Александр Шевцов (Андреев)
Заметки о воспитании детей (сборник)
© Шевцов А. А., 2013-2019
© Издательство «Роща», 2019
«Я допускаю, что душа приходит в этот мир уже с любовью к тем, кого избрала своими родителями. А это значит, что ребенок любит свою мать еще в утробе…»
из книги А. Шевцова «Записки о способностях»[1]
Материнская любовь[2]
‹…› Присмотритесь, как ведут себя дети, которых действительно любят, но любят разумно? С ними всегда можно договориться, и они не обижаются по пустякам. Дети вообще не обижаются по пустякам. Если ребенок обиделся из-за игрушки, значит, либо эта игрушка была для него чрезвычайно важна, а мама этого не увидела. Либо эта игрушка далеко не первая в череде обид, и она просто переполнила чашу его терпения.
Что значит, что мама не рассмотрела, насколько важна для ребенка эта вещь или постоянно отказывает ему в том, что требует его душа? Означает это именно то, что она его не очень любит. При этом сама мама может считать, что это несправедливо, что она не просто любит, она все делает для своего дитяти! А сбои эти всего лишь от того, что она его не понимает, или он не понимает её…
В это стоит вдуматься. Мама действительно может очень сильно любить своего ребенка, но не понимать. Почему? Потому что она любит его где-то в ином месте, не в том, где пробегает искра их общения. Она знает, что ему действительно нужно, считает его ещё слишком маленьким и глупым, чтобы понимать, как устроена НАСТОЯЩАЯ жизнь, и потому общается с ним заставой. Заставой мазыки называли своеобразное устройство сознания, которое создается, чтобы изображать общение, когда тебе надо подумать о своем. В сказках его называли говорящими слюнями – они знают несколько фраз, которые и произносят, как кажется, к месту…
Ребенок считает, что мать не любит его, и обижается. Мать же обижается на ребенка за то, что он не понимает ее, и обижается зря…
Я не хочу разбирать тот случай, когда мать и в самом деле не любит своего ребенка, все-таки я пишу о материнской любви. Поэтому я описываю ловушку, в которой находятся оба. И похоже, неправа в данном случае мать. И неправа, так сказать, культурно.
Откуда она знает, что нужно ребенку?
Из культуры. Из своего воспитания, из знаний об устройстве мира, о том, что действительно важно и ценно. В общем, из того мировоззрения, которое приняла. А мировоззрение наше, по существу своему, материалистическое и естественнонаучное. Даже если мы не знаем науки, все же мы предпочитаем верить обществу в том, что есть только тела, и главное в жизни – обеспечить их выживание. И вот мать заботится именно о теле ребенка – чтобы он был сыт, обут, одет, получил образование и занял сытое и легкое место, где не придется ломить, как ломит она… Или еще как-то хитро пристроился в жизни, обойдя трудности и не сделав тех ошибок, что делала сама мать или ее знакомые…
А что хочет ребенок?
У него пока еще нет знаний, нет мировоззрения, есть только разум, образ мира и душа, которая пришла в это тело с какими-то своими задачами. И ей нужно для их решения обучиться и обучить тело чему-то, что она пока может достичь только через игры и игрушки. И душа ребенка просит игрушку.
Просит она её вовсе не такую, какая есть в магазине, а такую, какую видит в той магазинной игрушке. Она вполне примет замену, лишь бы только в этой замене было то, что нужно. Эту замену можно сделать дешево, если не хватает денег, надо только понять, что же ребенок ищет.
Я делаю детям луки из ветки и веревки, и они забрасывают покупные пластиковые луки, сверкающие красками и лампочками. Делаю мечи из дощечек и полосок жести, и они предпочитают их покупным… Значит, душе ребенка нужно не то, что в магазине, а то, что ей нужно, что несет больший заряд образности, что больше соответствует её ожиданиям. Это стоит понять, если любишь ребенка.
Но иногда ребенку нужна именно покупная вещь, и именно та вещь. Почему? Каприз? Скорее всего, нет. Его надо расспросить и понять, и выяснится что-нибудь вроде того, что приятелю купили такую вещь, и тот обидел вашего ребенка, унизив его как-то. К примеру, болезненно похваставшись.
