Александр Шевцов (Андреев)
Теории внимания
Глава 10. Принять во внимание
У меня остались не разобраны еще несколько примеров из словаря Ожегова: «Привлечь чье-нибудь внимание. Принять во внимание. Уделить внимание кому-нибудь. В центре внимания. Оставить без внимания. Вниманию зрителей! (то есть зрители, обратите внимание)».
Часть примеров кажутся вполне очевидными, другие столь же очевидно непросты. Можно ли считать, что, когда говорят: привлечь чье-нибудь внимание, речь действительно идет о внимании? Как кажется, это бесспорно. Но попробую воссоздать те условия, к которым применимо это выражение.
Итак, речь, безусловно, не о каком-то безадресном выражении. Иначе говоря, в данном случае не говорится о том, чтобы привлечь хоть чье-то внимание, в данном случае рассказывается о попытках привлечь внимание вполне определенного человека. К примеру, ты стоишь в толпе, а мимо проходит колонна, в которой идет твой знакомый. И ты машешь руками, прыгаешь и кричишь, чтобы привлечь его внимание.
А на самом деле ты делаешь это все, чтобы он тебя увидел.
То же самое, только гораздо более сдержанно, ты проделываешь в театре, когда замечаешь своего знакомого в ложе или на балконе. Кричать и прыгать нельзя, но можно смотреть на него и махать ему рукой. И опять же, задача – сделать так, чтобы он тебя увидел.
Другой случай: вы за общим столом, и человек говорит что-то такое, чем может по неведению ранить другого. И тут ты пинаешь его под столом, проливаешь вино или просишь передать тебе блюдо, чтобы он поглядел на тебя и понял те знаки, которые ты собираешься ему подал.
Определенно, что каждый раз мы используем внимание. Но столь же однозначно можно сказать, что мы используем необычное поведение, которое вызывает непроизвольное внимание. Внимание не является в данном случае нашей целью, и мы вовсе не собираемся привлекать внимание. Мы хотим лишь заставить его работать, чтобы с его помощью сделать нечто иное.
Иными словами, этот пример, безусловно, говорит о внимании. Но столь же безусловно он говорит о том, что внимание остается где-то в глубине, используемое, но совершенно непонятное. При таком обращении к вниманию мы подобны дикарям, которые уловили связь между кнопкой на стене и лампочкой под потолком. И потому считают, что умеют пользоваться электричеством…
Предполагаю, что и «вниманию зрителей!», то есть предложение зрителям обратить внимание на то, что сейчас будет сказано, тоже пример использования, но не определения внимания. Для того чтобы содержание объявления могло быть мною использовано, мне придется после восклицания «вниманию зрителей!» какое-то время удерживать свое внимание на том, что дальше будет говориться. Иначе я не ухвачу содержания объявления и не смогу им воспользоваться.
Да, и в этом случае речь идет о внимании. Но действительный смысл этого восклицания: послушайте! И послушайте так, чтобы использовать услышанное. Послушайте и для этого включите внимание, а отнюдь не включите внимание и используйте его.
Иными словами, оба эти примера говорят о внимании, но опосредованно, как об условии какого-то иного действия. Поэтому понять из них, что такое внимание, не легче, чем из предложения хорошо пережевывать пищу, чтобы она лучше переваривалась, что такое пищеварение. И, кстати, очень возможно, что подобное бытовое использование понятия о внимании даже затрудняет понимание внимания, как и уверенность обывателя в том, что тщательное пережевывание пищи облегчает пищеварение, обманывает и не дает понять само пищеварение.
И все же это гораздо более ясные примеры по сравнению с «принять во внимание». Вот тут я понимаю, что не понимаю ничего. Имеет ли этот пример хоть какое-то отношение к вниманию? Или же речь, условно говоря, идет лишь о внимательном лице? А на самом деле требуется лишь выполнить какие-то действия, которые общество или кто-то заинтересованный ожидают от меня?
