари. А в тёплом, наполненном весенними ароматами воздухе, уже ощущалась ночная прохлада.
– Как тебе сонеты Шекспира? Ты их читаешь? – Спросил Сергей.
– Конечно, читаю. Мне нравится. Вот, например:
– Когда меня отправят под арест.
– Без выкупа, залога и отсрочки,
– Не глыба камня, не могильный крест –
– Мне памятником будут эти строчки.
– Тебе это ничего не напоминает? – Надя вопросительно посмотрела на него.
– Наверное, вот это:
– Я памятник себе воздвиг нерукотворный.
– К нему не зарастет народная тропа.
– Я угадал?
– Да. Я тоже об этом подумала. Наши с тобой мысли совпадают.
– Но у Пушкина это звучит более оптимистично.
– Нет, весь я не умру – душа в заветной лире
– Мой прах переживёт, и тленья убежит.
– Все-таки он оптимист и считает, что душа бессмертна. А у Шекспира этого не чувствуется. – Подытожил Сергей.
– Ты веришь в бессмертие душ?
– Хотелось бы. Но нет, не верю. Нас с детства учили быть атеистами.
– Стыдно мне, что я в бога не верил.
– Горько мне, что не верю теперь.
– Есенин! Ты столько стихов знаешь! – Удивилась Надя.
– Так я же с гуманитарным уклоном. – Рассмеялся Сергей – Ты когда-то сама это сказала.
– Да, помню. Это когда мы ночью шли с вокзала. Такая необычная у нас получилась прогулка. Поэтому, наверное, и запомнила.
Ровно в одиннадцать вечера они уже стояли у дверей ее квартиры. Надя еще раз поцеловала Сергея и открыла дверь ключом. Навстречу, из комнаты, вышла Вера Павловна:
– Сережа, я вижу, Вы умеете держать слово. – Одобрительно произнесла она.
– Стараюсь, по мере возможностей. – Улыбнулся он.
– Хотите с нами попить чаю? – Предложила Вера Павловна.
Надя поднялась на цыпочках и прошептала ему на ухо.
– Все! Считай, что ты получил высшую оценку на экзамене.
– Нет, спасибо. Хочу успеть добраться домой, пока еще транспорт не перестал ходить. – Ответил он.
– Помниться мне, Надя недавно вернулась около двенадцати. В это время транспорт уже не ходит. И как Вы тогда добирались домой?
– На одиннадцатом. —Улыбнулся Сергей.
– Разве у нас здесь есть такой маршрут? – Она повернулась Наде.
– Мама! Одиннадцатый – это значит пешком. На своих двоих. – Она рассмеялась.
– Наверное, Вам очень далеко добираться?
– По сравнению с теми сотнями километров, которые я набегаю за месяц, это пустяки.
– Сотни километров. – Удивилась Вера Павловна. – Надя и ты столько пробегаешь за месяц?
Она опять рассмеялась.
– Нет, мама. У меня другая методика тренировок.
– Сережа, – обратилась к нему Вера Павловна. – В таком случае, не буду Вас задерживать. Не хочу, чтоб Вы шли пешком.
– Спокойной ночи Вера Павловна!
– Всего хорошего. – Ответила она.
– Пока. – Надя, из-за маминой спины, послала ему воздушный поцелуй.
– До свидания! – Он улыбнулся, и стал спускаться по лестнице.