Чем? Как кажется, тем, что у него есть такие вещи. Что родители постоянно покупают ему что-то подобное.
Не обольщайтесь и не попадайтесь. Дети воплощаются в разных социальных уровнях, и в каждом оказываются те, кто выше других, кто умудряется обидеть всех, похваставшись тем, чего нет у остальных. Причем, ребенок, стоящий на пограничье уровней и потому могущий гулять с детьми двух сообществ, в одном ощущает унижение, потому что у него вещи беднее, чем у богачей, а в другом этими же своими бедными вещами унижает других детей.
Значит, вопрос не в самих вещах. Дети легко принимают условия своей жизни – просто их мир такой. И находят в каждом мире всю полноту радостей и печалей, которые нужны их душе.
И если вы вдумаетесь, то без сомнения разглядите ответ в словах, которые звучали в любом хвастовстве, которым вас обижали когда-то более успешные товарищи: мне родители купили! Мне папа сделал!
Дети хвастаются не вещами. Они хвастаются любовью, которую получают от родителей. В сущности, тем же хвастаются и женщины, когда рассказывают о подарках, которые делают им мужья или любовники. Подарки с это мера любви и ее знаки.
Значит, обиду ребенка, которому вы не можете купить дорогую вещь, вполне можно излечить, сделав ему нечто, чем он сможет похвастаться в ответ. Лишь бы это было круто по понятиям его сообщества. И это всегда возможно, если вы понимаете своего ребенка. Но иногда нужно плюнуть на сложности жизни и просто купить ему ту вещь, которая спасет его душу от раны. Даже несмотря на сложности с семейным бюджетом.
Скорее всего, после этого его душа вылечится, он поймет, что его не обделяют любовью, и перестанет болезненно откликаться на хвастовство других детей. А что ему!? Его же любят больше!
Итак, любовь матери где-то есть, но она спрятана за мировоззрением. В итоге ребенок может обижаться на маму, что она мало его любит. Однако уже сама эта обида означает, что он знает, как она должна любить. Это возможно только в том случае, если ты знаешь, что мама вообще любит тебя. Любит, ты это видел, а потом вдруг стала любить меньше.
Следовательно, мы все видели материнскую любовь, мы все её знаем, и могли бы составить себе о ней понятие, да вот сложности мировоззрения и культуры мешают…
И все же, попробуйте вспомнить, когда вы однозначно чувствовали, что мама любит вас. Отсеките слои заботы, отсеките её знания, как надо правильно показывать любовь, просто вспоминайте. Просто удерживайте себя, глядящим в сторону любви своей мамы.
И если вы будете упорны, вы прорветесь сквозь свои знания о ней, сквозь ее знания о том, как надо испортить жизнь любимому чаду, и вдруг ясно, будто всегда умели, увидите странное движение в вашу сторону, которое совершает нечто, выходящее из её груди. Оно предшествует всему, что она потом скажет или сделает. И даже тому, на что вы рассердитесь или разозлитесь. Оно до её слов и поступков, как основа, как волна, вызывающая их.
Это движение души.
Оно чисто и просто, но проходит сквозь слои культуры в нашем сознании, сквозь лопоть, как называли это мазыки, и мгновенно искажается, становясь умным и правильным…
И всё же: вы видели движение её души к вам, видели неоднократно.
Его что-то вызывает. Думаю, вы догадались, что.
Сквозь образы миров[3]
Пока ребенок маленький, мама счастлива. И бабушки счастливы. Почему-то младенец считается ими ангелочком. Не иначе как потому, что он дарует им счастье, а подлинное счастье доступно лишь в раю… Но как он дарит мамам и бабушкам счастье? Ведь он вовсе ничего такого не делает, он просто живет, растет, учится быть тем, что этого же самого счастья будет их лишать, когда чуточку подрастет!