Что могут потребовать принять во внимание? Вероятно, какие-то обстоятельства или свидетельства, без которых не будет воссоздана полная картина происшествия, а значит, я не смогу произвести точное суждение и вынести верное решение. Просящий принять во внимание и даже требующий и приказывающий это каким-то образом зависит от моей способности составлять полноценную картину чего-то, а потом действовать на основе ее.
Даже преподаватель, требующий от студентов принять во внимание какой-то штрих, понимает, что на экзамене те студенты, которые этот штрих к своему ответу не добавят, вынудят его поставить им плохие оценки. А ему этого не хочется, потому что он, как честный учитель, обязался дать им хорошее образование. И он снимает вину себя тем, что в нужном месте требует обратить внимание или принять во внимание то, что важно.
Но ведь в данном случае можно считать, что преподаватель требует просто запомнить. И это будет верно.
Однако, когда такое же требование высказывает на суде адвокат, он обращается не к памяти, а к образу мира, который объясняет, почему подзащитный совершал те или иные действия или не совершал их. Это не вопрос запоминания, хотя для вынесения суждения судья или присяжные, бесспорно, должны эту деталь запомнить. Но тут обращение не к памяти, а к разуму.
Без «принятия во внимание» они не смогут производить суждения, то есть рассуждать здраво.
Точно так же и учащиеся, если не примут во внимание, к примеру, боковую скорость ветра, не смогут решить физическую задачу о том, как летит стрела. Решать задачи – это думать.
В итоге мы имеем выражение, которое описывает, как использовать внимание, чтобы заставить работать либо память, либо рассудок, либо разум. И похоже, это основное использование внимания. Непонятно только, причем тут внимание вообще! И особенно, как можно в него что-либо принимать?
Чтобы можно было принять во внимание что угодно, хоть образ, внимание должно быть неким пространством и обладать объемом.
Вот если речь идет о том, чтобы обратить внимание, – это привычно. И мы непроизвольно понимаем внимание как некий поток восприятия, то есть что-то вроде луча фонарика наоборот. То есть как луч, не изливающийся из источника света, а вбирающийся в него вместе с воспринятым.
Уже сам по себе образ вбирающегося, а не изливающегося луча, странен. Природа, кажется, не знает подобных примеров, хотя воображение запросто создает подобный образ. Очевидно, он из разряда тех сложных вещей вроде теории относительности, которые редко бывают доступны обитателям нашей планеты. Что не значит, что невозможны условия, в которых подобные лучи существуют. Возможно, это происходит там, где время течет вспять.
Но это если речь идет о луче света. А мы говорим о восприятии, и тут физическая аналогия весьма сомнительна. Тем более что никакой луч из глаза, кажется, не исходит, хотя все знают, что временами наши глаза светятся, и это физика не объяснила. Тем не менее, физически глаз – это воспринимающая поверхность, составленная из множества рецепторов, которые не испускают, а наоборот, вбирают в себя свет, отраженный от предметов.
Что означает, что восприятие – это способность выводить суждения о предметах по тем отблескам, что от них отражаются. Но вот внимание описывается языком именно как некий луч, истекающий из глаз и остальных органов восприятия. Именно поэтому внимание можно обратить или направить на что-то. Действительное ли это описание явления, или же всего лишь иносказание, метафора, дающая лишь самую отдаленную опору для понимания действительного явления?
Как бы там ни было, как только приходит сомнение в том, что понимание внимания как некоего луча весьма сомнительно, становится приемлемым и то, что внимание можно рассматривать как некий пространственный объем, в который можно принимать нечто. Например соображения, обстоятельства, условия. В действительности же – образы и только образы!
И если это станет очевидным, то возникает следующее сомнение: а о внимании ли идет речь, когда мы предлагаем принять во внимание? Образы существуют в той тонкоматериальной среде, которая называется сознанием. Но и в отношении сознания существует привычная культура понимания его как луча осознавания. При этом те же самые люди, которые видят сознание как лампочку, которую можно выключить щелчком выключателя, не задумываясь говорят о содержаниях сознания, о его глубине, о величии образов, хранившихся в сознании художника!