Вот это последнее очень важно для понимания. Мамы и бабушки обучают младенца быть тем, чем он станет, пройдя сквозь их руки. И это, во что он превратится, благодаря их усилиям, украдет у них то блаженное состояние, которым они так наслаждались, пока он был бессмысленен и беспомощен. А что он обретет? Способность ходить, брать вещи и есть сам? Этому бабушки и мамы только радуются. Способность говорить? И этому они тоже радуются. Способность думать? Разумность?
Нет, он обретет с их помощью определенное воспитание, которое все убьет. В сущности, он начнет вторить своих родителей и других детей, которые вторят своих родителей, и счастья больше не будет. Следовательно, есть основа, которая прекрасна, как все младенцы, и есть дополнения к ней, своего рода напластования, которые эту красоту убивают вместе со счастьем.
Как эта основа и эти поверхностные слои соотносятся с пониманием?
Ну, то, что в нашей культуре лишнего понимания нет, это я даже рассматривать не буду. Воспитание наших детей их пониманию не учит. Так что, если счастье зависит от понимания, воспитание, принятое в нашем обществе, счастью не способствует.
Но почему женщины так счастливы, пока возятся с младенцами? Разве там есть понимание? Ведь ребенок не может говорить, а значит, он не может высказать себя. К тому же, он, как говорит народ, несмышленыш. Иными словами, он еще не разумен, и сам думать о том, как понять маму или бабушку, не будет и не умеет. Но они счастливы! Может быть, вопрос не в понимании?
В понимании, в понимании!
Счастье – это не только, когда понимают тебя, но и когда понимаешь ты.
Пока ребенок мал, у него нет лишних образов, и количество желаний у него мало. Всего несколько: есть, спать, испражняться, полетать на руках, устранить боль, смотреть на мир… Их все можно перебрать вместе с пальцами рук и перепробовать. И, чаще всего, ты попадаешь в то, что остановит его плач. Ты поняла, он больше не кричит, это счастье!
Пока у дитя нет разума, точнее, лишнего разума, у него нет и лишних образов и лишних желаний. Угадать, что он хочет, гораздо проще, чем понять взрослого ребенка. Это можно сделать простым перебором возможных и привычных действий, для этого не надо думать, достаточно шевелить руками и не лениться. А для недоспавших мамаш, которые во время кормления грудничка находятся в состоянии почти клинического сумасшествия от перегрузок, это единственное, на что они способны.
И главное, не думать и не делать усилия понимания!
Счастье этой поры оказывается не наслаждением от общения с тем, кого понял, а удовольствием от покоя, который можно достичь самыми простыми телесными действиями и усилиями. Они, оказывается, способны заменить понимание, и это счастье! А младенец, которого можно быстро успокоить, перебрав всего пяток нужных телодвижений, – ангелочек!
У опытных женщин этот подход к пониманию ребенка превращается в привычку. Если ребенок чем-то недоволен, его надо накормить, проверить температуру, попоить чаем с вареньем, переодеть, отправить спать… Привычка свыше нам дана, замена счастию она…
Пока потребности младенца так узки и однообразны, этот образец поведения срабатывает, и потому закрепляется. Если женщина рожает не один раз, то он закрепляется из разу в раз и становится главным способом ее общения с детьми.
Но младенец вырос, у него появляются новые интересы, мир, в который он уходит, расширяется, а мамаша остается где-то в том крошечном адско-райском мирке, где она психически разрушена своим счастьем и все не может вырваться из этого потрясения, которым так наслаждалась. Подросший ребенок, который любит маму и верит, что она умная и может помочь ему в любой беде, бежит к ней за советом, а она спрашивает, хорошо ли он питается, и есть ли у него запасные носки…
Ей вовсе не по силам не только помочь ему, но и просто понять это, чужое ей существо. Она глядит на него, а видит тот кошмар, который обрушился на ее девичье сознание, когда он был ангелочком. Она – просто самка, животное, способное лишь плодоносить и вскармливать… И ребенок уходит из дома… С ним уходит и счастье.
Чтобы не жить до самой смерти лишь воспоминаниями о том блаженстве, когда ты понимала своего младенца, надо вернуть себе человеческое состояние. Говоря медицински, послеродовая реабилитация матери должна включать возвращение способности жить общечеловеческими интересами и понимать современных людей. Хотя бы потому, что вашему дитяти придется жить именно среди современных людей.
Конечно, многие матери, обладающие силой духа, и сами проделывают такое возвращение в здоровье. Чаще всего, они изначально не хотят быть биологической машиной продолжения рода и решают рожать ребенка, как бы совершая путешествие в мир материнства, чтобы выполнить свой материнский долг, и чтобы привести в этот мир ту душу, которую должны привести. Но путешествия однажды должны заканчиваться, и такие матери возвращаются к себе, как только долги заплачены.
Но и у них нет определенной культуры или знаний о том, как это делать. Они, как говорится, доходят до такого отношения интуитивно. А нужно, чтобы это было общим пониманием общества. Женщина должна рожать, но она человек, и после родов и всех их тягот должна остаться собой, а не разрушиться до полуживотного состояния.
Значит, надо иметь мечту о том, кем ты хочешь быть сама по себе, помимо своего биологического предназначения, и идти к этому и до родов, чтобы было куда возвращаться после них. Но это не главное для моего исследования.
Главное, что это необходимо, чтобы счастье не уходило из дома.
Те женщины, которые проделывают это неосознанно, просто потому, что обладают очень сильным духом, довольно часто все равно теряют понимание и дружбу со своими детьми. Просто потому, что они оказываются заняты своими чаще всего, творческими делами, и им нет дела до детей. При этом они их очень любят, даже стараются понимать, но не могут.
И это опять означает, что даже у них отсутствуют знания и культура понимания.
Если женщина после родов остается в состоянии самки, которая должна обеспечивать потребности младенца, она не сможет понять подросшего ребенка, и счастья в доме не будет. Если женщина после родов возвращается к своей прежней деятельности и уходит в нее целиком, она опять же не сможет понимать своего ребенка, и счастье в семье – не ее судьба.
После родов и кормления необходимо восстановиться. Не только телесно, но и как личности. И восстанавливаться надо так, чтобы ребенок даже не замечал, что между вами уже совсем не те же самые отношения, когда он был младенцем. Он растет, вместе с ростом его тела растет и его мир. Причем, он растет как пространственно, так и по возможностям. Иначе говоря, в этом мире появляются дополнительные мирки, куда ребенок с удовольствием входит.
Например, песочница – это свой мирок. И двор – это мирок, детский сад, пляж, парк, кружки и секции, школа…Там он учится познавать устройство миров, учится видеть силы. Как силы жизни, так и правящие силы, учится выживать. Это ведь малые миры, в них малы и опасности, и силы, противостоящие ребенку. Маминых сил вполне хватает, чтобы защитить его в случае ошибки. Но вот маминого ума редко хватает, чтобы научить его побеждать в разных мирах. А это для ребенка важнее всего…
Миры, куда входит и будет входить ваш ребенок, настолько малы, что вы даже не сможете туда втиснуться. Просто попробуйте влезть в песочницу или в детский сад. Вам придется проделать над собой какое-то чародейство, наложить заклинание превращения и стать одним из детей либо воспитательницей в саду. Без усилия это невозможно, хотя бы потому, что лично вам вовсе не хочется вдруг сесть в песок и начать лепить из него куличи.
Значит, вам не полететь за своим слётком телесно, и не закрыть его от всех бед своим телом, как бы вы этого не хотели. Вы можете путешествовать по его мирам только душой, а для этого надо понять, что вам доступны лишь образы его миров. Вы можете их создать, наблюдая со стороны, можете, выслушивая его и читая умные книжки. Но без создания этих образов вам его ни понять, ни помочь.
Вот это искусство и должно быть главным в послеродовой реабилитации. Не задерживаться кормящей клухой, а возвращаться в человеческую жизнь, чтобы знать, как она устроена, чтобы иметь средства и возможности, в случае беды, извлечь своего детеныша из того мирка, где он угодил в ловушку, и перекинуть его в иной. И чтобы всегда мочь понять и его, и его задачи. И решить их. Лучше, если не за него.