Иными словами, очень похоже, что выражение «принять во внимание» оказалось порождено общим отсутствием некой культуры, относящейся и к сознанию, и к вниманию, и к разуму, и даже к уму. Наблюдая сознание, человек вдруг замечает признаки внимания и приписывает их сознанию. И наоборот. И это закрепляется в речи. Причем чаще всего в научной.
Вот и в данном случае, если вспомнить, что с помощью требования «принять во внимание» говоривший заставил слушавших проделать какие-то действия, которые и были его целью. Иначе говоря, обращение ко вниманию тут вовсе не непосредственное, то есть внимание отнюдь не является главной целью говорящего. Опосредованно через включение внимания он управляет либо памятью, либо разумом слушателей. И добивается своего с их помощью, а не с помощью внимания.
При таком видении происходящего объемность внимания кажется выражением, относящимся все же к сознанию. Иными словами, слушателям предлагается использовать внимание, чтобы принять некое обстоятельство в рассмотрение или рассуждение.
А поскольку рассматривать мы можем только некие образы, например представления, то они определенно пространственны и обладают объемом. Ведь в этих представлениях скрыт образ мира, а значит, глядя в них, человек видит этот мир как вполне определенное пространство, обладающее не просто объемом, а вмещающее в себя и всех участников события, и все обстоятельства!
Имя «внимание» в данном случае явно используется для обозначения некоего рабочего пространства сознания, которое, похоже, без волшебного ключика внимания не открывается и не впускает в себя. Не открывается не в том смысле, что оно как-то заперто, а в том, что если не приложить усилия, новое обстоятельство просто выпадет из осознаваемой части моего сознания и будет утеряно, то есть забыто на время рассуждения.
Чтобы обстоятельство было принято рассуждением и привилось к нему, необходимо усилие, которое и дает внимание.
И если это так, то тут, возможно, речь идет о внимании не как о пространстве или объеме, а как о потоке, вроде того же луча света, состоящего из фотонов, в который можно поместить необходимые образы. И тогда этот луч прорвется сквозь оболочку представления или рассуждения и вложит в них дополнительное «обстоятельство», то есть дополнительный образ, как будто он естественная и живая часть уже имевшихся образов.
В таком случае принять во внимание – это принять в поток некой силы, которая питает нашу способность думать…
Быть может, и так. Но как это проверить?
Глава 11. Уделить внимание
Из примеров, найденных Ожеговым, остались только: «Уделить внимание кому-нибудь. В центре внимания».
Очевидно, что это разные грани русского понятия о внимании, что значит, в этих примерах отразилось разное понимание внимания, и в то же время эти два понимания дополнительны друг к другу. Что значит быть в центре внимания? Относится ли это к вниманию вообще?
Очень даже возможно, что человек, находящийся в центре внимания, вообще не присутствует там, где собрались те, кто поместил его в этот центр. «Вчера мы хорошо посидели всей нашей компашкой у Ивановых, и ты весь вечер был в центре нашего внимания!» Или: «Этот актер постоянно находится в центре внимания нашего журнала, а значит, и его читателей».
Но может оказаться и так, что внимание тут прямое и непосредственное: я вывалился из темноты прямо в освещенный зал и оказался в центре внимания всех собравшихся. Вот тут неожиданное появление человека, которого либо не ожидали, либо, наоборот, ожидали собравшиеся, действительно привлекло внимание всех. И именно наличие какого-то количества тех, кто направляет внимание, создает его «центр».
Несколько иное качество этот «центр» имеет в выражениях вроде «в тот день я, как и полагается имениннику, постоянно находился в центре внимания и детей, и взрослых». Тут очевидно, что дети и взрослые не держали меня постоянно посреди своей толпы, как некую точку, в которую было направлено их внимание. Но, празднуя, они постоянно делали что-то приятное для меня, а значит, они постоянно помнили обо мне и соотносили все происходящее с тем, как это должно отозваться в моей душе.