Но она должна все время быть над его мирами и уметь заглядывать в них, посылая улыбку из-за насыщенных солнечным светом облаков. Для этого надо обладать способностью свободно путешествовать по любым мирам этой Поселенной…
В сущности, чтобы женщине восстановиться после рождения ребенка, когда маятник ее жизни качнулся почти до животного, надо не просто вернуться к человеческой жизни. Ей надо пойти дальше и стать немножко богиней.
О педагогике
О педагогике и детской психологии[4]
«Учась в университете на психологическом факультете, я успела поработать в детском доме, детской психбольнице, детском саду. После университета сама начала создавать, сначала это была Школа развития для малышей, сейчас частный детский сад. И всегда за всей пеной стояла одна задача, понять как развивать детей, что им на самом деле нужно.
Я билась и бьюсь как в ловушках в образах созданных обществом и никак не могу шагнуть за их рамки. Не хватает настоящего более глубокого понимание, а кто такие дети на самом деле? И как им можно помочь?»
Если честно, детская психология проста и прозрачна, но требует решительности. Детей нельзя предавать и нельзя предъявлять требования, противоречащие друг другу. Все должно быть разумно и понятно ребенку, даже если это жестоко. Вот жестокость мира по отношению к телу дети переносят хорошо, как когда-то хорошо переносили телесные наказания. А раздрай в душе им непереносим.
Так требования современного мира строго обратны: нельзя трогать детские тела, зато можно загаживать им души. И это настолько сильно в общественном мнении, что вам просто не переломать себя, чтобы нарушить их. В итоге вся детская психология будет очередной болтологией, которую вы все равно не возьмете. И будете сюсюкать, а потом тайно срывать злобу на своих детях, вместо того, чтобы честно готовить их к трудностям действительного мира…
Человек как предмет воспитания. Ушинский[5]
Наш величайший педагог Константин Дмитриевич Ушинский (1824–1871) прожил недолгую жизнь. Его главный труд «Человек, как предмет воспитания. Опыт педагогической антропологии», который и заложил основы всей русской педагогики, так и не был завершен. С 1862 по 1867 год Ушинский жил в Швейцарии, где изучал постановку образования. Вернувшись в Россию, он с 1868 года успел написать два тома; третий остался незавершенным…
Эта книга содержала в себе не только педагогику, в ней было дано психологическое основание воспитательной работы. Исходя из того, что ученик не сосуд, который надо заполнить, а факел, который следует зажечь, Ушинский очень много ставил на то, чтобы разжечь самостоятельный интерес детей, научить их делать собственное усилие – кстати, усилие по собиранию и направлению внимания. Поэтому он писал книги для самостоятельного детского чтения – «Детский мир», «Родное слово».
Признание, которое труды Ушинского получили после смерти, огромно. Был ли он признан при жизни?… Как бы там ни было, но Ушинский сегодня – признанный основатель «научной педагогики в России». Это заявление не вызовет возражений ни у одного педагога и ни у одного академического психолога, поскольку психология наша все советское время была жестко связана с педагогикой.
И, вероятно, все они подпишутся под словами П. В. Алексеева, который в словаре «Философы России» повторяет вслед за Михаилом Ярошевском о главном труде Ушинского:
«В этой книге, ставшей учебником для поколений русских педагогов, излагались прогрессивные представления о развитии целостной личности под решающим воздействием воспитания и обучения. Полагая, что нравственная детерминация, идущая от общих устоев жизни народа, есть решающая сила в построении специфически человеческого уровня деятельности нервной системы.
Ушинский искал пути естественно-научного обоснования педагогики».
До сих пор, обращаясь в Интернет с вопросом об Ушинском, вы получите примерно следующее:
«Опираясь на материалистическую гносеологию, достижения психологии и физиологии, У. раскрыл особенности умственного развития ребенка. Он исследовал психофизическую природу обучения, дал анализ психологических механизмов внимания, интереса, памяти, воображения, эмоций, воли, мышления, обосновал необходимость их учета и развития в процессе обучения».
Ушинский – материалист, демократ; его педагогика построена на психофизиологии нервной деятельности; из нее же выводятся им и «механизмы» внимания.
Кажется, все, кто пишет о нем, вплоть до самых маститых, либо не читали Ушинского, либо осознанно искажали его.