Очевидно, что для создания «центра» внимания необходимо несколько людей. И само это выражение не означает ничего, кроме некоего качества при оценке внимания. Причем это не качество самого внимания, поскольку от сложения нескольких вниманий никакого сложения не происходит, хотя наши психологи и изобрели понятие «коллективного внимания».
«Коллективное внимание» – это все же не внимание какого-то большого существа по имени «коллектив», а внимания всех тех людей, которые в этот коллектив входят. Впрочем, я имею в виду лишь те обычные состояния сознания, которые описываются исследователями «коллективного внимания», вроде внимания учеников в классе или зрителей в театре. Безусловно, если суметь добиться глубокого слияния сознаний, возможна речь не только об измененном состоянии сознания, но и об измененном состоянии или качестве внимания. Однако возможно ли это в действительности, еще надо исследовать.
Итак, выражение «центр внимания» есть лишь подсказка, что некие действия с вниманием делали одновременно несколько человек. Но что они делали? Что надо сделать с вниманием, чтобы кто-то оказался в его «центре»?
Похоже, именно уделить его.
Это значит, что никакого действительного «центра» у внимания нет. «Центр внимания» – это иносказание, показывающее в отношении внимания, что людей, которые его уделяют, несколько или много, то есть дающее количественную характеристику сообщества людей, в данный миг управляющих вниманием. Это с одной стороны. С другой, это выражение дает еще и пространственную характеристику этого сообщества: эти люди, условно говоря, собрались так, что образовался некий центр или фокус, в котором и собираются лучи их внимания.
Иными словами, «центр внимания» – это вообще не о внимании, а о людях, объединенных определенной деятельностью.
А о внимании только то, что и является этой деятельностью для каждого.
Что это за деятельность?
Очевидно, что когда я внезапно ввалился в комнату, где меня не ждали, у людей, если использовать классическое павловское выражение, принятое у психологов, сработал «ориентировочный рефлекс» – что такое? А если подумать об этом с точки зрения работы разума, то разум этих людей непроизвольно перешел, так сказать, в режим обеспечения выживания и быстро проверил, опасно или не опасно то, что внезапно ворвалось в пространство восприятия.
Именно эту работу и проделывали люди с помощью внимания в том случае, когда «центр внимания» образовался непроизвольно. И внимание здесь, пожалуй, вовсе не уделялось. Оно перескакивало на новый раздражитель само, поскольку предполагалась угроза жизни. И столь же легко и естественно убежало от меня, как только людям стало понятно, что я тут человек случайный.
Но когда внимание уделяла мне на моем дне рождения мама, она, безусловно, делала это не из страха за жизнь. Она обо мне помнила и думала. Она хотела сделать мне приятно и поставила себе такую цель. А разум разложил ее на задачи: как сделать так, чтобы каждое маленькое событие, задуманное для моего дня рождения, включало в себя меня и делало мне приятно.
Мама была очень сильно поглощена решением этой задачи, и ее внимание «уделялось» мне мощным потоком и почти без усилий с ее стороны. Почти как то непроизвольное внимание, что пролили на меня напуганные моим внезапным появлением люди.
И точно то же самое, только в гораздо меньшем размере, делали остальные гости. Некоторые делали это осознанно и намеренно, решая ту же задачу, что и мама, – разыграть каждое событие так, чтобы мне было приятно. Другие забывали обо мне и вспоминали лишь потому, что события строились так, чтобы именно я оказался в «центре внимания», что в данном случае означает, что событие и кто-то из людей приводили к тому, что все были вынуждены посмотреть на меня и даже что-то сделать.
Иными словами, вполне разумные действия вели к тому, что люди сначала вынуждались «обратить внимание» на кого-то определенного, а потом и «уделить ему внимание», что, с очевидностью, не одно и то же.
И это значит, что «уделить внимание» – это вовсе не направить его на кого-то, как это случается с теми, кто непроизвольно оказался в «центре внимания». И это даже не усилие, которым мы заставляем внимание направиться на то, что нам уже неинтересно. Уделить внимание – это сделать какие-то действия после того, как приложил усилие, чтобы внимание направить.
И мы, похоже, снова имеем иносказание: «уделить внимание» – это не выражение, говорящее о внимании. Точнее, внимание тут мелькает где-то в самом начале, когда ты делаешь усилие, чтобы обратить его на нужный предмет. А потом оно не нужно и может плавать где-то в глубинах твоего сознания, пока твои тело и личность делают ожидаемые дела.
Думаю, наиболее подходящий перевод для выражения «уделить внимание» – это «уделить время». Но и это выражение весьма непросто и не однослойно, поскольку никаким временем мы не владеем. Это следующий уровень иносказания, так сказать, иносказание в иносказании: уделить время – значит оторваться от того, чем бы ты хотел заниматься, и заставить себя сделать нечто для другого человека.
Почему и зачем – особые вопросы, которые сейчас не имеют значения. Кратко: потому что твое целеустроение предполагает, что если этого не сделать, твоя жизнь либо ухудшится, либо не улучшится.
Важнее, что «уделить внимание» – это «уделить время», а «уделить время» – это выделить часть сил для работы или услуги другому человеку. Что значит, сделать небольшую петлю на своем пути к той важной цели, ради которой строится твоя жизнь. Но если этого не сделать, то есть не свернуть с прямого пути, в конце которого видится сияющая вершина твоего счастья, то эта самая «прямая дорога жизни» внезапно окажется тупиком, поскольку люди усложнят твою жизнь.
Но это относится к тому, с помощью чего мы, а точнее наш разум, управляет вниманием. А что касается собственно внимания, то, похоже, оно в состоянии управлять силой, если не прямо перераспределяя ее, то уж точно создавая условия для перераспределения. При этом нельзя забывать, что это не просто какая-то физическая сила и не какая-нибудь мистическая сила – это сила жизни, этот тот самый жизненный порыв, о котором когда-то писал Анри Бергсон.
Мы все видим его бурлящим ключом, когда он бьет внутри наших детей. Но как-то теряем с годами и все чаще чувствуем себя уставшими и лишенными сил. И никто не знает, как вернуть эту кипучую силу и охоту жить, хотя все мечтают о возвращении молодости и долголетия. Не через познание ли внимания достигается такая способность?
Глава 12. Направить внимание
Я разобрал языковые примеры использования слова «внимание», собранные Далем, Ушаковым и Ожеговым. Теперь я хотел бы понять те примеры, что приведены в «Словаре русского языка» под редакцией Евгеньевой. Ее определение кажется мне явно неудовлетворительным, но я уже разбирал его ранее. Поэтому сразу перейду к примерам.
Итак:
«Внимание. 1. Сосредоточенность мыслей или зрения, слуха на каком-либо объекте, направленность мысли на что-либо. Направить внимание на что-либо. Слушать со вниманием. Отвлечь внимание противника».
Мне кажется, в отличие от предшественников авторы этой статьи нашли действительные примеры именно внимания. Они, на мой взгляд, не очень соответствуют определению, но зато раскрывают сам предмет.
Направить внимание. Мы действительно умеем «направлять внимание». Это очень точно. Или вообще не имеет отношения к действительности, если окажется, что внимание – это совсем не то, что предполагается в этом определении. Одна из психологических теорий внимания предполагает, что его вообще нет. Что этим именем «внимание» обозначается нечто несуществующее, из-за чего, используя философский язык, происходит гипостазирование, то есть создание несуществующей сущности.
А в действительности внимание – это лишь способ говорить о восприятии. И тогда вопрос оказывается в том, можно ли направлять восприятие? Это кажется очевидным. Мы вполне можем воспринимать нечто избирательно. Но именно это и есть внимание или восприятие со вниманием. Это значит, что сказать «направить внимание» – это все равно что дважды употребить одно и то же слово. Нечто вроде «направить направленное восприятие».
Если восприятие уже направленное, если оно идет со вниманием, то как его еще направлять? Высказывание оказывается безграмотным.
Впрочем, это только в том случае, если внимание действительно не существует. А это весьма сомнительно. И я надеюсь, что когда я доберусь до разбора подобных теорий, это станет вполне очевидным. В таком случае если внимание все же есть, кажется, что его вполне можно направлять, поскольку мы все постоянно делаем нечто подобное в жизни.
Однако вопрос остается. Если я не знаю, что такое внимание, я не могу и быть уверенным в том, что с ним можно делать. Действительно ли я направляю внимание, когда мне кажется, что я это делаю. Или же я с помощью внимания направляю восприятие? А оправданно ли и такое утверждение?
Способно ли внимание направлять восприятие? Или же это дело разума? А внимание занято совсем иными задачами? Оно, безусловно, что-то делает с восприятием. Но что? Направляет его? А зачем? Зачем вниманию направлять восприятие? Если исходить из того, что делает восприятие, то, условно говоря – чтобы с его помощью поглядеть на что-то?
В таком случае внимание использует восприятие как подзорную трубу или лупу для тщательного разглядывания того, что это самое внимание привлекло. Но тогда внимание становится деятелем. А это кажется абсурдным. Внимание, безусловно, некая способность или свойство, но уж никак не тот, кто рассматривает. Внимание – это то, что используется при рассматривании; оно – одно из моих орудий.
Следовательно, внимание не может направлять восприятие. И не может с его помощью разглядывать нечто тщательнее, чем если бы оно разглядывалось без внимания. Но тогда зачем его направлять? И на что его можно направить?
Вот меня заинтересовал странный звук. Я начинаю прислушиваться и делаю это со всем возможным вниманием. Очевидно, что это как раз такой миг, когда я «направляю внимание». Но на что?
На звук? Или же на сам поток восприятия, который поступает через органы слуха в мое сознание? Может ли мое внимание вообще прикасаться к предметам внешнего мира? Или Беркли был прав, и именно во внимании мы имеем пример того, что всегда внутреннее и наружу выйти не может.
Это утверждение соблазнительно, поскольку если бы внимание рассматривало внешние предметы, оно бы действовало вместо органов восприятия и тем сделало бы их ненужными. Исходя из предположения, что природа лишнего не терпит, приходится считать, что каждое мое орудие делает свое дело: восприятие воспринимает, а внимание внимает. И это совсем не одно и то же!
Этот пример тем более важен, что исходно, как вы помните, считалось, что внимает, или внемлет, – это как раз слушает. Точнее, внимательно слушает. Но что слушает, когда мы внемлем, – ухо или внимание?
Очевидно, что, говоря «внемлет», русский язык подчеркивает некое особое качество привычного действия. Внимать – это не просто слушать, не слушать как обычно, а слушать как-то особенно, с некой глубиной и с особым качеством, позволяющим извлечь из услышанного гораздо больше.
Вот эта способность извлекать нечто из услышанного или увиденного, похоже, и есть суть внимания. Внимание не созерцает предметы и явления внешнего мира. Оно извлекает нечто из потока восприятия. А значит, является следующим, так сказать, глубинным уровнем какого-то действия, которое начинается с восприятия. Допускаю, что с познания.
Но познание имеет на выходе знание. Иначе говоря, это действие, осуществляемое соответствующими органами человека, чтобы получить знания. Очевидно, о мире или о себе. И внимание вписано в эту цепочку условных органов или последовательность действий по обработке поступившего. Поступившего куда?
Очевидно, в сознание. То, что воспринято, либо не осознается нами, и тогда из него не рождается знание. Либо осознается, то есть, как прямо звучит в этом слове, превращается в знание. Где-то здесь, между восприятием и осознаванием, и скрывается внимание.
Можно ли его направить на что-то, и если можно, то на что и зачем?
Очень похоже, что направить его можно именно на то, что уже поступило в сознание, но еще не превратилось в знания. А это – впечатления. То есть те самые непосредственные отпечатки, про которые говорили еще Сократ, Платон и Аристотель. Как утверждал Сократ, отпечатки эти, или впечатления, остаются в среде, окружающей душу. Но со временем могут стираться, как следы на песке.
Очевидно, что это было первое описание оперативной памяти, которая до долей секунды измеряла, сколько времени держатся такие не закрепленные в памяти впечатления. Но почему они не закрепляются? Ответа два, и они, условно говоря, разного уровня. Первый: потому что они не перешли в память, не были запомнены. Второй – и он же объясняющий, почему они не запомнились, – потому что на них не было направлено внимание.
Мое понятие о внимании только что позволило вполне естественно употребить выражение «направить внимание». Значит, я ощущаю, что направить внимание действительно возможно. Но до этого такое выражение казалось мне неистинным, а теперь я в нем не сомневаюсь. При этом мое утверждение далеко не доказано и тянет за собой множество вопросов о том, как действительно устроено наше сознание и работа разума. И все же!
И все же определение, как говорится, сферы приложения внимания как потока впечатлений, которые мы получаем от внешнего мира, выглядит чрезвычайно правдоподобным. Ясности оно прибавляет мало, но зато позволяет задуматься о том, чем же в таком случае может быть внимание. Правда, на выходе от такой задумчивости одни вопросы и смутные подозрения.
Если внимание направляется нами на впечатления, которые, по сути, и составляют поток восприятия, поступающий в сознание, чтобы подвергнуться распознаванию, а затем и осознаванию, то что же тут делает внимание? Распознавать полезное или значимое в потоке впечатлений оно не может – оно же не есть распознавание. Обобщенно можно сказать, что это должен делать разум. Но разум делает много дел, поэтому можно сказать и то, что он же и направляет внимание. Однако вряд ли можно сказать, что он и есть внимание. Это моими бытовыми понятиями о разуме и внимании никак не принимается.
Разум зачем-то использует внимание. Понятно, что на поверхностном уровне исследования возможен ответ: разум использует внимание, чтобы не пропустить опасность или нечто полезное. Это очевидно. Пока я воспринимаю со вниманием, я ничего подобного не пропущу. Но стоит мне отвлечься – и готово!
Но что значит отвлечься? Отвлечь внимание? Нет, тут все очевидно: отвлечься – это либо посмотреть на что-то иное, либо подумать о чем-то ином. Это явно означает иное направление восприятия.
Но означает ли это, что внимание механически привязано к восприятию, и непроизвольно окажется именно там, куда я направил восприятие? На первый взгляд, это именно так! В таком случае, внимание – это свойство восприятия. Но если это так, то любое восприятие идет со вниманием. А когда внимание пропадает, то означает это лишь то, что мы не удержали восприятие направленным на один и тот же предмет. Наше восприятие начало бегать, и с ним забегало внимание, что и называется в речи его потерей.
Но восприятие не может бегать. Оно тоже не деятель и не может само себя направлять. Это лишь орудие, используемое разумом. Следовательно, потеря внимания – это лишь перевод восприятия с одного важного для разума предмета на другой. А еще точнее, быстрое перебегание с одного предмета на следующий и далее.
Вот когда мы не в силах удержать восприятие лишь одного предмета, мы и говорим о том, что не можем удержать внимание на чем-то одном. В таком случае, не означает ли внимание некую силу, с помощью которой разум управляет восприятием?
В этом предположении ощущается некая истинность, и в то же время оно противоречит предположению, что внимание извлекает знания из потока впечатлений. Если оно лишь извлекает их, как оно может и удерживать восприятие на чем-то одном? Может ли оно делать это тем, что просто не отпускает нужную струю впечатлений, словно бы прилипнув к ней, прильнув, как томящийся жаждой к поверхности ведра с водой – и это ведро не оторвать, пока он с силой к нему присасывается?
Вопросы, вопросы…
